Потрясенный Лесь долго и пристально рассматривал молочное месиво. Наконец деловито оживился и утешился: в этом гнусном калипсовом супе стафилококки, надо полагать, расплодились великолепно. Теперь следует их снова заморозить в соответствующей форме, и отрава готова!
Он достал из буфета блюдо, осторожно разложил восемь оберток и должным образом свернул их. Затем вытащил салатницу и вылил в нее содержимое портфеля. Из салатницы извлек несколько служебных и личных документов, как-то: профбилет, заявление об отпуске и календарь Главной технической организации; чуть-чуть смахнул кремовую жижу, не давая себе труда отмыть бумаги получше, и сунул их в портфель. Затем приступил к самому важному: взял ложку и с бьющимся сердцем начал деловито переливать суп в упаковки.
Упаковки, естественно, прилегали плохо. Налитое сверху вытекало снизу. Положив немало усилий на это занятие и убедившись в его безнадежности, Лесь прекратил сизифов труд, подумал, осторожно положил ложку, на цыпочках отправился в комнату и принес скотч и лезвие. Залепил скотчем упаковки с одной стороны и снова принялся за свое небывало мучительное и сложное дело.
Через два часа ему удалось наполнить и положить в морозилку шесть упаковок. Пот ручьями стекал со лба, руки дрожали, а в сердце расцветало горячее сочувствие ко всем убийцам вообще. Ему и на ум не вспадало, что преступление настолько тягомотное дело.
Донельзя утомленный, он вылил остатки супа из салатницы в раковину, выбросил оставшиеся две упаковки и взялся уничтожать прочие следы своей преступной деятельности. Более всего пострадал стул, где покоился портфель с мороженым — часть молочного супа протекла. Еще четверть часа каторжной работы — и он упал на отчищенный стул, отер пот со лба.
Только теперь мозги его принялись малость шевелиться. Жуткое, нудное, напряженное занятие последних часов затянуло Леся настолько, что никакие посторонние соображения просто не умещались в голове. Теперь же они заерзали с удвоенной скоростью. Тело наслаждалось заслуженным покоем на еще влажном стуле, а взбудораженный криминальными страстями дух кипел и клокотал.
Смертоносные объекты, уже приготовленные, замерзали в холодильнике. Перед зачарованным Лесем поплыли упоительные картины. Кадровичка пожирает последнюю порцию мороженого, около нее разбросаны пять упаковок… Кадровичка в гробу, на катафалке, окруженная колоннадой высоких погребальных свечей и пышными кустиками хризантем в горшках… Со вкусом выполненное надгробие на Брудне… Пустой стул пани Матильды и брошенная в угол, пропыленная, ненавистная книга опозданий…
В измученной Лесевой душе вдруг что-то дрогнуло. Картина уставленного цветами катафалка вспыхнула снова — на сей раз на фоне дверцы холодильника. В открытом гробу покоилось тело. Лесю сделалось как-то не по себе; наслаждение, столь интенсивное еще минуту назад, несколько поблекло. Надо бы закрыть гроб, с отвращением подумал Лесь и почувствовал все возрастающие претензии к некоему кому-то, кто свалял дурака; после того вдруг панический страх пронизал его до костей: это специально оставили открытый гроб!.. Пани Матильда сейчас сядет и перстом укажет своего убийцу!..
Ужас нахлынул ледяной волной. А ведь убийца — это он, Лесь! Он автор чудовищного преступления! Убил бесповоротно, окончательно, навсегда!..
Потрясение было основательное: еще немного и он сорвался бы со стула, чтобы немедленно уничтожить результаты многочасового кропотливого труда; он даже сделал первый шаг, однако мысль о книге опозданий пригвоздила его к стулу. Нет! Он больше не вынесет этой дьявольской пытки! Пусть он станет убийцей и до конца дней пронесет в сердце преступную тайну, нет, к черту эти нелепые укоры совести и трусливые нашептывания! По трупам он взойдет на вершину! Не задрожит рука, прочь колебания — никакой жалости! Он станет отравителем!!!..
Обеспокоенная странным поведением Леся пополудни и вечером, Касенька проснулась ночью и, обнаружив отсутствие мужа, решила поискать его. Заглянула в другую комнату, в ванную и, наконец, на кухню: он сидел на стуле — брюки измазаны какой-то клейкой белой жидкостью, в лице отчаяние и ужас, дикий взгляд устремлен в дверцу холодильника.
Вконец встревоженная Касенька торжественно решилась на всякий случай обуздать свои финансовые претензии…
Утро следующего дня определенно стало самым роковым в жизни Леся. Ввиду ядовитости сокрытого в холодильнике деликатеса ни в коем случае нельзя было подпустить жену или ребенка к этой столь зловещей установке. Лесь беспрерывно вскакивал, доставал из холодильника то масло, то ветчину, то снова убирал разные продукты. Он до последнего затянул уход на работу, изводясь подоплекой своей медлительности и одновременно предвкушая очередное опоздание. Наконец выбежал из дому вместе с женой, порываясь вообще отобрать у нее ключи от квартиры, схватил такси до работы и прямо в дверях столкнулся со своим завом, которому долго и важно объяснял, как у него сломался набитый ветчиной холодильник и как починка сего агрегата чрезвычайно затянулась. Добрался до своего стола бледный, измотанный, близкий к помешательству.
— Ну, явился! — набросился на него потерявший терпение Януш. — Куда, черт побери, ты засунул пояснительную записку к общей концепции, которую получил от заказчика на прошлой неделе?
— От какого заказчика? — механически переспросил Лесь, не успевший толком оклематься.
— От жилищного кооператива. Насчет котельной.
— А, этот. В портфеле.
— Ну так давай, на кой черт таскаешь с собой?! Документ должен быть в деле, я ищу его как идиот по всей мастерской!
— Сейчас отдам, не ори…
Раскрыв портфель, Лесь обомлел. Как раз пояснительную записку вместе с другими бумагами он вчера извлек из салатницы и даже не вытер. В портфеле лежала стопка документов, хотя и тоненькая, зато тщательно склеенная растекшимся мороженым. Этот кошмар окончательно добил Леся. Он застыл, напряженно глядя в портфель, бездыханный и бездумный.
— Ну что ты стоишь? — яростно зашипел Януш.
Подошел, вырвал у Леся портфель и заглянул.
— О Боже!
Заинтригованные его изумлением Барбара и Каролек вскочили и тоже сунули носы в портфель. Секунду они рассматривали невообразимое нечто, потом переглянулись…
— Вам смешно, — нахмурился Януш. — А мне что делать? Достань и отмой, ведь это же служебная документация.
— А как отмыть! — простонал Лесь. — Воды-то нету!
— А вы поплюйте, — находчиво посоветовала Барбара.
— А может, слизать? — искусительно предложил Каролек.
Лесь в ужасе уставился на него: лизать отраву?!
— Лижи, мой, плюй, делай как знаешь, но приведи бумаги в человеческий вид! Господи Боже, как тебе в голову пришло завернуть мороженое в пояснительную записку?!
Лесь совсем обалдел и потерял голову. Для мытья документации извел две бутылки минералки из ресторана напротив — и впрямь, из-за слабого напора к ним, на четвертый этаж, вода не доходила. Дрожащими руками он разложил мокрые бумаги по всем столам, отрешенно разглядывая расплывшиеся печати. Затем лихорадочно приколол на своей доске кальку: он, мол, занят работой, может, оставят его в покое, перестанут лезть с разговорами, и он хоть минуту отдохнет, соберется с мыслями…
— Не рассиживайся, а берись за работу, — ворчал Януш. — Срок интерьера через две недели, тебе же всю колористику делать. И тут еще целая кипа чертежей, думаешь, я один успею? Размечтался! Пошевеливайся-ка давай Христом Богом!
— Ладно, Янушек, не ругайся, — примирительно бормотал Лесь. — Все будет сделано…
В комнате стало тихо, и тишина постепенно умиротворила истерзанную его душу. Благословенный покой снизошел на Леся, и он начал даже различать лежащие перед ним чертежи. Глубоко вздохнул, закурил, взял карандаш…
И вдруг словно громовой удар: ведь он здесь для того, чтобы… Меч судьбы со свистом рассек служебную идиллию. Его страдание и этот кошмар — так себе, просто шуточки, самое страшное, неотвратимое еще впереди!
Лесь прямо окаменел от ужасной констатации: ведь отравительские намерения вовсе не приведены в исполнение. Отравленное мороженое в холодильнике отнюдь не решает проблемы. Препарат надобно извлечь, привезти, накормить им кадровичку… Любой ценой он должен найти в себе силы на героический поступок. Хочешь не хочешь, надо выполнить задуманное!
Лесевы треволнения до сих пор были чепухой по сравнению с тайфуном, разгулявшимся в его душе при воспоминании об этом его долге. Волосы встали дыбом, перед глазами заплясало страшное видение: кадровичка — крылатая гарпия — протянула когтистые лапы к отравленному мороженому «Калипсо». Гарпия клацала челюстями, глаза горели алчным огнем. В голове у Леся все вдруг как-то поехало. Он возомнил себя чем-то вроде Георгия Победоносца, бьющегося с драконом, которому надобно отрубить голову, даже несколько голов, и он должен исполнить это во что бы то ни стало, без колебаний, не заботясь о последствиях! Отрубить голову гарпии мороженым «Калипсо»!
Через некоторое время дикое смятение в голове несколько улеглось, осталась лишь нервная дрожь. Мифическое видение поблекло. Грядущее свершение, вероятно, будет менее эффектно, зато куда ужасней. Он отравит кадровичку! Не отступит, просто не имеет права поддаться слабости!..
Да, над ним тяготеет чудовищный фатум; этому нельзя сопротивляться, этого нельзя избежать. Лесь с отчаянной решимостью подумал: чем скорее, тем лучше. Дольше этих пыток не вынесет. Мужественно положил он карандаш, вскочил было со стула, и тут… взгляд его упал на Барбару.
Барбара точила карандаш, наклонившись над корзиной для мусора. Барбару обтягивала блузка с глубоким треугольным вырезом, и очарованный Лесь примагнитился к месту накрепко. Он снова плюхнулся на стул, не отрывая завороженного взгляда от выреза: на истерзанную душу мигом снизошел благодатный покой. Преступные замыслы как-то вдруг потускнели.
Барбара выпрямилась, Лесь снова вскочил со стула и снова сел — Барбара принялась точить второй карандаш. Закончила, Лесь вскочил, она взяла третий, и Лесь сел…
— Никак гимнастикой занимаешься? — съязвил наблюдавший за ним Януш. — Неужто совсем ослабел?
Барбара и Каролек тоже уставились на него, и душа Леся запылала негодованием. «Толстокожие, в сущности, особи, — подумал он раздраженно. — Ну что они понимают?..» Гордость росла и распирала его при мысли о том, сколь недоступна их ограниченным умишкам глубина его печального и мрачного существа. Разве кто-нибудь из них посягнул бы на преступление?..
— Мне надо кое-куда съездить, скоро вернусь, — сухо объявил он, не снисходя до каких-либо объяснений.
Увлекательное декольте Барбары господствовало в его уме и сердце, вытесняя все остальное и прочее. Пленительная картина столь захватила, что он почти забыл, зачем едет, и лишь зрелище препарированного мороженого в холодильнике снова низвергло его в когти кошмара. Отравленное мороженое «Калипсо» зловеще заблестело упаковочной фольгой.
Пакет из-под молодого картофеля с шестью пачками отравы жег руки, когда он поднимался по служебной лестнице. На четвертом этаже шаги его замедлились, он прислонился к стене и заглянул в пакет.
Стафилококки… Смертельная отрава, убийственный яд… Славянские воины с криком хватаются за грудь на пиршестве Брунгильды… Бьющаяся в судорогах пани Матильда… Хладный труп на катафалке…
И что — дать отраву женщине? Заставить это съесть, присутствовать при исчезновении стафилококков в ее пищеводе? Отравить, вульгарным образом отравить? Ни за что!!!
Испарина выступила у Леся на лбу. Возмущение, протест рвали его на части. Убить кадровичку… Как это должен?! И вообще, кто сказал, должен?! Вовсе не должен, убивает, ибо такова его воля! А если не воля, так и не станет убивать! У него есть свобода выбора, вот сейчас войдет нахально в ее комнату, поклонится, предложит соблазнительный пакет с мороженым… Или не предложит… Ну конечно же, ничего он не должен!
Не должен, но необходимо. Решился. И порядок, свое решение выполнит! Будет безжалостен и тверд, как гранит! Войдет, поклонится и предложит мороженое…
Лесь энергично оторвался от стены. Открыл дверь. Занятая работой пани Матильда подняла голову и внимательно посмотрела на него. На вежливый поклон ответила легким кивком и вернулась к своим делам. Сжав под мышкой пакет из-под молодого картофеля, Лесь проследовал дальше в свою комнату.
В полном своем замешательстве он вдруг почувствовал нечто вроде облегчения. Вот так штука! Он отвлекся от мыслей об отраве и машинально поставил пакет у себя на столе. Что же это делается, ведь облегчение должна принести ему не жизнь, а смерть кадровички! Ясно — ее необходимо убить безотлагательно!
Нетерпеливо он отодвинул пакет в сторону и сел. Безмерная усталость навалилась на него: нет, он никогда не решится на такой шаг. Все пропало! Заставить съесть с таким трудом добытую отраву?.. О нет! Такой великолепный замысел, столько трудов и что? И ничего. Никогда не сможет он сделаться убийцей!
А вдруг все-таки сможет?..
Встал, взял пакет и снова направился в комнату кадровички.
Пани Матильда, которая записывала телефонограмму, увидела довольно странное зрелище. В ее комнату вошел Лесь, остановился посередине, повернулся к ней, как-то затейливо покачал корпусом, проделал несколько кубретов, после чего вышел на лестницу. Она хотела задержать его — не записался в книге выходов, — но не могла оторваться от телефона. Лесь вернулся быстро, снова задержался около ее стола и повторил свои непонятные па, дополнив их загадочной мимикой и закатыванием глаз. Пани Матильда решила, что это особый танцевальный номер, сопровождаемый вращением зрачков. А Лесь изо всей силы прижал под мышкой пакет из магазина деликатесов, который носил с собой туда и обратно, и отправился к себе.
Непомерно изумленная пани Матильда так загляделась на дверь, за которой скрылся Лесь, что не расслышала какого-то вопроса главного инженера и попросила повторить.
Расстроенный Лесь задумчиво уселся за свой стол, небрежно поставив пакет на верхнем, срочном чертеже. Озлобление сменилось неимоверным облегчением. Не решился. И что делать, больше уже не решится… Кошмар его жизни в виде кадровички вечен и несокрушим!
Возможно, соберется с духом когда-нибудь позже. В конце концов, не все потеряно, наверняка до роли преступника надо дозреть. Возможно, он чересчур поспешил, возможно, убийцей становятся постепенно…
Приблизительно через час в голове у Леся воцарилась полная неразбериха. Подавленность, обида, недовольство собой из-за неудачной криминальной попытки смешались со светлыми надеждами на будущее и непонятным облегчением в текущую минуту. Время от времени сожаление по утраченной возможности еще просыпалось в его душе. Но все так осложнилось, что Лесю захотелось поддержки и утешения, дабы разобраться в мучительном клубке. Он встал и удалился с работы, насмерть забыв об оставленном на столе орудии преступления.
— Что-то есть захотелось, — размечтался Каролек буквально через пару минут после ухода Леся. — У вас ничего нету?
Януш поднял голову от чертежа и осмотрелся.
— Я бы тоже перекусил, — буркнул он. — А этот куда опять испарился?! — добавил он, только сейчас обнаружив отсутствие Леся.
Возмущенно ворча что-то, он встал и подошел к Лесеву столу.
— Полюбуйтесь-ка на трудолюбие этого обормота! — запричитал он. — Ну виданное ли дело! Ничего! Ни одного штриха! Черт бы меня побрал вместе с ним!
Он наклонился над доской, пытаясь рассмотреть приколотый под калькой чертеж, сравнил его с лежащим рядом эскизом, потянулся за следующим эскизом и… нащупал большой умеренно чистый пакет из магазина деликатесов.
Входившую в этот момент в комнату архитекторов пани Матильду приветствовал радостный, прямо-таки триумфальный рев. Барбара, Каролек и Януш восторженно созерцали малость помятое, но еще вполне съедобное мороженое «Калипсо». Пани Матильда тоже получила блюдечко и ложку и с нескрываемым удовольствием приняла участие в потреблении справедливо поделенных на всех с неба свалившихся благ.
— Ох, и что мы натворили, — заявила она с некоторым смущением, кончая подкрепляться. — Пану Лесю надо вернуть деньги. Сколько с каждого?..
Во второй половине дня, около пяти часов, Лесь вышел из бара в «Европейском», полностью истерзанный борьбой с самим собой, вызванной малодушным его отказом от великого свершения. Не хватило силенок на кровавый подвиг, не сумел ударом меча рассечь гордиев узел, погубил смелый мужской план!
Ноги бессознательно направились к службе, а ум собирал утешительные доводы. А ведь если хорошенько сообразить, план, пожалуй, не такой уж очень мужской. Испокон веку отравительницами были женщины, потому и не удивительно, что он, Лесь, стопроцентный мужчина, поколебался перед такой дурацкой бабской работенкой и выполнил ее не совсем хорошо. А точнее, вовсе не выполнил. Мысль сама по себе неплохая, просто-таки нормальная, да и реализация плана натолкнулась на препятствия, неоспоримо свидетельствующие о его мужественности. Ему не удалось сделаться убийцей по причинам вовсе от него не зависящим.
Его, правда, немного смущало, что он все-таки может смело смотреть в глаза милиционерам; с другой стороны, этот прискорбный факт непонятным образом успокаивал и бодрил. Погруженный в столь противоречивые чувства, Лесь пришел на работу — никого; он заглянул в разные помещения, в одном застал Влодека-электрика, отправился в рабочую комнату и задумался о причине своего визита. Время позднее, давно пора возвращаться домой. Что-то он приносил с собой… Да, приносил. А, портфель…
Взял портфель и, направляясь к выходу, снова заглянул к Влодеку-электрику.
— Ты чем занимаешься? — спросил он между прочим.
— Рекламную витри-и-и-и-ну, — запел Влодек на мотив «Если по тебе заскучаю». — Рекламную витри-и-и-и!..
Форма ответа ничуть Леся не удивила, он знал, что в моменты интенсивного прилива творческих сил Влодек любил работать с песней.
— Ты надолго застрял? — спросил он по-прежнему без излишнего интереса.
— До ночи, — проворчал Влодек, прерывая пение. — Из-за вас сижу! — гаркнул он вдруг. — Установите вы этот холодильник или нет?!
Лесь спешно отступил. Холодильник числился в оборудовании интерьера, который он делал вместе с Янушем, и на эту тему не хотелось дискутировать с Влодеком.
— Ну, привет, веселых праздников. — Лесь сократил встречу и выбежал на лестницу, а «рекламная витрина» на мотив «Если по тебе заскучаю» протяжно и грустно неслась ему вслед.
Поздно вечером, уже после ужина, Лесева жена открыла морозилку, чтобы взять немного льда. Заглянула, посмотрела внимательней и поскребла ногтем.
— Что это такое? — спросила она недоуменно.
Лесь варил кофе. Поднял голову поначалу равнодушно и вдруг забеспокоился.
— Похоже на молочный кисель или мороженое, — удивленно протянула Касенька.
Лесь окаменел. Только сейчас вспомнил все, что произошло на работе. Мороженое-то он забыл на столе! В общественном месте, на всеобщее обозрение выставил орудие преступления!
Пачка кофе и ложка выпали из рук. Не говоря ни слова, Лесь схватил пиджак и выскочил на улицу. Может, успеет, может, удастся уничтожить все следы, пока никто ничего не обнаружил!..
Влодек, по-видимому, еще торчал у себя — дверь была открыта. Тяжело дыша, Лесь ворвался в комнату и бросился к своему столу. Тяжело дыша, оперся на чертежную доску и смотрел, не понимая того, что видит. Тяжело дыша, почувствовал, как перехватило горло.
На столе лежали пятнадцать злотых и записка: «Мы сожрали мороженое. Пани Матильде ты должен пятьдесят грошей».
Перехваченное горло стало единственным ощущением Леся. Дыхание оборвалось. Смотрел на пятнадцать злотых и записку, смотрел и смотрел, и смотрел, пока жуткое видение шести трупов, шести усыпанных цветами катафалков, шести прекрасно выполненных надгробий на Брудне не заслонило весь свет.
— Рекламную витри-и-ину, — заголосил в своей комнате Влодек. — Рекламную витри-и-и-и!
Лесев рассудок взметнулся как циклон. КТО?! Кто сожрал отраву?! Пачек было шесть… Пани Матильде пятьдесят грошей… Пани Матильда наверняка! Трое наших… Барбара!!!
Стон, исторгнутый из груди Леся, почти заглушил Влодековы рулады. Спасать!!! Спасать любой ценой! Возможно, еще не умерли! Врача!
«Скорую помощь»!..
Значит, все-таки убийца! Групповое убийство! Но ведь не хотел, вовсе не хотел! Лукреция Борджиа пускай себе травит напропалую, королева Бона, Брунгильда! Но не Лесь, нет, он не хотел!!!..
Взлохмаченный, оголтелый Лесь кинулся к телефону. Один прямой телефон, работающий круглые сутки, был в кабинете зава. Кабинет оказался закрыт. Лесь бросился к выходу. С лестницы вернулся и влетел к Влодеку.
— Пятьдесят грошей!!! — взревел он.
Влодек поперхнулся «рекламной витриной».
Физиономия Леся могла перепугать кого угодно. Опасаясь о чем-либо спрашивать, Влодек быстро сунул руку в карман и высыпал на стол всю мелочь. Лесь бросился на нее, словно коршун на падаль, нашел две пятидесятигрошевые монеты и рванул по лестнице. Несколько побледневший и выбитый из рабочего ритма Влодек немного погодя успокоился и, собрав мелочь, принялся размышлять о несчетных последствиях злоупотребления алкоголем.
Лесь галопом мчался по улице в поисках телефонной будки. После трех сломанных автоматов ввалился в четвертый. В голове мелькали многочисленные телефоны при несчастных случаях…
— Я не понимаю вас, — неуверенно ответил дежурный милиционер в отделении милиции. — Говорите спокойно. В чем дело? Отравление? Позвоните, пожалуйста, в «Скорую».
— Я и звоню! — простонало в трубке. — Сделайте что-нибудь!