Танго смерти – 3. Удмурт из Медельина

— Слон, вы охренели?

— Ты знаешь, кто и как принимает решения.

— Да мне по…, кто и как принимает у вас решения! — сорвался на крик я. — Ты подставил меня и подставил людей, которые звонили в Мексику! Теперь получается, что их слова ничего не значат, на них можно … с прибором положить! Е…! Вали отсюда. Я сказал: вали — отсюда! И больше в этом городе не появляйся! Черт бы меня побрал, недоумка, что я опять связался с вами!

Слон ничего не ответил. Он закрыл дверь машины и завел мотор…

Козлы…

Полмесяца спустя Богота, Колумбия. 30 июля 2019 года.

30 июля — Колумбия празднует день своей независимости. По этому поводу мы с Ларой направились в Боготу, чтобы погулять по столице и присоединиться к зрителям военного парада — главного в стране.

Колумбия — интересная страна. Она, как и многие другие страны Латинской Америки обязана своему рождению Симону Боливару, баску[1] по национальности, чья семья, как и многие другие, переселилась в Латинскую Америку от безземелья и отсутствия перспектив. Он получил отличное образование, попутешествовал по Европе, учился там — а план освободить Латинскую Америку от господства испанцев родился у него, когда он посетил Соединенные штаты. Восстание — привело к постепенному освобождению всей территории от испанского колониального господства (по всей Латинской Америке Боливара зовут одинаково — El Libertador, Освободитель) — но вот второе грандиозное свершение, которое он задумывал — ему не удалось. По мысли Боливара на месте колониальных владений Испании должно было возникнуть единое государство — Sur de Estados Unidos, Южные соединенные штаты, чьи владения должны были включать почти все страны Центральной и Южной Америки за исключением крупнейших Бразилии и Аргентины — но новая страна должна была быть больше и сильнее и Аргентины и Бразилии. С этой целью была созвана конференция (Конгресс) в Панаме, который завершился по словам самого Боливара так: «Я подобен тому сумасшедшему греку, который, сидя на утёсе, пытался командовать судами, проходившими мимо!» Боливийский кодекс, который предлагал Боливар как основу для создания единого государства — отвергло большинство участников — все они хотели создать свои государства, а разочарованного Боливара, который стал правителем Колумбии — почти сразу после того попытались убить поднявшие мятеж земледельческие элиты. Одни Боливара боготворили, другие приписывали ему стремление к диктатуре, желание стать новым латиноамериканским Наполеоном, не понимая, что Наполеон поднял Францию из революционных руин. В конце концов Боливар совершенно отошел от дел, и последние годы жизни провел в провинции, отказавшись от всего имущества и созерцая горные вершины из небольшого домика. А некое подобие того, что он пытался создать — Великая Колумбия — погибла в ходе серии жестоких гражданских войн, которые продолжались более пятидесяти лет и привели к тому что от Колумбии отделились Венесуэла, Панама, Эквадор. Все эти войны проходили по одному и тому же сценарию — местная земледельческая аристократия поднимала мятеж против центра — а центр никогда не имел достаточно сильного правителя, чтобы его подавить. Эль Либертадор даже погребен не на территории Колумбии, правителем которой он был, а на территории Венесуэлы.

Латинская Америка, освобожденная от тирании, чья политическая система была изначально создана по лучшим республиканским образцам — никогда не была достаточно сильной, чтобы сохранить самое себя как единое целое — а ее народ никогда не мог противостоять жадности и хищности элит — по крайней мере, до появления коммунизма. Здесь не удалось сформироваться сильным городам — до ХХ века основное развитие этого региона происходило в сельской местности, и даже сейчас — в городах многие остаются селянами. Слабость бывшего гегемона, которого в ХIХ веке сотрясали одна революция за другой, один военный переворот за другим — не создавали угрозы реколонизации, пред которой все могли бы сплотиться. Не сумев создать единой и сильной боливарианской республики, эти страны оказались легкой добычей для Соединенных Штатов Америки. Что удивительно — и сейчас бывшие испанские колонии не проявляют потребности в объединении. Хотя это по сути один народ, разница между жителями разных стран — лишь в характере и глубине исторических травм, которые они получили за полтора века независимости и наглого помыкания их странами со стороны сильных мира сего. Но в отличие от арабов — они даже не сознают свою историческую общность. А если и сознают, то молчат.

С Ларой я об этом не говорю. Не потому что считаю ее глупой и неспособной понять — а потому что, если она поймет, будет только хуже. Не счесть революционеров, родившихся на этом континенте — и всех их роднит одно: они кончили плохо. Кроме, может быть Фиделя Кастро.

А пока — мы в Боготе. Невзрачной и непримечательной, но большой столице большого по латиноамериканским меркам государства. Стоим и смотрим парад.

Армия Колумбии, если вникать в суть, производит довольно странное впечатление. Например, в ней нет танков. Совсем. Ни одного нормального танка. Нет систем ПВО. И в то же время в Колумбии воспитали и хорошо оснастили мощнейшие силы специальных операций, которые почти не вылезают из джунглей, и которые, вероятно, превосходят американские силы специальных операций — по крайней мере, на играх они побеждали американцев, и не раз. Вон, сейчас они идут — с раскрашенными лицами.

Правительство Колумбии — вон, кстати, и президент стоит — вынужденно полагается на американцев, хотя в народе сильны антиамериканские настроения. Американцы помогают выстоять против мафии и ее влияния, которое тут сохраняется и поныне, просто мафия приобрела более цивилизованные черты. Мне кажется, что мафия здесь — это неотъемлемая часть местного общества… По сути это потомки той самой земледельческой аристократии, которая пыталась убить Симона Боливара. Просто они нашли продукт, который позволяет им получать пятьсот процентов прибыли — кокаин. А всё остальное осталось по-прежнему. Вся Латинская Америка, кроме, может быть, Панамы — одной ногой в ХХI веке, а другой — в ХIХ, в феодализме. Здесь все еще есть феодалы, и есть пеоны — просто есть еще и интернет.

Знаете ведь кто такой Пабло Эскобар? Его карьера террориста началась с того, что его вышвырнули из Национального собрания, куда он прошел от бедного района, набрав больше голосов, чем кто-либо до него. Повод нашли простой — кто-то показал фотографию, где Пабло был в полицейском участке. И этого было достаточно. Думаете, среди других членов Национального собрания не было тех, кто бывал в полицейском участке? Хватало. Они не могли простить Пабло того, что он вырос в бедном квартале в неполной семье — а теперь они сидят в одном зале. За то они его и вышвырнули.

А Пабло обиделся и начал взрывать.

И сейчас… Достаточно посмотреть на тех, кто стоит на правительственной трибуне. Почти все — чистые или почти чистые испанцы… приметы индейской крови есть у тех, кто пробивал свой путь в армии. Думаю, они так Эль-Либертадора еще не простили…

В воздухе появилась пятерка вертолетов «Гарпия»[2], они тащили за собой национальные флаги…

…

— Почему ты молчишь? Тебе ведь не весело, правда?

Мы с Ларой сидели на террасе какого-то заведения для хипстеров и смаковали кофе с местными добавками — надеюсь, что не с листьями коки. На улице было веселье — парад велосипедистов. Мэрия Боготы развивает велосипедное движение и потому сейчас на каждый День Независимости проводят парад велосипедистов.

— Почему, весело. Просто я привык молчать.

Лара сидела, нахмурившись, ответ ее явно не устроил.

— Знаешь… ни в одном языке, кроме русского нет столько пословиц, которые призывают держать язык за зубами. Язык мой враг мой. Слово серебро, молчание золото. Слово не воробей, вылетит, не поймаешь.

— Но как же вы тогда веселитесь?

— Пьем водку.

Лара удивленно покачала головой.

— В католической семинарии говорили, что русские безбожные люди совсем не похожие на нас, а я не верила.

— Ты закончила католическую семинарию? По тебе так и не скажешь.

— Просто я часто сбегала с занятий.

— Куда, расскажи.

— Нет. Будешь ревновать

— Перестань. Я не в том возрасте.

— Ладно. Сам напросился.

И я начал слушать рассказы Лары о ее беззаботной юности, а мимо нас катились велосипедисты, и один из них вез флаг ЛГБТ. Удивительно, но его даже не били, хотя Колумбия — страна католическая…

…

Поскольку я ненавижу отели — слишком много глаз, слишком легко установить, где ты жил и когда — мы остановились в квартире, которую я снял на несколько дней во втором районе[3]. Квартира в приличном жилом комплексе, полупустом, правда. Хозяин, насколько я знаю, уехал за границу… и не потому что его разыскивают — просто по-настоящему богатые люди предпочитают из Колумбии уезжать. Кризис бушует, неизвестно, чем все закончится.

Второй район предусматривал полный набор — подземную автостоянку, видеонаблюдение, консьерж. Ксеноновые фары БМВ высветили паркинг, в котором больше половины машин были накрыты чехлами. Я припарковал машину носом вперед… Ничего, тут народа много не бывает, развернусь. Лара выскользнула из машины, забыв про покупки на заднем сидении.

— Догоняй!

Черт… не то чтобы мне с ней не нравилось в отношениях… Просто разница в возрасте чувствуется все сильнее. Я не ханжа и не против таких отношений… просто тут роль играет еще то, что я русский, а она — латиноамериканка. Более разные темпераменты трудно представить, даже если бы мы были одногодками. А тут еще разница в возрасте больше двадцати лет.

Кто она мне? Какие чувства я к ней испытываю? Сейчас не восьмидесятые, когда по всей стране было убито более тысячи журналистов — но убить все равно могут. Или порезать, изнасиловать, избить. То, что она со мной, снижает риск всего этого — женщина здесь никто, но каждый, кто решает поднять руку на женщину, понимает, что ему придется иметь дело с ее мужчинами. Ну и… в какой-то степени мафия думает, что Лара под каким-то контролем, и нужды в жестких мерах нет.

Вряд ли у нас будут дети. Хотя… было бы лучше, если бы она нашла себе наркомана? Она из трущоб, нормального парня ей будет трудно найти. Здесь на таких не женятся, еще и на журналистках — слишком самостоятельная.

Я повернулся, чтобы открыть дверь и выйти и увидел человека с пистолетом.

…

Человек с пистолетом — это был Слон, он каким-то образом проник в гараж и видимо прятался за колонной. Вид у него был какой-то странный — бледный как смерть, в одежде явно с чужого плеча. Пистолет он держал стволом вниз, не направляя на меня.

— Какого хрена? — выругался я, открывая дверь.

— Ты один?

— Да, черт возьми, один.

— У меня … проблемы.

— Слон, последний человек в этом мире, который будет решать твои проблемы, это я… Э-э, что с тобой?

Слон пошатнулся… но оперся о колонну и остался стоять.

— Ничего, — через силу улыбнулся он, — все в порядке.

…

Если у вас проблемы — то любую помощь вы можете получить в трущобах. Если знаете, как себя вести и что говорить…

Слон лежал на столе в подсобке местной аптеки, провизор продувного вида по имени Серхио, он же подпольный врач, зашивал Слону рану, а я стоял с пистолетом и смотрел то на Слона, то на улицу, где стоял мой БМВ. Такую машину могут угнать за минуту, если, конечно, сообразят, что БМВ просто так не появляется в трущобах.

Трущобами были густо обсыпаны склоны гор, сами по себе они были не очень то страшными. Современная трущоба — это уже не хижина из картона, это самодельный дом из дешевых пеноблоков в два-три этажа, на первом гараж или лавка. Трущобность тут, скорее, в том, что на такие дома нет никаких документов, и за коммуналку они не платят — государство даже не пытается собирать здесь какие-то налоги или платежи — проще оставить этих людей в покое. С преступностью тут тоже не так плохо как кажется — грабят чужих, своих не трогают, за своих потом придется отвечать. Государство постоянно придумывает какие-то программы по социализации трущоб — например, строит библиотеки, провели линию наземного метро и пустили канатную дорогу, которой в основном пользуются туристы, чтобы посмотреть на трущобы сверху. Но получается плохо, потому что жизнь здесь — это образ жизни. Крестьяне, пришедшие в город, но так и не ставшие горожанами, перебивающиеся случайными заработками, считающие что если ты украл — это хорошо, а если у тебя — то плохо; они не хотят менять свой образ жизни здесь, если им надо что-то изменить — они уезжают в США нелегалами. Здесь вербует пехоту мафия, отсюда — вырываются немногочисленные счастливчики — те, кто вырвался, уже не ездят сюда, не навещают родных и друзей. В полицию тут не стреляют, как раньше, но что бы ни происходило под окнами, никто не снимет трубку и не вызовет полицию. Здесь со всем разбираются сами. Потому и Слон, получивший пулю, здесь получит помощь за наличные, и никто не задаст ни одного лишнего вопроса. Два синьора на дорогой машине и один раненый — все понятно.

Зазвонил телефон. Лара… черт я и забыл про нее.

— Лара, милая…

— Да пошел ты!

Бросила. В принципе — она права. Так нельзя.

Набил СМС — срочное дело, люблю. Когда отправлял — заметил, что местная детвора уже занялась машиной.

— Эй! А ну пошли!

Увидев человека с пистолетом — пацаны дернули врассыпную.

…

— Что с ним?

Серхио пригладил короткие, бандитские усики.

— Две пули. Одна вскользь, другая серьезнее.

— Насколько?

— Лучше бы ему отлежаться несколько дней. Может быть загноение. Сами понимаете, синьор, наш климат…

— Целокс использовали? Есть он у вас?

— Обижаете, сеньор.

— Не обижу, — я достал деньги. — Сколько? И есть ему можно?

— Можно, синьор. Если в долларах, то пятьсот.

Это было много — но не в этой ситуации.

— Вот, держи.

— Дальше по улице. Там автомобильная мастерская, всегда открыто. Рядом дом — можно и комнату снять и накормят.

— Благодарю.

Серхио похлопал по карману.

— Такая благодарность мне нравится, синьор…

…

Поскольку ждать было некогда, да и смысла не было — взял дежурные блюда table d’hot — куриный суп ахиако с кукурузой и обычные мясные эмпанада — тоже на кукурузных лепешках. Стоит это все недорого и очень сытно — пища бедноты.

Слон из машины не показывался. Его пистолет я забрал себе. Интересная, кстати, машинка — Глок-19Х, версия для армии США, которую армия США покупать не захотела. Что на черном рынке, что на официальном — уходит, как маленькие хлебцы.

— Вот, держи, — я сел в машину. — Жрать тебе можно, я выяснял. Давно не ел?

— Два дня, — Слон принялся за еду.

Я присвистнул, подвинул ему и свою порцию.

— Нормально. Ну, давай, ешь тогда и мою. Я уже сыт. Тобой по горло…

…

Слон ел полчаса. Съел все, сыто откинулся на заднем сидении. Что касается меня, — то я слушал какую-то местную радиостанцию и думал — за что это мне? Бабушка в таких случаях говорила — наливают, как богатому.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

— Сможешь отправить меня из страны?

— Наверное, смогу, — не удивился я. — В Африку поедешь[4]?

— Да хоть в Антарктику, — сказал Слон. — Лишь бы свалить.

— Привалило? Рассказывай

— Тебе оно надо?

— Надо же мне знать, во что я влезаю, хотя бы примерно. Кстати, а почему ты в посольство не идешь? Или на конспиративку?

— Посольство исключено, — покачал головой Слон. — только хуже будет. А на конспиративке меня как раз и ждали. Думаешь, я к тебе первому пришел?

— На конспиративке ждали?!

— То-то и оно. Этот ствол оттуда. От тех, кто ждал.

Американский. Новый.

— Здорово. Может, расскажешь, пока едем, — что происходит? Хотя бы кратко?