Помоги проекту - поделись книгой:
Лора Лей
Анна в тридевятом царстве
Пролог
Все имеет свое начало и свой конец. Все проходит, и печальнее всего для человека, что проходит жизнь. Некоторым везет, и нет у них сожалений о завершении пути земного, но большинство, увы, подводит итоги и ужасается быстротечности времени и несбывшимся мечтам и неисправимым ошибкам, остающимся в памяти перед неизбежностью конца. И терзает тогда душу человека тоска о прожитых недостойно годах и принятых решениях. И даже если принимает думающий себя на склоне лет, остается горечь разочарования — мало кому удается избавиться от нее полностью.
Вот и Анна Николаевна Воронцова после смерти мужа впала в непреходящую депрессию. И если бы любила его безумно или бы жили душа в душу, или хотя бы уважали друг друга — так нет. А, поди ж ты, накрыла женщину потеря однофамильца и отца ее детей не по-детски. Причину она видела в собственной вине перед покойным, что связала с ним судьбу и не разорвала эти узы раньше. Прожили они рядом, а не вместе, как соседи, не сумев найти точки соприкосновения настолько, чтобы не чувствовать себя чужими. И ни дети, ни квартира не сделали их настоящими супругами.
Аня старалась вроде, угождала ему и родителям, зарабатывала деньги на воспитание дочери и сына и дом, вела хозяйство, не настаивала на достойной должности для мужа, не считала его доход. А отчуждение все равно не исчезало, наоборот, ширилось с годами, притупляя и без того прохладные чувства. Были ли у мужа отношения на стороне, Аня не знала, но иногда мелькала мысль — нашел бы кого, да и оставил ее. Она пару раз пыталась пуститься в романт
Правда, последняя связь растянулась на годы, но и она стала в итоге обузой для впавшей в депрессию женщины. Вот и сейчас, возвращаясь от любовного друга, Анна Николаевна четко поняла, что эта встреча станет концом их отношений. Нет, мужчина был по-прежнему ей предан, внимателен и нежен. Да только ей все перестало быть нужным. Размышляя об этой странности, Анна вновь подумала, что не создана для парных отношений, ей более комфортно одной. И в молодости так было, а сейчас и подавно. Любовь? Была влюбленность в студенческие годы, оборванная по живому реалиями национальных разногласий и давлением семейных старшин, и после того не тянуло Анну на такие приключения. «Не для меня вся эта романтика и трепет», — сказала себе молодая женщина и вышла замуж по причине «мама желает тебе счастья с этим парнем».
Всяко было в жизни: и переезды, и войны (да уж), и нехватка денег, скандалы и болезни, друзья, обретения и утраты. Все как у большинства людей. Единственное, что не менялось во все периоды ее жизни — это работа. Даже так — РАБОТА. Анна Николаевна всегда много работала. Причины были обычные: 1-жить на что? 2-она это умела лучше всего. Именно умела: упорная, дотошная, бескомпромиссная и честная, она в любом деле добиралась до сути, тащила на себе возы производственных проблем и никогда не жаловалась на трудности, а старательно их преодолевала.
Пожалуй, работа и была ее настоящей жизнью. Вне ее Аня делала все как-то машинально, по обязанности, что ли. Дети, муж-они просто были, но… Это пресловутое НО! Почему-то не так складывались их отношения, хотя Аня делала все для них, что могла: заботилась, одевала-обувала, вытаскивала из неприятностей, любила, как умела, разговаривала, предостерегала, переживала, но полного контакта и взаимопонимания не получалось. Это сильно расстраивало женщину, однако изменить ничего она не могла. И опять винила себя и свою прямоту и честность. Аня не умела врать и притворяться, говорила, что думала всем и всегда, и считала такое поведение единственно правильным и возможным. Для себя.
Такие мысли были тяжелы, давили на сердце, изводили. Сидя в салоне самолета, она отрешилась от окружающих и пропустила взлет, питание пассажиров, постепенно задремала и увидела сон. Ей снилась она сама накануне свадьбы: серебристо-серое платье, туфли светлые на каблуке-шпильке, грустно улыбающаяся мама, как всегда элегантная, суровый дед и встревоженная бабушка в неизменном переднике поверх длинной юбки и с гладким пучком на затылке. Они ждали прибытия жениха. В комнате царила торжественная, но невеселая атмосфера, и сердце Ани сжалось от дурного предчувствия. Ей захотелось отменить церемонию и сбежать!
«Не хочу! — с чувством воскликнула она про себя. — Я не хочу за него замуж! Я вообще не хочу замуж!» Девушка глянула на родных и шагнула к матери, чтобы попросить прощения и отмену свадьбы, но тут картинка поплыла, и Аня очнулась.
Глава 1
— Мистика, — пробормотала женщина, осматривая пейзаж вокруг: голубое небо, высоченные горы с заснеженными вершинами, быструю речку, журчащую рядом с ней, мощные деревья, росшие на противоположном от нее берегу и саму себя, лежащую на гальке, больно впившейся в спину.
— Господи, где я? — Аня села, почувствовав легкое головокружение. — Что за черт?
Посидев и придя в себя, она потихоньку встала, выпрямилась и посмотрела на свои руки, ноги, тело. Все привычное, только — молодое? Ощупав лицо, женщина не нашла следов сухости кожи, морщин на ладонях тоже не было, живот был плоским, а грудь — упругой. Одежда же была той, в которой она села в самолет: джинсы-скини, вязаные свитер с широким воротом, полусапожки без каблука. И сумка, лежащая рядом. Ее большая кожаная сумка с телефоном, кошельком, паспортом, влажными салфетками, расческой, мешочком с купленными в подарок подруге серебряными украшениями, пакетом с трусами на смену и пачкой кексов из булочной, прихваченными на всякий случай в дорогу, шерстяным палантином и детективом в мягкой обложке. Вокруг было тепло, пели птички, журчала вода и шелестели листья деревьев, а Анну продрал мороз.
— Что за фигня, а? Где я? — опять спросила себя женщина. — Это сон или что?
Мысли крутились волчком, а страх стал заполнять сознание. Реальность, данная ей в ощущениях, подтверждала, что во сне такие вещи вряд ли возможны, слишком уж окружающее настоящее: солнце пригревало, вода была ледяной, а ветерок обвивал лицо и фигуру, принося свежесть.
— Ничего не понимаю, я же в салоне задремала. Куда все делось?
Анна снова села на гальку, поморщилась — неудобно и прохладно. И стала соображать. Единственный вывод поражал нелепостью: случилось то, о чем ее подруга, новоявленная писательница, незадолго до отъезда Анны говорила с ней по телефону.
— Да, творю тут по-маленьку от нечего делать. Нравится мне жанр «бытовое фэнтези», сейчас многие дамочки пенсионного возраста им увлекаются. Перед смертью, наверное, мечтают пережить то, что не удалось при земной жизни. Любовь-морковь, приключения, прогрессорство всякое. А почему бы нет? Хоть не так страшно, если придумать для себя возможность перерождения. Хорошую религию придумали индусы, помнишь Высоцкого? Ну не верю я, что душа уходит в небытие без остатка. Это же энергия, а она не появляется из ниоткуда и не исчезает в никуда. Ты же материалистка, этого отрицать не будешь?
Анна тогда заметила, что лучше бы она писала детективы, а Лариса рассмеялась и ответила, что ей на такой сюжет ума не хватит. Сама Анна Николаевна ничего подобного не читала, как и вообще ничего из чтива, содержащего романтику. И в интернете она не сидела, и сериалы про житье-бытье не смотрела. Только старые советские фильмы и про войну иногда. Времени не было и желания. Она включала на кухне телевизор, выбирала канал, где говорили, и делала домашние дела, не вникая в суть программ. Фон есть и- слава богу. Уставая на работе, погружаясь в печаль по поводу участившихся сообщений об очередном ушедшем знакомом и переживая за неудачи дочери в личной жизни, Анна Николаевна старалась не думать. Просто проживала день за днем, от работы до работы. Какие тут фантазии и романы!
— Материалистка, да уж. И что теперь делать? Если Лариска была права, то я попала. Целиком и полностью — женщина снова оглядела себя. — А бонус — молодость.
Она подняла глаза к небу, вздохнула и решила пока не заморачиваться, а двигаться вперед, вдоль реки. Анна не была специалистом по выживанию в дикой природе, но практичность в ней присутствовала, и сидеть на месте, пусть не у моря, определенно не стоит.
— Ну, Лариска, ну, погоди! Вот послала, так послала…
Анна встала и решительно направилась вдоль берега речки по ее течению. Известно, что все реки куда-то впадают, чаще-в море. А по берегам должны проживать люди. О возможности существования в реальности иных гуманоидов Анна не верила категорически. Вот просто не представляла такое.
Воронцова шла несколько часов, благо, сапожки были удобные, погода благоприятствовала, вода имелась, а животные не появлялись. Природа была красива, воздух свеж и, привычно заставив себя не суетиться, Анна встретила вечер спокойно. В сумке, не пойми, как оказалась зажигалка, хотя женщина бросила курить после смерти мужа.
Берега речки перемежались галечно-песочными поверхностями, попадались и кустарники. У одного такого зеленого островка Анна и решила провести ночь. Собрала по краю леса сухие ветки и хвою, разорвала детектив и сумела развести костер. Съела кекс, запив водой, свернулась калачиком с палантином под кустом и уснула.
Глава 2
Следующие дни повторяли первый, Анна шла, ела. Спала на берегу под все чаще попадающимися кустами и фиксировала изменения: речка замедлялась и становилась шире, горы удалялись, сменяясь пологими холмами, а долина, внутри которой текла путеводная журчащая нить, увеличивалась в размерах и зеленела. Анна уже не так быстро шла, часто останавливалась и прислушивалась-вдруг людьми «запахнет»? Но нет, все оставалось прежним: незнакомый мир и одна попаданка.
Густой хвойный лес перешел в смешанный, привычный, и Анна рискнула немного углубиться в него в поисках ягод. Нашла знакомую чернику, пару сыроежек и орешник.
— А жизнь-то налаживается, — пробормотала она, ощутив на языке вкус ягод.
От реки не удаляясь, Аня все шла и шла, пока на пятый день, выйдя из сени леса, не увидела на берегу непонятную группу явно вооруженных людей. Испугавшись до безумия, она, тем не менее, умудрилась без шума присесть под ближайший густой куст и принялась рассматривать разворачивающуюся сцену.
Трое высоких мужчин, одетых в плащи и шлемы и держащие в руках мечи, переговаривались между собой, напряженно оглядывались вокруг и явно спорили, а на берегу навзничь лежал четвертый. Лошади стояли поодаль, удерживаемые за поводья еще одним членом группы, заметно мельче остальных. Анна затаила дыхание — увиденное ей не нравилось. Голоса были слышны плохо, но женщина поняла — язык ей не знаком, хотя по резкости и грубости напоминал немецкий.
«Это не разбойники, похожи на воинов, а лежащий-на серьезно раненого. Скорее всего, решают — бросить или забрать».
Ситуация меж тем поменялась. Один из спорящих снял с лощади переметную суму, положил рядом с лежащим, потом махнул рукой, компания запрыгнула на лошадей и быстро удалилась, не оглядываясь и явно торопясь. Лежавший было дернулся, но бессильно упал обратно.
Анна Николаевна не была чрезмерно человеколюбива. Она вообще придерживалась принципа: «Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю собак». И сейчас получила подтверждение — люди остаются людьми, к сожалению. Подождав примерно час, она решилась подойти к брошенному мужчине. Просто пойти дальше она не смогла: хоть и не Мать Тереза, но видеть, как возможно, умирает человек, ей претило. Ну, а если умер — не ее вина. А вещи могут пригодиться. Цинично? Да, а кому сейчас легко?
Оставленный «товарищами» действительно был ранен в грудь и ногу, кровь залила кожаный доспех и узкие, похожие на лосины, штаны. Парень лет 20 был бледен, дышал с трудом, но был в сознании, увы. Анна подошла и присела перед ним.
— Да, не повело тебе, парниша — проговорила она, осматривая рану. — Жить хочешь? Эх, мать, не было заботы, так купила порося.
Анна взяла парня под мышки и потащила по земле к лесу. Там кое-как пристроила на собранные ветки, расстегнула доспех — кожаный, кстати, завязки на боках. Стянула его и штаны и попыталась оценить масштабы бедствия. Рана на ноге была резаной, но не глубокой, на груди-больше, но кровь уже свернулась.
Анна вытащила оставшиеся бактерицидные салфетки, потом передумала и сходила за брошенной сумой. В ней обнаружился ворох рубах, штанов, кусок полотна вроде полотенца, немного сухарей и вяленого мяса, приличных размеров мешок с монетами (вроде, серебро) и металлический стакан-не стакан, но что-то похожее. Из оружия на парне нашелся кинжал в изукрашенных ножнах, а на шнурке на шее — деревянный крест, пахнущий можжевельником.
— Ха, да тут единоверцы имеются. Не было печали. Ладно, пойду, воды наберу, попробую вскипятить и промыть раны. Чем бы обеззаразить? Дуб, кора крушины? Эх, ничему-то ты, Аня, не научилась за шесть десятков лет.
Костер загорелся быстро, а вот кипятить воду в кружке пришлось осторожно: неудобное дно норовило перевернуть сосуд. Но Аня справилась, а парень, к счастью, потерял сознание, но дышал, так что все манипуляции горе-лекарки пережил не дергаясь: раздевание, обмывание и протирание салфетками, прикладывание найденного подорожника и перевязку разорванным на лоскуты полотном. Аня нашла чернику, вскипятила с ней воду и напоила находку, поела трофейного мяса и легла спать рядом. Умаялась с этим парнем.
Ночью больной стонал, поднялась температура (лоб был горячим), немного вертелся, но Аня гладила его по голове, напевала тихим голосом старые песни о главном, и парень к утру затих.
***
Пение птиц разбудило женщину и напомнило о насущном. Раненый спал, тело его было прохладным, а рана на ноге не выглядела воспаленной.
— Вот что значит хорошая экология, — пробормотала Анна и доела последний кекс. Надо было искать что-то посущественнее вяленого мяса и сухарей. Но Воронцова не представляла, что искать в незнакомом мире. Грибы? Птичьи яйца? Где, помилуйте? Отойти далеко от потерпевшего женщина не решалась, рыбу ловить руками не умела. Ну, до чего довела цивилизация отдельных своих представителей! Ничего без магазина и рынка добыть не может. А ведь едят и корешки, и травку всякую, и улиток, и лягушек, силки ставят как-то.
Анна напрягалась, пытаясь вспомнить хоть что-то, однако память ей отказывала. Она продолжала бродить вокруг стоянки, тщетно надеясь на озарение. И-таки пришло! Идя вдоль берега, Аня увидела в воде мелких рыбешек, стайками плавающих на мелководье, подхватила сумку и, погрузив ее в воду, стала медленно подводить к рыбкам. Через — дцать попыток попаданка резко дернула сумку и внутри оказались несколько глупых водоплавающих, не успевших сбежать.
— Ха! — гордо воскликнула женщина, и побросав улов на берег, побрела за ножом(кинжалом) и кружкой. — Будем варить уху!
Как она потрошила мелочь, варила в кружке без соли и материлась, природа промолчала, стыдливо притихнув, а вот раненый, как оказалось, слушал. Хорошо, не понимал, но его внимательный взгляд Аня заметила не сразу.
— О, находка очнулась! Как самочувствие, иномирный незнакомец? — Анна, вначале испугавшаяся, решила налаживать контакт. — Температура спала — дотронулась до лба губами. — Вроде нормально. Попробуем варево? Сесть сможешь?
Воронцова несла чушь, понимала это, но что было делать? Они вдвоем на пустынном брегу, она-нездешняя, он-брошенный своими. Чем не пара? За эти дни Аня многое передумала, даже плакала от неизвестности и страха. Но не-сон продолжался, и ей следовало выживать. А тут абориген, чем не помощь? Ты-мне, я-тебе. Может, сработает?
Парень молчал, и Ане пришлось приложить усилия, чтобы усадить его спиной к стволу дерева. Голые ноги мужчина увидел не сразу, что-то прошипел и прикрылся руками, зло глядя на Аню.
— Ойойой, какие мы нежные! Да чего я там не видела? Как бы я тебя перебинтовала? Поверх штанов? — Анна выразительно дотронулась до своих скини, пытаясь их оттянуть. — Дошло? Подживет немного, наденешь — она показала на суму.
Парень вроде понял. Аня сняла кружку с костра и, обернув шарфом, подала мужчине.
— Осторожно, горячо. Медленно пей. — Тот последовал совету, хлебнул бульон и шумно выдохнул. — Несолено, знаю. Дай и мне попробовать, — Аня забрала кружку и отпила сама. — Ничего, сойдет. Сухарик?
По-переменно отпивая отвар вприкуску с сухарями, товарищи по несчастью поели, и Аня палочкой вытащила рыбку из кружки. Мясо было сладким, но костлявым, поэтому большую часть пришлось выбросить.
Раненый смотрел на женщину молча, внимательно, а Аня разглядывала его из-под падающих на лицо волос. Ничем от привычного человека он не отличался, внешность тоже не особо примечательная: не красавец и не урод, глаза карие, волосы рыжеватые, по плечи, нос с легкой горбинкой, губы полные, фигура поджарая, мускулистая. Обычный такой мужик, воин, а возраст больше, чем показалось вначале. Глаза выдавали: серьезные, умные, взгляд прямой.
Аня забрала кружку, сходила за водой и поставила кипятить чернику.
— Давай посмотрим, как там раны поживают — наклонилась она к мужчине и потянулась к повязке. Тот дернулся и отодвинулся. — Эй, хватит дурить! — Анна Николаевна разозлилась. — Поменять надо подорожник — показала на вымытые листочки — и приложить заново, понял?
Парень взял траву в руки, осмотрел, кивнул и предоставил женщине доступ к телу. Аня рассмеялась:
— Ишь ты, какой осторожный! Не резон мне тебя гробить, ты мне должен будешь! Нет, здесь определенно животворящий воздух и вода, два дня, а уже и затянулось все! Или это ты такой здоровый?
Мужчина продолжал молчать, и Аня плюнула: не хочет говорить, да и не надо! Все равно ничего не поймет!
Глава 3
На счет последнего Воронцова жестоко ошибалась. Хенрик Вайс, лейтенант королевского сыска Пруссии, по долгу службы знал несколько языков, и наречие московитов понимал достаточно, чтобы определить-спасшая его рыжая девушка не из них. Хоть и говорит почти как тамошние жители, но поведение, одежда, словечки непонятные и предметы в сумке свидетельствовали о крайне редком, но известном его ведомству явлении — попаданстве. Таких находили, хоть и редко, а объяснение-нет. В архивах ведомства велись многолетние записи о появлении странные людей из ниоткуда. Последний случай произошел в правление прапрадеда нынешнего короля, Фридриха Первого, более полутораста лет назад, и стал источником роста влияния королевства на Северном континенте, обогнав соседей по развитию экономики и военного дела. Нынешний правитель Пруссии, Фридрих Пятый, пожинал плоды подарка предков, но превзойти их не мог, и терял прежнее влияние в международной политике. Государя это положение дел не устраивало, вот и носились ищейки по странам в надежде обнаружить очередного пришельца, чтобы обновить с его помощью жизнь и мощь королевства.
Это те, про которых он знал. Но ведь явно могли быть и неучтенные, сумевшие раствориться в массе местных и не дать себя обнаружить? Хенрик считал, что на такую дикарку он и нарвался, и только от него зависит ее дальнейшая судьба. Проговорится — и женщину, если не найдут ценной, запрут в монастыре или подземелье, дабы не тревожила понапрасну толпу, а признают нужной — запытают, вытягивая новшества и прочее, если не захочет отдавать знания сама.
Эта рыжая вряд ли станет ценной добычей: не знает ни трав, ни лечебного дела, рыбу ловить и то не умеет. Хотя, что там у нее в голове? Да не в этом дело, а в том, что она его не бросила умирать, тогда как товарищи предали. Вайс нечто подобное ожидал от командира, только вот предполагать и получить наяву-вещи разные. За несколько лет службы парень подрастерял патриотический пыл и карьерное рвение, всё более разочаровываясь в методах ведения дел королевскими сыскарями: те ловили призрачных пришельцев, тратили огромные деньги на якобы поиски, а настоящих преступников — убийц, воров, мошенников — преследовать не считали нужным, оставляя «бытовуху» простым стражникам. А таких дел становилось год от года все больше. Хенрику это претило, и он не раз высказывался перед командиром о необходимости переключиться на реальные преступления, а не гоняться за неизвестным попаданцем. Однако командование, следуя приказу одержимого поимкой «панацеи» короля, не обращало внимания на предложения лейтенанта, и в последний раз прямо заявило, что лучше Хенрику прекратить такие крамольные речи и покинуть ряды королевской сыскной службы. Тем более, что срок первого контракта подходил к концу.
Хенрик решил-этот вояж станет последним. Отец, отставной вояка, был изначально против решения сына пойти в ищейки: не любил он ни занятия их, ни начальство.
— Дурью маются, только карманы втихую набивают да чины себе выторговывают. Хорошо отчеты пишет этот герр Бенкендорф! Лучше бы учили своих инженеров да оружейников, а не надеялись на пришлых! Вон, московиты сами, сами и пушки льют, и булат куют! Франки с бриттами мануфактуры открывают, по морям земли ищут, а наш — отец сплюнул — из других миров подарков ждет!
Хенрик тогда разругался с отцом, уехал в столицу, поступил на службу, стал ищейкой. По мере знакомства с обязанностями и коллегами шоры на глазах спадали, разочарование росло, а правота отца подтверждалась. Хенрик готов был вернуться в родовое поместье и жениться. Так бы и сделал, если бы не конфликт с командиром четверки, вылившийся в поединок чести.
Ха, поединок чести! Трое на одного, велика доблесть. И бросили! Просто бросили на произвол судьбы. Хорошо, не добили- видишь ли, невместно!
— Ты сам виноват, лейтенант! Нечего было против командования выступать! А мы люди подневольные, что приказали, то и делаем. Так что, не обессудь. Приказ о твоей отставке по истечении контракта уже подписан и отправлен отцу. Не знал? Ну, прощай, лейтенант. Для всех ты подвергся нападению неизвестных при исполнении и пропал. Очень жаль. А выживешь, помни, молчание — лучший способ продлить жизнь, — сказал капитан и увел отряд, а Хенрик остался на берегу незнакомой реки, где очнулся от голоса худенькой пришлой, певшей ему протяжные чужие песни.
Так что никому и никогда не узнать, кто эта разыскиваемая королевской службой попаданка, уж он постарается.
***
Раненый поправлялся, потихоньку ползал в кустики, хотя Анна выговаривала ему.
— И что ты за стесняшка такой! Что естественно, то небезобразно. Вот сухари и мясо кончились, чем кормиться-то будем? Интересно, селение здесь рядом есть? Откуда-то вы сюда попали? Да только как я туда пойду — языка не знаю, одета — она оглядела себя — не по-местному. Заметут, как есть заметут.
Парень непонимающе смотрел на пантомиму Анны Ивановны и молчал. А женщина снова отправилась к реке. Может, опять повезет?
Она прошла по берегу до зарослей осоки или камыша, кто их разберет? И когда от ее шагов оттуда выпорхнула птица, с перепугу бросила в нее сумку
— Попала! — огласил берег крик попаданки. — Я ее сбила, ну надо же!
Оглушенная утка не успела прийти в себя, как Воронцова, проявив неожиданную прыть, кинулась на неё животом, придавила и, схватив трепыхающуюся живность за лапы, бегом побежала к найденышу.
— Смотри, немтырь, ужин! Только сверни ей шею — женщина протянула утку, — я не смогу. Запечь постараюсь, должна на берегу глина быть, а вот убить..
Хенрик принял птицу, одним движением сломал ей шею и положил рядом. Анна вздрогнула, передернула плечами и пошла искать глину — речка ведь. Пока она отсутствовала, лейтенант выпотрошил утку, закопал внутренности, и обрадованная находкой женщина обмазала желтоватой грязью добычу, потом завернула в лопухи и развела над ней костер.
— Живем, немтырь! Часа два надо, наверное. Спасибо — Анна поклонилась парню-. Хорошо, что ты выздоравливаешь. Поможешь мне выбраться куда-нибудь.
Анна села на кучку веток и вдруг заговорила:
— Я тут уже неделю шлепаю. Никого, кроме вас, не попалось. Что за мир, что за место? И почему я помолодела? А краска с волос не сошла. Я ведь не вернусь, да? — она посмотрела на наблюдавшего за ней молодого человека. — Отсюда не возвращаются. Наверное. Лариска бы сказала: начинай новую жизнь, Анюта! Делай то, что не смогла в прежней.
Женщина помолчала и продолжила:
— А к чему возвращаться? Дети выросли, живут сами. Дочь устала от меня, да и все равно. Сколько мне там осталось? Друзья мрут как мухи, телефон брать боишься. — Она тяжело вздохнула. — Дар это или наказание? Так внезапно: уснула в самолете— очнулась на берегу речки. Нонсенс, а поди ж ты — факт. Я вроде скучаю, а вроде — так и надо. Сама себе уже мозг проела ложечкой.
Парень слушал, следил за выражением лица женщины и старался ничем себя не выдать. Воронцова смотрела на огонь и говорила:
— Правда, незнакомцу высказать легче, чем своим. Вот ты меня не понимаешь, а мне лучше стало. И спеть хочу. Я так давно не пела — связки от табака сели, а тут получается.
Анна Николаевна запела:
— Ой, да не вечер, да не вечер,
Мне малым мало спалооось
Мне малым мало спалооось.
Ой да во сне привиделось…
Горел, потрескивая костер, садилось над лесом солнце, а по берегу разливалось пение женщины: мелодичное и светлое, как и ее настроение. Хенрик слушал, закрыв глаза. За этой песней последовала другая, такая же степенная и красивая, что-то про степь и умирающего, потом про рябину.
Женщина пела, по ее лицу катились слезы, а лейтенант Вайс представлял, как удивится отец, когда он приедет домой, да еще и с очаровательной иностранкой, спасшей его сына. Правду говорить отцу он не станет, зачем волновать старика? А женщина ему нравилась все больше и больше. Необычная внешность — глаза особенно, зеленоватые, немного колдовские, белая кожа, стройная, женственная, языкастая, деловая. А что до возраста. примерно его лет, хотя, судя по ее словам, была старше. Про особенности попаданцев он знал, а вот менялась ли внешность — архивы данных не хранили.
Через какое-то время и несколько песен Анна Николаевна разгребла кострище и вытащила утку. Глина схватилась, пришлось приложить усилия, чтобы добраться до мяса. Опять без соли, но мясной дух наполнил рот слюной.
— Кто молодец? Я молодец! Налетай — подешевело, было рубль— стало два. Держи ножку, болезный!
Утка ушла в мгновение ока. Анна вскипятила листья черники, благо, кустики росли недалеко, и приготовилась сменить повязку. Хенрик не возражал. То ли воздух и организм, то ли заботы незнакомки, но раны заживали не по дням, а по часам. И Хенрик решал, когда ему дать знать спасительнице, что он ее понимает: до прибытия в поместье или раньше. Решил молчать до последнего. Так и безопаснее, и интереснее, что скрывать: не ведающая о его понимании, женщина станет более откровенной, а у него появится возможность узнать ее по-лучше, чтобы выработать легенду и ввести её в дом с минимальными проблемами.
Поделиться книгой: