Супруга с облегчением заверила, что подобные травмы не принципиальны, мелькнули намеки, понятные только им двоим. Обездоленный старший лейтенант Земляков застонал:
— Ты через двадцать минут выходишь?
— Могу чуть ускориться. Если ты в парке страстно пересечься хочешь, так там уже прохожих полно. Советами достанут.
— Догадываюсь. Ну, хоть посидим пять минут на свежем воздухе.
— Тогда выскакиваю.
Старший лейтенант счел утро неформальным по форме одежды и ограничился добавлением к трусам столь же спортивных штанов, куртки и кроссовок. Закинул на плечо совершенно не отягощающий рюкзак. Чувствовать себя легким и отчасти гражданским человеком было приятно. Хотя настроение не особо улучшилось.
— На пробежку, а? — удивились на КПП. — Вы же того… только вернулись.
— Не на пробежку, а на проскочку, — проворчал строгий товарищ Земляков. — И ты, Витков, лучше бы не выпячивал свою излишнюю осведомленность. А то тебя выкрадут коварные шпионы и будут нещадно пытать.
Дежурный сержант неуверенно хохотнул и остался бдить.
Проспект, подземный переход с прошлого раза закономерно не изменились, нога расходилась. Евгений двигался сто раз хоженой дорогой, почти не прихрамывая. Эскалатор на мосту функционировал, и это благо цивилизации было кстати — взъехал не напрягаясь.
Утренняя река за остеклением моста исправно влачила свои не очень чистые столичные воды, парк на другом берегу был полупуст. Никакой войны не чувствовалось. Хотя война была.
Ирина Землякова как раз подходила к размашистой скелетной перголе, которую так любят снимать в музыкальных клипах, репортажах и прочей ерунде. Женька в очередной раз подивился идеальности супруги: стройная, в безупречно идущей ей форме, с коротким — практически уставным — хвостом золотисто-рыжих волос. Этакая военно-изысканная. И главное, умная, понимающая и пунктуальная.
Вот вкус поцелуя чуть подкрашенных губ был каждый раз словно новым, внезапным. И это было дивно.
— В следующий раз ты, балбес, сразу по прибытии сигнализируешь-телефонируешь, — потребовала Иришка, отпуская шею мужа. — Вот как будет можно, так и набираешь. Иначе я тебе такую истерику устрою…
— Да! С придыханием, сверканием глаз и разрыванием блузки на груди, — размечтался старший лейтенант.
— Именно. У меня как раз тот дареный тельник случая ждет. Еще будут пинки и оплеухи. Хватит скалиться. Так как сходили?
Иришка не имела привычки выспрашивать о техническо-служебных деталях, но, поскольку была Отделу не чужая, общий ход событий представляла. К тому же профильные подписки и допуски сержанта Земляковой никто не отменял.
Женька рассказывал о городе с черепичными крышами и мощным ПВО, супруги спускались к реке — оставалось времени минут десять посидеть-пообщаться.
Жена выслушала общие впечатления, и кратко, чисто по-армейски, охарактеризовала итоги операции. Настроение у нее было поганым.
— Так. А здесь что? — с нехорошим предчувствием спросил старший лейтенант.
Иришка села на деревянную ступеньку спускающегося к речной воде настила, глядя на раскинувшийся на противоположной стороне набережной громадный комплекс, где, собственно, и служила, и без выражения сказала:
— Вчерашняя ночная сводка. Майор Филиков.
Женька сел рядом, поудобнее вытянул подбитую проклятым прусским креслом ногу. Помолчал.
— А как же это… они технари, вроде не передовая линия.
— Долетело. Видимо, РС-управляемыми. В сводке без подробностей. Но точно бьют, суки. В группе четверо «трехсотых», двое «двухсотых».
Молчали, глядя на реку. Потом жена сказала:
— Ладно, помянем бойцов в нужное время. Ты не расслабляйся, тебе еще работать и работать. Спать домой пойдешь?
— Нахрена? Только время терять. В Оперативной три свободных дивана и не души. Посплю.
— Вот и давай. И бодрее. Отодвинь всё. Меня перед сном можешь вспомнить. Или у вас там интересные фройляйн мелькали?
— Ну их. Совсем идиотки. Толстомясые.
— Так уж все и толстомясые? Ты, Джогнут, слишком устал и на деле зациклен. Сам знаешь — это ограничивает восприятие, сужает область версий и предположений. А вам очень нужно напрячь фантазию. И вообще увидеть картину в целом, слегка расслабиться. Вот ты из Германии. Где трофеи? Где ковры, картины, саксонский сервиз и горжетка любимой девушке? Ты опытный штабной офицер или зашуганный новобранец?
Штабной офицер хмыкнул:
— Это же не тот год. И потом, я не уверен, что горжетка достойно переживет Прыжок. Наверное, на шкурку чумной крысы будет похоже.
— Жалкие, ничтожные оправдания.
— Это не оправдания, а строго научная правдоподобная версия. А трофеи есть, как без них…
Иришка с изумлением посмотрела на появившуюся из рюкзака бутылку «Блютгерихта № 7».
— Вот ты даешь… Лучше бы за организмом смотрел, чем фрицевское бухло таскать.
— Инстинкт. И потом, это не «бухло», а немецкая легенда. Давай продегустируем.
— Отличная идея. Утро, служба, сержант Землякова является с дивным немецко-фашистским амбрэ. Начальство будет в восторге.
Женька показал пачку жевательной резинки:
— По глотку.
— Что-то наш разврат и распущенность свернули на очень странные рельсы, — справедливо отметила жена, наблюдая за извлечением красивой пробки.
— Да уж, не жизнь, а откровенная жопа. Ладно, отвлечемся на минуту. Ну, за Победу!
Сделали по глотку, потом еще по одному «не чокаясь».
— Верю, что знаменитое вино, но так… бэ! — констатировала Иришка. — Возможно, на вкусовой букет Прыжок повлиял.
— Может. Но, скорее, настроение не то, — старший лейтенант поставил бутылку с густым, кроваво-насыщенным и душистым дерьмом на доски настила. — Пошли. У тебя время только-только доскакать.
— Муж, ты нас не только вконец изнервируешь, но и разоришь! — рассердилась Иришка. — Коллекционная же бутылка. Закупоривай, твоя мама приедет, она на «Авито» такую редкость живо скинет. У них там в волонтерстве каждый рубль в дело идет, а ты ценностями разбрасываешься.
— Туплю, — признал Евгений, закупоривая антиквариат. — Может, в бутылку воды долить и как подлинник сбагрить?
— Ну, разве что если аутентичной германской воды в следующий раз приволочешь. Вау, ну и мысли же у нас….
Старший лейтенант довел жену до места ее службы. Полноценно поцеловал на глазах завистливого КПП — что самого хорошо взбодрило.
— Маньяк! — не без одобрения прошептала супруга. — Колись, что у вас там еще было? Я по глазам вижу.
— Да ничего особенного. Мимолетный элемент рукопашной. А я эту составляющую не очень люблю.
— Ты там без колебаний. Или мы их, или они нас. А уж ракетой, ножами или лопатками — без разницы. Эту истину даже столь нежное создание как я, осознала. Поскольку война.
Иришка убежала — опаздывать она жутко ненавидела. Собственно, у сержанта Земляковой — создания, безусловно, нежного, изящного и прекрасного — стальной стержень имелся. Боевую награду супруга штабника получила за огневой бой на самой плотной городской дистанции.
Размышляя о жене, недостатке времени, войне и загадках немецкой энергетики, старший лейтенант похромал в Отдел. Мысли были невнятные, что и естественно — требовалось часа три, а лучше четыре, поспать. Война и энергетика, конечно, никуда не денутся. Собственно, а что война? В определенном смысле, для кадрового военнослужащего, война никогда не кончается. Таков порядок мироздания. Единственный способ заставить войну тлеть почти безвредно, не унося многие жизни — однозначная и безоговорочная победа в самых важных, ключевых местах. Беда в том, что определить эти самые ключевые места весьма сложно. А может, и нет разницы? Возможно, Кёнигсберг, Клещевка, Зеленый Гай, Пальмира и Мазурские болота — одинаково важны для общей Победы?
Война была здесь. В голове старшего лейтенанта Землякова, в оперотделах штабов по обе стороны проспекта, на юге и западе, на очень дальнем востоке и бесконечном севере. Где рвалась уханьем гаубичных снарядов, шелестела крыльями беспилотников, а где дожидалась, чтобы коварно рвануть в нежданный час. И лучше, чтобы этот час был все-таки жданным и пусть частично, но подготовленным.
Да, стратегом товарищ Земляков себя не считал, философией тоже не очень увлекался. Посему: диван, а потом уйма неотложных дел. И хари сдохших полицаев и гестаповцев сниться старшему лейтенанту не будут. Может, потом когда-нибудь, а сейчас — фиг им. Побеждать нужно, отвлекаться мы не имеем права.
Кстати, портфель нужно выбросить. Провоняет жженой кожей кабинет. А ведь атмосферная и моральная стойкость — немаловажная слагаемая оперативной работы.
[1] Münzplatz — Монетная площадь. Находилась между северными стенами замка и Замковым прудом.
[2] Это река Преголя, но в повествовании именуется старинным и сумрачным тевтонским названием Прегель.
[3] В послевоенное время и ныне это ТЭЦ-1.
[4] Ныне город Правдинск.
[5] Ныне поселки Комсомольский и Светлый. Объект называется ГРЭС-2. Весьма совершенное сооружение, до ВМВ электростанция считалась второй по мощности в Европе и Германии. Была заминирована немцами, но не взорвана — отдельная таинственная история, к сожалению, не вошедшая в данное повествование.
[6] «Blutgericht» — «Кровавый суд» — знаменитый ресторан в историческом антураже, располагавшийся в подвальных помещениях северного крыла замка.
[7] Альфред Франц Фердинанд Роде — известнейший немецкий искусствовед, специалист по янтарю, автор многих научных исследований. На данный момент доктор Роде директор музейных собраний, расположенных в Королевском замке.
[8] Данная улица не сохранилась. Возможно, ее и не было.
[9] Одно из званий младшего рядового состава охранной, пожарной, водной и прочих полиций Германии 40-х годов.
[10] На улице Генерал-Литцманнштрассе 3–7(ныне Советский проспект, 3–5) располагался Главный отдел гестапо «Кёнигсберг» — основной орган полиции и контрразведки на востоке Германии. Хотя в одном здании гестаповцы уже не помещались… Еще один крупный отдел сидел по адресу: Штайндамм 176/а (сейчас район пересечения Ленинского проспекта и улицы Театральной), имелись и иные нехорошие адреса.
[11] 7,63-мм семизарядный пистолет системы Шварцлозе образца 1898 года. Оружие вполне прогрессивной конструкции на момент выпуска, но распространения не получившее. Было изготовлено около 1000 экземпляров.[12] Национал-социалистическая немецкая рабочая партия, она же нацистская-гитлеровская.
[13] А-683 «Ланкастер» — четырехмоторный британский бомбардировщик. Дальность полета с 3178 кг бомбовой нагрузки — 4050 км. 7 человек экипажа, 8 пулеметов.
[14] Нет уверенности, что налет начался именно в 1:00 27 августа. Документальные источники дают разное время. Но результаты авиаудара, безусловно, были очень серьезны, хотя точных сведений по районам и кварталам немного. Дальнейшие события смешали детали налетов.
Глава 1
1. Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях[1]
19 января 1945 года
6 км южнее городка Ауловёнен[2]. 16:45
В перископе[3] раскачивалось, взлетая и падая, светло-серое и пятнисто-серо-белое — небо и земля. Подробности небес и тверди рассмотреть невозможно — обычное дело, когда танк идет на скорости. Лейтенант Терсков знал, что взвод обходит усадьбу слева, имея поставленной задачей выйти северо-западнее и перерезать дорогу. Но сейчас какие-то отдельные строения почему-то угадывались и с другой стороны, а от взвода, собственно, одна командирская «тридцатьчетверка» и оставалась.
Вспышка! У амбара или конюшни, хрен их там поймет…
— Мех, короткая!
Танк дернулся, остановился — опытен мехвод, живо реагирует.
В прицел вплыл провал в тени строений. Там снова блеснуло, задергалось огнем. Пулемет.… По кому бьет — не понять, машина с бортовым «154» попаданий не получала. Но раз бьет, значит, пехота не отстала. А хрен их там разберет… Хорош палить, фрицы…
Выстрел орудия, удар по ушам, откат… тусклого блеска вылетевшей гильзы лейтенант не видит, пытается рассмотреть-разгадать обстановку снаружи. Не-не, не получается: темнеет с каждой секундой, кроме горящего в усадьбе большого дома, ничего особо не разберешь — еще и клочья дыма мешают. Но стоять машине уж точно нельзя.
— Вперед!
Качнулся вперед всей многотонной массой танк, качнулось небо, под левой гусеницей траншея или водоотводная канава — в месиве снега и земли не разберешь. Оживает пулемет стрелка-радиста — короткая, еще…
— Миха, что там?
— Немец… вроде. Я для порядка.
— «Для порядка» он…. Вызывай батальон.
В ТПУ[4] треск и хрип, по рации настойчивое «Книга», «Книга», ответьте, «Десятый» на связи'… В ответ эфир тоже хрипит и трещит, он полон радиоволн и радистов, но только не тех, что нужно…
Вот — кусты, под ними траншея… определенно она, обитаемая, мелькнула белая каска, исчезла…
— Вперед жми! На кусты!
Бьет курсовой пулемет, «154» подминает непонятное бревно, заросли кустов, стоять нельзя…