Когда Подушкин вышел на палубу, он увидел, что это действительно так. Видимо, Калинин уже успел рассказать о разговоре с капитаном старшине артели промышленников. Охотники, одетые в толстые ватные куртки, обшитые кожей, собрались в носовой части судна. Увидев Подушкина, они разом двинулись к нему, и бородатый старшина, выступив вперед, спросил:
— Когда отплываем, начальник?
— Не отплываем, а остаемся зимовать здесь! — сухо сказал Подушкин.
Охотники переглянулись.
— Я объясню вам свое решение… начал Подушкин, но ему не дали договорить.
— Корабль исправен, надо выходить в море, — сказал старшина. — Мы не подряжались компании зимовать на островах. Мы — свободные люди.
Только сейчас Подушкин увидел, что у всех промышленников в руках ружья.
«Ого! Уж не бунт ли на корабле?»
— Вы что, бунтовать?! — крикнул он. — Вы знаете, что за это главный правитель вас всех посадит в острог?
— Мы не бунтуем, — закричали промышленники. — Пошто грозишь острогом? Нужно идти в Новоархангельск!
— Я сказал, что мы будем зимовать здесь!
— Не можно зимовать здесь, все перемрем от цинги! — закричали промышленники. — Не хотим холодать и голодать в Чучатке!
Подушкин беспомощно оглянулся и увидел спокойное лицо Калинина. Штурман стоял поодаль от него и посматривал на мостик.
Там, наверху, стоял, кутаясь в меховой плащ, Тертий Степанович Борноволоков. Наблюдал за тем, что происходит на палубе.
«Вот кто решит сомнения!» — ударило в голову.
— Стойте, ребята! — поднял руку Подушкин. — С нами едет новый правитель колоний, господин коллежский советник Тертий Степанович Борноволоков. Пусть он будет судьей в сем многотрудном деле!
— Даешь! — закричали промышленники.
Борноволоков спустился на палубу, махнул рукой промышленникам:
— Разойдитесь, ребята! Дело не решается одним словом. Надо подумать.
Собрались в капитанской каюте — Борноволоков, старшина промышленников, Подушкин и Калинин.
Каждый вкратце изложил свое мнение о дальнейшем плаванье.
Борноволоков выслушал офицеров и старшину. Долго сидел молча.
Наконец заговорил тихо:
— По-моему, господа, нужно продолжать плаванье. Конечно, корабль стар, и опасно пускаться в море в зимние штормы. Можно было бы зимовать здесь. Но прав и господин старшина — на сухарях и солонине долго не проживем, а дичи на берегу нет. За сколько дней мы можем достичь Ситхи? — оборотил он лицо к Калинину.
— При благоприятном ветре за десять дней.
— А если ветры не будут благоприятствовать?
— Тогда по воле провидения…
— Господа, я не хочу, чтобы на борту были раздоры. Мне кажется, что опытность лейтенанта Калинина в плаваниях по холодным морям убеждает принять его план. Поднимем же якоря и — с богом!
На том разошлись.
Вечером Подушкин попросил аудиенции у Борноволокова.
— Ваше превосходительство, — обратился он к правителю, — когда мы выходили из Охотской гавани, я был назначен на «Неву» капитаном. По неопытности плаванья в северных морях я подверг опасности жизни доверенных людей и целостность груза. Прошу вашего соизволения быть штурманом при капитане Калинине…
— Вы отказываетесь от командования кораблем?
— Да.
— Причина?
— Лейтенант Калинин более опытен в этих водах.
— Хорошо. Я принимаю вашу отставку. Прошу — пришлите ко мне лейтенанта Калинина.
…Противные ветры бросали «Неву» назад.
Целый месяц потребовалось на то, чтобы пройти тысячу двести миль.
Калинин направил путь «Невы» к мысу Эджком, лежащему при самом входе в Ситхинский залив, где стояла крепость Новоархангельская. Четвертого декабря с борта увидели высокую гору, венчающую мыс Эджком. Теперь рукой подать было до Ситхи. Утром назначили. вход в гавань. Но ночью рванул ветер с такой силой, что даже в дрейфе «Неву» понесло на запад, отбивая от берегов. Утром не то, что горы, но вообще никакой земли в виду не оказалось. Погода свирепела. Шквалы невиданной силы налетали один за другим. Казалось, весь залив Аляска вздыбился гигантскими водяными валами, которые поглотили землю и сейчас ополчились на крохотную скорлупку, несущую в себе горстку усталых людей.
Две недели бесновался Тихий океан, то удаляя корабль от берегов, то снова вынося его к мысу Эджком, и тогда измотавшиеся вконец люди видели под низким небом вершину горы, которая как маяк указывала путь на недосягаемую Ситху. Наконец «Неву» отнесло так далеко на юго-запад, что Борноволоков велел править к Сандвичевым островам, в пояс теплой погоды и слабых ветров. Собрали совет. Обсудили предложение нового правителя и нашли, что мысль его весьма основательна. Но когда подсчитали запасы воды и продуктов, оказалось, что на переход не хватит…
Шторм понемногу стихал.
8 января 1813 года, вскоре после захода солнца, увидели влево высокий берег, по счислению курса и заключению Калинина — мыс Эджком. Берег открылся в то самое время, в которое ожидал его появления Калинин. Штурман торжествовал. Через час появилась на вид и знаменитая гора.
— Вот, господа, мы и дома! — воскликнул Калинин. — Господь привел нас, наконец, к месту.
В сумерки ветер упал до умеренного, «Нева» шла от трех до четырех миль в час. Все на борту успокоились. И хотя ночь надвинулась довольно темная, берег хорошо выделялся еще более темной массой на горизонте.
Под утро пришла пасмурность с дождем и закрыла все.
Однако Калинин велел продолжать тот же курс.
В Ситхинском заливе находится много подводных камней и есть достаточно сильный прилив, действующий неправильно, — высота его не всегда одинакова. Штурман сообщил об этом Борноволокову и Подушкину.
— Господа, я хорошо знаю сии камни. Требуется отменная осторожность, чтобы проходить залив ночью. Но барометр снова предвещает бурю, и только весьма худое состояние корабля заставляет меня отважиться на столь опасный поступок. Я боюсь, что, если крепким ветром нас отнесет обратно от берегов, мы все погибнем в море. Вот почему я решился не упускать благоприятный ветер и идти к Новоархангельску сейчас.
С ним не спорили. Все положились на его уменье.
Борноволоков и Подушкин разошлись по каютам. Калинин остался на мостике.
Часа за два до рассвета Подушкина поднял с койки отчаянный голос с бака: «Земля вплоть перед носом!»
Подушкин выскочил из каюты полуодетым, и первое, что увидел, была высокая, мокрая, покрытая сбегающими струями стена утеса. По палубе метались промышленники. Несколько человек навалились на колесо румпеля, пытаясь отвести «Неву» от смерти. Кто-то кричал, что нужно бросить якорь…
Вот как рассказывал он позднее главному правителю колоний Баранову о дальнейшем:
— Мы решились, наконец, бросить якорь, ваше превосходительство. Но якорный канат в несколько минут весь высучило, и конец его упал в воду, ибо в испуге и торопях позабыли его при-стопорить, как должно. После сего несчастия понесло нас к берегу. Экипаж пытался поворотить «Неву», чтобы отлавировать от опасности, однако ж все без успеха. Потом я услышал удар и понял, что корабль стал на каменья вблизи того самого неприступного утеса.
Когда это случилось, ветер дул с запада очень умеренно, но на самом рассвете, отойдя к зюйд-весту, начал усиливаться и в самое короткое время рассвирепел чрезвычайно. Что было делать? Калинин крикнул, чтобы рубили мачты. Это было нужно и сделано по-морскому, чтобы облегчить корпус. Затем насажали людей в баркас и хотели спустить оный на воду. Это, ваше превосходительство, иногда удается, когда делается порядком, без замешательства и при умеренном волнении. Но теперь все на палубе суетились, каждый командовал, порядка никакого не было, и баркас залило волной, и двенадцать человек в нем потонуло, в том числе женщины и дети… Плотники срубили плоты из запасных стенег и реев, мы хотели на них искать своего спасения. Но плоты тоже разбило и разнесло волнами. Потонуло еще десять человек… Других средств мы не испытывали, доколе около полудня волны не стали ломать корабль на части. Тогда всякий ухватился, кому за что случилось, и искал своего спасения на корабельных обломках. Но прибой у берега был столь велик, что многие из бедствующих, доплыв благополучно до берега, были избиты волнами об утес или ушиблены частями корабля и замертво выкинуты на сушу. Некоторые от сильных ушибов и ран лишились жизни. В числе сих последних находились несчастные Борноволоков и Калинин… Меня же, ваше превосходительство, попечением господа, выкинуло на берег живым. Товарищи привели меня в чувство, и вот теперь я могу рассказать вам, как все случилось… Несколько дней мы испытывали ужасный голод и суровость зимней стужи, но праведный и милосердный бог после наказания нас помиловал: промышленники нашли на берегу небольшую лодку, отремонтировали ее и достигли на ней Новоархангельской крепости…
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Это произошло 9 января 1813 года на северо-западном берегу Америки у мыса Эджком, в широте 57°11′.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Необыкновенная история бортового журнала
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
ливье Эксмелен был французам. Он родился в Онфлере, в Нормандии, на берегу бухты Сены, в 1632 году. Однако случай распорядился его жизнью так, что в юности он оказался человеком вне закона и без национальности.
И тот же самый случай помог ему познакомить человечество с самым мрачным периодом истории флота.
В Онфлере существовало в то время единственное учебное заведение — медицинская школа, в которую юный Александр Оливье и поступил по настоянию своего отца, тоже медика. Александр любил медицину и мечтал стать хирургом.
Учился он хорошо, профессора не раз обращали внимание на то, с каким изяществом он проводил несложные операции на практических занятиях в местном госпитале.
И вот за год до того, когда он должен был получить диплом, во Франции появился королевский указ, запрещающий гугенотам заниматься медициной. А семья Александра Оливье Эксмелена исповедовала протестантскую религию…
Было две возможности: либо принять католичество и спокойно продолжать учебу в Онфлере, либо бежать, подобно некоторым французам, в Пруссию или Нидерланды и там закончить свое образование.
Против принятия католичества возразил отец, пригрозив, что проклянет сына, если тот откажется от веры, которой придерживались деды и прадеды. Бежать в Пруссию или Нидерланды тоже было нельзя, так как семья Эксмелен была не настолько богата, чтобы содержать сына в заграничном учебном заведении.
Но тут наметился третий путь, привлекший Александра романтикой и необычностью.
Во второй половине семнадцатого столетия Франция, подобно многим другим государствам Европы, страдала от недостатка золота. Производство товаров росло намного быстрее, чем количество денег, выпускаемых в обращение. Частных средств не хватало для эксплуатации заморских владений. Необходимо объединение нескольких крупных капиталов. И такое объединение происходит. Образуется поддерживаемая государством Вест-Индская компания. Она берет на себя «заботу» о принадлежащих Франции Антильских островах в Новом Свете. По ее призыву самые разные люди устремляются на эти далекие острова: свободные колонисты и проходимцы, искатели приключений и дельцы, преступники, надеющиеся скрыться от правосудия, и бедняки, обязующиеся пробыть три года на службе у компании, отрабатывая оплаченный вербовщикам переезд через океан.
Вместе с этими завербованными эмигрантами отправляется на острова и Александр Оливье Эксмелен. Он будет хирургом на острове Мартиника. Так написано в контракте, который лежит у него в кармане, так подтверждено большой красной печатью и подписями чиновников, проставленными на листе плотной гербовой бумаги.
Если бы только Эксмелен, вступая на палубу «Святого Иоанна», мог предвидеть, что ждет его впереди, он бы, наверное, бежал, даже рискуя подвергнуться преследованию за невыполнение контракта.
Но молодой хирург еще ничего не знает. Он прохаживается по палубе между эмигрантами, шутит, подбадривает людей и время от времени посматривает на запад, где его ожидает хорошая практика и, может быть, блестящая карьера колониального врача.
На двадцать шестой день плавания устанавливается ровный противный ветер. «Святой Иоанн» временами совсем теряет ход и больше лежит в дрейфе, чем придвигается к Американскому материку. Наконец, на тридцать первый день, вместо того, чтобы бросить якорь на Мартинике, корабль причаливает значительно севернее — к небольшому острову Черепахи (Ла-Тортуга), который находится в двух лье от острова Сан-Доминго в архипелаге Гаити.
Ла-Тортуга был излюбленным местом пиратов. Здесь они запасались пресной водой, ремонтировали свои потрепанные в боях и штормах корабли и просто отдыхали после особенно кровавых набегов.
В 1664 году остров Черепахи был отобран французами у испанцев и присоединен к владениям Вест-Индской компании, которая назначила на него своего губернатора. Отныне пираты не посещали этот клочок суши, не желая связываться с сильным французским гарнизоном, и предпочитали отсиживаться в более надежных убежищах.