Помоги проекту - поделись книгой:
– Этим фокусом я начинаю свои представления. Делается это следующим образом.
Лейтенант отвесил глубокий поклон и картинно выбросил руку вперед. Все его движения стали резкими, отчетливыми, театральными,
– Добро пожаловать, дорогие друзья, соотечественники и гости нашей планеты. Сегодня мне выпала приятная обязанность развлечь и, до некоторой степени, просветить вас своими фокусами и, как бы это получше выразиться, научным трепом. Вы согласны? – Он вопросительно приподнял бровь. – В каковом случае я толкну небольшую речь об изменчивости местных форм жизни, о бесчисленных уловках, позволяющих ей приспособиться к Великим приливам. В то время как флора и фауна Земли – включая, не в последнюю очередь, и нас с вами – неспособна выдержать наступление Океана, для местной биоты приливы – не более чем нормальное, регулярно повторяющееся явление. Бесчисленные зоны периодических затоплений, эволюция, хренолюция и вся такая мутотень. Иногда мне кажется, что природа похожа на фокусника – ну, скажем, на вашего покорного слугу, творящего чудеса с помощью небольшого набора несложных трюков. И все это сводится к простейшему наблюдению, что здешние животные по преимуществу диморфны, а попросту говоря – принимают в зависимости от сезона Великого года одну из двух резко отличающихся – и легко переходящих друг в друга – форм. Перехожу к демонстрации.
Дождевка уже успокоилась и мирно сидела на указательном пальце Чу. Лейтенант нежно гладил ее по голове. Длинный хвост птички свисал вниз, его перья почему-то напоминали слезы.
– Дождевка – типичный трансформант. Когда наступают перемены, когда Океан затапливает половину континента, она приспосабливается к этим переменам, принимая более подходящую для новых условий форму.
Резкое, неожиданное движение – и обе руки фокусника погрузились в аквариум. Отчаянно сопротивлявшаяся птица исчезла из глаз, скрытая взбаламученной водой. Чу вынул руки из аквариума. Чиновник обратил внимание, что рукава его карнавального балахона остались сухими.
Муть потихоньку осела; вместо исчезнувшей птицы по аквариуму возбужденно металась яркая, разноцветная рыбка с длинным вуалеобразным хвостом.
– Узрите! – возгласил Чу. – Перед вами рыба-воробей, птицеобразная в период Великого лета и рыбообразная Великой зимой. И таким чудесам на нашей планете несть числа.
– Ловкая работа, – иронически зааплодировал чиновник.
– А еще я показываю им фокусы с жидким гелием. Розы, разбивающиеся как стекло, и все такое прочее. Желаете?
– Спасибо, не надо. Вы, кажется, говорили, что демонстрация как-то там связана с делом.
– Самым непосредственным образом. – Глаза фокусника возбужденно блестели. – Я хотел показать вам, насколько трудно будет поймать Грегорьяна. Ведь он волшебник и к тому же местный уроженец. Он может изменять свою форму – и даже форму своего врага. Он умеет убивать мыслью. А главное – он понимает Приливные Земли, а вы не понимаете. Он может призывать таящиеся в этой земле силы, использовать их против врагов, против вас.
– А вы что, и вправду верите, что Грегорьян – волшебник? В смысле, что он и вправду обладает сверхъестественными способностями?
– Да, верим, хотя стараемся не говорить об этом вслух.
Фанатичная убежденность, звучавшая в голосе Чу, делала всякие споры бессмысленными.
– Ясно, – сказал чиновник. – Да, ясненько. Спасибо за разъяснение. А теперь, если вы не против, перейдем к делу.
– Да, сэр, конечно.
Не совсем по форме одетый лейтенант внутренней безопасности потрогал один свой карман, затем другой, на пухленьком, почти детском лице появилось искреннее огорчение.
– Прошу прощения, – смущенно пробормотал он. – Кажется, я оставил все материалы в камере хранения. Вы не могли бы немного подождать?
– Ради Бога, – великодушно согласился чиновник. Суетливое замешательство Чу доставляло ему искреннюю – и вряд ли уместную – радость.
Он снова взглянул в окно, на пробегающий внизу лес. Дирижабль пошел вверх, описал дугу, а затем начал снижаться. Чиновник вспомнил свое первое впечатление от такой же вот махины, так же вот снижавшейся над Порт-Ричмондом. Странным образом, этот допотопный, обвешанный якорями, складными крыльями и подъемниками корабль совсем не казался неуклюжим. Он спускался медленно и грациозно, оглашая окрестности ревом пропеллеров. Необъятное его брюхо обросло ракушками, а многочисленные гайдропы напоминали плети водорослей.
Несколькими минутами позже “Левиафан” пришвартовался к причальной башне, уныло торчавшей на самом краю маленького, насквозь пропыленного городишки. Одинокая фигура в ослепительно белой одежде ловко вскарабкалась по веревочной лестнице, и в ту же минуту дирижабль отчалил. Никто не сошел – да и у кого, собственно, могут быть дела в такой Богом и людьми забытой дыре.
Дверь салона открылась, и чиновник увидел невысокую стройную женщину в форме органов внутренней безопасности. Женщина подошла, предъявила удостоверение и отрекомендовалась:
– Лейтенант связи Эмилия Чу. Сэр, – добавила она встревоженно, – вам плохо?
2. КОЛДОВСКИЕ БОЛОТА
Грегорьян поцеловал пожилую женщину и сбросил ее с обрыва. Мучительно долгое, как в замедленном кино или во сне, падение судорожно извивающегося тела в серую холодную воду, белое пятнышко пены, тут же стертое прибоем, – и все. Нет, не все – в стороне, у самой границы кадра, что-то темное и блестящее, похожее на выдру, пробило поверхность воды, торжествующе перевернулось в воздухе и снова исчезло, подняв фонтан брызг.
– Фокус, – пожала плечами настоящая Чу.
На экране появилось лицо Грегорьяна – тяжелое, матерое, самоуверенное. Губы беззвучно шевелились.
– Фокус? Как это?
– Птица не может мгновенно стать рыбой. Адаптация требует времени.
Лейтенант Чу закатала рукав и сунула руку в воду. Рыба-воробей метнулась в сторону, яркие плавники встревоженно затрепетали. Поднявшаяся со дна муть заволокла аквариум.
– Рыба-воробей живет в норе – там она и сидела, когда этот тип сунул дождевку в воду. Легкий нажим – и у птицы свернута шея. Остается затолкать несчастную тварь поглубже в песок, а перепуганная рыбка выскочит из норы сама, и вытаскивать не надо.
Она положила на стол маленькое, со слипшимися перышками тельце.
– Все очень просто – когда знаешь секрет.
Грегорьян поцеловал пожилую женщину и сбросил ее с обрыва. Мучительно долгое, как в замедленном кино или во сне, падение судорожно извивающегося тела в серую холодную воду, белое пятнышко пены, тут же стертое прибоем, – и все. Нет, не все – в стороне, у самой границы кадра что-то темное и блестящее, похожее на выдру, пробило поверхность воды, торжествующе перевернулось в воздухе и снова исчезло, подняв фонтан брызг.
Чиновник раздраженно выключил телевизор.
Лейтенант Эмилия Чу прислонилась прямой, как струнка, спиной к окну и закурила тонкую черную сигариллу; безукоризненно отглаженная форма органов внутренней безопасности сверкала ослепительной белизной.
– А Берже – как воды в рот набрал. – Ее палец скользнул по еле заметным усикам. – Похоже, мой имперсонатор исхитрился смыться.
Можно было подумать, что ситуация забавляет эту женщину – и не более.
– Пока мы ничего не знаем, – рассудительно напомнил чиновник.
От былой непогоды не осталось и следа; в окна бил яркий, радостный свет, и теперь вся эта история с лже-Чу казалась фантастической, невероятной, чем-то из области дорожных баек.
– Сходим-ка мы к капитану сами.
Задний обзорный отсек заполняли одетые в шоколадную форму девочки, вырвавшиеся из своей Лазффилдской академии на однодневную экскурсию. Хихикая и толкая друг друга локтями, они таращились на Чу и следовавшего за ней чиновника, которые вскарабкались по металлическому трапу” открыли люк и скрылись в газовом отсеке. Люк закрылся, и сразу стало темно. Они находились внутри треугольного ажурного киля корабля; со всех сторон громоздились слоновьи туши исполинских гелиевых емкостей, редкая цепочка тусклых лампочек создавала впечатление пространства, но ничего толком не освещала. Впереди появилась женская фигура, одетая в летную форму.
– Пассажирам строго запрещается… – Разглядев форму Чу, женщина осеклась на полуслове.
– Нам нужен первый пилот Берже, – сказал чиновник.
– Вы хотите встретиться с капитаном?
Она смотрела на чиновника, словно на сфинкса, неожиданно материализовавшегося, чтобы задать вопрос на засыпку.
– Если вас это не слишком затруднит.
В голосе Чу звенели опасные нотки.
Женщина молча развернулась и повела их сквозь мрачную утробу корабля к носу, к новому трапу, настолько крутому, что взбираться по нему пришлось на четвереньках. На темной деревянной двери рубки управления тускло отсвечивала инкрустация несколько необычного свойства. Роза и фаллос. Женщина трижды отрывисто постучала, затем схватилась за одну из стоек и с обезьяньей ловкостью скользнула куда-то вверх, во тьму.
– Войдите! – пророкотал густой бас.
Чу открыла дверь, и они вошли.
В тесной, насквозь пропитанной вонью пота и грязной одежды рубке царил густой полумрак – лобовой фонарь был наглухо зашторен. Над тремя тускло мерцающими навигационными экранами – единственными в этой конуре источниками света – навис, ссутулившись, капитан Берже. Старый, облезлый орел – мелькнуло в голове чиновника, но затем капитан повернулся, и бледное, птичье лицо оказалось неожиданно благородным. Не облезлый орел, не ощипанный петух, а скорее усталый, обросший редкой бородкой поэт, витающий в неведомых сияющих просторах своего внутреннего мира. Глаза капитана словно не видели незваных гостей, смотрели сквозь них на какую-то далекую трагедию, более важную, чем мелкие неприятности повседневной жизни. И под глазами – большие темные круги.
– Да?
Лейтенант Чу отдала честь; чиновник вовремя вспомнил, что все капитаны дирижаблей являются одновременно сотрудниками внутренней безопасности, и предъявил свои документы.
– Таких, как вы, сэр, на нашей планете встречают без особого восторга, – сказал Берже, мельком ознакомившись с бумагами и возвращая их чиновнику. – Вы держите нас в нищете, мы кормим вас за счет своего труда, своих природных ресурсов – и не получаем взамен ничего, кроме снисходительного презрения.
Ошарашенный такой откровенной враждебностью, чиновник не сразу нашелся с ответом, а капитан продолжал:
Он закинул себе в рот какую-то пастилку и громко, с хлюпаньем, начал ее сосать. К вони, заполнявшей рубку, прибавился новый, тошнотворно-приторный запах.
– Ну что ж, предъявляйте свои требования.
– У меня нет никаких требований, – начал чиновник. – Я просто…
– Вы говорите с позиции силы. Вы мертвой хваткой вцепились в технологии, способные превратить Миранду в рай земной. Со своими производственными процессами вы можете в любой момент сбить цены, сделать нас неконкурентоспособными, уничтожить нашу экономику. Мы существуем только с вашего благосклонного соизволения – и только в той форме, которая вас устраивает. А потом вы заявляетесь сюда, щелкаете этим кнутом и предъявляете требования – называя их просьбами и притворяясь, что все это делается исключительно для нашей же собственной пользы. Попробуйте, сэр, обойтись без лицемерия.
– Земля – далеко не “рай земной”, при всех своих технологиях. Неужели в здешних школах не проходят классическую историю?
– Прекрасный образчик вашего высокомерия. Обманутые вами и ограбленные, лишенные законного наследства, мы обязаны вдобавок низко вам за это кланяться. Нет, сэр, я не буду рассыпаться перед вами в благодарностях, у меня сохранилось еще нечто, похожее на гордость. Кроме того…
Фраза прервалась на полуслове. Капитан клевал носом, мучительно борясь со сном. Его рот раскрылся, закрылся, снова раскрылся и закрылся. Осоловелые глаза поплыли в сторону, словно пытаясь поймать ускользающую мысль.
– Кроме того… Кроме того…
– Иллюзионист, – напомнил чиновник. – Человек, выдававший себя за лейтенанта Чу. Вы сумели его найти?
Берже словно встряхнулся, в его глазах вспыхнуло прежнее негодование.
– Нет, сэр, не нашли, его здесь нет. Он покинул корабль.
– Это невозможно. На единственной стоянке никто не сходил.
– Мы летим к побережью, почти порожняком. Будь это рейс в глубину континента – да, в таком случае человек достаточно изобретательный и ловкий мог бы и спрятаться. Но сейчас все пассажиры у нас наперечет, и команда обшарила весь корабль, снизу доверху. Я даже послал человека в дыхательной маске обследовать гелиевые емкости изнутри. Вашего злоумышленника здесь нет.
– Логично предположить, – вмешалась Чу, – что он заранее обеспечил себе путь отступления. Возможно – прихватил с собой на борт складной планер. Штука эта не очень тяжелая, так что сильному человеку – раз плюнуть. А потом открыл иллюминатор и – поминай, как звали.
На месте этого типа, горько подумал чиновник, я попросту подкупил бы капитана или еще кого-нибудь. Что, скорее всего, и было сделано.
– Странно только, – сказал он, стараясь не выдавать своих подозрений, – чего это Грегорьяну так уж неймется узнать, какой информацией мы обладаем. Не стоит оно таких усилий.
Берже хмуро смотрел на экран и молчал. Затем он тронул ручку управления, и один из двигателей взвыл чуть погромче. Корабль начал медленно разворачиваться.
– Дразнит он вас, – махнула рукой Чу. – Вот и все, и никаких тут нету сложностей.
– Вы думаете? – с сомнением повернулся к ней чиновник.
– Волшебники – они и не на такое способны. Ход их мыслей сразу и не поймешь. Послушайте, а вдруг это был Грегорьян, собственной персоной? Тем более что этот фокусник был в перчатках.
– Снимки Грегорьяна и самозванца, анфас и в профиль, – сказал чиновник. Он достал из чемоданчика влажные отпечатки и разложил их на столе.
– Да нет, тут и говорить не о чем. А при чем тут перчатки?
Чу тщательно сравнила высокую, массивную тушу Грегорьяна с хрупкой фигуркой самозванца.
– Да, – согласилась она. – Ровно ничего общего, вы только посмотрите, какое лицо у одного и какое – у другого.
Даже на фотографии Грегорьян излучал какую-то темную, животную силу. Мощный подбородок и высокий, тяжелый лоб делали его похожим скорее на Минотавра, чем на человека. В статике такие лица кажутся уродливыми, однако достаточно легчайшей улыбки, и в них появляется, Бог знает откуда, незаметная прежде красота. А рядом – круглое, румяное личико лже-Чу. Нет, абсолютно невозможно.
– А перчатки – указание на то, что ваш посетитель – волшебник, – объяснила Чу. – Волшебники татуируют свои руки, каждый освоенный раздел искусства – новый знак, начиная со среднего пальца и вверх, по запястью. У настоящего мага картинки эти доходят до локтей. Змеи, полумесяцы, и чего там только нет. Взглянув на такие руки, вы просто не поверили бы, что имеете дело с пидмонтским чиновником или офицером.
Берже откашлялся, привлекая к себе внимание, и сказал:
– Получи мы соответствующую технологию, на этом корабле сидел бы один-единственный человек. Не имея никакой команды, он справился бы со всем – от погрузки-выгрузки до интервью журналистам.
– Та же самая технология, – заметил чиновник, – лишила бы вас работы. Неужели вы думаете, что ваше правительство стало бы швырять деньги на ненужную роскошь вроде этого вот дирижабля, имей оно возможность построить флот дешевых, быстрых – и быстро разрушающих атмосферу – шаттлов?
– У тирании всегда находятся доводы.
Видимо, Чу надоели эти бессмысленные пререкания.
– Мы нашли мать Грегорьяна, – вмешалась она.
– Действительно?
– Да. – Судя по торжествующей улыбке Чу, розыски были ее собственной идеей. – Она живет на берегу реки, чуть ниже Лайтфута. Дирижабли в их городке не останавливаются, но можно взять у кого-нибудь лодку, там буквально два шага. Идеальная стартовая точка, если уж и вправду влезать в это расследование. Потом займемся телевидением, попробуем проследить деньги. Все наше телевидение транслируется из Пидмонта, но если вы захотите разузнать про эти рекламные ролики побольше, проблем не будет – на каждой стоянке дирижаблей есть терминал.
– Первым делом мы посетим мамашу нашего героя, – сказал чиновник. – А про деньги мы вряд ли что узнаем – у меня есть некоторый опыт общения с местными банками таких вот, вроде вашей, планет.
– Тоже мне проблема, – презрительно скривился Берже. – Грязный след денег заметен буквально на всем.
– Звучит весьма афористично, – улыбнулся чиновник.
– А усмешечки свои приберегите для другого случая! Когда-то у меня было пять жен, по Приливным Землям. – Берже закинул в рот новую пастилку. – Я распределил их самым удобным образом, вдоль своего маршрута и достаточно далеко друг от друга, чтобы ни одна ни о чем не догадывалась. – Чу комически закатила глаза, но капитан ничего не заметил и продолжил свои излияния: – А потом я узнал, что Изольда мне изменяет. Чуть не свихнулся от ревности. Тогда как раз только что запретили эти шаманские культы. Я вернулся после нескольких недель отсутствия и увидел вдруг не бабу, а прямо какую-то мартовскую кошку. У Изольды только-только начинались месячные, весь дом пропитался ее запахом. – Ноздри капитана раздулись. – Вы и представить себе не можете, на что была похожа моя благоверная в такие вот моменты. Только я открыл дверь, как она швырнула меня на пол и стала рвать мою ни в чем не повинную форму, только пуговицы полетели. Сама – в чем мать родила. Ощущение – словно тебя насилует смерч. А у меня в голове одна мысль – не дай бог соседи увидят, неудобно все-таки.
Посмотреть на нас в это время со стороны – так сдохнуть можно было, наверное, со смеху. Я
Ну и что тут, казалось бы, страшного – я же тогда и сам был молодой. Но она такие номера откалывала – не поверите. Изольдочка освоила способы и приемы, которым я ее не учил. Кое-что из этого было мне и вообще в новинку. Мы были сколько уже лет женаты, и вдруг на тебе, у нее появились новые вкусы и замашки. Где она, спрашивается, их подхватила? Где?
– Возможно, прочитала какую-нибудь книгу, – сухо предположила Чу.
– Хрен там, а не книгу! Любовник у нее появился, вот что! Тут и думать было не о чем. Изольда, она же была девка совсем простая, без хитростей. И тогда, в тот раз, она выглядела как ребенок, хвастающийся новой игрушкой. Вот давай, говорила она, посмотрим, что получится, если… Давай притворимся, что ты – женщина, а я – мужчина… А теперь я совсем-совсем не буду двигаться, а ты можешь… На демонстрацию всего, чему она научилась – что она “придумала”, – ушло несколько часов, так что у меня было время поразмыслить, что делать дальше.
Поделиться книгой: