Эпиграмма

Юз Алешковский

ЮЗ-ФУ

Строки гусиного пера,

НАЙДЕННОГО НА ЧУЖБИНЕ

(Танки)

С ПОХМЕЛЬЯ ПРОХОЖУ МИМО МАВЗОЛЕЯ

На куполах златых морозный иней. Метет снежок по мостовой торцовой. Я Ленина в гробу видал. Заеденный безденежьем,

ЗАЕДЕННЫЙ БЕЗДЕНЕЖЬЕМ,

ЛЕЖУ В НОЧЛЕЖКЕ

Столько б юаней Юз-Фу, сколько блох на бездомной собаке, — он бы, едрена вошь, тогда не чесался!

ПОСЛЕ БУРНОЙ НОЧИ С ФРЕЙЛИНОЙ И ВНОВЬ ПОСТИГАЮ ГРАЖДАНСКОЕ СОСТОЯНИЕ И СООТНОШУ С НИМ ОСНОВНЫЕ НАЧАЛА БЫТИЯ

Пусть династию Сунь сменяет династия Вынь — лишь бы счастлив был Янь, лишь бы кончила Инь.

Вариация на тему Тютчева

Дела колхоза «Красный колос» давно находятся в пизде. «Лишь паутины тонкий волос блестит на праздной борозде».

Вариация на тему Лермонтова

На Севере диком стоит одиноко, особенно утром, со сна.

Послесловие для друзей

Вся жизнь моя летит в трубу. Сердцебиение, одышка. Вот эту бабу доебу — и крышка.

Александр Амфитеатров

Наш век — таинственный и пестрый маскарад, Такого не найти ни в песне нам, ни в сказке. Где ум давно надел дурачества наряд, А глупость с важностью гуляет в умной маске. Когда ты истинный поэт, Твори без фанаберий. Не издавай свой юный бред И не пиши мистерий.

В Думском заседании

Пуришкевичу[2]

«Пушкин называл евреев жидами…»

Пуришкевич Что Пушкина всего ты знаешь наизусть. Не раз ты возвещал с трибуны. Верим! Пусть! Но что же из его великих вдохновений Запомнил и извлек твой бессарабский гений? — Да то же, что всегда: Жида! — Ну, Пушкина читать не стоило труда!

На экзотическую поэзию И. А. Бунина

Ассаргадон свершил свою судьбу. Скончался Кир[3], обременен грехами. Но Вечный Дух создал Ивана Бу… Да! Бунина, Ивана, — со стихами! Затеял он, задумчиво-жесток. Воспеть весь мир, от кондора до крысы. И чтобы Кира этого в мешок Убрать — увы! — нет новой Томирисы!

Константин Антипов

ПЕРЕД ЧЕТВЕРТОЙ СЕССИЕЙ

Вновь засядут, засидят Тьму проектов и законов И, опасного не тронув, В позе доблестных Солонов[4] Вновь на отдых поспешат! Сидя сиднем без движенья. Служат делу обновленья… Как не крикнуть им порой: «Ради Бога, шевелитесь, А не то вы превратитесь В всероссийский геморрой!.. 1910

АРГО

Михаилу Левидову

Левидов от ума большого Стал подражать Бернарду Шоу. Но что у Шоу — хорошо. То у Левидова — не хороШОУ!

У книжного прилавка

С трудом пробился к книжному прилавку И Фолкнера себе не приобрел: Он слишком мне напоминает Кафку… Которого я тоже не прочел!

Аркадий Арканов

САРКазмы

Когда лежишь больной в постели, Ты не грусти, ты улыбайся. Поскольку свет в конце тоннеля Вне компетенции Чубайса. В этом злобном и яростном мире Ты любим, ты подобен герою. Ты меня не замочишь в сортире, Я тебя никогда не урою.

Александр Архангельский

Валентину Катаеву

В портрете — манера крутая, Не стиль, а сплошной гоголь-моголь: Посмотришь анфас — В. Катаев, А в профиль посмотришь — Н. Гоголь.

Исааку Бабелю

Читатель перед сим почтенным ликом. Вздыхая, справедливо закричит: — Сначала Бабель оглушил нас Криком, Ну а теперь — талантливо молчит!

Вepe Инбер

У Инбер — детское сопрано. Уютный жест. Но эта хрупкая Диана И тигра съест.

Михаилу Пришвину

Он, несмотря на бороду и годы, Чистейшее дитя… охотничьей породы.

Артему Веселому

Веселому я от души Скажу: — Хороший ты писатель. Но все ж ты книги так пиши. Чтоб был веселым и читатель!

Александру Серафимовичу

Длина «Железного потока» — От Минска до Владивостока!

Ильфу и Петрову

Задача Бендеру Остапу: Имея сразу двух отцов. Установить в конце концов — Кого из них считать за папу?

Ольге Форш

(«Дама с каменьями»)

Читатель книгу Форш просил. Лицо являло грусть и муку, — И кто-то «камень положил В его протянутую руку».

Борису Пастернаку

Все изменяется под нашим зодиаком, Но Пастернак остался Пастернаком.

Юрию Тынянову

Он молод. Лет ему сто тридцать. Весьма начитан и умен. Архивной пылью серебрится От грибоедовских времен.

Завлиту