— Можно попробовать, — поддержал механик.
— Ещё один нужен, — сказал я и посмотрел на Зиновия, молодого сотрудника советского посольства, всюду нас сопровождавшего.
— Была ни была, — сказал тот. — Играю.
Игра состоялась вечером, когда спала жара, здесь же, на базе.
К этому времени нам подобрали спортивные трусы, майки и кеды. В судейское кресло на вышке уселся один из кубинских лётчиков с авиабазы, который, как выяснилось, играл в волейбол в юности и хорошо знал правила. Я хотел по этому поводу заметить, что надеюсь на честное судейство, но промолчал, чтобы не обидеть хозяев.
Перед матчем мы провели небольшую тренировку, во время которой быстро выяснилось, что самый слабый игрок у нас — Зиновий, а самый сильный — я. Пожалуй, только в нападении Борис за счёт роста и массы мог со мной поспорить в высоте прыжка и силе удара. Всё остальное: подача, приём и, особенно, распасовка у меня получалось лучше.
— Ты прям профи, — заметил по этому поводу Борис. — Где научился?
Я объяснил, что играл в Кушке на школьной площадке, один класс против другого. Иногда в комендатуре с солдатами-погранцами. Играли с большим азартом, но на очень и очень любительском уровне. Всё остальное — хорошая физическая подготовка и футбольные навыки.
— Я же вратарь, — пояснил. — Чувствую мяч.
— Значит, играем через тебя, — решил Борис, которого мы выбрали капитаном. — Схема такая. Принимающий старается отдать мяч тебе, ты пасуешь мне, а я уже бью. Если у сетки. Если ты у сетки, меняемся: я пасую, ты бьешь. На блоках самые высокие: я и Муса. Остальные на подстраховке. Помните: главное — принять мяч и отдать пас мне или Сергею, а мы уже разберёмся, что с ним делать. Серёжа, ты смотри внимательно. Не всегда нужно бить в атаке, можно и перебросить хитро на пустое место.
— Понял, — сказал я.
Кинули жребий — монету. Первыми подавать выпало команде Фиделя.
Он и подал. Хорошо подал, почти профессионально. Подбросил мяч в воздух левой рукой так, что он не крутился, — ниппелем к себе, и пробил правой ладонью по центру, вовремя остановив руку.
При таком способе подачи мяч словно планирует в воздухе и в любой момент неожиданно может изменить направление полёта.
Я стоял у сетки крайним справа. Мяч принял по центру на пальцы Антон, отпасовал мне. Я мягко набросил на удар Борису, стоящему слева по краю у сетки. Мой телохранитель подпрыгнул и мощно пробил мимо блока. Мяч ударился в плотно утрамбованную землю открытой площадки. Судья свистнул, и подача перешла к нам.
Подавать выпало Зиновию. Он подал неловко, сбоку и запорол мяч в сетку.
— Твою мать, — отчётливо сказал Борис. — Зина, не выделывайся, снизу подавай, если не умеешь. Тупо снизу. Твоя задача — просто перебросить мяч на ту сторону. Осознал?
— Осознал, — вздохнул расстроенный Зиновий.
— Ничего, — подбодрил я его. — Спокойно, не волнуйся, мы только начали.
Подача снова перешла кубинцам, и на этот раз им удалось взять очко.
Это был трудный матч.
За счёт опыта и сыгранности (потом я узнал, что Фидель частенько играл со своими охранниками в волейбол и баскетбол) кубинцы вырвались вперёд и довольно легко выиграли первый сет со счётом 15:11. Однако во втором сете мы вошли во вкус и азарт и отыгрались 15:13.
Впереди был решающий третий сет. Солнце уже прилично склонилось к западу, и на площадку упали тени от деревьев, густо росших неподалёку. Стало немного прохладнее. Мы попили водички, передохнули минуту.
— Меняем тактику, — предложил наш капитан. — Серёжа, ты, оказывается, прыгучий — куда там мячику. И удар у тебя хорош на самом деле. Они будут ждать, что мы продолжим в той же манере. А мы не продолжим. Теперь ты у нас будешь основным на острие атаки, а я больше на распасе. Готов?
— Давай попробуем, — сказал я.
[1] Устроить страшный скандал, поставить всех на уши.
[2] «Обитаемый остров».
Глава четвертая
Волейбол так волейбол (продолжение). Покушение. Бермудский треугольник
Перед игрой я провёл небольшое расследование среди местных. Все они в один голос заявляли, что команданте не любит проигрывать.
— Он лидер и победитель по натуре, — сказал наш шофёр Мигель — седой метис, не первый год работающий в правительственном гараже Кастро. — Я бы на вашем месте уступил, если поймёте, что играете лучше.
— Не думаю, что мы играем лучше, — сказал я.
— Я тоже так не думаю, — сказал Мигель. — Просто даю совет.
— А если мы всё-таки выиграем? — спросил я.
— Команданте может расстроиться, — ответил шофёр философски. — Кто знает, во что выльется его расстройство? Но может и не расстроиться. Даже Господь не всегда знает мысли команданте, — шофёр быстро перекрестился по-католически — ладонью слева-направо. — Так что сами решайте. Но повторю: проигрывать он не любит.
Н-да, дилемма. Но ведь и я не люблю проигрывать. А ещё больше не люблю подыгрывать. Это уже тогда не спорт получается, а сплошное надувательство. Слышал я, что в профессиональном спорте, сданный за деньги матч или бой, — обычное дело. Слышал, но участвовать в подобном не хотел. Ни под каким видом. Так что — на фиг. Выиграет команда Фиделя — значит, выиграет, а проиграет — значит, мы сильнее. И плевать мне на настроение команданте. В конце концов, как у нас, на Руси, говорят, мне с ним детей не крестить. А гравилёт в любом случае уже его, ему подарен, забирать обратно не стану.
Судья свистнул, приглашая команды на площадку.
Подавать выпало нам — Борису. Наш капитан подбросил мяч, подпрыгнул и сильнейшим ударом послал его через сетку на сторону соперника.
Хосе, стоящий в защите принял, мяч снизу; кто-то из охранников отдал пас Фиделю и высокий команданте в прыжке пробил наш блок. Свисток судьи, подача перешла к кубинцам.
Всё-таки команда Фиделя была сильнее. Не на много, но сильнее. Сыграннее — вот что главное. Но мы упёрлись. Даже наше слабое звено — Зиновий — разыгрался и дважды отдал точный хороший пас, а один раз в падении вытащил, казалось, безнадёжный мяч.
Помогла и смена тактики. Наш соперник и впрямь не ожидал, что я перейду в атаку. Психологический эффект. Одно дело, когда атакует здоровенный Борис с его ростом за метр девяносто и девяносто килограммами сплошных мышц. И совсем другое — пятнадцатилетний мальчишка, чей рост едва дотягивает до ста семидесяти шести сантиметров, а максимальный вес после хорошего обеда — шестьдесят восемь килограмм.
Нет, в
Другое дело, что не всегда удавалось получить хороший пас под удар. Ох, совсем не всегда. Здесь соперник был гораздо точнее, и в конце концов мы вышли на счёт 14:13 не в нашу пользу при подаче кубинцев.
Я стоял на месте разыгрывающего и заметил, как левый крайний защитник кубинцев слишком далеко выдвинулся вперёд.
Туда я и ударил в пряжке после того, как принял подачу, перебросил мяч Сергееву и получил от него ответный пас.
Кубинец попятился и прыгнул, стараясь достать мяч.
Если бы он этого не сделал, то мяч, скорее всего, ушёл бы за пределы площадки.
А может быть, и не ушёл.
Но защитник прыгнул и не достал. Только коснулся пальцами мяча, и тот, изменив траекторию, улетел ему за спину, где подхватить уже было некому. Судья свистнул, подача перешла нам.
Теперь я был на месте крайнего левого защитника.
Нодия подал. Фидель принял, красиво отдал Хосе, и тот, решив нас обхитрить, неожиданно пробил.
— Уходит! — крикнул я, и Антон, уже было вытянувший руки, чтобы отбить мяч, убрал их и даже присел.
Есть!
Мяч стукнулся о землю за чертой, и свисток судьи зафиксировал, что мы сравняли счёт. 14:14 при нашей подаче.
Глаза Фиделя недобро сощурились, но мне было по фигу — я перешёл слева под сетку и шепнул Борису:
— Мне пас. Повыше.
То кивнул — понял, мол.
Нодия сделал красивую планирующую подачу. Кубинцы приняли, разыграли, и один из охранников попытался перебросить мяч через наш блок. Ему это удалось, однако мяч на месте разыгрывающего принял Сергеев, отдал Борису и тот набросил его мне, как и договаривались — красиво, мягко и высоко.
На этот раз я взлетел на метр, не меньше — почти на свой максимум, если не использовать
Маленький и лёгкий, по сравнению с футбольным, волейбольный мяч медленно крутился в воздухе, освещённый лучами заходящего кубинского солнца.
Двое высоких охранников прыгнули, выставляя блок.
Хрен вам, ребята. Я выше.
— Х-ха! — выдохнул я, нанося удар.
У нас в Кушке это называлось «поставить кол». Да и не только в Кушке. Думаю, это по всей стране так называлось, хоть я и не волейболист.
К чести, стоящего на распасе Фиделя, он среагировал и попытался принять в падении страшный удар, чтобы спасти команду. У него даже почти вышло. Мяч попал в вытянутую руку команданте и резко ушёл в сторону за пределы площадки.
Судья свистнул и скрестил руки перед грудью. Конец матча. Мы победили со счётом 15:14.
— А ты нахал, — сказал Фидель, пожимая мне руку после матча. — Даже наглец. Вот скажи, ты не мог сделать вид, что мы сильнее? Тем более, что мы и в самом деле были сильнее, — он улыбался, но глаза его оставались холодными.
Ясно, подумал я, а ведь меня предупреждали.
Солнце, склонившись к западу, послало сноп света между стволов деревьев с западной стороны. Длинный вечерние тени протянулись на восток, мягко залегли в складках на гряде голых невысоких холмов метрах в шестистах от нас. На пологой вершине одного из них, что-то ярко блеснуло, — так бывает, когда солнечный луч отражается от стекла.
Откуда там стекло?
В следующую секунду я сильно толкнул команданте вперёд, дал подножку и упал сверху, прикрывая.
Вдалеке едва слышно треснул выстрел.
Пуля прошла над нами, ударилась в металлическую стойку для сетки и с визгом ушла куда-то в сторону.
— Ложись! — упал на нас с Фиделем Борис, прикрывая обоих своим большим сильным и очень потным телом.
Чёрт, подумал я, не лучшие объятья жарким кубинским вечером, прямо скажем.
— Он там, в холмах! — сообщил громко. — На востоке!
— Atrápenlo! [1] — крикнул Фидель.
Топот ног, рыкнули, заводясь, двигатели; три джипа, набитые солдатами, стоявшими до этого в оцеплении вокруг волейбольной площадки, сорвались с места и понеслись к холмам.
Я огляделся. Неподалёку высилось трёхэтажное каменное здание казармы.
— Туда! Здесь мы, как на ладони.
Под прикрытием охраны Фиделя и Антона, которые в спортивных трусах и майках с пистолетами в руках смотрелись довольно забавно, мы перебежали за казарму.
— Давайте внутрь, команданте! — сказал один из охранников, нервно оглядываясь по сторонам.
— Ерунда, — заявил Фидель, усаживаясь на деревянную лавочку, которая стояла рядом со входом. — Всё кончилось, можешь мне поверить. Будь выживание после покушения олимпийским видом спорта, то я давно стал бы чемпионом, — он посмотрел на меня и похлопал рядом с собой. — Садись, Серёжа. Ты только что спас мне жизнь!
Я сел.
— Как ты понял? — спросил Фидель.
— Солнце блеснуло на оптическом прицеле, — объяснил я. — То есть, я не знал, что это оптический прицел. Догадался.
— Разве ты служил в армии?
— Я сын военного. Всю жизнь по гарнизонам. Всякого насмотрелся, и боевое оружие держал в руках.
— Что ж, спасибо тебе. Признаюсь честно, я разозлился, когда вы выиграли. Не люблю проигрывать. Но теперь… Спасибо ещё раз, — он обнял меня за плечи, на секунду крепко прижал к себе. — Считай, я твой должник. И, разумеется, завтра берите гравилёт, если вам надо. Никаких возражений.
Подробности покушения на Фиделя мы узнали на следующее утро. Кубинский спецназ догнал террориста, который бросил снайперскую винтовку и пытался уйти к морю на заранее припрятанной машине. Его догнали и убили в перестрелке. Говорят, Фидель был очень недоволен, он рассчитывал, что наёмного убийцу возьмут живым.
Впрочем, это было уже совершенно не моим делом. Все разрешения были получены, прогноз погоды благоприятный, гравилёт проверен до последнего винтика, маршрут проложен; и утром десятого августа в девять часов двадцать восемь минут по местному времени Муса Нодия поднял машину в воздух с аэродрома военно-воздушной базы в городе Сан-Антонио-де-лос-Баньос.
Всего гравилёт нёс восьмерых. Экипаж: пилот Муса Нодия и механик-штурман Тимофей Сергеев. Пассажиры: Владимир Крат, Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий, охранники Борис и Антон и я — Сергей Ермолов.
Машина как раз и была рассчитана на восьмерых и при собственном весе полторы тонны могла поднять ещё восемь с половиной. Так что шли мы, считай, налегке. По прямой от кубинской военно-воздушной базы до радиотелескопа Аресибо(в конце концов, решили, что мы прилетим прямо туда, чтобы не тратить время на переезды) было примерно тысяча семьсот километров. Но мы летели не по прямой, а по сторонам условного треугольника с вершиной в районе островов Тёркс и Кайкос, принадлежащих Великобритании. Так что всего получалось больше двух тысяч километров.
— Пять часов полёта, — сказал Сергеев. — Плюс минус.
Мы шли на высоте три тысячи метров с крейсерской скоростью четыреста пятьдесят километров в час. Внизу расстилался пронзительно-синий Атлантический океан с редкими, разбросанными там и сям, клочками жёлто-зелёных островов. Было хорошо и красиво. Даже очень. Негромкий гул электродвигателя. Привычная, но всякий раз кажущаяся новой лёгкость во всём теле от действия антигравитационного поля. Прохлада в салоне с кондиционированным воздухом, великолепный обзор. Ни облачка на горизонте. Глубокий океан внизу, бесконечное небо и солнце вверху, посередине — мы.
— Между прочим, — сказал Аркадий Натанович, — мы с вами сейчас находимся в районе знаменитого Бермудского треугольника. Я бы сказал даже, печально знаменитого.
— Первый раз слышу, — сказал директор Пулковской обсерватории. — Что ещё за Бермудский треугольник?
— Аркаша, — с весёлой укоризной произнёс Борис Натанович. — Как не стыдно.
Я молча слушал.
— Что значит — стыдно? — наигранно возмутился Аркадий Натанович. — Я читал об этом в американском журнале на чистом английском языке! То есть американском, разумеется.