Помоги проекту - поделись книгой:
Эми прижалась лбом к холодному запотевшему стеклу, протерла пальцами прозрачный глазок и посмотрела на улицу. Блестящая от недавнего дождя Истбурн-роуд исполосована подсыхающими следами автомобильных колес. Рваные клочки оранжевого света уличных фонарей отражаются от неровной мостовой, от окон и витрин на другой стороне улицы. Кое-где витрины светятся, но по большей части либо закрыты стальными ставнями, либо попросту пустуют.
Эми смотрела на проезжающие мимо машины, пытаясь понять, как же это могло получиться, что звук одного-единственного притормозившего автомобиля так резко выделился из непрерывного гула всех прочих. Скорее всего, это значило, что она находится в непрерывном напряжении, что приезд американки обрел для нее некий личный смысл.
Она вернулась за стойку, опустила откидную доску, а затем вышла в задний коридор, тянувшийся параллельно бару. В дальнем конце коридора располагались комнаты, где они с Ником жили и спали. Непосредственно рядом с дверью в бар была крошечная кухня, где они готовили для себя, а заодно и ели. Эми не свернула ни туда ни сюда, а пошла прямо к двустворчатой двери пожарного выхода. За дверью, выходившей на зады гостиницы, располагалась парковка.
Эми включила охранные прожекторы, и они затопили все вокруг въедливым, неестественно белым светом. Забрызганная дождем машина стояла наискось к белым линиям разметки; вышедшая наружу женщина наклонилась у распахнутой задней дверцы и что-то там доставала. Потом она шагнула назад, выпрямилась и поставила на асфальт две небольшие сумки.
Эми подошла к женщине в тот самый момент, когда та открыла багажник. В багажнике лежало еще несколько сумок, больших и поменьше.
– Миссис Саймонс? – спросила Эми.
– Я покажу вам ваш номер, – сказала Эми, обгоняя американку на середине лестницы; ответом ей была благодарная улыбка.
Миссис Саймонс выглядела младше, чем Эми ожидала, но по сути-то эти ожидания основывались практически ни на чем: американский адрес, письмо синей шариковой ручкой на какой-то необычной бумаге, чуть-чуть непривычная лексика и структура фраз. За формальной, старательно выдержанной вежливостью письма смутно маячил образ почтенной матроны пенсионного или около того возраста. Все оказалось совсем не так. Миссис Саймонс была очень привлекательна и словно не имела возраста наподобие некоторых телевизионных актрис. Эми на мгновение почудилось, что эта женщина ей знакома, что она когда-то видела ее на экране или еще где. Сквозь безупречную оболочку явственно проступала тяжелая, с ног валящая усталость, ничуть не удивительная для женщины, только что перенесшей трансатлантический перелет, но все равно она держалась свободно и раскованно, что позволяло и Эми расслабиться. Миссис Саймонс обещала оказаться куда более интересной личностью, чем обычные их постояльцы – пенсионного возраста парочки, проводившие в Булвертоне выходные, да люди, приезжавшие по разным делам и останавливавшиеся на одну ночь.
Эми провела ее на второй этаж, в двенадцатый номер, где еще с утра все проверила, застелила свежее белье и включила отопление. Она вошла в комнату первой, включила верхний свет, а затем распахнула дверь ванной для осмотра. Американцы слыли очень привередливыми по части порядка в гостиничных ванных.
– Я схожу позабочусь о вашем багаже, – сказала Эми, но не услышала ответа – миссис Саймонс уже удалилась в ванную.
Эми вышла из номера и прикрыла за собой дверь.
Спустившись в бар, Эми сразу же сообщила Нику о приезде миссис Саймонс, но к этому времени он уже выпил больше, чем следовало бы, – свою обычную порцию, неизменно оказывавшуюся больше, чем следовало бы, – и ограничился тем, что пожал плечами.
– Ты бы не мог отнести ее вещи из машины в номер? – спросила Эми.
– Да, только подожди минутку, – ответил Ник и показал ей в качестве объяснения свои карты. – И вообще, откуда она взялась? Ты же вроде ничего не говорила, что кто-то там сегодня заедет.
Ник выкинул на стол очередную карту. Сдерживая мгновенно вспыхнувшее раздражение, Эми прошла к машине, забрала оставшиеся там вещи и поволокла их на второй этаж.
– Поставьте прямо здесь. – Тереза Саймонс указала на угол комнаты. – Неужели вы сами все это тащили?
– Ерунда, – отмахнулась Эми. – И я все равно собиралась к вам зайти. Вы не хотели бы перекусить, поужинать? Мы кормим гостей, не придерживаясь расписания, так что мне это не составит никакого труда.
– Спасибо, но в этом нет необходимости. Я завернула по пути в один из придорожных ресторанов. А вот бар у вас тут есть?
– Да.
– Я отдохну немного, а потом, если будет настроение, спущусь и чего-нибудь выпью.
Вторично вернувшись в бар, Эми увидела, что Ник прошел за стойку и цедит себе очередную пинту лучшего бочкового.
– Так почему ты ничего мне о ней не сказала? – спросил он, поднося кружку к губам и шумно втягивая пену.
– Я думала, ты сам увидишь по регистрационной книге.
– Да что ты, лапа, я оставляю все это на твое попечение. А сколько она думает тут прожить? До завтра? Неделю?
– Номер был заказан на неопределенное и уж точно долгое время.
Против ее ожидания Ник не выказал ни восторга, ни удивления, а только заметил:
– Если так, то нужно будет выписывать ей счет в конце каждой недели. Лучше уж перебдеть.
Эми нахмурилась и вышла следом за Ником из-за стойки.
Она собрала со столиков немногочисленные грязные стаканы. Поменяла Нику и его дружкам пепельницу. Вернувшись за стойку, перемыла все стаканы под сильной струей воды и расставила их на резиновом поддоне сушилки. Она думала о Нике с его непрерывной пьянкой, о том, как засосала его бесцельная, бессмысленная жизнь, когда один день перетекает в другой без всяких улучшений и изменений. Ну а что бы еще можно было ему предложить? Более того, что бы еще можно было предложить ей самой? Ее родители умерли, Джейс погиб, многие ее друзья уехали в Брайтон, Дувр или Лондон – куда угодно, лишь бы прочь из Булвертона – в надежде начать новую жизнь. За последние месяцы из города уехало много людей. В ней крепло желание последовать их примеру.
Две недели назад Эми получила письмо от своей двоюродной сестры Гвинет, которая десять лет назад уехала в Австралию подработать на каникулах, влюбилась в молодого строителя и решила не возвращаться. Она вышла замуж, получила австралийское гражданство и обзавелась двумя маленькими детьми. Эми с Гвинет обменивались письмами нечасто, последний раз это было где-то прошлой зимой. В новом письме сестры сквозила озабоченность, как-то живет теперь Эми в своем Булвертоне. Подобно многим людям со стороны, она явно боялась хоть словом упомянуть постигшую городок катастрофу. Гвинет не в первый уже раз уговаривала Эми слетать на отпускное время в Австралию и посмотреть, как ей понравится Сидней. Она писала, что у них есть свободная комната, что живут они в получасе езды от центра, а до гавани и прекрасных серфинговых пляжей от них вообще несколько трамвайных остановок…
– Привет.
Эми вздрогнула и удивленно вскинула глаза; она почти уже забыла, что американка думала спуститься в бар.
– Извините, – сказала Эми, – я тут так задумалась, что и забыла, где нахожусь. Налить вам что-нибудь?
– Да, пожалуйста. У вас есть бурбон?
– Есть. Вам со льдом?
– Со льдом. И пусть, пожалуй, будет двойной.
Эми отвернулась, сняла с полки стакан и налила двойной бурбон.
Когда она снова повернулась, миссис Саймонс уже сидела на одном из высоких табуретов, наклонившись вперед и упираясь локтями в стойку. Выглядела она устало, но, похоже, начинала уже отходить.
– В общем-то я думала, что сразу усну и не проснусь до утра, – сказала она, сделав первый глоток. – А потом вдруг осознала, что сижу в незнакомой комнате в тысячах миль от дома и что сна ни в одном глазу. Думаю, я все еще вроде как в том самолете.
– Вы впервые в Англии?
– А это хорошо или плохо? Будем считать ваш вопрос комплиментом, – криво усмехнулась миссис Саймонс, взяла стакан, собираясь, по-видимому, глотнуть еще, но потом передумала и опустила его на стойку. – Моя мать была англичанкой, и родилась я здесь, на островах. Так что в этом смысле я англичанка. Отец у меня был военным, летчиком. Не знаю уж, какой термин для этого у вас, но у нас в США таких, как я, называют военно-воздушными ублюдками. Моя мама вышла за папу, когда он служил на одной из здешних авиабаз… Тогда ведь здесь стояло много наших частей. Он был родом из Виргинии. Вы когда-нибудь слышали про такой город Ричмонд?
– Да, слышала. А ваши родители, они еще живы?
– Нет. И уже давно, – добавила американка, вскинув и тут же опустив глаза. – Я постоянно их вспоминаю, но теперь уже…
– А у вас сохранились воспоминания об Англии?
– Я была тогда совсем еще маленькой да к тому же редко покидала базу. Вы же знаете, как это принято у американцев, они не любят расставаться со знакомой обстановкой. Мой папа, он тоже был из таких. Мы жили на базе, ходили на базе в магазины, ели на базе гамбургеры и мороженое, смотрели на базе кино, и все друзья моего папы, они тоже были с базы. Мама возила меня время от времени в Биркенхед, к бабушке и дедушке, но эти поездки мне почти не запомнились. Слишком уж я была маленькая. Я выросла в США. Так я и говорю, когда меня спрашивают, потому что чувствую: там и есть моя родина.
У американки была характерная манера, возможно обостренная ее усталостью: она часто поглаживала себя за левым ухом и чуть пониже затылка. Шелковый шарфик не давал понять, что у нее там, больное место или что. Скорее всего, просто одеревенела во время полета и поездки шея.
– Так вы приехали отдыхать? – спросила Эми.
– Нет. – Стакан уже опустел, и американка машинально вертела его в руке. – Я хочу здесь поработать. А можно, я вас угощу?
– Да нет, не стоит. Спасибо.
– Вы уверены? Ладно, а я возьму еще один двойной, и хватит. Я ведь и в самолете пила, но там это как-то совсем не чувствуется. Не чувствуется, пока не пойдешь в туалет, а там начинает казаться, что самолет не ровно летит, а скачет, как лошадь. Но все это было давно.
Она обхватила ладонями свеженаполненный стакан.
– Огромное спасибо. Кажется, я слишком разболталась. Но это только сегодня, обычно я не такая… Хочу лечь в постель и уснуть, а сейчас у меня это просто не получится, если не приму предварительно пару порций. – Обводя взглядом почти опустевший бар, американка на мгновение приоткрыла шею. – А чем тут у вас люди в основном занимаются?
– Да ничем таким особенным, – пожала плечами Эми. – Многие переезжают сюда, когда выходят на пенсию. Если прогуляться в сторону Бексхилла, увидите там много больших старых зданий. Все они, за немногими исключениями, превращены теперь в дома для престарелых. Работы в городе почти нет.
– А есть тут на что посмотреть? Ну, всякие там места, которые показывают туристам.
– Когда туристы сюда еще ездили, все они восхищались нашим Старым городом. До него тут рукой подать. На задах гостиницы, где вы поставили машину, проходит дорога, ведущая от побережья вверх. По ней вы попадете на базарную площадь, в самое сердце Старого города.
– А музей тут какой-нибудь есть?
– Маленький. Еще один есть в Бексхилле и пара – в Гастингсе.
– Краеведение, и всякое такое?
– Я давно не бывала ни в каких музеях, так что толком и не помню, но вроде бы так.
– А есть тут какая-нибудь газетная редакция, где я могла бы навести справки?
– Да, «Курьер». В Старом городе есть контора, где они принимают заказы на частные объявления. Но редакция у них не здесь, а вроде бы в Гастингсе. А может, даже в Истбурне. Завтра утром я попробую для вас разузнать.
– Так эта газета печатает не только местные новости? В смысле, что не только про Булвертон?
– Наш город слишком уж маленький, чтобы иметь свою отдельную газету. Ее настоящее название – «Бексхиллский и булвертонский курьер», но все говорят просто «Курьер». И она тут единственная на все побережье вплоть до залива Певенси.
– Понятно. Большое спасибо… Я ведь так и не знаю вашего имени.
– Эми. Эми Колвин.
– Очень приятно познакомиться, Эми. А меня зовут Тереза.
Тереза встала, пояснив, что пора бы и на боковую; Эми еще раз спросила, все ли в ее номере в порядке, и услышала, что да, все в полном порядке.
Уходя, Тереза сказала:
– Извините, что я спрашиваю, но что это у вас за такой интересный акцент?
– Акцент? – изумилась Эми. – Ну, наверное… я в смысле, что, наверное, мы все тут так говорим. Ничего такого особенного.
– А вот мне очень нравится, как вы говорите. Ладно, утром увидимся.
Глава 3
В самом первом своем «Экс-экс»-сценарии[2] Тереза играла роль свидетельницы. Вот так это делалось в Бюро. Ты к ним поступал, они прорабатывали твое досье, а там и глазом не успеваешь моргнуть, как вдруг оказываешься в ситуации, где все готово взорваться.
Главное для свидетеля, говорили инструкторы, это заранее, до начала активных действий, четко решить, где ты будешь находиться. Ведь ты должен
– Да вам, собственно, и не нужно знать, как выйти, – сказал им инструктор, специальный агент Дэн Казинский. – Прерывать самостоятельно приходится только тому, кто сумеет выжить. Но я все равно вам покажу.
И он обучил их одной из этих мнемонических аббревиатур, столь нежно любимых инструкторами: LIVER.
– Но у вас все равно ничего не получится, – сказал Казинский. – Позднее – может быть, но пока и не надейтесь.
Первое экстремальное переживание длилось ровно семь секунд, и все это время Тереза не могла опомниться от оглушительного наплыва впечатлений, как телесных, так и ментальных.
Мгновение назад она была в Кантико, в прохладной, скупо освещенной «Экс-экс»-лаборатории учебного центра и вдруг оказалась на залитой ярким полуденным солнцем улице. Она покачнулась и чуть не упала под непривычным весом тела этой, другой женщины.
Шум уличного движения ворвался в уши, как взрыв. А хуже всего – удушающая жара. Ее угрожающе обступили высокие, в десятки этажей, здания делового центра. По тротуарам текли людские потоки. Где-то завывала сирена, рабочие-строители чем-то звякали, разноголосо гудели автомобили.
Тереза озиралась по сторонам, оглушенная правдоподобием поддельной реальности.
Нахлынула информация. Она находилась в Кливленде, штат Огайо, на Восточной 55-й стрит между Сьюпериор-авеню и авеню Эвклида. Дата: 3 июля 1962 года. Время: 12.17, чуть за полдень. Ее звали Мэри-Джо Клегг, возраст двадцать девять, адрес…
Но первые пять секунд уже прошли. Тереза взяла себя в руки, готовясь к самому худшему, и отступила в укрытие ближайшего дверного проема.
Из двери вышел человек с пистолетом и выстрелил ей в лицо.
Вход в экстремальный сценарий был почти мгновенным, выход и реабилитация после виртуальной смерти проходили медленно и мучительно. Уже назавтра Тереза должна была явиться к агенту Казинскому для продолжения тренировок. Весь остаток предыдущего дня и большую часть ночи она провела в клинике, проходя курс восстановительной терапии, так что поспать ей удалось не больше трех часов. Выжатая как лимон, полностью деморализованная, она была абсолютно уверена, что никогда и ни за что не рискнет повторить такой эксперимент.
И в этом не было ничего исключительного: двое других стажеров вообще не пришли и были тут же вычеркнуты из списка. Те, что пришли, выглядели ничуть не лучше Терезы; ей хотелось обменяться с ними впечатлениями, но времени на это не было. Казинский тут же объявил, что всем им предстоит новый заход по тому же самому сценарию. Для некоторого упрощения задачи они получат более полную информацию о происшествии, каким оно было на самом деле.
Если в первый раз Тереза должна была вжиться в роль свидетельницы без всякой подготовки, за немногие секунды, остававшиеся до инцидента, то теперь она получила довольно подробную характеристику персонажа. Ей были предоставлены не только фактические детали, касавшиеся Мэри-Джо Клегг, но и кое-что о складе ее личности. Кроме того, и это очень важно, ее проинформировали, что Мэри-Джо не только выжила, но даже почти не пострадала. Именно эта женщина сумела описать банковского грабителя, а потом и отобрать его при опознании, чем фактически вынесла ему смертный приговор. Заодно Тереза получила краткую справку по человеку с пистолетом. Вилли Сантьяго, тридцатичетырехлетний рецидивист, имел на своем счету десятки вооруженных ограблений. Сантьяго столкнулся с Мэри-Джо, покидая очередной ограбленный им банк. Он застрелил одного из кассиров и теперь убегал от банковских охранников. Полицейские получили сигнал тревоги и уже неслись к месту событий.
В тот же день, поближе к вечеру, Тереза снова вошла в этот сценарий. Она была полна дурных предчувствий и дрожала от ужаса перед тем, что практически наверняка должно было с ней случиться.
Она оказалась в Кливленде при точно тех же обстоятельствах, что и в первый раз. На нее обрушилась та же самая масса ощущений: шум, жара, уличная сутолока. Единственным новым элементом был панический, загодя нахлынувший ужас. Увидев дверь банка, она мгновенно осознала, какая опасность за нею таится, а также свое собственное бессилие, свою неспособность себя защитить. Она резко повернулась и со всей доступной ей скоростью припустила прочь. Сантьяго выскочил из двери и побежал по Восточной 55-й в противоположном направлении, расчищая себе дорогу выстрелами. Полицейские схватили его буквально через пару минут, но за это время он успел ранить двоих прохожих. Три часа кряду Тереза бродила по центральным кварталам Кливленда, напрочь не понимая, что же ей делать дальше. Она позабыла всю свою подготовку, всю эту мнемонику и аббревиатуры. Ее ошеломляло безупречное правдоподобие виртуальной реальности, невероятно точная проработка всех ее деталей и, по всей видимости, бескрайняя протяженность. Этот мир населяли тысячи реально выглядевших людей, в нем разворачивалась бесконечная череда разнообразнейших жизненных событий: Тереза полистала газеты и даже нашла бар с включенным телевизором; по телевизору как раз показывали репортаж об ограблении банка на Восточной 55-й стрит. Вхождение Терезы в сценарий началось с паники, прошло через недолгий период облегчения (на этот раз Сантьяго ничего ей не сделал) и закончилось все той же паникой: она совсем уже было уверилась, что навечно застряла в Кливленде 1962 года, среди чужих, абсолютно незнакомых людей, без денег, без крыши над головой и главное – без малейшей надежды вернуться в свое пространство и время. Это было жутко, это было немыслимо, однако Тереза в своем полном психическом истощении уже не видела никаких других вариантов. В ее мозгу ни разу не всплыла аббревиатура LIVER, ей ни разу не вспомнилось, что же нужно с ней, с этой аббревиатурой, делать.
В конце концов Казинский сжалился и поручил персоналу клиники вытащить безнадежно растерявшуюся Терезу из сценария.
Она явилась в Академию на следующий день в еще худшем, чем прежде, физическом и психическом состоянии, с заявлением об отставке, заранее написанным на официальном бланке Бюро.
Дэн Казинский взял заявление, прочитал его, аккуратно сложил вчетверо и спрятал в карман.
– Агент Граватт, – начал он ровным, официальным тоном. – Меня ничуть не тревожит, что вы убежали, уклонение от контакта считается вполне допустимым маневром. Однако в реальном происшествии, на основе которого составлен сценарий, мисс Клегг успела подробно рассмотреть преступника, что и помогло впоследствии его осудить. Вам это не удалось. Я даю вам суточный отпуск. Отдохните и приходите завтра в это же время.
– Благодарю вас, сэр.
Тереза пошла домой, позвонила Энди и рассказала ему, как все было, – и про свое заявление, и что сказал Казинский. Энди – они с ним уже договорились пожениться, до намеченной свадьбы оставалось два месяца – уже проходил через «Экс-экс»-тренировки, а потому понимал ее состояние; его советы и поддержка очень ей помогли.
В следующий раз она никуда не побежала, а когда Сантьяго выскочил из двери, постаралась рассмотреть его лицо. Он ее застрелил.
Поделиться книгой: