– правительство УНР заявляет о намерении сразу же после прекращения гражданской войны наравне с другими социалистическими партиями легализировать КП(б)У, предоставить ей свободу пропаганды своей идеологии в рамках парламентской борьбы;
– правительство УНР предлагает правительству РСФСР немедленно восстановить консульские учреждения и наладить товарообмен на условиях, «выработанных мирной конференцией Шелухина-Раковского»[61].
Более квалифицированно выстроив тактику поведения на переговорах, Д. З. Мануильский и его коллеги смогли сначала выведать все возможные компромиссы, на которые способна была пойти украинская сторона. Отклонив претензии последней, в частности, о вмешательстве во внутренние дела УНР с помощью войск и т. п., они начали методически, временами гибко, временами твердо добиваться принятия своей платформы.
Так, 23 января Д. З. Мануильский изложил требование немедленного создания наступательного союза между УНР и РСФСР «на Краснова, Антанту и Крымскую реакцию. Что касается внутренней политике, то товарищ Мануильский настаивает, чтобы вопрос о власти на Украине был разрешен Всеукраинским съездом Советов на тех же избирательных основаниях, как и в Советской Российской республике. Только на этих основаниях правительство Советской России готово приступить в качестве посредника в деле примирения сторон, которые борются на Украине»[62].
Конечно, такая линия вызвала сопротивление со стороны дипломатов УНР. Опровергая в ходе затяжных дебатов аргументацию российской стороны, С. П. Мазуренко в отчаянии указал представителям РСФСР, «что они, требуя от правительства УНР объявления войны Украиной Антанте, Дону и Крыму, установления диктатуры пролетариата, в то же время со своей стороны положительно ничего не предлагают и не дают УНР, за исключением советов, для получения которых совсем не было необходимости приезжать в Москву Дипломатической Миссии»[63].
Хотя приведенные слова не принадлежат к шедеврам дипломатического красноречия, украинская позиция здесь заявлена предельно четко и бескомпромиссно. Причин к беспокойству добавляло и то, что российские представители с каждой новой встречей умножали информации о поражениях Директории и успехах в Украине советской власти. Не имея достоверных сведений о действительном состоянии дел, украинские представители начали подозревать, что официальная Москва сознательно затягивает переговоры. «Мы сидим здесь уже две недели и к никаким определенным выводам до этого времени не пришли, – заявил С. П. Мазуренко на совещании 27 января. – Нам необходимо установить контакт взаимного доверия и немедленно разрешить важнейшие вопросы, которые не терпят отсрочки. Без этого мы не можем продолжить общую работу и нашим промедлением только усиливаем анархию на Украине»[64].
И совсем уже отбрасывая любые дипломатические каноны и условности, глава Чрезвычайной миссии УНР высказал уверенность, что продолжение переговоров в предыдущем русле бесперспективно из-за очевидной их бесполезности. «Мы со своей стороны вносили все время вполне определенные предложения, а от Вас я еще никаких предложений не слышал, – с раздражением говорил он. – Те же разговоры, которые мы вели на предыдущих заседаниях, это лишь требовало от нас капитуляции. Давайте раз и навсегда отбросим дипломатию в сторону и скажем друг другу: Чего Вы хотите от нас и на что мы можем рассчитывать от Вас. Ведь для того, чтобы говорить о тех предметах, о которых мы вели речь на предыдущих заседаниях, нам вовсе не нужно было ехать сюда. Мы могли все эти вопросы решить там, на месте с Пятаковым и его друзьями»[65].
Украинцы высказали пожелание перенести место переговоров поближе к межгосударственной границе, в частности в Харьков или Гомель[66], чтобы облегчить получение информации от государственных центров УНР.
Здесь, наверное, уместно высказать соображения относительно причин возникновения негармоничной ситуации на переговорах, хотя обе стороны, кажется, искренне стремились достижения согласия. Во всяком случае, представители российского правительства Д. З. Мануильский, А. З. Каменский, В. Р. Менжинский, Л. Б. Красин старались убедить своих визави в том, что у них нет причин искусственно затягивать процесс договоренностей. И им можно в данном случае доверять. Не раскрывая причин стремления к согласию, они на самом деле исходили из того, что, не имея надлежащих вооруженных сил, Советская Россия стояла перед перспективой огромных, сверхсложных испытаний – на помощь ее врагам приходила мощнейшая к тому времени милитарная сила в мире – Антанта. Поэтому исключить из кольца фронтов, которое все более сжималось, хотя бы одно звено (Украина потенциально могла им быть, да и, собственно, уже была после 16 января 1919 г.), а еще больше – склонить к нейтралитету, и того лучше – к содействию – значило получить немалую и притом бескровную, малозатратную победу.
На что же могли ссылаться в публичных переговорах постоянно российские дипломаты – это на смену ситуации в Украине. Объективное неуклонное падение авторитета, влияния власти Директории вызывало естественный вопрос – насколько реальной является эта сила и как далеко следует заходить в расчетах на взаимодействие с ней? Конечно, в создании противоантантской и противодобровольческой коалиции виделась геополитическая перспектива. Однако свои преимущества могла иметь и ставка на советские, большевистские силы в Украине, которые все укреплялись, завоевывали все более прочные позиции, брали под контроль новые и новые территории.
Похоже, что московский центр колебался, или еще только определялся в том, который из двух вариантов более приемлем, «выигрышен». А руководство КП(б)У, СНК Украины, сознавая, что контакты с посланцами Директории для В. И. Ленина, его единомышленников – это не игра, не имитация деловых отношений, с подозрением и ревностностью относились к самой идее, тем более – факту переговоров. Они понимали, что ЦК РКП(б), СНК РСФСР имели свою стратегию, целью и стержнем которой было сохранение власти Советов и что с этой точки зрения поведение лидеров КП(б)У, для которых интересы украинских трудящихся были главными, не во всем совпадало с общепартийным, общесоветским курсом, «органично вписывалось в него», имея вполне естественные региональные и национальные отличия. Как и в момент создания КП(б)У, организации антигетманских восстаний, создания Временного рабоче-крестьянского правительства, снова сказались разногласия между «центром» и «местами». Большевистский центр вместе с тем желал, с одной стороны, наиболее решительной победы местных коммунистических сил в Украине, а с другой – остерегался, что их борьба может ускорить конфликт, открытое столкновенье с мировыми империалистическими силами, предвидеть результат которого было очень непросто. Во всяком случае – убедительных аргументов в пользу достижения победного варианта было немного.
Возможно, поэтому, не имея уверенности в какой-либо из альтернатив, российская сторона осуществила попытку привлечь к переговорному процессу представителей советского правительства Украины, в частности – Г. Л. Пятакова[67]. Последний вместе с Я. Н. Дробнисом в самом деле прибыл в конце января 1919 г. в Москву, однако проигнорировал приглашение на совещание, поскольку, по словам Д. З. Мануильского, стоял на «непримиримой позиции»[68]. Представитель правительства РСФСР надеялся еще убедить их изменить точку зрения. «Но, если они решительно откажутся принять участие в нашей работе, – заметил Д. З. Мануильский, – то наша партия будет настаивать на их отзыве. Тогда, – продолжил он, – мы вызовем из Харькова Х. Г. Раковского, который туда был послан для усиления сторонников соглашения с Директорией»[69].
Последнее утверждение было скорее всего «дипломатическим преувеличением». Обстоятельства замены Г. Л. Пятакова Х. Г. Раковским в должности главы советского правительства Украины заключались в иных, на момент осуществления упомянутой трансформации далеких по сущности и характеру процессах, нежели те, на которые ссылался ловкий дипломат.
Однако здесь важно сознавать, что советская сторона имела возможности для маневра. Варьируя предложения (незыблемыми оставались требования введения в Украине советской власти и создания единого командования для советских и уэнеровских вооруженных сил), Д. З. Мануильский, В. Р. Менжинский, Л. Б. Красин учитывали быстротечную конъюнктуру.
Посланцы же Украины все больше страдали от практической изоляции, в которую попали с приездом в Москву. Им не удавалось снестись с Директорией по прямому проводу или радиотелеграфом. Они не могли сообщить о достигнутых договоренностях, получить инструкции относительно дальнейших шагов, допустимых компромиссов и т. д. Не помогло даже вмешательство на высоком, наркомовском уровне. Киев на протяжении недель абсолютно не реагировал ни на какие обращения[70].
Тогда глава миссии С. П. Мазуренко согласился на командирование в Киев курьера, хотя и считал, что таким способом очень трудно предметно решать возникшие на переговорах проблемы. Кто выполнял роль курьера миссии, выяснить не удалось. Он выехал из Гомеля и достиг Дарницы (левый берег Днепра, сегодня район Киева. –
Это знала только атаманская власть»[72].
Сопоставляя всю эту историю с домогательствами С. В. Петлюры об объявлении войны РСФСР, с атаманскими препятствиями в осуществлении дипломатической миссии в Москву, глава Директории пришел к важным, однако очень неутешительных выводам. Припомнив, что официальное объявление войны северному соседу было сделано 16 января 1919 г., В. К. Винниченко продолжает: «А 1 февраля, то есть как раз через обещанные атаманами две недели, повстанческие украинские войска, поддержанные регулярными российскими войсками, были уже под Киевом. Объявление войны не подняло духа. Атаманам важно было выбить то оповещение войны не по военным мотивам, а по политическим. Оповещая войну, они были более уверенны, что к миру не придет, а, значит, не будет советской, действительно народной власти, которая не потерпит произвола и всех мерзостей атаманов.
Таким образом эти две силы, – пятаковщина и атаманщина, – достигли своего: одна потащила Совет Народных Комиссаров в русский национализм и империализм, а вторая потащила Директорию в контрреволюцию и в жестокие лапы антантского империализма»[73].
Вывод многоаспектный, достаточно категоричный, очевидно, не во всех составных бесспорный. Однако в смысле понимания рассматриваемого сюжета трудно не согласиться с тем, что при воспроизведенных обстоятельствах достичь общего положительного результата в Москве было элементарно невозможно.
Итак, исходя из объективного состояния дел, прежде всего осознания того, что овладение красными Киевом было делом ближайших дней, С. П. Мазуренко и М. Н. Полоз 1 февраля 1919 г. предложили объявить перемирие на фронте как предпосылку продолжения переговоров о мире[74].
А на следующем заседании, 4 февраля, был согласован текст документа, который телеграммой решили отправить в Украину – правительствам УНР и советской Украины. Его содержание сводилось к следующему:
Правительство РСФСР соглашается выступить в роли посредника между двумя правительствами, ведущими борьбу в Украине, на таких условиях:
– Признание Директорией принципа власти Советов на Украине;
– Признание нейтралитета Украины с активной его защитой против любого иностранного вмешательства, которое нарушает этот нейтралитет;
– Общая борьба против контрреволюции;
– Перемирие на время мирных переговоров[75].
Вокруг данного документа в историографии «ломалось немало копий». Причиной послужили относящиеся к проблеме сюжеты в их воспроизведении через четыре десятилетия В. К. Винниченко. Бывший глава Директории в «Завещании борцам за освобождение» утверждал, что «после длительных и горячих дебатов в Центральном Комитете и Политбюро РКП Ленину удалось победить противников мира с Украиной и склонить большинство руководящих органов компартии принять наши условия. Самостоятельность и независимость Украины была официально признана в соответствующей резолюции и мирный договор подписан со стороны России главой советского правительства В. Лениным и Наркомом иностранных дел Чичериным, а со стороны Украинского Государства – главой украинской делегации – Семеном Мазуренко»[76].
Возможно, с годами В. Винниченко просто призабыл детали и прифантазировал некоторые моменты, представляющиеся неправдоподобными. Вышеприведенную договоренность, которая телеграфно была отправлена в Украину, он выдает за подписанный договор. И хотя В. К. Винниченко убеждает, что в 1920 г. во время отчета ему в Москве С. П. Мазуренко докладывал «о подписанном договоре»[77], что этот факт официально подтверждали и Г. В. Чичерин и члены Политбюро[78], текста договора (какого-либо его варианта, кроме вышеприведенного текста телеграммы), до настоящего времени никто не видел. Это тем более удивительно, что В. К. Винниченко утверждает, якобы документ подписали В. И. Ленин, Г. В. Чичерин и С. П. Мазуренко. В биохронике В. И. Ленина такого факта не зафиксировано. Да и едва ли он вообще мог иметь место. Хотя в революционное время не вполне придерживались правовых, дипломатических канонов, кажется весьма маловероятным, чтобы советская сторона пошла на такую впечатляющую «протокольную» асимметрию: согласиться поставить под суперважным государственным документом подписи главы правительства государства и главы чрезвычайной миссии, просто не наделенного соответствующими полномочиями. Последнее подтверждается как документом, выданным С. П. Мазуренко, так и его неоднократными ссылками на то, что он не имеет возможности продолжать переговоры, не зная, что ему в конкретных обстоятельствах может разрешить официальный Киев. В частности, соглашаясь на отправку в Украину телеграммы с достигнутыми условиями, С. П. Мазуренко попросил В. Р. Менжинского «передать официальное заявление Российскому Советскому Правительству о том, что он, Мазуренко, не имеет полномочий Директории вести переговоры с правительством Раковского – Пятакова и что после падения Киева он, Мазуренко, слагает с себя ответственность за возможность выполнения вышеуказанного полномочия. Т. Мазуренко заявляет, что Миссия УНР просит приостановить дальнейшие переговоры вплоть до получения директив от своего Правительства»[79].
Что же касается В. И. Ленина, то не только неизвестно о его прямой причастности к переговорам, подготовке итогового документа, а и к борьбе, которая вроде бы имела место в Политбюро ЦК РКП(б) относительно украинских проблем. Опять-таки известно лишь о том, что лидеры КП(б)У и советского правительства Украины обнаруживали определенное несогласие с линией поведения официальной Москвы, допускали, даже, временами ослушание, которое детерминировалось логикой развития событий в Украине. Так что и здесь В. К. Винниченко, очевидно, кое в чем смещал акценты.
Не все точно и с передачей того, как и почему договор не попал в руки Директории. По версии В. К. Винниченко, С. П. Мазуренко передал текст документа телеграфом в Киев и «попросил ратификации Директорией этого великого акта. Его сообщение принял С. Петлюра, который заведовал военным телеграфом, но Директорию об этом не известил и ратификации договора, конечно, не произошло. С. Мазуренко несколько раз добивался ответа, но не мог получить его Он хотел возвратиться на Украину, чтобы лично привезти заключенный договор, но по приказу Главного Атамана С. Петлюры его на границе не пропустили в Украину. И, таким образом, этот огромной весомости акт для нашей государственности был скрыт от украинства и вся дальнейшая борьба за него пошла по такому несчастливому для нас направлению. Москва, не дождавшись ратификации мирного пакта, считая молчание Директории за нежелание мира, возобновила военные действия, заняла Киев, осуществила натиск на разбитую украинскую армию и вытеснила ее за границы Украины в Польшу»[80].
К тому же бывший глава Директории прибавляет, что он узнал позднее, почему оставленный петлюровскими войсками Киев «более недели» не занимался красными, что это было сделано по приказу Москвы «не нарушать перемирие, ждать конца мирных переговоров»[81].
Опять многие моменты не соответствуют действительности (личное путешествие С. П. Мазуренко в Киев, хотя он не отлучался из Москвы), или не могут быть подтверждены (поступки С. В. Петлюры, приказы Москвы). Есть и хронологические несовпадения: готовый договор не мог ни передаваться телеграммой для ратификации в Киев, ни быть отправленным с посланцем, поскольку его физически просто не существовало до 4 февраля 1919 г.
Не хочется подозревать В. К. Винниченко в политической наивности, или же выдвигать обвинение в сознательной, прагматичной фальсификации событий, однако некоторые его утверждения понять, объяснить непросто. Так, скажем, он продолжал решительно настаивать на том, что подписанный между посланцем УНР и руководством РСФСР в феврале 1919 г. договор, стержнем которого было признание независимости Украины, не просто существовал, но и оценивался В. И. Лениным его сторонниками летом 1920 г. как реально действующий документ. А затем и его, В. К. Винниченко, визит, переговоры с партийно-советским руководством России в 1920 г. будто бы были прямым результатом признания ЦК РКП(б), СНК РСФСР договора с Директорией (это тогда, когда практически на всей территории Украины была советская власть).
Собственную же несговорчивость, или принципиальность, стремление получить реальные рычаги для украинизации республики В. К. Винниченко расценивает как повод, которым воспользовались Л. Д. Троцкий, его сторонники, добившись победы над умеренной по отношению к Украине позицией В. И. Ленина, дезавуировав достигнутые в феврале 1919 г. украинско-российские договоренности[82].
Однако возвратимся к событиям, связанным с деятельностью миссии С. П. Мазуренко, и обратим внимание на такие моменты.
На уже упомянутом заседании переговорщиков 4 февраля 1919 г. В. Р. Менжинский от лица российской делегации заявил о согласии перенести дальнейшую работу в Харьков и пообещал немедленно довести содержание договоренностей «до сведения Директории и правительства Раковского – Пятакова»[83].
Неизвестно, дошел ли документ в московском варианте до Винницы, а если и дошел, то попал ли в руки главы Директории. Доподлинно известно, что с содержанием соглашения, дополненного харьковским СНК и подписанного Х. Г. Раковским, смог первым ознакомиться член Директории Ф. П. Швец 10 февраля 1919 г.
В переданном из Харькова документе сразу сообщалось о соглашении с Директорией на посредничество СНК РСФСР на достигнутых в Москве основаниях: «Украинское Рабоче-крестьянское Правительство приняло братское посредничество Российского Советского Правительства относительно согласия с Директорией (об этом официально было сообщено наркомату иностранных дел РСФСР[84]) при условии признания таких принципов:
1) Директория признает советскую власть в Украине;
2) Строгая нейтральность Украины с активной обороной против войск Антанты, Деникина, Краснова и Поляков;
3) Совместная борьба против контрреволюции.
Эти основания были приняты Вашей чрезвычайной миссией под руководством товарища Мазуренко и их Российское Советское Правительство передало посредством радио, как нам, так и Директории. Мы уже заявили согласие на принятие этой платформы, а также на перенесение переговоров в Харьков с просьбой передать Вашей чрезвычайной миссии в Москве, что она на территории Украинской Советской Республики будет пользоваться всеми гарантиями дипломатической неприкосновенности и возможностью поддерживать связь с Директорией»[85].
Дальше в документе содержалась оценка тех процессов, последних событий, которые, с точки зрения советского правительства Украины, должны были быть учтены при подходе к присланному соглашению: «Взятие Киева украинскими регулярными советскими войсками, переход на сторону советской власти отрядов атамана Григорьева и других военных республиканских сил, общее восстание по всей еще не освобожденной Украине под лозунгом советской власти очевидно досказывают, что рабочие и крестьяне Украины решительно стоят на стороне советской власти. Мы убеждены, что перед этим убедительным фактом Вы будете считать дальнейшее пролитие крови бесцельным и бесполезным. Дальнейшее сопротивление наших [должно быть: Ваших] войск только затягивает гражданскую войну и облегчает задачу империалистов, которые захватили часть украинской территории не только на побережье Черного моря, но и в Бессарабии, и на Буковине, увеличивая экономическую руину, разваливая транспорт и задерживая дело восстановления экономических сил социалистического строительства в Украине»[86].
Заканчивалась телеграмма предложениями-заверениями, которые исходили непосредственно от СНК Украины: «Поэтому мы предлагаем с нашей стороны продолжать переговоры, начатые в Москве, теперь в Харькове на основании признания советской власти, конкретная организация которой должна быть задачей Третьего Украинского Съезда Советов. С нашей стороны подтверждаем гарантию полной неприкосновенности Вашей делегации, если Директория признает Временное Рабоче-крестьянское Правительство в Украине; одновременно обязуемся обеспечить полную личную безопасность членов Правительства Директории, а также свободную деятельность партий, входящих в него. Председатель Временного Рабоче-крестьянского Правительства Украины, комиссар для внешних дел Раковский»[87].
Ознакомленный с посланием Х. Г. Раковского В. К. Винниченко, который уже оставлял свою должность в Директории по требованию представителей Антанты, отреагировал крайне бурно. Особенно его привели в негодование слова главы СНК о гарантиях, которые будут предоставлены членам правительства УНР на собственной, украинской земле. Возможно, из-за эмоций, которые переполняли В. К. Винниченко, попавшего в самом деле в отчаянную ситуацию, он и не заметил, что, кроме положений, которые приписали в Харькове, в основе все же был тот документ, на который миссия С. П. Мазуренко согласилась в Москве[88].
Если телеграмму Х. Г. Раковского с гневом отверг В. К. Винниченко, то, конечно, еще более неприемлемой она оказалась для С. В. Петлюры, его приверженцев-атаманов, которые с самого начала были против любых контактов и договоренностей с Москвой[89].
Миссия С. П. Мазуренко оставалась еще некоторое время в столице РСФСР (телеграмма о ее отзыве 5 февраля была сразу дезавуаирована[90]). Руководитель чрезвычайного посольства, возможно, не зная о реакции из Винницы, 19 февраля 1919 г. сообщал Директории об отъезде в Украину посланцев СНК РСФСР В. Р. Менжинского и Бельгова, а также секретаря миссии Ю. Ярослава для отчета о ходе переговоров[91]. При этом С. П. Мазуренко нашел нужным подчеркнуть: «Миссия, подтверждая чрезвычайно благоприятную ситуацию для осуществления власти Украинских рабоче-крестьянских советов, настоятельно советует принять посредничество Рады Народных Комисаров»[92].
23 февраля глава Чрезвычайной миссии РСФСР направил министру иностранных дел УНР отчет о своей работе, лейтмотив которого состоял в необходимости продолжения мирных усилий: «Украинская Дипломатическая Миссия в Москве имеет честь сообщить Вам, что современный момент Миссия признает наилучшим для переговоров с Российско-Харьковским Правительством о ликвидации гражданской борьбы на Украине.
В последнее время Российский Совнарком принимает все меры, чтобы установить мир со всеми Государствами, включая Украину. Опасности внутреннего положения: голод, болезни, безнадежное положение торговли и промышленности, а также и транспорта принуждает Совнарком идти на всяческие меры с Государствами, чтобы только защитить завоевания революции от реакции правых сил. Этот взгляд общественной борьбы против правых сил реакции теперь объединяет здесь все социалистические партии, которые призывают к согласию и Директорию, как власть на Украине действительно социалистическую и демократическую. Все искренне желают, чтобы наше правительство снова не допустило ошибки и не накликало на себя, а также и на всю остальную Россию большой беды призывом чужеземных сил на Украину»[93].
Среди других аргументов С. Мазуренко выделил прибытие в Москву представителей ІІ Интернационала («бернской социалистической конференции») и запланированную на Принцевых островах международную конференцию при участии всех сил, которые воевали на территориях бывшей Российской империи. Совнарком РСФСР был очень заинтересован в том, чтобы не только демонстрировать свою миролюбивость, но и доказывать ее мировой общественности реальными делами. Поэтому, по мысли С. П. Мазуренко, – «за нашу Миссию от независимой Украины они сейчас ухватились обеими руками, чтобы показать Европе, что большевики не враги действительной демократии и не отрицают самоопределения наций.
Народный Комиссар Чичерин очень взволнован, услышав, что Миссия хочет выехать в Гомель, чтобы там ждать директивы от своего правительства. Он упросил Миссию не покидать Москву, а наоборот: снова просить Директорию вступить в мирные переговоры, чтобы как можно скорее прекратить войну на Украине. По согласию с Наркомом Чичериным Миссия и послала Вам свои последние радио от 19 и 20 февраля.
Со своей стороны сейчас Миссия единогласно признала, что престиж независимой Украинской Народной Республики диктует, чтобы ни в коем случае связей с Советской Россией не порывать. Миссия своим пребыванием здесь докажет делегатам Европы, что Украина является действительно суверенной демократической и социалистической республикой. Миссия просит правительство и Директорию верить, что она приложит все свои силы, чтобы наилучше использовать международную ситуацию и защитить права свободной независимой Украины»[94].
Ответа на свои послания С. П. Мазуренко не получил. Вместе с тем поступили распоряжения Директории о назначении С. П. Мазуренко руководителем дипломатической миссии в Скандинавии. В миссию был включен и Ю. Ярослав[95]. Всем ее участникам российская сторона обеспечила полное содействие для исполнения поручения правительства УНР[96].
Так, приложив немало усилий для решения сверхсложной проблемы, посланцы Украины вынуждены были примириться с тем, что это, в конце концов, оказалось никому не нужным. Уже через несколько месяцев С. П. Мазуренко в письме к министру иностранных дел УНР лапидарно передал всю историю осуществления миссии в Москву. И через дипломатически-сдержанный, по сути, бюрократически-чиновничий тон просматривается чувство сожаления за утраченные возможности, нереализованную альтернативу, которые могли серьезно повлиять на судьбу Украины, предоставить ее народу совсем иной вектор развития. С. П. Мазуренко констатировал: «Российская Советская власть, как известно, есть власть партии коммунистов, которая всецело проводит диктатуру пролетариата. Лидер партии и Глава советского Правительства – Владимир Ульянов-Ленин хорошо понимает, что диктатурой одного лишь Российского пролетариата не выстроишь коммунистическое Государство. Он ищет союзников, как у себя, например, среди крестьянства, так и за границей. Но к этой «соглашательской» политике Ленина враждебно относятся другие конкуренты за лидерство в партии. Троцкий и Сталин в России, Пятаков и Бубнов на Украине не раз проваливали на коллегиальных собраниях коммунистов все более или менее умеренные предложения главного лидера. Что касается отношения других коммунистических лидеров к Украине и к Директории, то «соглашательская» политика Ленина, направленная на соглашение с Директорией, сначала имела между ними успех. В январе в этом году для переговоров с Чрезвычайной Миссией от Директории Лениным и Чичериным была назначена Миссия от коммунистов, исключительно благосклонных к соглашению с Директорией: Менжинский, Каменский, Карахан, Бельгов и наиболее благосклонный к нам и влиятельный коммунист Красин во главе с главой Миссии Д. З. Мануильским. Работа нашей Миссии с этой коллегией уже через полторы недели привела в общих чертах к соглашению, но, к сожалению, все попытки Миссии известить по радио Директорию о нашем соглашении не имели успеха. Ни радио Миссии в конце января Директорией в Киеве не принимались, ни паровоз с дипломатическим курьером Миссии не был пропущен нашим войском возле Дарницы. Только радио Чичерина уже в начале февраля дошло до Директории в Винницу, и я получил приказ оставаться при Советском Правительстве. Через месяц новым радио Директория дала мне приказ покинуть Россию и переехать в состав нашей Миссии в Скандинавии»[97].
В приведенном отрывке из письма привлекает внимание характеристика личностных позиций руководства Советской России. Думается, С. П. Мазуренко сделал это не случайно. Он «подсказывал», что при желании можно было воспользоваться индивидуальными ориентациями, воззрениями видных политиков РСФСР для блага Украины. И, похоже, это также никому в украинском руководстве было не нужно…
Параллельно с московским («советским») дипломатическим вектором осуществлялся одесский («антантский») вариант поиска частью руководства УНР международной поддержки, являвшийся диаметрально противоположным политическим направлением – крайне антибольшевистским. За соответствующими акциями, демаршами, настойчивыми усилиями стоял член Директории, Главный атаман войск УНР С. В. Петлюра, в руках которого сосредотачивалась наиболее реальная, потому решающая сила – военная[98].
Тут проявлялся тоже свой русский ориентир, но полярно иной. Руководство Антанты всячески стремилось подчинить воинские силы УНР белогвардейскому командованию, но лидер последнего А. И. Деникин и слышать не хотел не только о союзе, но даже о переговорах с С. В. Петлюрой[99]. Долгие торги и невероятные уступки, на которые соглашалась украинская сторона за обещанную помощь, закончились безрезультатно. Интервенты поспешно должны были эвакуироваться из южных портов Украины, чем поставили слабеющую армию УНР в крайне критическое положение[100].
Вопрос о власти решался в иной плоскости, в соперничестве, столкновении с другими силами.
2. На другом векторе: советская власть в Украине
За развитием событий у себя на Родине особенно пристально, с огромной заинтересованностью следили большевики Украины, вынужденные находиться за пределами своей страны. Определенная часть из них, в первую очередь из руководства КП(б)У, нашли временное пристанище в Москве. Здесь они провели свои первые два съезда – в июле и октябре, продолжали острые споры о партийной тактике. «Левые» по-прежнему «рвались в бой». Правые их нещадно критиковали, даже вынесли на II съезде уничижительный вердикт, признав «политическое направление ЦК (т. е. во главе с «левым коммунистом» Г. Л. Пятаковым. –
Но после летних поражений в повстанческой борьбе у себя в Украине лидеры КП(б)У в столице РРСФСР находились под влиянием осторожных и осмотрительных московских руководителей, безоговорочно выдвигавших на первое место интересы Советской России. И на съезде, и после него лапидарным воплощением советов, звучавших из уст высших партийно-советских деятелей, был лозунг «Путь на Киев лежит через Ростов!». Они требовали проявлять максимальную выдержку, ждать подходящего момента, представлявшегося уже близким. Это обстоятельство дополняло очевидные негативы удаленности, оторванности от непосредственно революционных сил, отрицательно сказывались на оперативности принятия назревших организационных решений.
Распустив в свое время Народный секретариат, большевики Украины стали все явственнее ощущать отсутствие руководящего советского центра, лишившись возможности оперативного реагирования на ситуацию на Родине, все настоятельнее требовавшей безотлагательного вмешательства. Да и ЦК КП(б)У, избранный на ІІ съезде партии в последней декаде октября, состоял преимущественно из правых, склонных к осторожности и выжиданию. Впрочем, совершенно пассивными в эти мятежные дни оставаться было просто невозможно. Поэтому довольно многочисленная группа руководящих деятелей КП(б)У переместилась в ноябре поближе к украинской границе – в район Курска. Здесь 17 ноября 1918 года начал формироваться и ударный кулак – группа войск Курского направления, перспектива военных действий становилась все более отчетливой. В эту группу, кроме украинских частей, которые формировались из повстанцев в нейтральной зоне (на севере Черниговщины), было решено включить и отдельные регулярные части Красной армии РСФСР. Командующим группировкой был назначен В. А. Антонов-Овсеенко. Однако он подчинялся Главкому И. И. Вацетису, который в соответствии с распоряжением партийно-советского руководства РСФСР запретил любые военные операции в Украине, кроме тех, что вклинивались в зону действий Донского фронта. При этом учитывалось и осложнение ситуации на других фронтах, в частности в Латвии и Эстонии.
При таких обстоятельствах делу мог помочь лишь собственный центр власти. Большевики Украины понимали это все больше, и не то, что с каждым днем, а буквально с каждым часом. По их настоянию в Москве было принято решение создать Временное рабоче-крестьянское правительство Украины. Достаточно красноречивые детали относительно мотивации этого шага раскрыл В. П. Затонский. Член ЦК КП(б)У вспоминал: «И мы, и петлюровцы одновременно стремились захватить в свои руки инициативу, так как ясно было, что на бой с гетманщиной пойдут за тем, кто выступит первым. И, здесь, надо сознаться, нас петлюровщина опередила.
Был один момент, при первом известии о немецкой революции, когда можно было, объявившись в Киеве, легонько взять гетмана за шиворот и повести крестьянские массы за собой.
Тов. Мануильский, оставшийся тогда в Киеве заместителем Раковского для ведения мирных переговоров с гетманом (российская мирная делегация), шифровкой по прямому проводу известил ЦК РКП о такой возможности и требовал немедленного приезда в Киев для руководства активным выступлением тов. Пятакова и меня (т. т. Бубнов и Косиор уже находились в Киеве в подполье), но пока расшифровывали его телеграмму, уже стало известно о начавшемся выступлении Директории, захватившей Белую Церковь (уездный город Киевской губернии) и объявившей поход на Киев. Стало ясно, что инициатива упущена, и что драться нам придется уже не с гетманцами, а с петлюровцами. Сомнений в том, что гетман не выдержит, не было. Я попал в Москву случайно из Орла, где находился тогда ЦК КПУ, и не знаю поэтому, в каком порядке обсуждался тогда в ЦК РКП украинский вопрос; только помню, сказал мне Свердлов, что Сталин меня разыскивает, а от последнего я узнал как о телеграмме Мануильского, так и о намерении создать Временное Правительство Советской Украины»[102]. Хотя ничего неожиданного в таком намерении не было (большевики постоянно готовились к возвращению в Украину), возникли новые разногласия между «левыми» и правыми. Последних все еще поддерживал ЦК РКП(б), так что с реализацией решения об образовании украинского правительства не спешили. И все же ситуация складывалась в пользу предложений «левых». По-видимому, В. П. Затонский прав, когда пишет: «ЦК РКП, боясь левого коммунизма российского и простого авантюризма со стороны левых украинских коммунистов, когда обстановка была недостаточно определена, когда нужно было выжидать и быть слишком осторожными, опирался на правых. А когда следовало быстро и энергично ударить, использовав при этом вспыхнувшее крестьянское восстание, ЦК вызывал левых»[103].
Приобрела практические очертания и задача воссоздания украинского советского центра исполнительной власти. Таковым стало Временное рабоче-крестьянское правительство Украины. О своем разговоре с В. И. Лениным относительно воссоздания украинского советского правительственного центра[104] (очевидно, 17 ноября 1918 года) В. П. Затонский писал: «Встал вопрос, кто будет председателем. Я выдвинул кандидатуру Пятакова. К этой кандидатуре Ильич отнесся не очень-то благосклонно. Другого он никого не называл, но потом говорит: “Да ничего, теперь левые коммунисты не представляют собой опасности (речь, конечно, шла о российских левых коммунистах). Немецкая революция все покрыла, теперь каждый дурак понимает, что мы имели резон подписывать Брестский мир”. По-видимому, кандидатура Пятакова предварительно обсуждалась на [заседании] ЦК, потому что Ильич здесь же с этим согласился окончательно»[105].
Первое документальное упоминание о Временном рабоче-крестьянском правительстве Украины относится к 20 ноября 1918 года. Реввоенсовет группы войск Курского направления назвал свои силы армией этого правительства.
Интересные детали относительно формирования правительства, определения его председателя рассказывает все тот же В. П. Затонский. Описывая совещание ЦК КП(б)У в Курске, которое проходило в вагоне И. В. Сталина (в то время – нарком по делам национальностей, член РВС Республики, – он присутствовал на ІІ съезде КП(б)У и был введен в состав ЦК КП(б)У), украинский деятель сообщает: «К делу подошел он (И. Сталин. –
ЦК РКП постановил образовать Советское Правительство с… (здесь была пауза) с Пятаковым во главе.
Это известие было в такой мере неожиданностью для правых наших товарищей, что они просто остолбенели. Действительно, еще и месяца, кажется, не прошло с тех пор, как им посчастливилось <…> разбить “леваков”, как они нас называли, только – только они, казалось, покончили со всякими “авантюрами”, и вот на тебе: “ЦК РКП постановил”…
А когда ЦК РКП постановил: – возражать нечего…
Еще с ЦК КПУ можно было в деле партийной дисциплины спорить, а с ЦК РКП шутить не приходилось – относительно этого правила у нас всегда были суровы.
Было несколько секунд молчанки, наконец, тов. Артема, как человека наиболее экспансивного, прорвало. Что он думал, кто его знает, но вдруг изрек:
– Да, конечно, что Пятакова, он и чужие языки знает… – Это было так комедийно, что я не удержался и пошутил:
– И на рояле неплохо играет…
Пятаков пнул меня в бок, а сам закашлялся, т. Сталин, как будто ничего не случилось, спокойно продолжал дальше…»[106]
Хотя правительство было создано, официальное объявление об этом решили отсрочить, как, собственно, и преобразование группы войск Курского направления в Украинский фронт. Последнее, в частности объяснялось тем, что нарком иностранных дел России Г. В. Чичерин начал переговоры с представителями Директории[107].
Такое положение, по утверждению В. П. Затонского, продолжалось около двух недель[108]. Очевидно, автор кое-что преувеличил. Если бы все обстояло именно так, пришлось бы признать, что Временное рабоче-крестьянское правительство Украины было создано практически одновременно с Директорией. А он сам признает, что в темпе большевики уступали национально-демократическим силам, которые и организовались, и начали антигетманское восстание первыми. Просто ожидание для большевиков Украины оказалось слишком долгим, и это сказалось на их психологическом состоянии. «Жизнь в те дни била ключом, – отмечал В. П. Затонский, – каждый день приносил событий больше, чем теперь целый месяц, мы, естественно, нервничали, требовали установления ясности, а ЦК РКП оттягивал, пока для него полностью выяснится обстановка, не торопясь, тем более что положение на Украине было для него недостаточно понятным.
<…> Сидя на границе, рядом со взметнувшейся в революционном порыве Украиной, мы все, независимо от настроений предшествующих месяцев, чувствовали необходимость быстрого и активного вмешательства. Это был как раз тот недолгий период, когда разногласия между правыми и левыми сгладились (вскоре они вспыхнули еще раз, чтобы после третьей партконференции – очевидно, автор имеет в виду ІІІ съезд КП(б)У. –
Передавали потом, что тов. Ленин сердился, получая наши задорные, нетерпеливые телеграммы. Однажды Сталин в разговоре, помню, сказал: “Да уймитесь вы там:
Между тем Г. Л. Пятаков, В. П. Затонский, другие «левые» сетовали на позицию ЦК РКП(б) и СНК, засыпали Москву телеграммами и телефонограммами, считая, что центр тормозит большевиков Украины, чем очень вредит делу. В одной из телеграмм на имя И. В. Сталина говорилось: «Считаем своим долгом предварительно отметить, что все действующие на Украинском революционном фронте центральные организации порознь и вместе стараются выпутаться из созданного Центром хаоса и создать хоть какую-нибудь возможность для положительной работы. Но, несмотря на все добрые желания, благодаря, с одной стороны, неопределенности, с другой стороны, противоречивости указаний из Центра, ни одна из этих организаций не в состоянии функционировать нормально, в результате чего, вместо предполагавшейся нами централизации работы под общим руководством ЦК РКП, получается сплошная неразбериха.
Мы могли бы, конечно, положить конец этой неразберихе, внести ясность и организованность во всю работу, если бы со всех сторон не натыкались на распоряжения Центра, исполнять которые обязаны получающие их организации или учреждения. Ввиду этого, мы считаем своей обязанностью довести до Вашего сведения о том фактическом положении, в котором мы сейчас находимся, и предложить Вашему вниманию ряд практических мер, которые должны быть, по нашему мнению, срочно предприняты Центром для того, чтобы дать возможность привести в порядок уже в достаточной степени дезорганизованную работу»[110].
Руководители КП(б)У пытались убедить московское руководство в том, что Украина – не только плацдарм для военных операций против Дона, для участия в которых направляли даже те немногочисленные украинские отряды, которые формировались из повстанцев в нейтральной зоне, а чрезвычайно важный регион для развития социалистической революции в международном масштабе. Однако этому в значительной мере мешало промедление с легализацией украинского правительства. «Сейчас на Украине для широких масс имеются два борющихся центра: петлюровцы и гетман, – говорилось далее в телеграмме. – Советский центр отсутствует, что дает возможность петлюровцам до известной степени привлекать на свою сторону те крестьянские элементы, которые недовольны режимом гетманщины, но недостаточно сознательны для того, чтобы самостоятельно разбираться в том, кто именно сейчас ведет борьбу с гетманом.
При таком политическом положении, крайне важна ясность постановки всех политических вопросов. Советский центр должен был выявиться при первой же возможности, но этого не сделано до сих пор, что является нашим серьезным упущением. Ваше запрещение опубликовать манифест мы рассматриваем как крупную политическую ошибку, значительно затруднившую концентрацию сил за власть Советов против гетмана и против Рады.
Необходимость легализации Временного Правительства, однако, диктуется и другими соображениями. Будь то Временное Правительство или Краевой Ревком – безразлично, дело не в названии и не в форме, которая определяется соображениями другими, необходим такой орган Советской власти, который мог бы распоряжаться, который являлся бы действительным центром советской работы на Украине, которому подчинялись бы все советские работники и который, таким образом, мог бы сосредоточить в своих руках всю эту крайне трудную, сложную работу по восстановлению Советской власти на местах. Так как было решено, что Временное Правительство будет исполнять, в первую голову, именно эту работу, то отсутствие этого органа Рабоче-Крестьянской власти означает на деле отсутствие какого бы то ни было органа центра»[111].
В качестве примера, иллюстрировавшего путаницу, возникшую вследствие отсутствия властного органа, приводилась ссылка на постановку дела с военной мобилизацией. В одних местах этим занимались представители КП(б)У, в других – мобилизации препятствовал военный комиссариат Орловского округа, в третьих – военачальники проводили мобилизацию на свой страх и риск. Нелегитимное правительство было не в состоянии ни издавать обязательные к исполнению постановления, касающиеся мобилизации, ни противодействовать Орловскому военному комиссариату.
В таком же положении находилась и работа по организации власти на местах, учету, сбору и распределению продовольствия, восстановлению путей сообщения и т. п. Но наиболее серьезными последствиями неопределенность положения угрожала военной сфере: украинские коммунисты вообще могли упустить благоприятный момент для восстановления советской власти в Украине.
Понимая это, руководство КП(б)У предлагало ЦК РКП(б) и СНК: «Во-первых, необходимо нам дать разрешение объявить себя в качестве Временного Рабоче-Крестьянского Правительства Украины, издать манифест и действовать в качестве действительного Правительства Украины; во-вторых, всю политическую часть работы в очищаемых областях необходимо сосредоточить в руках Временного правительства». В-третьих, руководство КП(б)У считало необходимым ввести единоначалие и передать командование Военному Совету Курского направления (будущий Военный Совет Украинского фронта[112]), «никоим образом не отдавать Украинский фронт политически чуждому нам человеку»; в-четвертых, подчинить все военные силы, оперирующие на Украинском фронте, Военному Совету Курского направления[113]. В-пятых (это было предложение Главнокомандующему Красной армии РСФСР И. И. Вацетису), «не распоряжаться военными силами нашего фронта, не сносясь с нами. Если он не может достаточно глубоко относиться к политическим событиям на Украине, то он должен считаться в своих действиях с тем учреждением, которое, и по обязанности, и по существу дела, одно только в состоянии правильно сочетать военную и политическую работу на Украине. Таковым органом, по нашему мнению, является Временное Правительство Украины. В-шестых, в соответствии с этим необходимо выделить все воинские части, оперирующие на нашем фронте в качестве самостоятельной армии, именующейся армией Советской Украины и находящейся только под общим руководством верховного главнокомандования; в-седьмых, необходимо приказать Орловскому Военному Округу не саботировать Украинский фронт и обслуживать нужды нашей армии вне зависимости от тех или иных соображений Семашко (А. Семашко – военный комиссар Орловского военного корпуса. –
Подобного содержания и характера документы по нескольку раз в сутки отправляли в Москву, высказывались довольно эмоционально, аргументируя свои требования, в многочисленных телефонных разговорах. Адресатом по большей части был И. В. Сталин, а копии, как правило, предназначались В. И. Ленину. И. В. Сталина неоднократно просили приехать в Курск и на месте убедиться в невозможности продолжать прежнюю гибельную практику, прекратить невероятную путаницу и бездействие. Отказ И. В. Сталина приехать (естественно, со ссылками на свою чрезвычайную занятость в столице), как и поведение центра в целом, раздражало украинцев, которые называли такое положение дел «издевательством» и угрожали «авантюрой», то есть обещали, в нарушение дисциплины, стать на путь самочинных решений[115], которые в то время означали одно: немедленное вооруженное восстание в Украине.
Очевидно, дольше медлить было просто невозможно, и украинские политики получили долгожданное согласие на легализацию правительства.
На первом его официальном заседании, которое состоялось 28 ноября 1918 г. в Курске, присутствовали члены правительства: В. А. Антонов-Овсеенко, В. П. Затонский, Э. И. Квиринг, Г. Л. Пятаков, Ф. А. Сергеев (Артем)[116]. Все они, за исключением Г. Л. Пятакова, входили в состав первого правительства Советской Украины – Народного секретариата, а В. П. Затонский, Э. И. Квиринг и Ф. А. Сергеев (Артем) были еще и членами ЦИК Советов Украины, избранного ІІ Всеукраинским съездом Советов в марте 1918 года. Главой правительства стал Г. Л. Пятаков. На этом заседании было обсуждено 15 вопросов. Первым был решен «вопрос об объявлении Временного рабоче-крестьянского правительства Украины»[117]. Главное место в его деятельности сразу заняли проблемы государственного строительства, поскольку для организации революционной борьбы и осуществления коренных социальных преобразований в республике необходимо было, в первую очередь, создать советский государственный аппарат – как в центре, так и на местах. Формирование системы центральных отраслевых органов управления началось с организации Отдела внутренних дел, на который возлагались обязанности по созданию органов советской власти на местах и охране порядка. Заведующим отделом назначили В. К. Аверина, его заместителем – М. И. Арсеничева, членом коллегии – С. Н. Власенко. Кроме того, было признано необходимым сформировать отделы военных дел, народного хозяйства и финансов, иностранных дел. Заведующими этими отделами утвердили соответственно Ф. А. Сергеева (Артема), Э. И. Квиринга, Г. Л. Пятакова[118]. Комиссаром железных дорог Украины стал А. М. Жарко. На этом же заседании правительство постановило создать Военный совет Украинской Красной армии, в Военный совет вошли В. А. Антонов-Овсеенко, Ф. А. Сергеев (Артем) и В. П. Затонский[119].
На следующий день, 29 ноября 1918 г., Временное рабоче-крестьянское правительство переехало в определенное им самим место пребывания, это был город Суджа, опубликовало «Манифест к украинскому народу», в котором от имени восставших рабочих и крестьян объявило власть гетмана свергнутой и обратилось к трудящимся с призывом бороться за восстановление советской власти на всей территории республики. Все заводы, фабрики, банки, рудники, шахты должны были стать общенародной собственностью, помещичьи земли, живой и мертвый инвентарь подлежали немедленной передаче крестьянам без какого-либо выкупа[120]. Манифест имел большое значение для восстановления и упрочения советской власти в Украине.
Борьба против немцев, гетманцев, Директории распространялась на местах со скоростью пожара. Вместе с вопросами организации воинских сил, ведения боевых действий решались проблемы государственного строительства, создания центральных органов управления, налаживания связей с революционными комитетами и повстанческими силами республики, осуществления безотлагательных социально-экономических мероприятий.
Стремясь к объективной оценке деятельности правительства, жалуясь на настороженное отношение со стороны официальной Москвы и правых в своей республиканской партийной организации, В. П. Затонский позднее записал: «Было много ошибок и с нашей стороны. Но, в общем и целом, мы оказались правы, создавая всеукраинское объединение и ведя работу в направлении поддержки революционного повстанчества. Факты показывают, что мы правильно учли историческую и политическую обстановку 1918 года, так как Советская власть пришла на Украину не с регулярной Красной армией, а с партизанскими отрядами крестьянских революционеров, которые, правда, частенько превращались в банды…, но и тогда в конце 1918 и в начале 1919 годов дали нам победу и над гетманом и над Петлюрой и сами, в большинстве своем, мало-помалу превратились в регулярные войска (червоный корпус, таращанцы, богунцы и прочие представители знаменитой нейтральной зоны)»[121].
Продолжая рассуждать в обозначенном логическом ключе, не лишне заострить внимание на том, что «левые» – действительно решили крупную стратегическую задачу. Они эффективно использовали накопившуюся революционную энергию масс для быстрого восстановления советской власти на огромных территориях Украины без отвлечения с других (российских) фронтов сколько-нибудь значительных сил Красной армии. За счет комплектования украинскими добровольцами (повстанцами), оснащаемых в основном трофейным вооружением, войска Украинского фронта к 15 февраля 1919 года имели 43 600 штыков, 3520 сабель, 124 орудий и 606 пулеметов[122].
Этого оказалось достаточно, чтобы с удивительной быстротой потеснить петлюровскую армию с территории практически всего Левобережья и Юга Украины, а также и значительной части Правобережья. Вполне обоснованно в докладе Главного командования Красной армии В. И. Ленину и РВС Республики от 23–25 февраля 1919 г. отмечалось: «Успешность пропаганды в рабочих районах, вооруженная поддержка повстанческих украинских групп создали столь благоприятную обстановку для решения первоначальных задач по созданию выгодного исходного положения для начала борьбы с объединенными войсками Согласия (Антанты. –
Без особой «раскачки» партийно-советское руководство Украины приступило к налаживанию жизни на социалистических началах. Конечно, надо иметь в виду, что строительство советского аппарата в Украине происходило в обстановке ожесточенной борьбы за власть в условиях экономической разрухи. Особенно остро ощущали недостаток опытных кадров. Вопросам отбора и расстановки кадров руководящих партийных и советских работников для Украины большое внимание уделял В. И. Ленин[124]. Временное рабоче-крестьянское правительство Украины, его председатель постоянно получали поддержку и помощь со стороны ЦК РКП(б) и Совнаркома Российской Федерации. По решению ЦК РКП(б) была организована отправка в Украину партийных, советских и воинских работников[125]. За короткий срок в распоряжение ЦК КП(б)У и правительства Украины было направлено 33 партийных и воинских работника из 10 армий, которые ранее работали в Украине и 160 коммунистов из Москвы и других центров[126].
Вообще московское руководство быстро убедилось в выгодах, которые сулило создание Временного рабоче-крестьянского правительства Украины, как и администраций других национально-государственных советских образований. 29 ноября 1918 года В. И. Ленин, телеграфируя Главкому И. И. Вацетису, подчеркивал, что создание на освобожденных территориях областных временных правительств «отнимает возможность у шовинистов Украины, Литвы, Латвии, Эстляндии рассматривать движение наших частей как оккупацию, и создает благоприятную атмосферу для последующего продвижения наших войск»[127]. Вождь большевиков дал указание командному составу воинских частей Красной армии всесторонне поддерживать временные советские правительства.
Процесс дальнейшего формирования Временного рабоче-крестьянского правительства Украины продолжался в течение декабря 1918 – января 1919 г. По мере освобождения территории Украины расширялась сфера его деятельности, в связи с чем необходимо было создавать новые отделы, определять их структуру и функции. Так, 17 декабря было решено начать организацию новых отделов: труда и социального обеспечения. Временно возглавить их поручалось Ф. А. Сергееву (Артему). В январе 1919 г. заведующим отделом труда был назначен Б. И. Магидов, а отделом социального обеспечения – Л. Горохов. Тогда же было принято решение о создании отделов образования, финансов, здравоохранения, продовольствия и земледелия. Возглавили их соответственно В. П. Затонский, Ф. А. Земит, П. Тутишкин, А. С. Бубнов, В. И. Хотимский. Уже с середины декабря 1918 г. функционировало Бюро печати Украины, которое возглавил В. С. Люксембург[128].