В преддверии рая

Анализируя условия жизни людей в ячейке, автор рукописи пришел к странному выводу: эта социальная форма в общем устраивает большинство людей. Она в некотором роде и есть воплощение всех чаяний. Она максимально удобна для людей. Условия труда сравнительно легкие, минимальные потребности удовлетворяются. Коллектив защищает своих членов. И если давит на отклоняющихся /на пьяниц, прогульщиков, интриганов/, то вполне справедливо. И именно из таких достоинств ячейки общества вырастают все его недостатки. Последние суть неизбежное зло, сопровождающее добро этого общества.

Далее Ученик мельком задержался на предлагаемых автором методах вычисления степеней бюрократизации, вознаграждения, паразитарности, идеологизации и т. д. Из прилагаемых таблиц было очевидно, что степень бюрократизации растет, что обостряются контрасты в распределении, растут траты на идеологию и аппарат подавления. Из рассуждений автора и таблиц было очевидно, почему увеличивается средний возраст руководителей, почему здесь власть старцев есть неизбежное зло. Ученика поразило утверждения автора, что у нас имеет место коллективная эксплуатация людей, вполне сопоставимая с рабством и крепостничеством. Ученик сначала усомнился, прочитав величину трат на культ Вождя. Но разобрав приводимые данные, не нашел, к чему можно было бы придраться. И ему стало нехорошо на душе. Наше общество — идеологическое не только в смысле огромной роли идеологии, прочитал он в трактате, но и в смысле дороговизны идеологического оформления спектакля жизни и идеологических ритуалов. Мы смеемся над обществом инков или египтян в этом плане, а сами являем собою образец общества еще более страшного с этой точки зрения. Наши идеологические жертвы превосходят все то, что знала история до сих пор. В заключение автор делает вывод: наше общество есть идеологическая, бюрократическая, жандармская, милитаристская, с системой социальных привилегий и т. д. цивилизация. Никаких иллюзий не остается. Мы должны взглянуть правде прямо в глаза.

Рассмотрев условия жизни людей в клеточках, автор показал, почему в обществе в целом как в скоплении огромного числа клеточек возникают возможности для всех тех отрицательных явлений, которые стали очевидными, — для системы привилегий, для бюрократизма, для массовых репрессий и т. д. Именно из удобств жизни в клеточках вырастают неудобства жизни в обществе в целом. И если уж думать о переустройстве общества, то начинать его надо с реформ для внутриклеточной жизни, т. е. с самих основ.

Ученик крайне удивился, узнав из рукописи совершенно очевидный факт, что в нашем обществе отсутствует конкуренция между клеточками. Конкуренция предполагает независимость конкурирующих. У нас же между клеточками имеют место такие отношения взаимной зависимости, что всякая конкуренция исключена. А «соцсоревнование» лишь есть типичная демагогическая и пропагандистская липа.

К этому надо еще вернуться, подумал Ученик, и прочитать внимательнейшим образом. Этот автор не дурак. Интересно, пил он или нет? А каковы его отношения с бабами были? Был ли он женат? Были ли у него дети? Не может быть, чтобы Они /кто Они?/ уничтожили все следы. Что-то осталось. Надо попробовать установить автора. А вдруг он жив? Вдруг ему чем-нибудь помочь удастся?

Потом мы выгребаем из карманов все, что осталось. На закуску уже ничего не остается. Только на конфетки. Он свою долю конфеток кладет в карман. Плевать мне, ребята, на ваши университеты и консерватории, говорит Он. Мне вообще плевать на ваши спектакли. Я живу в своем мире. У меня есть своя система ценностей. Какая же, спрашивает Костя. Хотите, говорит Он, могу показать. Тут недалеко. Пошли?

Мы идем в один из глухих переулочков в районе Арбата. Раньше тут был обычный старый дом. В нем был подвал. В подвале жили люди. Как они жили! Семь семей на площади не более ста квадратных метров. Пол на кухне сгнил. Проступала вода и содержимое канализации. Ребята, сказал Он дорогой, там меня принимают за полковника Органов. На оперативной работе. Им так нравится. Не выдавайте меня. Буду благодарен, если вы изобразите моих подчиненных. Пусть кто-нибудь обмолвится и назовет меня полковником. Идет? Встретили нас в подвале с великой радостью. Два маленьких пацана кинулись к нему на шею, и Он дал им конфеты.И мы почувствовали себя подлецами. И сыграли игру, какую Он просил нас, без всякого усилия. Будем, товарищи, писать письмо по поводу пола, сказал Он. Думаю лучше Ворошилову. Лучше Буденному, сказал пожилой мужчина. Я служил у него. Буденный сейчас делами не занимается, сказала девочка лет пятнадцати. Надо Ворошилову. Потом мы стали разговаривать с жильцами о том о сем, а Он уселся с несколькими энтузиастами сочинять письмо. Жильцы кивали на Него, говорили, что Он — хороший человек, сразу видно — большой начальник, что если бы все там были такие... Наконец, письмо было готово. Я попрошу Вас, товарищ майор, сказал Он Степану, отпечатать эти бумаги на машинке завтра в трех экземплярах. Послезавтра я занесу вам, вы отошлете. Ворошилову одно письмо, а копии одну в райсполком, другую в редакцию газеты «Правда». Поняли? Отошлете по всем правилам отсылки важных бумаг, чтобы документ был.

Потом мы бредем обратно в «Грибоедовку». До закрытия еще полчаса. Еще успеем. Ребята, говорит Он, надо скинуться и отпечатать завтра эти бумажки. Я прошу вас. Потом я подзашибу немного, расквитаюсь. Очень прошу вас. Так надо, вы же сами видите... Видим, говорит Степан, только почему их благодарность должна достаться Органам? Ребята, говорит Он, иначе они ничему не верят, я же знаю. Они верят теперь только Органам. И самому Ему.

Деловая ячейка общества, читал Ученик, расчленяется на более мелкие группы и в конечном счете — на первичные социальные ячейки. Это — сравнительно небольшие группы, в которых индивиды осуществляют свои деловые функции. Такие группы не имеют своей особой бухгалтерии, своего отдела кадров, своей дирекции. Руководит такой группой обычно один человек, часто, с одним или несколькими помощниками, назначенными им самим из числа рядовых членов группы. Это, например, группа или сектор в исследовательском институте, кафедра в учебном заведении, бригада на заводе и т.д. Деловая ячейка дифференцирована в зависимости от условий выполнения деловых задач, а также в зависимости от задач управления людьми при выполнении деловых задач. Социальная ячейка есть минимальная группа людей с точки зрения задач управления. Определяющим при формировании социальных ячеек являются не законы дела, выполняемого людьми. Этот характер социальной ячейки остается скрытым, поскольку тут социальноуправленческая дифференциация общества накладывается на деловую. И разделение их на деловую и социальную требует силы абстракции, ибо реальное разделение тут исключено. Впрочем, на многочисленных примерах фиктивных предприятий и учреждений можно до известной степени в «чистом» виде наблюдать чисто социальное строение общества и преобладающую роль социально-управленческой дифференциации и группировки над деловой. Индивид входит в деловую ячейку общества через социальную, и его положение в обществе определяется этим обстоятельством.

Рядовой гражданин коммунистического общества живет под неусыпным наблюдением и контролем своей первичной социальной ячейки, через которую он добывает средства существования и реализует свои потенции. Если индивид не «выпендривается», ведет себя «как все», коллектив оказывает ему внимание и даже предоставляет защиту. Но основная задача ячейки — помешать человеку выделиться из коллектива, возвыситься над ним, противопоставить себя ему в качестве автономной личности. Случаи, когда коллектив выказывает почтение к какому-то своему члену и возвеличивает его, не противоречат этому правилу, так как это означает признание заурядности /а не превосходства!/ данного члена коллектива, но в особой социально значимой /дозволенной и признанной/ форме. Между прочим, культ Вождей в нашем обществе есть культ ничтожеств, а не выдающихся личностей.

Меры первичных коллективов в отношении тех, кто обнаруживает признаки выделения индивида в качестве личности, весьма ощутимы, хотя они и кажутся для посторонних сущими пустяками. Например, лишение премии или надбавки к зарплате, невключение в очередь на жилье, отказ повысить в должности, выговоры, бойкот, сплетни и т.п . Существенное место в этой системе давления занимают партийные и комсомольские организации, от решения которых судьба членов партии и комсомола, которые суть члены коллектива, зависит роковым образом. В большинстве случаев эти меры достаточны, чтобы «образумить» человека или жестоко расправиться с ним. Если же меры коллектива не дают желаемого эффекта,в силу вступают специально созданные органы подавления, работающие в тесном контакте со всеми прочими формами власти и с первичными коллективами. Ядро,вдохновляющее начало всей системы подавления, образуют Органы Государственной Безопасности /О ГБ/. Они суть лишь отчужденная и обобщенная в масштабах всего общества сила коллектива, направленная против личности.

Наконец-то, подумал Ученик. А я-то уже начал подумывать, будто автор — нормальный, невинно пострадавший правдолюбец. Скучно. Вот так все они начинают с грандиозных . намерений сказать самую глубинную и самую всеобъемлющую истину, а скатываются в конце концов на репрессии, лагеря,психушки. Хотя бы один удержался на грани нормы! Неужели все дело в подавлении? Мы живем себе. Много ли вокруг нас таких случаев репрессий?

Эти свои соображения Ученик высказал Однорукому. У кого что болит, тот о том и говорит, ответил тот. Дело в том, что всякий, кто задумается над свойствами нашего общества, неизбежно придет к этому, ибо это есть самое концентрированное и итоговое выражение сути общества. Конечно, с точки зрения индивидуального сознания. Или индивидуализма, как мы говорим официально. К тому же таких «репрессируемых» не так уж мало. Сколько? Триста миллионов по крайней мере. Я не шучу. Мы все суть репрессированные. Только мы к этому состоянию привыкли. И не стоит над этим ломать голову. Это все пустяки. А я тебе расскажу... между нами, конечно... хотя ты тоже подписку давал... Одним словом, любопытнейшее письмишко. Автор — бывший крупный инженер по строительству убежищ от атомных бомб. Лауреат. Герой труда. В общем, человек заслуженный. Письмо направил в ВСП. Вернее, он его размножил в пятистах /! / экземплярах и разослал всем членам ВСП. Автор пишет, что у нас наряду с обычными убежищами /их — десять разрядов, причем только высшие три разряда дают какие-то мизерные гарантии/ построены особые убежища для высших лиц государства на десять тысяч человек и с запасом всех видов довольствия на пятьдесят лет. Стоимость этих убежищ фантастическая. Но самое главное — они совершенно бессмысленны. И автор подробнейшим образом обосновывает свой тезис. Во-первых, с точки зрения человеческого материала /отбор людей в эти убежища производится так, что туда попадают в основном старые маразматики, холуи, проходимцы и т.п./. Во-вторых, с технической точки зрения /автор указывает пункты, по которым будут накапливаться неконтролируемые последствия; последние приведут к катастрофе; не говоря уж о неизбежных склоках и интригах в среде руководящей верхушки. В-третьих, с земной точки зрения /уцелевшим не гарантирована хорошая встреча на земле, скорее всего их разыщут и казнят как преступников/. Представляешь, львиная доля доходов страны идет на то, чтобы сохранять шкуру никому не нужным маразматикам! Это что, сказал Ученик /ему захотелось блеснуть перед Одноруким своей смелостью и осведомленностью/. Нашему Вождю ежедневно на специальных самолетах возят из южной Африки плоды, продлевающие жизнь. Обходится каждый полет в миллионы. А итог? А ну их в ж..у, сказал Однорукий. Все равно из этого бардака толку не будет.

ОГБ является ясной для всех и, вместе с тем, непонятной никому организацией в Стране. С одной стороны, это есть лишь веточка и орудие аппарата Партии. С другой стороны, — такая веточка, которая по мощности имеет тенденцию превзойти дерево, веточкой которого она является, и такое орудие, которое постоянно стремится превратить в свое орудие весь остальной аппарат Партии. Подчеркиваю, речь идет о тенденции, а не о реальном положении дел. В свое время эта тенденция была доминирующей, и ОГБ были реальной господствующей силой в Стране, подчинившей себе весь аппарат Партии и государственной административной власти. Потом /после «разоблачения культа», в «либеральную» эпоху/ эта позиция ОГБ была нарушена, и им была на довольно длительный период отведена незавидная /хотя и по-прежнему гнусная/ роль. Теперь, судя по всему, мы вступаем снова в период, когда роль ОГБ сильно возрастает. И не исключено, что они еще могут проявить себя еще более роковым образом, чем ранее.

Упомянутое положение ОГБ связано с особенностями структуры и статуса аппарата власти в Стране. Чтобы понять, в чем тут дело, надо принимать во внимание следующее. Первое — различение фактической и номинальной власти и их несовпадение. Примеры такого рода общеизвестны. Например, Вождь Партии незаконно выполняет функции главы государства, вступая в переговоры с главами западных стран и подписывая договоры. В силу закона тенденции власти к сужению круга носителей власти /вплоть до единовластия/ во главе Страны фактически оказывается сравнительно небольшой круг лиц из самых различных органов, слоев, сфер общества /вплоть до близких родственников Вождя, занимающих официально не самые высокие посты/. Естественно, должен сложиться фактический механизм власти, позволяющий правящей группе держать всю Страну. Таким механизмом /тоже естественно/ становятся ОГБ, а их глава входит в правящую группу и становится одним из ближайших подручных Вождя. Второй фактор — дифференциация различных функций единой власти /идейных, административных, представительно-показных, управленческих, социальных/ и воплощение их в различных организациях. Создаются организации, воплощающие в себе и реализующие на деле социальные функции власти. Это и есть аппарат ОГБ и совокупность других организаций, так или иначе подчиненных ему и контактирующих с ним. А в силу особенностей коммунистического общества именно социальная функция власти является доминирующей. Это и есть здесь коммунистическая власть как таковая, в чистом и натуральном виде, как бы ее ни маскировали и какое бы место в системе власти ни отводили ей номинально. Это и есть та самая власть коллектива над индивидом, отчужденная социальными группами общества в силу разделения функции и объединения в масштабах всего общества. Представительно - показная власть, по идее воплощающая общее руководство, оказывается иллюзорно - политической. По самой сути нашего общества здесь реальная власть не может быть открытой и явной. Это очевидно в отношении «выборных» органов власти. Но это имеет силу и в отношении номинального аппарата партийного руководства. Всем хорошо известно, что бесчисленные члены бюро районных, областных, краевых комитетов партии и даже члены центральных комитетов партии суть пустое место, что заправляют всем в этих органах первые секретари, навязываемые сверху и фактически неподконтрольные своим избирателям и прочим членам органов «коллегиального» руководства. Только в некоторых случаях высшее партийное руководство обретает видимость коллективного. Причем, для посторонних остается скрытым тот факт, что оно при этом либо является переходным, либо выступает как фактическое представительство и власть ОГБ. Дело тут не в названиях и не в формально-бюрократических отношениях. Дело в том, подчеркиваю, что социальная власть общества есть власть в собственном смысле слова, что она воплощается в определенной организации и что в данном случае это ее воплощение принимает форму ОГБ. Так что выделение здесь ОГБ в качестве предмета внимания есть просто выделение социальной власти общества в ее техническом исполнении. Это не есть шизофреническая идея, как полагают многие /часто неглупые/ люди. Это есть неизбежное следствие научной абстракции при анализе сложного механизма этого общества. Оставить без внимания ОГБ при анализе коммунистического общества, значит оставить без внимания то, как конкретно осуществляется техника специфической социальной власти общества — власти «мы» над «я».

Он привносил с собой в наши попойки нечто возвышенное, просветленное, даже священное. Когда Он долго не появлялся, мы начинали скучать о Нем. Витя предложил в конце концов выяснить, кто Он такой, где работает или учится, где живет. И как в конце концов Его звать? Степан сказал, что Он типичный трепач, конечно, человек несерьезный, но вроде бы парень свойский. Скорее всего — фронтовик. Похоже, что бывший пилотяга. Они вообще все были пьяницы, бабники и хохмачи. Не то, что мы, танкисты. Костя сказал, что это не играет роли. Подумаешь, фронтовик! Если он не успел попасть на фронт, так значит он неполноценный человек?! У них на курсе власть захватили бывшие фронтовики. А это такая мразь, не приведи господи! Того гляди, сами начнут расстреливать прямо на семинарах. Эдик тоже до фронта не дорос. И не видит в этом ничего преступного. Чудак, сказал Степан, я же не о том. Просто война — это особая жизнь, совсем не такая как сейчас. И отныне люди на много лет будут делиться на переживших и не переживших войну. Делиться не отделом кадров, не по анкетам, а по психологии. Чем же твоя, например, психология отличается от моей, спросил Витя. Пьем мы, вроде, одинаково. И ведем себя, вроде, одинаково. Это так, сказал Степан. Но мы есть основа, а ты —нечто производное, вторичное. Понял? Не будь этой основы, ты пил бы иначе, и выпивка в твоей жизни играла бы другую роль. Ну как бы мне тебе пояснить?... Не надо, сказал Витя, и так все ясно. же не возражаю. Только куда все-таки Он пропал?...

У Него была еще одна страсть: проходные дворы. Теперь проходные дворы в Москве почти исчезли, а тогда их было много. И все они были различные. Каждый их них имел свое индивидуальное лицо. Именно лицо! Мы не знали об этом. Мы не придавали этому значения. Это Он открыл нам московские проходные дворы с их неповторимой таинственностью и неожиданностью. Ребята, говорил Он, вы понятия не имеете о том, какие в Москве проходные дворы! Пойдемте, я вас проведу через такие, что у вас дух захватит. Я открыл двести таких, что каждому из них можно посвятить книгу. Когда я умру, на моей могиле напишите: он не сделал никаких научных и литературных открытий, зато открыл сотню проходных дворов в Москве. Хотя люди скоро забудут о том, что такое вообще двор, тем более — проходной. А жаль!

Грустно, говорит Степан. А ну, двинемся по проходным дворам! Тем маршрутом, как мы шли в последний раз. Кто помнит? Разве запомнишь, говорит Эдик. Мы же поддали тогда, дай боже! А почему ты думаешь, что он был летчиком? Ну, это тривиально, говорит Степан. Помнишь?...

Сегодня будет нам хана, Мы это точно знали. Велели, чтобы ордена Политруку мы сдали. Мы для проформы, не для сна На нарах добирали. Нам было вовсе не до сна, Мы лишь рассвета ждали. И, как ведется с давних пор, Цигарки мы крутили. И всем смертям наперекор Смеялись и хохмили. Пороли несусветный вздор И чуточку грустили. Я отчего-то заскучал, Решил всхрапнуть минутку. Но мой ведущий заворчал, Похоже, будто в шутку: Оно, конечно, наплевать, Что мало кто вернется. Ведь все равно околевать Когда-нибудь придется. Но, рассуждая без прикрас, Живем-то мы один лишь раз, Вторично не придется. Живем-то, братцы, только раз Обидно до печенки, Нас посшибают, а без нас Останутся девчонки... Не велика потеря, вдруг Изрек другой беспечно. Как говорил наш политрук, Нас будут помнить вечно. Скосив насмешливо глаза, Ученый-штурман так сказал: Здесь неуместна скука! Нас выручит наука! К примеру — строят самолет Не боги, а мы сами. Мы ж разбирали пулемет И собирали пулемет С закрытами глазами. А человек — что ероплан, Нисколько не сложнее. А если человек — Иван, Так пулемет сложнее. Наука так уйдет вперед, Что запросто Ивана Она вторично соберет Без всякого изъяна. Тут сам комэск вмешался в спор, Тряхнувши орденами. Все это, братцы, сущий вздор, Скажу я между нами. Простое дело — сотворить Из мяса тела тушу. А ты попробуй повторить Мою хмельную душу! И потому кончай болтать! По экипажам, братцы! Награды, документы сдать! И как чуть-чуть начнет светать, Сигнал ракетой — вылетать! И — будем постараться!

И никакой он не летчик, говорю я. От силы — воздушный стрелок. Или моторист. Наверняка в штрафном был, говорит Костя. Есть некоторые признаки... Словечки такие употребляет...

В Творческий Отдел, говорит «Девица» /та, которая моложе, но толще/, привезли на редкость интересного типа. Выдающийся феномен. С ним даже запретили первичную обработку производить. По профессии — слесарь-водопроводчик. При какой-то домовой конторе.Жуткий пьяница и матершинник. Это обычное дело, говорит Ученик. Все они там... Не в этом суть, говорит Молодая Девица. Это настоящий феномен. Окончил три факультета, не получив ни одного диплома. Знает несколько западных языков. В том числе — португальский. Зачем? Во всяком случае готовит школьников к экзаменам в институты по английскому, французскому и математике. И, представь, весьма успешно. Но и не в этом дело. Главное — он писал кандидатские диссертации... Вы не поверите!... По медицине. И так насобачился, что отличные работы делал. Пара месяцев, и готова работа. И все успешно защищались!... Вот, небось, денег зашибал, говорит Ученик, миллионером стал!... Ерунда, говорит Молодая Девица, только на выпивку. Все деньги забирали себе дельцы, которые устраивали диссертантам публикацию статей, постановку их на защиту и прочие чисто технические вещи. А ему гроши платили. Но знаете, на чем он попался? Жуть! Ему заказали докторскую по микробиологии! Да еще по секретным штучкам, имеющим военное значение. Он попросил, чтобы ему дали кое-какие закрытые материалы.Так он их по пьяной лавочке где-то посеял... Скандал, говорят, ужасающий поднялся. И что с ним теперь, спросил Однорукий. Хотят, вроде, подлечить слегка, говорит Девица, и определить в одну из спецлабораторий. Там таких любят! А по-моему, говорит Однорукий, следовало бы самому рядовому следователю и эксперту изучить ситуацию в той самой области медицины. Наверняка все эти диссертации — сплошное жульничество. Да нет же, говорит Девица. В том-то и дело, что его диссертации — самое приличное в этой области за последние двадцать лет.

Вот, к примеру, простая задачка для упражнений в социальном мышлении. У власти стоит «коллегиальное» руководство, а фактически — два или три человека. Одному из них надо спихнуть двух других и стать единоличным правителем. Почему это нужно — другой вопрос. Важно, что это не просто хочется, а необходимо по независящим от отдельных людей причинам. Не ты их, так они тебя. И речь идет не просто о борьбе внутри тройки, а о борьбе за власть в огромном аппарате, воплощающейся и фокусирующейся в борьбе двух-трех /как правило — маразматиков/ за личную власть /которой они фактически иметь не будут/. Так, напоминаю, одному из них надо захватить единоличную власть. Как это сделать технически? Одними разговорами? Чушь! Устраняемых надо изолировать от своих групп и от прочих членов власти, надо за ними в оба смотреть, а то и уничтожить совсем. Надо организовать давление на прочих членов органа власти, принимающих то или иное решение. Словами их не убедишь. Единственное, что может их убедить, это — угроза отстранения от власти, понижения и даже ликвидации /организовать «инфаркт» ничего не стоит/. Для этого нужны люди. А это — ОГБ.

Реальная власть общества состоит не в том, чтобы ежеминутно отдавать приказы. Она может сделать лишь одно или два дела за большой промежуток времени. Часто — совершенно незаметных дела. Может вообще ничего не делать, — само ее существование есть дело. Подобно тому, как старшина роты, отдающий сотни приказаний в день, не есть командир роты и тем более не командир полка, который вообще может лично не соприкасаться с солдатами. Принятие бутафорской и демагогической конституции Страны и грандиозная шумиха вокруг этого с точки зрения реальной власти есть ничто в сравнении с решением ОГБ объявить одного диссидента американским шпионом и начинать постепенно раздувать в Стране шпиономанию.

ОГБ суть явление в высшей степени в духе законов и обычаев коммунистического общества. С одной стороны, они вполне определенны и образуют строгую организацию, — «аппарат ОГБ». Здесь не играет роли то, что это — типичное коммунистическое учреждение, что работает оно на низком интеллектуальном уровне, халтурно, нелепо, что занято в основном очковтирательством и липовыми делами /имитацией дела/, что сотрудники его — типичные лодыри, хапуги, халтурщики, невежды и т. п. Важно, что это — «аппарат» со всей своей строгой иерархией и рутиной. С другой же стороны, ОГБ суть нечто аморфное и расплывчатое, разлитое повсюду и не локализуемое нигде. Например, в одном учреждении сотрудники дружно клеймят своего коллегу за то, что тот осмелился что-то вякнуть по поводу «мудрости» высших распоряжений, выгоняют с работы и затевают судебное дело. Внешне ОГБ тут не при чем. А между тем это делается ими для них. Упомянутый сотрудник получает два года лагерей строго режима за подделку документов /подправил рецепт на двадцатикопеечное лекарство!/. ОГБ совершенно не при чем, — к ним не придерешься. С этой точки зрения ОГБ суть некий дух общества, разлитый везде и лишь сгущающийся в некоем «аппарате».

Выражение «аппарат ОГБ» в свою очередь двусмысленно. В узком смысле оно охватывает совокупность организаций, профессионально занятых осуществлением социальной власти, и лиц, получающих средства жизни в этих организациях. С этой точки зрения аппарат ОГБ сопоставим с аппаратом Партии /тоже в узком смысле слова/ и аппаратом Правительства. В широком смысле слова аппарат ОГБ охватывает огромную армию добровольных и принудительных осведомителей, экспертов, советников, особых отделов в учреждениях и т.д., а также воспитание всего населения в таком духе, что оно становится послушным телом ОГБ, их естественным продолжением и завершением. Гражданин Страны, отказывающийся так или иначе сотрудничать с ОГБ, является здесь настолько редким исключением, что его можно вообще не принимать во внимание. Такой человек самим фактом отказа ставит себя в такое положение, что с ним обращаются как с фактическим или потенциальным врагом общества. С этой точки зрения ОГБ суть организация всего населения Страны, которая фактически накладывает свою печать на организацию населения по линии партийной и комсомольской /и всякой иной социальной жизни/. Если нужно, например, группу людей послать на окраину Страны на временную или постоянную работу, то эта группа еше может оспаривать решение партийных или комсомольских органов, но никогда не будет спорить с ОГБ.

ОГБ суть неполитическая организация населения в систему господства и подчинения, на деле воплощающая идею об отмирании политической власти на высшей стадии коммунизма. Аппарат Партии и Правительства не в состоянии справиться с социальным управлением Страной без аппарата ОГБ. Недавняя вспышка оппозиционных настроений и диссидентства была обусловлена в значительной мере тем, что руки ОГБ были основательно связаны, и партийные власти мешали им отправлять их функции естественным образом. Аппарат же ОГБ вполне способен решить эту задачу управления и без представительного аппарата Партии, который все более вырождается в средство удовлетворения корысти и тщеславия. Между прочим, фактически работающий аппарат партийного руководства почти поголовно состоит из сотрудников ОГБ, так что лишь вывески различные /впрочем, тут вывески прячут/. Если допустить на минуту,что исчезла представительная и «выборная» власть и «выборный» партийный аппарат, то общество все равно будет функционировать почти или совсем нормально /многие считают — лучше!/, если сохранится система ОГБ. Но если рухнет последняя, начнется хаос и развал, и никакая заседающая на собраниях партийная и «светская» власть не спасет дело. Нормальная жизнь этого общества просто немыслима без ОГБ.

представился как Главный Могильщик Страны. Новенький, спросил мужчина. Сразу видно по выражению лица. Как? Вы еще способны удивляться. А мы эту способность давно утратили. Вы вот наверняка хотите спросить, что это за должность — Главный Могильщик. Так ведь? Насчет главного я малость загнул, признаюсь. Я всего лишь младший сотрудник сектора некрологов в отделе... А, это не играет роли! Зато я — действительно работающий сотрудник. И уникальный, между прочим. Я держу в памяти десять тысяч некрологов на высших лиц Страны, постоянно их корректирую, исключаю ненужные, включаю новые и т.д. Картотека на покойников, удивился Ученик. Зачем это? На каких покойников? На живых! На покойников мы уже не держим, выбрасываем. Как на живых, изумился Ученик. Неужели вы не знали об этом, в свою очередь удивился собеседник. Вы, молодой человек, пришелец из космоса. Или иностранный агент. На всех высших лиц Партии и Правительства, выдающихся деятелей культуры и военачальников, известных Героев Труда и спортсменов и т.д. заранее /на всякий случай/ заготавливают некрологи. Эти некрологи утверждаются на соответствующем уровне, корректируются со временем, устанавливаются лица, подписывающие некрологи, и места публикации, в общем — все до мельчайших деталей заранее утрясается. Например, некрологи на Народных артистов и маршалов утверждаются на заседаниях Политбюро ВСП. Тут, брат, целая система разработана. Это на высшем уровне. Некрологи рангом пониже рассматриваются и утверждаются на уровне республиканских ВСП, краевых и областных комитетов Партии и т.д. Мы делаем это на высшем уровне. И в этом деле я — фигура номер один. И представьте себе, за двадцать лет — ни одной промашки. Говорят, мы — самая точно работающая контора в Стране. Была одна промашка, да и то не по моей вине. Помните, умер композитор Ш.? Тогда некролог задержали на сутки: надо было слово «великий» заменить на «гениальный», а без решения Политбюро нельзя было... Ну, я вас, кажется, заговорил. Если заинтересуетесь, заходите. Это в голубом корпусе. Вы из хранилища? О! С вашим допуском к нам можно входить свободно. Пока!

Считается, что основная функция ОГБ — разведка и контрразведка, борьба с шпионами и диверсантами и т.д. Конечно, эту функцию ОГБ отчасти выполняют. Но основная функция ОГБ — держать в страхе и повиновении население, предупреждать и искоренять возникновение враждебных строю настроений, действий, организаций, людей, пресекать всякие попытки нарушения коммунистической монолитности Страны. В функции ОГБ входит также ограничение аппетитов власть имущих, поскольку привилегированные и правящие слои имеют постоянно действующую тенденцию перерождения в гангстерскую мафию, — т.е. предохранения строя от угроз не только снизу, но и сверху, со стороны самих хозяев общества. Это-жизненно важный и глубокий орган самосохранения и самоупрочения коммунистического общества. Он может менять названия, формальный статус, структуру, состав, численность и т.п. Он может на время как будто бы исчезать совсем. Но он не может изменить свою суть. И при подходящих условиях он молниеносно разрастается, обретает чудовищную мощь, проникает во все стороны жизни общества.

Не случайно поэтому лояльность всякого гражданина по отношению к обществу здесь выступает в конце концов как сотрудничество с ОГБ, а всякое инакомыслие и оппозиционная деятельность /здесь инакомыслие есть вид оппозиции/ немедленно ставят дерзнувшего на это лицом к лицу с ОГБ как с его могущественным личным врагом. Конфликт с обществом здесь с необходимостью перерастает в конфликт с ОГБ. И если конфликт индивида с его окружением не дозрел до конфликта с ОГБ, значит, он еще не дозрел до конфликта с обществом.

Жить тогда было трудно. Стипендия грошовая. Естественно, приходилось подрабатывать. Мы со Степаном разнюхали было теплое местечко — вахтерами во внутренней охране в одном министерстве. Сутки дежурить, причем пост — трехсменный, двое отдыхать. Лучше не придумаешь. Зарплата маленькая, зато форма бесплатная. И какой-то паек за копейки, т.е. фактически бесплатно. Но нас не взяли, когда узнали, что я — старшим лейтенантом был, а Степан — капитаном. Пришлось идти на разгрузку вагонов с картошкой. Вкалывали мы тут до умопомрачения, а получали пустяки: бригадир обирал нас самым бессовестным образом. Потом мы устроились копать ямы под деревья, — Москву начали усиленно озеленять. Тут было терпимо. Но лавочка эта скоро лопнула, все наше начальство посадили. Мы еле отвертелись. Наконец, мы нашли роскошную работу — на археологических раскопках в Зарядье. На все лето. Платили хорошо. Плюс премиальные — за ценные находки. Плюс — повышенная плата за аккордную работу, главным образом — за откачивание воды из раскопов после дождей. Работали весело. Он оказался великим выдумщиком. Однажды Он не поленился придти ночью к соседнему раскопу, аккуратно выкопал глубокую ямку вплоть до материкового слоя и закопал туда медаль «За отвагу». И заделал так, что не подкопаешься. На другой день группа во главе с самим Р., руководителем экспедиции, докопалась до материка и ... обнаружила там медаль. Надо было видеть выражение лица Р.! Челюсть отвисла от удивления до самых коленок. Услышав вопли в соседнем раскопе, мы бросились туда. Р. все еще стоял с идиотским выражением лица и с медалью на ладонях. Кто-то сказал, что русский народ храбро сражался с захватчиками еще задолго до татаро-монгольского нашествия. Потом нас собрали, и Р. прочитал нам длинную и нУдную лекцию о важности..., научной честности... и т.п. Мы не понимали,в чем,дело и глупо переглядывались: а мы-то, мол, при чем тут. Лишь несколько месяцев спустя Он сознался.

И наговорились мы за это лето до одурения. И во всех беседах Он был заводной. Во всяком случае, о чем бы мы ни говорили, разговор принимал всегда особое направление, когда вмешивался Он. Так, однажды Р. стал рассказывать о том, что скоро Зарядье снесут, стену Китайгорода тоже снесут, и тут будет сооружено высотное здание. Ну и идиоты, сказал по этому поводу Он. Во-первых, с чисто архитектурной точки зрения это глупо. Нельзя около Кремля строить высокие здания. А во-вторых, мы уничтожаем свою историю, а потом будем ее измышлять. А народ с фальшивой историей, это уже не народ, а, извиняюсь, г...о. В другой раз разговорились о том, как жить, чтобы... Это не проблема, сказал Он.Можно жить, не работая в официальном смысле слова, т.е. не прикрепляясь ни к какому учреждению. За три месяца вполне можно заработать на жизнь на весь год на работах такого рода, как эта. Прожить можно на... /Он назвал такую сумму, что мы рассмеялись, но Он привел тривиальный рассчет, и мы «заткнулись»/. Конечно, никакой роскоши при этом иметь не будешь. И карьера не получится. Зато при этом ты будешь свободен от всяческих эмоций и устремлений, без которых невозможна наша официальная жизнь. Не нужно унижаться перед начальством и раболепствовать перед ним. Не нужно восхвалять высокопоставленных кретинов. Не нужно испытывать насилия со стороны сослуживцев. Тратиться на полированные шкафы, дорогие тряпки, ковры и т.п. В общем, при этом ты всегда свободен, весел, спокоен. А милиция, спросил кто-то. А семья? А дети? Ну, это все пустяки, сказал Он. С милицией всегда можно договориться. Без семьи можно обойтись, в крайнем случае можно найти подходящую пару. Правда, женщины более склонны к обрастанию вещами и заботами. Но бывают исключения... Самая трудная проблема при этом — выпивка. Бросить пьянство, конечно, никак нельзя. Но умеючи можно и тут на гроши выкрутиться. А главное, друзья мои, надо верить. Верить! Во что? В кого? Во что угодно и в кого угодно, только не в эту... вы понимаете, что я имею ввиду... только не в эту мразь. Есть у меня один знакомый. Он думает по сему поводу так:

Безнадежно измотанный, В пыль и грязь упаду. Задыхаясь блевотиной, Где приткнуться найду. Где-нибудь за помойкою... И не пробуя встать, То, что начал за стойкою, Тут продолжу роптать. Объясни же мне, Боже, Без научных основ, Ты покинул за что же Своих верных сынов? Может, к нам обернешься? Может, души отдашь? Извини! Надерешься, Так в башке сразу блажь. Появися ты с нами, Я б тревоги забыл. Я б своими слезами Твои ноги омыл. Я бы в светлые ризы И мерзавцев одел. Я б любые капризы Их в молитвах воспел. Я б сознался, что верую. В чем угодно виня, Самой страшною мерою Пусть карают меня.

Ну и так далее в том же духе. Дурак твой знакомый, говорит Эдик. Что хорошего в такой жизни? Современный человек должен иметь отдельную койку, а то и свою комнату, чистые простыни, приличную одежду. Ходить в музеи, театры, Мир видеть. В мире так много прекрасного. Природа. Города. И есть надо прилично. Вина тоже хорошие употреблять не грешно. Нынешний спорт и то стоит времени и средств. А ты проповедуешь убожество и нищету. Знаешь, кому такая идеология выгодна? Начальству. Хапугам. Карьеристам. Жуликам. Нам — жить на помойке. А им — наслаждаться в прекрасных квартирах, в особняках, на дачах, на курортах. Нет, мне такой способ жизни не подходит. Я хочу жить по-человечески. И без твоего дурацкого бога. Я предпочитаю верить... В Партию и Правительство, спросил Костя. В самого себя, сказал Эдик. В свои силы. Между прочим,осенью я собираюсь подавать заявление в кандидаты в Партию. Уже согласовано. Как там согласно твоей религии? Можно мне позволить это или нет? Это твое дело, сказал Он. Я же никаких общественных организаций не признаю. Я даже не член профсоюза. А если заболеешь, спросил Костя. А по моей системе болеть нельзя, сказал Он. То есть как это нельзя, удивился Эдик. А вот так, сказал Он. Зачем болеть? Это вовсе ни к чему. Как ты считаешь? Вопрос застал меня врасплох, я мямлю что-то невразумительное, все смеются... Видите ли, говорит Он задумчиво, есть такая славная штука — свобода. Она, пожалуй, стоит комнаты, квартиры, дачи, машины, курорта. Но все эти штучки, говорит Эдик, не мешают свободе. Скорее наоборот. Вряд ли, говорит Он. Это ты сейчас так говоришь, поскольку только начинаешь свой путь к этим штучкам. Погоди, пройдешь немного, сам поймешь, что они у нас несовместимы со свободой. Точнее, путь к ним предполагает добровольный и свободный отказ от свободы. Эти штучки приобретаются дорогой ценой — ценой принятия сознательной несвободы. Ты вступаешь в Партию? Прекрасно. Но для этого ты должен от многого отказаться и сделать многое такое, что тебе не очень приятно. Ходить на собрания. Общественной работой заниматься. Одобрять. Осуждать. Ты сам все прекрасно понимаешь, что об этом говорить. К этому легко привыкнуть, говорит Степан. Я, например, член Партии с фронта. Ну и что? Я не чувствую себя из-за этого скованным. Конечно, говорит Он, ибо добровольная несвобода не ощущается как внешнее насилие, а только внешнее насилие мы ощущаем сначала как несвободу. Все равно, говорит Костя, игра тут стоит свеч. Беспартийного в аспирантуру не оставят, на хорошее место не возьмут. Для кого как, говорит Он. Для кого стоит, для кого нет. Только по моим наблюдениям от такой сделки люди в конечном счете проигрывают. Что проигрывают? Душу, а значит жизнь. Твоя «душа» — чушь, говорит Степан, поповские сказки. Что-то в твоих словах есть верное, но сказать это надо как-то иначе. Впрочем хватит болтать попусту. Надоело! Кстати, куда пропал Витька?

ОГБ обладают мощой Службой Подглядывания, Подслушивания и Слухов /СППС/. Последняя состоит из секций поголовного подглядывания и подслушивания, хранения и редактирования полученных материалов, использования этих материалов и распространения нужных слухов. Редактирование собранных материалов состоит в отборе нужных фрагментов из отснятого фото-и киноматериала и из записанного речевого потока и комбинирования требующихся фотографий, фильмов и текстов из данных отрывков. Сюда же относится фабрикация всякого рода фальшивок, поскольку считается, что ОГБ есть самая правдивая организация в Стране. При фабрикации фальшивок поэтому так или иначе используются какие-то фрагменты отредактированных материалов СППС. Служба хранения располагает новейшими информационно-вычислительными машинами. Одна из задач службы использования уже обработанных материалов — помощь следственным органам и судам. Согласно СК, материалы СППС могут использоваться в судебном процессе для того, чтобы судьи могли составить себе цельное и объективное представление об обвиняемых, должны приниматься во внимание при вынесении приговора, но не должны фигурировать в протоколах процесса и в формулировке приговора. Группа прогрессивных западных юристов высоко оценила это новаторство юстиции Страны и призвала Запад последовать этому примеру. Иначе зачем же тогда заводить дорогостоящую СППС?! Последнюю часть приведенной выше статьи СК передовые мыслители Запада оценили как проявление глубочайшего гуманизма нашего общества.

На первый взгляд СППС кажется излишней дорогостоящей организацией. Вот пример этому. Некто Н был осужден за анекдоты о Вожде на пять лет лагерей строгого режима. Дома осталась больная жена с парой ребятишек. Какие-то добрые люди собрали для нее пятьдесят рублей. За ней было установлено систематическое наблюдение. С помощью мощной аппаратуры фотографировали всех, кто приходил, и записывали все разговоры в ее комнате. Фотографировали из окон с противоположной стороны улицы. В конце концов собрали на нее неопровержимый/!/ материал: она получила пятьдесят рублей нетрудового /!!/ дохода. А она и не отрицала этого без всяких дорогостоящих наблюдений, которые обошлись не менее, чем в три тысячи /!/. Факт поразительный. Слабая, совершенно не защищенная женщина, с одной стороны, и могучий аппарат ОГБ с новейшей техникой сыска и надзора, с другой. Копеечная акция, с одной стороны, и многотысячная, с другой. Но в этой кажущейся нелепости и заключена великая суть дела.

Все то, что делается с помощью СППС, может делаться и без нее. И даже лучше, ибо правосудие Страны заранее устанавливает, кого и за что привлечь и что ему влепить за это. Правосудие Страны интересует не абстрактная истина, а эффект воспитания «нового человека». И на каком материале это будет сделано, не играет роли. Правосудию, далее, важно поставить в места заключения требуемое число людей. А что это будут за люди, точно также не играет роли. И все же СППС существует и процветает. Почему? Во-первых, сложившись, СППС стремится сохранить себя и даже расшириться по общим законам жизни учреждений Страны. И потому она должна функционировать, т.е. делать дело, нужное главным образом ей самой. Она должна изображать дело, тратить ассигнованные на нее огромные средства. Ее сотрудники должны выполнять свои профессиональные обязанности, соревноваться, выполнять и перевыполнять планы, проявлять способности, добиваться наград и повышений по службе и т.п. Во-вторых, огромный воспитательный эффект. Упомянутая выше женщина, например, попросила свою сестру посидеть с детишками, пока ее будут допрашивать /а допросы длились по шесть и более часов!/. Сестра, будучи уверена в том, что их подслушивают, отказалась. Если бы твой муж, сказала она, изнасиловал кого-нибудь или даже убил, я бы тебе помогла. Но за такое! Благодаря СППС в Стране сложился особый стиль говорения, свидетельствующий о том, что осуществилась мечта руководства: пусть думают, что хотят, но пусть помалкивают. Граждане стали говорить нараспев, мычать что-то невнятное, включать музыку во время говорения, изъясняться жестами, гримасничать, вытаскивать телефон в туалет и прикрывать его подушкой или кастрюлей. Кастрюлей лучше, как считают физики. Хотя все понимали, что эти меры предосторожности не помогают, поделать с собой уже ничего не могли. Развитие общения в этом направлении привело к тому, что вся Страна стала говорить зловещим шепотом. Вследствие этого работа СППС несколько усложнилась. Так, на расшифровку одного криминального анекдота раньше уходило пятьсот человеко-часов и восемьсот рублей, теперь же эти цифры утроились. Расшифровка враждебного разговора десяти лиц в течение пяти часов теперь стала обходиться в сумму, равную стоимости среднего бомбардировщика, несущего водородную бомбу тактического значения. Так что потери от недавнего угона сверхнового истребителя на Запад теперь можно будет легко компенсировать, отказавшись от расшифровки пары таких разговоров. Даже экономия будет. Только вот теперь какая проблема возникает: как заставить людей собраться в таком количестве и завести враждебные разговоры? Впрочем, эта проблема легко разрешима силами отдела редактирования материалов СППС.

Как уже говорилось, СППС имеет мощнейшие информационно-вычислительные машины. Но так как они трудны в обращении и часто закрываются на ремонт, приходится содержать штаты специально подготовленных сотрудников, заменяющих ненадежные машины. Наши ученые установили, что ансамбли таких сотрудников в недалеком будущем будут способны конкурировать с вычислительными машинами, а затем и вытеснить их. Чем занимается служба слухов, очевидно без пояснения. В обязанности этой службы входит также дискредитация намеченных свыше лиц в глазах общественности.

Жизнь шла своим чередом. Мы все-таки ходили на лекции и не так уж часто удирали с них. Регулярно посещали семинары, писали курсовые работы, занимались общественной работой, в общем — делали все то, что должны были делать наши нормальные студенты. А если мы иногда валяли дурака и развлекались самым нелепым образом, так это было почти незаметно в нашей серой и унылой жизни. Лишь потом эти малозначащие пустяки превращались в легенды и обрастали подробностями, которых не было в действительности. Так, однажды мы объявили конкурс портфелей преподавателей университета. Сами преподаватели об этом и не подозревали. Это мы потешались между собой. Конкурс шел как по внешнему виду портфелей, так и по содержимому. Первую премию мы присудили портфелю одного доцента нашего факультета. С внешней стороны это был гигантский «сундук», изодранный до такой степени, что если бы доцент выбросил портфель на помойку, то даже старьевщики не позарились бы на него. А по содержимому он превзошел все наши предположения. В нем рядом с грязным бельем лежал общипанный тридцатикопеечный батон хлеба и «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина. Потом мы устроили конкурс женских задов. На сей раз в жюри вошло около пятидесяти человек с разных факультетов. Было обследовано около тысячи задов. Победу одержал... да, одержал, а не одержала... преподаватель эстетики с филологического факультета, работавший по совместительству также и в консерватории, который впоследствии оказался гомосексуалистом и был осужден на пять лет. По этому поводу у нас возникла острая дискуссия, — предшественница нынешних дискуссий о «правах человека». Дискуссия была настолько острой, что мы не могли успокоиться даже в «Грибоедовке». Витя сказал /у него был крупный запой, вследствие которого он попал в психиатрическую больницу, где его вылечили, после чего он первым делом посетил «Ломоносовку» и, естественно, оказался в «Грибоедовке»/, что мы путаем личные вкусы и правовой вопрос. С правовой точки зрения гомосексуализм признан правомочным во всех цивилизованных странах, кроме нас, хотя мы претендуем быть страной цивилизованной. Если тебе это противно, спи с бабами или занимайся онанизмом. И предоставь другим позаботиться о себе самим. Степан сказал, что их осудили за растление молодежи. Чушь, сказал Витя. Я же их всех лично знаю. Никакого растления там не было. В конце концов, медицина сейчас в состоянии установить, является человек прирожденным гомосексуалистом или нет. А в принципе любой человек содержит в себе как мужские, так и женские потенции, только в большей или в меньшей степени. К тому же культура... Возьмите Грецию. Или Рим... Тут не Греция и не Рим, сказал Костя, а Чухлома... прошу прощения Москва. И нашему брату предстоит еще догонять Запад по обычным методам, а вы тут про культуру толкуете!

Последней нашей крупной эпопеей был чемпионат университета по пьянству, — по водке и по пиву. После этого наша компания распалась. Мы встречались по двое и иногда по трое, но уже реже и уже в несколько иной ситуации. К тому же к этому времени у нас сложились внутрифакультетные питейные группы, отнимавшие у нас львиную долю времени, средств и способностей.

В деятельность другого важного отдела ОГБ — Службы Осведомления и Доносов /СОД/ вовлечено поголовно все население Страны. Так что идея классиков марксизма об отмирании государства путем вовлечения всего населения в управление обществом сбылась с ужасающей точностью.И вообще, все предвидения классиков сбываются. Но с небольшим коррективом: самые розовые мечты, сбываясь, оборачиваются самой черной мерзостью. Повторяю и подчёркиваю: все трудности и кошмары нашей жизни в обществе в целом вырастают из тех легкостей и приятностей, какие мы обрели в самых основах нашей жизни. Реальное облегчение,улучшение, обогащение и т.п. жизни лежит лишь на пути трудностей, строгостей, ограничений и т.д. в тех самых основах жизни. Но это отступление от моей основной темы.

Дело, конечно, обстоит не так, будто буквально все граждане являются осведомителями и все пишут или произносят доносы. В Стране много младенцев, еще не научившихся говорить и писать, престарелых пенсионеров, которым не до этого, начальников, которым нет надобности это делать... Дело в потенциальной способности властей почти каждого намеченного ими человека /за редким исключением, когда намеченная жертва имеет тенденцию стать отщепенцем/ сделать своим осведомителем, и в том, что кто-то сделает донос. Об этом знают все. В практической жизни исключений на этот счет почти не бывает. Вся жизнь коллектива протекает с априорным расчетом на то, что донос так или иначе будет сделан. В этом, а не в раскрытии неких тайн, подрывающих устои и наносящих ущерб, заключается сущность и основная функция СОД.

Сотрудники СОД разделяются на такие группы: 1/штатные офицеры ОГБ; 2/ штатные осведомители; 3/ спорадические осведомители. Вторые для отвода глаз числятся на каких-то должностях в учреждениях. Обычно это — бездельники, пьяницы, бабники и трепачи. И пользы от них мало. Зато они сами извлекают из своего положения немалую пользу. Пьянствуют /с хорошей закуской, конечно/ они за счет сотрудников учреждения, по секрету показывая им служебные удостоверения, раздувая до невероятных размеров свою роль в ОГБ /многие из них «лично знакомы с ...»/ и обещая поддержку. Часто это неплохие ребята на бытовом уровне, действительно способные помочь в пределах отношений блата. Они знают кучу криминальных анекдотов и все новейшие сплетни о высших руководителях, которых они презирают по праву почти близких знакомых, а отчасти потому, что это им дозволено по положению, — чтобы войти в доверие при выявлении инакомыслящих. Будучи повышены по службе, они становятся важными, таинственными, недоступными. И тогда рассчитывать на их помощь не следует. Прежние знакомства они обычно при этом порывают. Их не следует путать с офицерами ОГБ и МВД, которые официально и открыто числятся в качестве начальников первых, особых, секретных и т.п. отделов.

Штатные осведомители — основной состав СОД. Полчища их неисчислимы. Думаю, что полный список их не способны составить даже сами ОГБ. Многочисленные должности в Стране вообще нельзя исполнять, не став штатным осведомителем /штосом/. Таковы, например, сотрудники отделов кадров, секретарши начальства, сотрудники спецкабинетов, экскурсоводы-переводчики, лица,имеющие дело с иностранцами, сотрудники гостиниц, шоферы такси и т.д. и т.п. Штатные осведомители /штосы/ работают по своей профессии, получая вознаграждение по общим нормам их легальной жизни. Вознаграждение за свои услуги они получают косвенно, — в виде допуска к выгодной работе, разрешения заниматься делами, запрещенными для прочих /например, вести предосудительные разговоры, общаться с иностранцами/, премий, прибавок к зарплате, путевок в санаторий, поездок за границу, повышений по службе, освобождений от неприятных нагрузок, облегчения наказаний за проступки и т.д. Их почти невозможно уволить с работы за безделье, пьянство и даже за мелкие уголовные преступления. Многие из них довольствуются самим фактом бескорыстного служения обществу и сознанием, что их, возможно, не посадят, а если и посадят, то в последнюю очередь, и какие-то преимущества они от этого иметь будут. Многих из них принудили быть штосами, «подцепив на крючок» на каком-нибудь предосудительном деле и пообещав без последствий /например, на гомосексуализме, на венерической болезни, на совращении малолетних и т.п./. Многие из них используют свое положение штосов, причиняя вред тем, кто им мешает или не нравится, и устраняя со своего пути более способных конкурентов. Многие действуют просто в силу холуйской натуры помогать начальству, пресекать, предупреждать,выявлять. При всех вариациях, однако, общим для всех штосов является выражение своей лояльности к существующему строю. Это — один из массовых и признанных способов засвидетельствовать свою лояльность.

Штосы разделяются на тематических /профильных/, отраслевых /учрежденческих, территориальных/ и личностных. Грани между ними подвижны, одни из них выполняют функции других, некоторые переходят из одной категории в другую. Но различия все же имеются. Иногда отдельные лица снабжаются несколькими осведомителями, дающими совместно всестороннюю оценку их деятельности. Поскольку наблюдаемое лицо обычно легко распознает своих штосов и лишь делает вид, будто не замечает их фактической роли, оно стремится ввести осведомителей в заблуждение и навязать им желаемый ему взгляд на себя. Но штосы наблюдаемым не верят и сами приписывают им то, что им кажется наиболее подходящим приписать в той или иной ситуации. В местах, куда стекается информация от штосов, им тоже не верят и вносят свой корректив, полученный по другим каналам, являющийся плодом их собственных измышлений или навязанный вышестоящим начальством. В результате получается искаженная характеристика данного лица. И задача ОГБ теперь сводится к тому, чтобы заставить личность соответствовать своей ложной характеристике и заставить поверить в эту характеристику других. Например, создавая убеждение, будто некто Н хочет эмигрировать. Ему создают такие условия, что у него не остается иного выхода, как добиваться разрешения на эмиграцию. И тогда с удовлетворением отмечают: мы, мол, давно это заметили! И тогда вступает в силу железный принцип ОГБ для таких случаев /у них на все есть свои железные принципы/: катись отсюда вон, но мы тебя не выпустим. Это — частный случай более общего принципа нашего общества: общество вынуждает избранного индивида делать то, что оно не позволяет ему делать ни в коем случае.

Чего мы в конце концов хотим, говорит Он. Согласен, прожить жизнь благополучно. Но что это значит? Есть социально-биологическое благополучие. И есть человечески-духовное благополучие. Это далеко не одно и то же. Пожалуй, они даже несовместимы начиная с некоторого момента. Поройтесь, например, в своей памяти. Поройтесь! Много ли всплывает в ней? Одни пустяки какие-то. Там-то и тогда-то обожрались до одурения. Или упились. К бабам смотались. А баб даже в рожу не видали. Почему же, протестует Костя. Я вот, например, помню, какое на меня впечатление произвели стихи Есенина и Блока. Не верю, говорит Он. Ты вспомнил о них только потому, что учишь. А Эдик мог бы сказать, что его потрясла первая лекция Толмачева. Одна сапог равен два булка! Такое не забывается. Философ может сослаться на работу Сталина «О диалектическом и историческом материализме». Тоже есть чему восторгнуться. Если пробьетесь в великие люди, так и будете врать. Врать, а не на самом деле! А не пробьетесь, даже вспоминать забудете. И эти наши питейные походы может будут единственным светлым воспоминанием. Есть, ребята, социо-биологическая продолжительность, содержательность, событийность и т.д. жизни. И есть человечески-духовная продолжительность, содержательность, событийность и т.д. жизни. Можно прожить сто лет в здоровье, сытости, в делах, наградах, повышениях и т.д., и все же прожить при этом пустую бессодержательную и бессобытийную жизнь. Скучную, серую. И будет она переживаться как мгновение. Не случайно же наши правители так рвутся жить бесконечно, пичкаются всякими продляющими жизнь средствами. А почитайте их мемуары, когда таковые по воле случая появляются. Тоска зеленая. Кажется, прожита длинная жизнь, насыщенная событиями жизнь, а сказать-то им нечего. Пусто! И можно прожить всего двадцать лет, и будет эта жизнь переживаться как богатая, долгая, насыщенная... Не зря, ребята, люди в свое время изобрели Бога. Не зря люди выдумали сострадание, милосердие, самопожертвование... Когда мы были в окружении, над нами подбили одного пилотягу. Он выбросился с парашютом. А его ведомый сел, отдал ему свою машину и остался с нами. Он скоро погиб. Совсем мальчишка был. А перед тем, как погибнуть, он говорил мне, что у него такое состояние /после того случая/, будто он прожил бесконечно большую жизнь. И что умирать ему совсем не страшно. Мы, ребята, в начале пути. У нас у каждого есть выбор: или быть просто Человеком, или советским человеком. Как у нас говорят, «новым человеком».

Ерунда, говорит Степан, можно быть советским человеком и Человеком. Случаев взаимной выручки в бою я сам мог бы рассказать тебе десятки. Мне тоже приходилось с поля боя вытаскивать подбитый танк командира. Ну и что? А если я уцелел... Так и тот твой пилотяга мог уцелеть. Ты же уцелел!.. Не в этом дело, говорит Он. Ты ничего не понял. Тот парень не мог ни при каких обстоятельствах. Его расстреляли за то, что он обозвал Сталина трусом и мерзавцем. И предателем. А я уцелел. Это верно. Но я плачу свой долг тем, кто не уцелел. И тому мальчишке. Кстати, мы так и не удосужились спросить, как его звать. Мы его звали просто пилотягой.

А мы тогда тоже не удосужились спросить, как Его звать. Мы Его звали просто «Ты», «Эй», ты», «Христосик», «Трепач», «Стихоплет». Самым остроумным мы считали для него кличку «Апостол». И отказались от нее только после того, как Он уличил нас в безграмотности.

Недавно одного гражданина осудили за измену Родине как американского шпиона,— пример, характерный с рассматриваемой точки зрения. Один из знакомых этого гражданина /назовем последнего А, а знакомого — В/ донес в ОГБ, что А где-то встретился с американским журналистом и имел с ним беседу. Причем, когда В подошел, беседа прекратилась, и В не знает, о чем они говорили. В это время как раз искали повода выслать какого-нибудь американского журналиста за шпионаж, поскольку в Америке разоблачили группу наших реальных шпионов. Решили, что А — шпион, поскольку упомянутого журналиста решили выслать как шпиона. И начали работу по превращению А в «шпиона». Окружили его сворой осведомителей и провокаторов. Короче говоря, вынудили А на такое поведение, которое можно было бы представить как «доказательство» его шпионской деятельности. Например, сами сотрудники ОГБ в пятидесяти километрах от города зарыли в землю сверток с деньгами, фотопринадлежностями и инструкциями. Осведомитель и провокатор В /он, конечно, дал согласие «помочь ОГБ»/ заманил туда А под каким-то предлогом, и его сфотографировали у этого столба. И так далее в том же стиле. Все участники дела вошли в роль до такой степени, что сами стали искренне верить, будто разоблачили крупного шпиона. Еше бы не поверить: им за то ордена, чины, звания. А между тем А работал в детской библиотеке, ничего секретного не знал и не мог знать, с упомянутым журналистом встречался у себя и у него дома /у них были сходные интересы чисто литературного порядка/, так что если бы тому надо было передать А деньги и прочее, не было бы никакой надобности ехать за город и закапывать это на метр /! / в землю. Причем, А не скрывал от В и от других свои встречи с журналистом и их цели, зная заранее, что все их встречи и разговоры станут известны в ОГБ.

Ученик все чаще встречался с Одноруким /в курилке, в столовой, в забегаловках/. И разговоры с ним его забавляли все более. Он не воспринимал их всерьез, как и сам Однорукий. Да и можно разве в этом мире что-то принимать всерьез?! Везде и во всем сплошной обман, липа, подделка, фальсификация, имитация... И в дружбе тоже. Так что если уж встречаться с кем-то, так чтобы не было слишком скучно. А Однорукий ошарашивал его неожиданными суждениями. А ты знаешь, говорил Однорукий вдруг /ни к селу, ни к городу/, почему у нас с детства людям официально стараются прививать доброту, отзывчивость, верность дружбе, человеколюбие и прочие прекрасные человеческие качества? Ты думаешь, чтобы люди вырастали хорошими? Нет. Люди воспитываются все равно не призывами, а реальной жизнью. Но и призывы быть хорошим имеют свое великое воспитательное значение. Так зачем же это делается? А затем, чтобы сделать людей неспособными к сопротивлению, слабыми.

Каждый представляет себе коммунизм по-своему, говорил Однорукий в другой раз /причем, в самый неподходящий момент — в туалете/. Наш рядовой человек представляет его в виде такого уровня бытовой жизни, какой не достигает даже половины уровня на Западе, т.е. при капитализме. Это — идея нищих и голодных нажраться и отоспаться под крышей, и ничего более. А то, что происходит на деле, имеет совсем иные источники. Какие? Скорее, это — реализация чаяний господствующих слоев западного общества сохранить привилегии, избавившись от страха и потерь. Но они кретины. Между прочим, к нам... я тогда работал в другом более приличном учреждении... приехала группа американцев. Публика зажиточная. Бизнесмены с детьми и женами. Видные деятели культуры. Мы им показали «самодеятельность». Ну, сам понимаешь, что это такое. Пригнали из профессиональных ансамблей, переодели, раскидали по цехам. Потом — собрали на глазах гостей. И устроили пляски и песни. Гости были в диком восторге. Я был тогда одним из переводчиков. Я тогда им сдуру и ляпнул, что, мол, конечно, хорошо поют и пляшут. Но посмотрим, что вы будете говорить, когда вас заставят вот также петь и плясать. Они на минуту умолкли. А потом, подонки,донесли на меня сопровождающему, т.е. прямо в ОГБ. Ну вот, я и оказался в конце концов тут. Мне еще крупно повезло. Я жив... Руки лишился — это пустяк. И на воле!., живем, брат!..

Этот твой псих-автор явно не знал деталей структуры нашей власти. И не мог знать, ибо они засекречены. Но именно благодаря этому своему неведению он смог осуществить необходимые для науки упрощения. И роль ОГБ он ухватил, в общем, верно. Я бы сделал только одно несущественное дополнение. При ВСП есть особый секретный отдел, которому подчиняются все ОГБ, включая МВД. Этот отдел фактически следит за всеми прочими отделами. Подчиняется он непосредственно Вождю. Такие отделы есть и в краевых, областных, городских и районных Советах Партии. И там они подчиняются соответствующим отделам более высокого уровня. Они контактируют с вождями низших рангов, но скорее контролируя их. И вся эта система есть основа и вершина ОГБ, а Вождь Партии является таковым лишь постольку, поскольку он глава этой системы. А начальник ОГБ как особого комитета при Совете Министров есть лишь правая рука Вождя. В этом обществе лишь в качестве переходной стадии допустима ситуация, когда фактическим правителем является закулисная фигура. Слухи насчет того, что Секретарь по идеологии там у них вертит всеми делами, вранье. Люди на то и захватывают власть, чтобы все видели, что у власти именно они, а не какие-то скрытые фигуры. Здесь вожди — не марионетки. Конечно, они тоже суть игрушки в руках других людей и истории, но совсем в ином смысле. А властью они обладают реально, а не для видимости. В качестве главарей ОГБ, подчеркиваю.

Как я выкрутился, говорит Однорукий, противно вспоминать. Сначала я рыпался. Но когда мне перебили руку ломом и собрались ломать вторую, угрожая перебить и ноги, я согласился на все. Некоторое время работал при иностранцах осведомителем-провокатором. Примелькался — перебросили на другую работу. В общем, это не интересно.

Спорадические осведомители /спосы/ разделяются на добровольных энтузиастов и отобранных самим ОГБ. Принцип здесь таков: любой гражданин может стать спосом, если он пожелает сам или того пожелают ОГБ. Так в приведенном выше случае с А его знакомый В сначала был обеспокоен, как бы с А не было неприятностей, т.е. захотел помочь А, и потому стал спосом, а потом сами ОГБ захотели, чтобы он помог им. И он помог.

Помимо общей СОД существуют свои локальные службы доносов в каждом учреждении. Они возникают стихийно, в силу имманентных законов существования здорового коммунистического коллектива. Такие локальные СОД являются коллективными агентами ОГБ. Существует также открытая система доносов — намеки, выступления на собраниях, ученых советах, в печати и т.п., «дружеские» советы, «обмен мнениями», оговорки и т.п. Система открытых доносов постепенно переходит в систему общепризнанных форм коммунистического воспитания, образуя с нею единое целое. А так как в другом направлении имеется плавный переход в систему тайных доносов, то образуется монолитное общество единообразно думающих, говорящих и действующих стукачей. Разговоры о коммунистическом обществе как о единой семье — не пустые слова. Описанная здесь лишь частично система ОГБ с ее СППС, СОД и другими службами /в частности — Службой Провокаций/ образует одно из важнейших орудий создания и укрепления такой семьи на самом деле. Некоторый презрительный оттенок в словах «осведомитель», «донос», «стукач», «провокатор» и т.п., доставшийся нам от проклятого прошлого, скоро исчезнет. Или эти слова заменятся другими, обозначающими позитивную роль обозначаемых ими явлений.

Самая страшная вещь, говорил Он, есть предательство. Нет худшего состояния для человека, чем сознание того, что тебя предали. Это очень тяжко, когда ты один. И это ужасающе тяжко, когда ты предан вместе с многими другими. Я это, ребята, испытал на себе. Первый раз меня предала девушка, которую я любил. Это была моя первая любовь в жизни. Она некоторое время разыгрывала, что тоже неравнодушна ко мне. А между тем носила мои стихи, посвященные ей, своим знакомым и смеялась вместе с ними надо мной. Ладно, пусть стихи плохие. Но я же не претендовал на вклад в поэзию. Я просто таким образом выражал свои мысли и чувства. Мы же не смеемся над тем, что говорим прозой, хотя прозой выражались Достоевский и Толстой. Второй раз меня предал мой самый близкий друг. Я ему излагал свои сокровенные мысли, а он обо всем растрепал комсоргу школы. Тот затеял персональное дело. Друг выступил на собрании с обличением. Меня выперли из комсомола, потом — из школы. Потом... было много всяких потом. Однажды нас... не много, не мало, а целую армию... предало наше любимое руководство во главе с Самим. По его глупости и трусости мы попали в окружение. Причем — без боеприпасов, без продовольствия. Нас бросили на произвол судьбы без всякой на то надобности. А потом нас за это еше обвинили во всех смертных грехах.

У нас предательство, продолжал Он ту же идею в другой раз, не есть нечто случайное. Это есть необходимая черта общества. Суть ее — вселить в человека постоянное состояние неуверенности в ближнем и в себе самом, лишить всяких опор в людях и в себе, внушить человеку, что он на самом деле не венец творения, а ничего не стоящее г...о. И что обиднее всего в этом деле, занимаются этим настоящие подонки и ничтожества. Вам, небось, не раз приходилось сидеть на собраниях, на которых инициативу захватили именно такие ничтожества. Вы знаете, что они ничтожества, а поделать ничего не можете. Так вот, увеличьте эту ситуацию до масштабов Страны, и вы получите наше общество.

Чушь, возмущается Степан. Что же, выходит, мы все г...о? Не все, говорит Он. И ты не г...о, иначе я с тобой даже с...ь не сел бы рядом. Но все мы ... или почти все соучастники подонков и ничтожеств. А что же делать, спрашивает Костя. Прежде всего — выйти из их подлой и грязной игры, говорит Он. Как? Путей много. Например, выйти из комсомола... Выгонят из университета? Верно. Пусть... Жаль? Ну, по крайней мере не вступать в Партию. Не ходить на собрания. Не идти в аспирантуру. Не покупать и не читать их газеты и книги... В общем, ни копейки на эту мразь, ни самого малого усилия... Ты хочешь, чтобы нас всех посадили лет на десять, говорит Степан. Думаю, что это — единственно эффективный путь. У нас никакие серьезные дела невозможны вне партии. Как сказать, говорит Он. Поживем — увидим...

Использование экспертов в системе ОГБ обрело неслыханные доселе размеры и воплотилось в особую экспертную службу — ЭС. Опять-таки здесь имеет место плавный переход от штатных сотрудников и организаций ОГБ к массовой самодеятельности населения, когда мнение учреждения о своем сотруднике выступает как экспертное заключение, не говоря уж о санкции дирекций учреждений, райкомов партии и т.п. на те или иные акции карательных органов в отношении избранных для этого индивидов.