Евгений Бугров
Старая, старая сказка
Теремок
(сказка)
Бежит как-то Мышка-тихушка по полю, оглядывается, будто от кого скрывается, а тут видит — на красном месте теремок стоит. Обошла она вокруг теремка несколько раз, чтобы понять — нет ли слежки, да и заползла тихонько в его чертоги. Да так удачно, как будто кто подтолкнул её наверх. Мышка даже испугалась и запищала:
— Кто-кто в теремочке живёт? Кто-кто в златоглавом живёт?
Никто не ответил Мышке-тихушке, только эхо донесло из угла: «…главный живёт-мёд-мёд-мёд…» Огляделась Мышка в теремке и подумала: «… наверное, кто-то перестройку делал, а до ума так и не довёл» Посидела она, подумала, да и осталась в теремке жить-поживать, в надежде, что авось как-нибудь всё само собой решится, авось как-нибудь перестройка закончится, авось можно будет из этого какую-нибудь пользу для себя извлечь…
Живёт она, живёт, лазит по всем щелям да углам, а кругом пусто — разруха, одним словом.
— Ну, ничего, — подумала Мышка-тихушка, — пусть пока лет двадцать всё так и будет, найду сожителей, что-нибудь придумаем.
А тут и думать нечего: на ловца, как говорится, и зверь бежит. И не то, что бежит, а прыгает семимильными скачками. Допрыгал этот зверь до калиточки и спрашивает:
— Кто-кто в теремочке живёт? Кто-кто в златоглавом живёт?
— Я — Мышка-тихушка. А ты кто?
— А я Лягушка-подсидушка. Подсиживаю в болоте и чего-нибудь квакаю.
Вот как здорово, — подумала Мышка-тихушка, — может, и меня подсидеть когда придётся на какой срок… И впустила Лягушку-подсидушку в теремок.
— Ты сиди здесь где-нибудь, щёки надувай и квакай чего я тебе скажу.
Живут они вдвоём, ничего не делая и ждут — когда ещё кто-нибудь придёт и перестройку закончит.
Как-то утром разбудил их громкий крик.
— Ку-ка-ре-ку! Кто-кто в теремочке живёт? Кто-кто в златоглавом живёт?
Выскочили домочадцы на улицу, дрожат от страха…
— Я — Мышка-тихушка.
— Я — Лягушка-подсидушка. А ты кто?
— А я Петушок-золотой загребушок. Пустите меня жить.
— Фу ты! Как напугал, окаянный, — пропищала Мышка-тихушка. — А что ты умеешь делать?
— Ну, как — чего?.. Ну, вы же слышали: горланить могу… А ещё я загребаю хорошо… Я уже столько назагребал, что в этой ихней Форбсе первые места занимаю…
Вот здорово, обрадовались Мышка и Лягушка, ведь это же то, что нам и надо: будет горланить — значит, все будут знать, что здесь уже есть хозяин и что он здесь что-то делает. А будет загребать, так, может, и нам чего нагребёт…
— Токо вот в эту самую «Форбсу» — не надо. Давай так, чтобы никто не знал…
И пустили Петушка в теремок.
Живут они втроём. Мышка-тихушка всё по норкам чего-то разносит. Лягушка-подсидушка всё щёки раздувает и чего-то квакает. А Петушок-золотой загребушок с утра прокукарекает и целый день загребает.
А тут прибежал как-то Ёжик без ножек и сопит у калитки:
— Кто-кто в теремочке живёт? Кто-кто в златоглавом живёт?
— Я — Мышка-тихушка.
— Я — Лягушка-подсидушка.
— Я — Петушок-золотой загребушок. А ты кто?
— А я Ёжик без ножек. Нет, то есть, ножки-то у меня есть. Только я все следы иголочками заметаю, вот меня и прозвали Ёжик без ножек.
Как здорово, обрадовались постояльцы, пусть с нами живёт и всё здесь заметает. А то вон Петушок уже столько загрёб, а заметать некому. И пустили Ёжика в теремок.
Так они и жили: один загребает, другой заметает, один куда-то по норам бегает, другой подсиживает…
И вот однажды утром, когда Ёжик во дворе всё заметал, видит, а вокруг теремка кто-то, как пуля, носится.
— Эй, — закричал Ёжик, — стой! Ты чего это?
Остановилась «пуля» и спрашивает:
— А? Что? Вы меня? Мне ведь некогда… Мне ведь ещё по рядам надо пробежать, разные кнопочки понажимать, а потом за бугор ещё махнуть, отнести кое-чего… Лето короткое, а запасов надо на всю зиму запасти, вот я и бегаю… А вы, вообще, кто?..
— Я — Мышка-тихушка.
— Я — Лягушка-подсидушка.
— А я — Петушок-золотой загребушок.
— А я — Ёжик без ножек. А ты кто?
— А я Зайка-потягайка. Где чего найду, так и тяну за бугор.
Посовещались постояльцы теремка и решили, что надо Зайку-потягайку в теремок позвать. Да пусть он тягает, зато как быстро бегает… Будет создавать видимость какой-то активности и работы.
— Слушай, — пропищала Мышка-тихушка, — а иди к нам жить. Бегай тут сколько хочешь…
— А у вас есть тут чего тягать, — призадумался Зайка.
— Ой, у нас столько тут всего — тягать не перетягать, — пропищала Мышка-тихушка.
И стало их в теремке пятеро.
Потом пришли Лисичка-генералова сестричка. Та сразу тринадцать комнат в теремке заняла и стала рисовать да стихи сочинять, поджидая генерала. Потом пришёл Волк-целый полк. Этот с утра — в засаду, а к вечеру, глядишь, натягает чего-нибудь в теремок и на замок.
Так и жили они: в тесноте, да не в обиде. Никто никого в теремке не обижал, а если и поссорятся, бывало, Мышка-тихушка выползет из норки, пропищит чего-нибудь и опять — тихо, все чего-то таскают и сопят.
Жили так до тех пор, пока не нагрянул в теремок Медведь-единый для всех впредь. Он, вроде бы, и один, а посмотришь на него — такой огромный, как будто целая партия…
Вот пришёл он к теремку и стучит в калиточку.
— Кто-кто в теремочке живёт? Кто-кто в златоглавом живёт?
Ну, тут все выбежали, представились, значит, и спрашивают:
— А ты кто будешь?
— А я Медведь-единый для всех впредь, — отвечает Мишка.
— А ты чего делать-то будешь?
— А ничего я делать не буду, — улыбнулся Медведь, — буду сидеть и думать. Вы только мёд мне приносите… Буду охранять вас… по закону… Вы тут чего-то делайте, заметайте, а я вас охраняю… по закону… А вы мне мёд по-тихому откатываете… Согласны?..
— Согласны, — закричали все теремушники-домушники хором, — только куда же тебя посадить? Ты такой большой, что в теремке тебе никак не поместиться… А знаешь что, а садись-ка ты прямо сверху, крышей будешь!
Сел Медведь-единый для всех впредь на теремок, затрещали все дощечки, посыпались все камешки и теремок стал рассыпаться. Испугались постояльцы, да и давай дёру! Кто куда: кто в болото, кто за бугор, кто за тридевять земель… Да все чего-то прут-волокут. А кто уже, как Зайка-потягайка, только пятками сверкнул, потому как, оказывается, он давно уже за этот бугор всего натягал.
Пригорюнилась Мышка-тихушка, что теремок развалили, да делать нечего — подалась она в свои норки.
Вот и сказке конец, все построили дворец.
Семь Семёнов
(сказка)
В некотором царстве, в некотором государстве жил один Мужик и было у него семь сыновей, прозывавшихся Семёнами. Выросли сыновья, впору Мужику возрадоваться — эка, сколько помощников! Ан, нет. Одно не радует Мужика: чада его были бездельниками и пустобрёхами. Уж он и так с ними, и эдак, а дело ни с места. Думал он думал и порешил отдать их на государеву службу. Чего зря дармоедов охаживать? Пущай, может, польза кака будет отечеству.
Вот собрал Мужик всех сыновей своих, да и повёл на царское подворье. Царь подивился токо — вроде, и надобности никакой не объявлялось, а тут — нате.
— Чаво табе, Мужик, — вопрошает их царское величество, — чаво припёрлись в палаты царские?
— Так, ить, царь-батюшка, — отвечает Мужик, — дети ужо великовозрастные, так пущай послужат, чай, отечеству пользу какую принесут делами своими.
— А каку таку пользу они принесут? Эй вы, отроки неразумные, — молвит царь-батюшка, — а подите-ка сюда ответ держать — чему научены, како тако ремесло знаете? Вот, к примеру, ты, большой Семён, к чему будешь гож на службе государевой?
Выступил тут большой Семён, поклонился в ножки царю-батюшке и такое молвит слово своё:
— Я, ваше величие, врать могу.
— Это про что ж ты врать-то обучен, — спрашивает государь.
— А про то, как изобильно отечество наше, ваше царское величие, — отвечает большой Семён.
— Ладно, — кумекает царь-государь, — такой человек мне нужен. Так и быть, оставайся на службу царскую. Ну, а ты, — спрашивает царь-батюшка второго Семёна, — ты какому ремеслу обучен?
— Врать могу, — отвечает второй Семён.
— Погоди, — почесал за ухом царь, — такой специалист ужо имеется… Пошто ещё один?..
— Так, ить, я, ваше величество, про другое врать могу, — отвечает второй Семён. — Я, ить, про водную, значит, пространству врать умею…
— Про водную, говоришь, — покрутил носом государь, — про водную — оно тоже в надобность… А то у нас энтих морей-окиянов — как гороху, а проку от их… Так, може… Ну, так и быть, оставайся и ты на государеву службу… Ну, — повернулся государь к третьему Семёну, — ты какие науки постиг, что положишь на алтарь отечества?..
— Я, ваше премного царское, значит, обучен врать, — отвечает третий Семён.
— Так это как же? Есть ужо у нас два таких специалиста, — удивляется царь-батюшка. — А пошто ты будешь?..
— Так, ить, про знахарство обучен, по медицинской, значит, части, — отвечает третий Семён. — Вот, к примеру, занедужил, значит, народ, а я ему — раз, словом всю здоровью и поправил…
— Ишь ты, — аж подпрыгнул царь-батюшка, — это толковое дело, а то у нас, бывает, всяких прыщиков понавыскакивает, а чего сказать — толком никто и не знает… Оставайся и ты. Так, а энтот какие премудрости делать умеет, — спрашивает он четвёртого Семёна.
— Врать умею про корабли да промышленную развитию отечества нашего в области всякого кораблестроения и газодобывания, — отчеканил четвёртый Семён.
— Берём, — обрадовался царь-батюшка, — а то я и сам не знаю — чего там в той земле зарыто и на скоко энтого добра мне хватит? Ты чего умеешь, — подошёл он к пятому Семёну. — Ответствуй нам, как на духу.
— Врать могу про то, чего нет, ваше царское величество, — отвечает пятый Семён. — Вот его нет, а я говорю, что оно есть.
— Это хорошо. Это дельно. А то я сам ужо устал энтим заниматься, — обрадовался царь-государь. — Беру тебя на энто самое дело! Кто ишо? А вот ты чего делать умеешь, — подошёл он к шестому Семёну.
— А я, царь-батюшка, как мои братья единородные наврут с три короба, так я, значит, вру — какой дорогой нам, значит, ехать по колдобинам, да плыть по ветрам туда — не знаю куда, — растолковал государю шестой Семён.
— Ишь ты… Значит, и така наука есть, — удивился царь-батюшка. — Это нам за надобностью, а то плывём-плывём невесть куда… — Подошёл он к седьмому Семёну и говорит. — Тоже, чай, врать умеешь? Сказывай, про что врать-то будешь?
— Не буду я врать, царь-государь, — отвечает седьмой Семён, — а буду я правду сказывать.
— Это чой та? Что за диво такое? А, — махнул рукой царь-батюшка, — оставайся и ты, раз пришёл. Токо шибко не мешай мне тут.
Обрадовался Мужик, что пристроил всех своих бездельников, поклонился царю-батьке в ножки, повернулся и пошёл домой делом заниматься.
А тут задумал царь жениться, да и купцы сказывают, что живёт в царстве заморском царевна-краса. Соорудили корабль, погрузили подарки да провиянты разные и встали под паруса. Думал царь, думал — кого же взять за сватов в это мероприятие важное, да порешил взять с собой семерых Семёнов, пущай там сказки сказывают про то, како житьё-бытьё тута наблюдается. И помахамши ручкою мамкам-нянькам да всякому люду, царь-батюшка да семь Семёнов отплыли в края заморские, где обитала краса ненаглядная.
Вот пристали оне к острову иноземному, да как увидели их царское величество царевну-красу, так сразу и возжелали быть яе суженым. Да вот только царевна не шибко на царя-батюшку заглядыват: то ли рожей не вышел, то ли седина в бороде сумнения вызвала. И пошёл тут царь-государь хитростью крепость брать. Напослал он семь Семёнов на их царский двор и велел сказывать чудеса всякие. Те разом и заходилися. Народ местный чё понял — чё не понял, а шуму ихнему подивился. А коли царь-батюшка про экскурсию чего-то ляпнул, согласился народ отпустить царевну-красу в круизу заморскую без всякой тур-путёвки.
Вышел, значит, корабль туристический да назад к мамкам-нянькам поплыл. Плывут они плывут, а тут вот какая оказия вышла. Отослал царь-государь седьмого Семёна наутро кофию царевне отнести. Всё равно, дескать, к вранью не приспособлен, так пусть, хотя бы, и официянтом послужит. Вот пришёл седьмой Семён в каюту ненаглядной царевны, сам поднос держит, а глаза так в неё и влюбляются. Да и царевне, правду сказать, глянулся младший Семён. Так оне ворковали-ворковали, а седьмой Семён возьми да и всю правду и скажи, что, дескать, своровали их царь-батюшка да на венчание в свою сторону везут. С тем и ушёл младший Семён в тоске да печали.
Как услыхала это царевна-краса, как вышла она на палубу, где их царское величество млели от счастья, да как крикнет она «Не бывать этому никогда!», да и в море-окиян — бултых! Царь-батюшка испужались, давай криком кричать да назад красу-ненаглядную звать, а оне — ни в какую! Зовёт царь-батюшка первого Семёна да наказывает: сигай, мол, за борт, да ври невесте с три короба про изобилие наше, может, возвернётся, чай.
Первый Семён спужался сигать в пучину морскую, так его матросы закинули за борт, сидят все и ждут. А первый Семён помахал руками, покричал про то, что в царстве-государстве всякие марципаны токо едят, да и пошёл ко дну.