Старая, старая сказка

Опечалило это царя-батюшку, а делать нечего: не взяли изобилием, будем брать водными просторами. Кличет царь-батюшка второго Семёна, давай, дескать, ступай к царевне и описуй ей всё в голубом цвете. А второй Семён, как услыхал приказание, так и завопил, что есть мочи: «Не вели, царь-государь, в море-окиян бросать, я, ить, плавать не умею!» Как же это так, — подивился царь-государь, — про водную гладь брехать, значит, умеешь, а плавать, значит, не обучен?! Ничего, мол, не знаю, за борт его! Тут матросы, не мешкая, приподняли второго Семёна и в пучину морскую! Тот и пикнуть не успел, камнем ко дну пошёл.

А тут, надо сказать, море-окиян взбунтовался, кораблик заколыхало и у царя-батюшки морская болесть взыгралася. Вспомнил ён про третьего Семёна. Призывает его к себе и наказывает:

— Царевна, поди, там тоже занедужила… Вот и ступай к ей да расскажи кака у нас медицина в царстве-государстве имеется. Глядишь, и возвернётся она к разумности и здравомыслию.

Делать нечего, перекрестился третий Семён да прыг в пену морскую. Царь-государь токо обрывки какие-то услышал: «…самая лучшая в мире», «…старики до 150 лет живут», «…детей в заморские страны на их воспитание не отдаём», «…даже анализ мочи сами делаем». И всё. И больше никто его не слышал.

Настал черёд четвёртого Семёна возвертать царевну назад. А поскольку он ничего про промышленность в царстве-государстве не знал, не ведал, по причине яе отсутствия, так он сам влез на рею, и со всей промышленностью, камнем пошёл ко дну!

Кличет царь пятого Семёна. Мол, давай, Сеня, вся надежда токо на тебя. Рисуй, дескать, миражи. Мол, земля уже на обозрении, потому хватит купаться, пора обсыхать. Пятый Семён задачу понял, сиганул за борт, руками размахивает и вопит, как оглашенный: «В каждом колодце, дескать, заместо воды нефть будет фонтаном выпрыгивать. Околоточные будут колотить токо в околотках. В школах вообще более никаких ЕГЭ сдавать не будут. Физкультура и спорт придут в каждую хату, потому как все будут с факелами бегать. Партиев разных будет одна на кажный хутор.» Царь-государь аж заслушался: эка скоко всякой невидали в отечестве имеется. И когда пятый Семён перестал ручками размахивать, царь-батюшка аж подскочил и тоже завопил: «Э-э-э

А дальше-то чего? Ты погоди тонуть-то, доскажи сказку, а тады и тони себе!» Да поздно было — царь-государь конец так и не узнал.

Вдохновлённый речью предыдущего оратора, кличет их царское величество шестого Семёна. Слыхивал, мол, скоко всего в царстве-государстве делается? Ступай и расскажи царевне, что энто царский курс на ближайшую и длительную перспективу. Ты, ить, у нас по курсам мастак будешь?

Ничего не оставалось шестому Семёну, как взять курс за борт и курсировать там, пока его курс акулы не откусят. Так оно и вышло: не успел он долететь до воды, как акула раскрыла пасть раньше оратора и его курс был предрешён, а вместе с ним и последняя надежда.

Горькими слезами проводил царь-батюшка последнего Семёна — надежду на перемену холостяцкой жизни. Сидят они вместе с младшим Семёном, слёзы льют да пузыри носом раздувают.

— Вот так, Сенечка, — всхлипывает царь-батюшка, — пропали наши шесть специалистов вместе с программами, а царевну теперь не воротишь…

— Знаешь что, — отвечает седьмой Семён, — хочешь я тебе правду скажу?

— А чего это такое, — утирает царь слёзы?

— Ну, вот слушай: ну какой ты на фиг жених, — спрашивает Семён. — С тебя вон песок сыпется, а ты женихаться… Хочешь я возверну царевну?

— Хочу, — проскулил царь.

— Ну, тады слухай условие, — уверенно сказал Семён. — Царевну ты мне в жёны отдаёшь, с трону, значит, слазишь, а через девять месяцев будешь дедом и с внуками будешь цацкаться. Согласен?

— Согласен, утёр царь нос. — Ты токо царевну возверни, жалко, ить, таку красу губить…

А через год всё так и вышло: царь-батюшка рассказывал внукам-двойняшкам всю правду про то, что из вранья ничего путного не будет.

Сказка — ложь, да в ней намёк…

Маша и Медведь

(сказка)

Жили-были старик со старухой и была у них внучка — Машенька. Ну, такая егоза, такая выдумщица. И пять минут спокойно не посидит. Одним словом — заводила. То она деда в Сивку-Бурку оборотит и гарцует на нём по полям да лугам. То бабку в Бабу-Ягу вырядит да велит целый день в ступе катать. И так каждый день — с утра до вечера. Так умаялись старики, так притомились, потому, когда Машенька за калитку сиганёт с подружками побегать, и слова супротив ей не говорили.

Как-то тёплым летним утром смотрит Маша, а подруги с корзинками да туесками стайкой идут.

— Куда это?

— По землянику-ягоду. Пойдём с нами.

— Бабушка-дедушка, пустите меня с подружками землянику-ягоду в лесу собирать.

— Ступай, милая, ступай. Вот тебе туесочек берестяной. И с богом.

И покатилось это озорное облако в лес тёмный. Полдня ходили они по полянкам складывая в туесочки ягодку к ягодке. Вот уже и корзиночки почти полнёхоньки, а Машеньке всё неймётся. Бегала она бегала от полянки к полянке, глядь — а подружек и не видать! Слышит — аукают где-то, а где и не разберёт… Солнце уже вниз поворотило, а куда идти — незнамо. Так и вышла Машенька на полянку лесную, где стояла избушка резная. Толкнула двери — открылись… Вошла в избу, а хозяев и нет. Осмотрелась она кругом: столы да лавки добротные, в спаленку заглянула — кровать дубовая… Кругом прибрано, порядок и уют. Кто же здесь проживает? Вышла во двор — всё цветочками обсажено, дорожки песочком обсыпаны… И тут, как ей показалось, недалеко опять зааукали голоса. Побежала Маша в избушку, схватила клубок ниток, привязала конец у калиточки и айда на голоса.

Только скрылась Маша в лесной чаще, как с противоположной стороны показался Медведь с вязанкой дров. Кинул он вязанку на землю, присел на скамейку и вздохнул:

— Эх, плохо одному, даже кваску подать некому… Придётся самому…

Вошёл Медведь в избушку, глядь, а на столе туесочек с земляникой стоит.

— Это кто же меня угощает? И где же этот добрый человек?

Вышел Медведь и давай все закоулки осматривать. В сад заглянул, у ручья побывал и подался вниз к озеру голубоглазому.

А в это время в калитку ввалилась стайка подружек с Машкою впереди.

— Вот, — гордо сказала она, — это я нашла! Хозяина нет, значит, избушка теперь наша!

Походили подружки, осмотрели всё кругом и договорились, что отныне будут приходить сюда чаще.

— А мы вот что сделаем, — сказала Маша, — вы ступайте домой, бабушке с дедушкой скажите, что я заблудилась, а завтра, чуть свет, вместе с парнями приходите сюда, дескать — искать пошли. А я здесь переночую да посмотрю — есть ли тут хозяева.

Так и сделали: подружки отправились домой, а Маша вошла в избушку, прилегла на кровать да и задремала с устатку. Не успела она и один сон досмотреть, как слышит:

— А, так вот кто — гость незваный-непрошеный…

Открыла Маша глаза, смотрит, а перед ней Медведь стоит.

— Да ты не бойся, не бойся, я тебя не обижу, — сказал он. — Как тебя звать?

— Маша, — еле слышно сказала она.

— А я — Миша… Как же ты здесь оказалась?

— А я заблудилась… Вот, ягоды собирала и заблудилась…

— Ну, ты ложись, отдыхай… Я вот тебе на полатях постелю. Всё равно уж темно… А завтра что-нибудь придумаем.

Легли они, ночь уж окна занавешивает, а им не спится.

— А ты оставайся у меня, — прозвучал в темноте голос Медведя. — Я тебя не обижу. Буду ухаживать за тобой. Мне тут одному скучно… Ну, ты спи и думай, а завтра мне ответ дашь… Я утром засветло уйду, на целый день… Завтрак тебе на столе оставлю, а обед в печке стоит… Будь здесь хозяйкой. Места здесь глухие, никто сюда и не заглядывает… Ну, спи.

Разбудили Машу голоса и смех ребят. Солнышко уже поднималось вверх. Мишки дома не было, он ушёл из избушки ни свет — ни заря. А во дворе подружки уже водили хороводы, а парни играли в Жгуты.

— Машка, Машка, — влетела в избушку конопатая Алёнка, — ты что спишь-то, как королева? Мы уж и поляну накрыли, а ты всё дрыхнешь и дрыхнешь!

День прошёл весело: пили за Машкину избушку, гуляли, танцевали, играли в разные игры. Договорились встречаться и проводить время только здесь — у Машки. Маша проводила друзей и осталась дожидаться Мишку.

Медведь вернулся поздно, когда уже смеркалось. Но и в сумерках он разглядел, что в его владениях произошли перемены: на лужайках валялся мусор, цветы на клумбах кое-где были сломаны, а калитка валялась в кустах. Он не стал будить Машеньку, пожалел. Сам навёл порядок и улёгся спать.

На следующее утро Маша проснулась рано, но Мишки уже не было, а на столе, как и прошлым утром, стоял её завтрак. Пока она завтракала, ей в голову пришла мысль — как извлечь выгоду из этих новых в её жизни обстоятельств и она решила, как только все придут, объявить, что отныне вход в избушку будет носить платный характер, а в качестве платы все парни должны приносить ей что-нибудь из провиантов. Так и Мишке будет помощь в вопросах обеспечения, да и запасы на зиму будут незаметно пополняться. Тут же, не раздумывая, Машка нашла какую-то холстину, выдавила из клюквы красный сок и написала большими буквами «Дом утех «Машенька». Холстину она привязала между двумя деревьями и стала поджидать гостей.

Не успело солнце забраться на крышу, как во дворе снова стало оживлённее. Парни и девчонки приходили парами и также парами расходились кто в кусты, кто к озеру купаться, а кто и в избушку. Маша объявила всем собравшимся новые условия и стала думать о программе предоставления услуг в своём «Доме утех». День прошёл спокойнее, чем накануне, но никто не скучал.

Так прошло ещё несколько дней. Медведь ворчал, но Машу не выгонял. А тут и, вообще, объявил ей, что уходит на неделю к родственникам в соседний лес, так как заболела бабушка. Маше он наказал присматривать за избушкой и не бедокурить. А утром, прихватив с собой гостинцы, подался в дальнюю дорогу.

Парни с подружками всё также приходили в «Дом утех», а Маша уже подумывала как легализовать своё нынешнее предприятие и избавиться от дикого компаньона? Она заприметила, что среди её гостей стал появляться барский писарчук Митрофан и однажды, разговорившись, они обсудили все тонкости проекта.

Во-первых, решено было подделать документы на право собственности избушкой и прилегающей территорией, которые она нашла в сундуке. Митрофан аккуратно исправил имя собственника, переделав «Медведь» на «Медведева».

Во-вторых, на основании вышеизложенного, была написана грамота и установлен юридический правообладатель всего недвижимого — ООО «Машенька».

И, в-третьих, было решено нанять охрану на тот случай, если Мишка вздумает бунтовать и мешать работе «Дома утех».

Пока парни с девчонками развлекались, Машка занималась кадровыми вопросами. На должность начальника охраны она пригласила Серого, а тот пообещал, что со своими крепкими молодыми волками очистит территорию от всяких нежелательных элементов. Косой взялся поставлять в «Дом утех» всякие наркотические смеси, для пущего возбуждения клиентов, а Рыжая — создать сеть разных брачных и небрачных агентств.

Когда Мишка вернулся от бабушки, в округе царила совершенно другая атмосфера. Серый с волками привёл косолапого к Машке, где Митрофан ознакомил его с документами на право собственности избушкой и прилегающей территорией.

Решив основной вопрос по устранению компаньона, Машка стала думать о расширении услуг и привлечении VIP-персон. Скоро на избушке появилась ещё одна вывеска — «Игровой дом «Медведъ», а рядом выросла лёгкая постройка на которой красовалась вывеска «Трактир «Будем!» Ансамбль певчих птиц, перестав выводить разные рулады и трели, целый день свистел что-то невообразимое. Молва о том, что в лесу произошла перестройка разлетелась по округе за считанные дни. И вот уже к Машке потянулись VIP-персоны: дьячок Прокоп, урядник Мордобойкин, староста Плутов… Желающих посмотреть своими глазами на новую жизнь становилось всё больше и больше. Там, где раньше находилось небольшое озерцо, появился комплекс водных процедур «Аква-ква-ква». Здесь же отгородили большую лужу и назвали её «Лечебные грязи». Это было самое доходное место, ибо сюда приходили не только те, кто хотел в одночасье стать здоровым, но и те, кто выходил нетвёрдой походкой из трактира «Будем!»

Машкины аппетиты и инициативы росли с такой же скоростью, как и клиентура. Однажды в её владения заглянул некий думский боярин и предложил Машке взять его в долю, пообещав направить к ней финансовые потоки для создания инфраструктуры и строительства дорог. И, как деловые люди, тут же, не откладывая всё в долгий ящик, приступили к вырубке леса. Казна у Машки не то, что пухла, она раздувалась как воздушный шар и Машка уже стала подумывать как бы ей на этом воздушном шаре взлететь и приземлиться где-нибудь на острове, где никого не будет: ни компаньонов, ни кредиторов, ни надзирателей, ни «крышевателей» — вообще, никого! Случайно или нет, но судьба как-то забросила к ней какого-то француза-учителя, который обучал премудростям французского языка тамошних барчуков. Звали его то ли Жак, то ли Жук… От него Машка узнала, что есть за бугром и заморские страны, и другая жизнь. И от этого её желание «приземлиться» на каком-нибудь тамошнем острове стало ещё острее и невыносимее. Да и её культурно-развлекательный комплекс, без существенных вложений грозил превратиться в кучу хлама. А поскольку Машка уже видела себя на заморском острове, то вкладывать умопомрачительные суммы в то, что уже отживало, ей, конечно, не хотелось. Это обстоятельство и подтолкнуло её к более решительным действиям. План по перемещению злата-серебра был таким же простым, как и все её решения по созданию культурно-развлекательного комплекса «Машенька». Жак (или Жук) должен был вернуться к себе на родину (точнее, к её границе) и ждать её там с экипажем для перевозки груза. А оттуда — на заморский остров.

Инвесторы требовали от Машки великих преобразований, освоения капитальных вложений, а Машка складывала все ассигнации, золото и серебро в короба и каждый месяц отправлялась в командировку на 5–6 дней.

А куда же девался Мишка? А Мишка никуда не девался. После того, как его изгнали с насиженного места, он соорудил себе берлогу, да и стал жить-поживать. Когда нагрянула вторая беда с вырубкой леса и Мишку снова потревожили, Машка из жалости взяла его на постой, назначив ночным сторожем.

И вот, когда настало время приступать к транспортировке нажитого непосильным трудом, Машка позвала косолапого к себе, рассказала ему, что напекла пирожков для бабушки и дедушки и хотела бы, чтобы он отнёс короб куда ему скажут. Обсудив все детали, Машка доставала из подвала короб с ассигнациями, незаметно залазила в него, а утром Мишка, взвалив его на себя, отправлялся в путь. Заглянуть, что за пирожки он несёт у Мишки не получалось, потому что всегда раздавался Машкин голос: «Высоко сижу, далеко гляжу. Не садись на пенёк, не ешь пирожок. Неси к дедушке с бабушкой». В назначенном месте Машка незаметно выпрыгивала из короба и, переодетая в бабушку, принимала груз и пока Мишка лакомился в лесу ягодами, прятала груз в схрон. Затем снова пряталась в короб, а Мишка нёс его назад.

Так Мишка пять раз сходил к «бабушке с дедушкой». Он не ворчал, напротив, ему даже нравилось гулять по лесам. Только одного он не мог никак понять: сколько же бабушка с дедушкой едят пирогов, если каждый раз груз становился всё тяжелее и тяжелее? И когда в ООО «Машенька» нагрянули судебные приставы, он в последний раз взвалил короб на свои плечи да и был таков. В указанном месте на этот раз его ждала сама Машка. Она поблагодарила косолапого за работу, вручила ему баночку мёда и сказала, что он может возвращаться в свои владения и отныне может быть полновластным хозяином своей избушки и всех пристроек на прилегаемой территории, так как Машка больше туда — ни ногой!

Эта новость так обрадовала Мишку, что он, забыв толком попрощаться, кубарем полетел с горы в сторону своей избушки. А в это время судебные приставы описывали всё движимое и недвижимое на территории культурно-развлекательного комплекса. Мишка, прибежав и назвавшись хозяином, тут же получил от приставов документы на погашение финансовой задолженности из-за расхищения казны и нецелевого использования средств. Таким образом, избушка и вся недвижимость были выставлены на торги, а Мишку закрыли в клетке и увезли в неизвестном направлении. Сказывают, что видели его где-то в глухом лесу, где он валил деревья…

Вот и сказочке конец, а кто валит — молодец.

Солдат-сказочник

(сказка)

Отслужил солдат двадцать пять лет. Что дальше делать? Домой идти, да кто его там ждёт… И решил он зайти к царю, может, какое дело царь-батюшка даст.

Дошёл до царского дворца, царю донесли, что солдат к вам идёт. Царь и говорит:

— Пустите-ка его!

А царь-батька о той поре тоже в раздумьях был: как дальше царством-государством управлять? То ли ему царствовать надоело, то ли дело шло уже к пенсии (историки про то опосля напишут чего-нибудь), только он всё больше валял ваньку и любил сказки слушать. И кто к нему не придёт, без сказки не отпустит.

Царь сим случаем был весьма обрадован, отставные солдаты сказывать сказки превеликие мастера.

Вот пришёл солдат, поклонился царю-батюшке и говорит:

— Ваше наше светлое царское величество, двадцать пять лет я у тебя на службе состоял, пора домой вертаться, да вот не хочется, сродственники пишут, что работы в нашем крае никакой нет. Беда. Так, может, ты, ваше наше царское величество, на каку работу своего служивого примостишь?

— А каки дела ты умеешь? — обрадовался царь. — Сказки вот говорить сможешь?

— Сказки, — призадумался солдат, — сказки это можно.

— А каки ты сказки знаешь-ведаешь? — обрадовался царь. — Нут-ка, начни мне одну.

— Сказку, говоришь? — отвечает солдат. — Энто не то шо сказка, а так — присказка. Об нашем житье-бытье армейском. Вот, к примеру, много у нас в армии всего такого, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Мясо вот в кашу не докладают… Или вот: обмундирование наше — ни в тын, ни в ворота: доверили кроить какому-то модельщику, так солдаты теперь, как манекены стоят, а для военных действий така одёжа никак не годится…

— А ну погодь, солдат, — закричал царь, — погодь, я сейчас своих министров кликну, а ты энту сказку сызнова начинай! Эй, мамка, — кричит царь, — а ну-ка гони сюда всех нахлебников метлою! Чтобы весь кабинет через пять минут был тута!

Не прошло и пяти минут, как мамка пригнала метлою всех министров да прихвостней. Прилетели они, в ножки царю кланяются да с подобострастием в рот явойный заглядывают: какой такой новый доклад царь удумал или опять кака Прямая линия объявилась.

— Ну что, нахлебники, али все тут? — возопил царь.

— Все, царь-батюшка, — докладает мамка. — Как по списку. Ихню породу с твоего двора и палкой не выгонишь.

— Слухайте, нахлебники мои, новые сказки, — глаголит царь, — вот служивый вам сейчас сказывать будет. Слухайте да внимайте критике евойной. Ну, солдат, давай сызнова про всё сказывай.

— Да сказывать оно и не худо, токо, ваше наше царское самое величие, просьба у меня така есть: как кто перебьёт, так пущай ён сам и сказывает далее…

— А чё? Согласен, — обрадовался царь. — Пущай все сказывают.

— Ну, так вот, — начал солдат, — иду, значит, я со службы дорогой. Гляжу, — ать-два! — а где жа дорога-то?! Одни ямы да канавы кругом, а дороги и нет… Покрутил башкой — нет нигде дороги! Телеги да кареты скачут, як жабы… Нет дороги!

— Як так нет? — вскочил дорожный министр.

— Ага! — обрадовался царь. — Перебил солдатову сказку, а ну, давай сказывай нам всё, как есть, про дороги! Ты у нас дорожный министер, тебе и лопату в руки!

— Так, а чё я-то? Мы всё, что есть в землю закатали, боле никакой грязи в царстве нашем нету, всё энто министер по лечебным грязям себе забрал. Говорит, что оно сподручнее всякое оздоровление творить. Обмазал всех грязью и хворобу, как рукой смыло… В смысле, водой… Водой все болячки лечит, оттого и народец такой у нас в гробах — беленький и чистенький…

— Чё ты сочиняешь?! Чё ты сочиняешь?! — вскочил министер по болячкам.

— Стоп! — оборвал царь. — Сказку перебил? Теперь твоя очередь про всякие прыщики нам сказывать сказку!

— Ваше наше здоровое величество, — начал министер по болячкам, — так ведь мы… мы не токо грязь, мы и сказки всякие подданным твоим сказывать умеем… Кто там с животом мается, так мы его за амбар или овин посылаем… Самое лучшее лечение… А то, что смертушка кого за самым ентим делом застала, так то не мы виноваты, а енералы твои. Они все финансы кудай-то вывозят да прячут по теремам. Им скоко не дай, всё вывезут и замаскируют по тринадцатикомнатным теремам или по хватерам каким… С их и спрос…

— Это — равняйсь-смирно — чё то я не вкумекаю, — вскочил генерал. — Это яки таки терема да хватеры? Ты чаво ето государственную тайну тута оглашаешь? Ты — равняйсь-смирно — знаешь чаво табе за энто будет? Сказано — секрет и всё тут. А ежели кажный начнёт разглашать, то все враги наши всё, что мы так маскируем, увидють, як на духу. Чё мы там замаскировали? Вон министер прихватизации всё за бумажки у народа выдурил да с дружками своими стырил…

— Як энто — стырил?! — вскочил министр прихватизации.