Антология. Последний полицейский

И я остаюсь провожать взглядом ее спину.

* * *

— Вы про того коротышку спрашивали. Правильно?

— Простите?

Старикан охранник сидит на том же месте, где я его оставил, развернув стул к лифтам, словно застыл в этой позиции на все то время, что я работал наверху.

— Про того, кто умер. Вы сказали, идете в «Мерримак-жизнь» насчет убийства.

— Я сказал, что расследую подозрительную смерть.

— Ну да. Так это насчет коротышки. Мелкий, как белка, очкастый?

— Да. Его звали Питер Зелл. Вы были знакомы?

— Не-а. Не больше чем с любым, кто работает в здании. Здоровались. Вы коп, говорите?

— Детектив.

Дубленое лицо старика на миг сводит дальняя родственница улыбки.

— Я служил в авиации. Во Вьетнаме. А когда вернулся, тоже хотел стать копом.

— Эй, — повторяю я пустые слова, которыми мой отец обычно отвечал на пессимизм и безнадежность, — никогда не поздно!

— Ну, — охранник хрипло откашливается и поправляет мятую фуражку, — теперь-то уже поздно.

В тускло освещенном вестибюле тянутся секунды, а потом охранник говорит:

— Так прошлой ночью того худышку подхватил с работы тип с большим красным грузовиком.

— Красный грузовик? На бензине?

Бензина ни у кого нет — ни у кого, кроме полиции и армии. ОПЕК прекратила экспорт нефти в начале ноября, канадцы последовали ее примеру парой недель позже, и на этом все. Министерство энергетики пятнадцатого января вскрыло стратегические резервы, все получили бензина на девять дней и больше не получат.

— Не бензиновый, — поправляет охранник. — Судя по запаху, на растительном масле.

Я киваю и в волнении шагаю ближе к нему, разглаживая усы ребром ладони.

— Мистер Зелл сел в машину добровольно или против воли?

— Ну его никто не заталкивал, если вы об этом. И пистолетов я не видел — никакого оружия.

Я раскрываю тетрадку, щелкая ручкой.

— Как он выглядел?

— Выставочный «форд» старой модели. Шины восемнадцатидюймовые, «гудиер» без цепей. Сзади клубился дым и воняло как будто подгоревшим маслом.

— Так-так. Вы номера не заметили?

— Нет.

— А водителя рассмотрели?

— Нет. Я тогда не видел причин рассматривать. — Старик задумчиво моргает. Кажется, мой энтузиазм его позабавил. — Но он был крупный парень, это я точно говорю. Такой здоровяк.

Я, поспешно записывая, киваю.

— И вы уверены, что это был красный грузовик?

— Точно. Красный, среднего размера, на стандартной раме. А на боковой стенке кабины со стороны водителя большой флажок.

— Какой флажок?

— Какой флажок? США, — нехотя отвечает охранник, словно ему неприятно признавать существование других стран.

Я молча пишу целую минуту. Все быстрей и быстрей, шурша ручкой в тишине вестибюля, а старик рассеянно поглядывает на меня, склонив голову, словно я не человек, а музейная витрина. Потом я, поблагодарив, убираю тетрадь и ручку и выхожу на мостовую, под снег, засыпающий красный кирпич и известняк центральной части города. На секунду останавливаюсь, рассматривая воображаемую картинку, как кадр из фильма: застенчивый неловкий человечек в мятом коричневом костюме забирается на пассажирское сиденье блестящего красного грузовика с модифицированным двигателем и уезжает в последние часы своей жизни.

Глава 3

Этот сон, повторявшийся раз или два в неделю, уносил меня во времена, когда мне было двенадцать.

Сначала появляется внушительная фигура Райана Дж. Ордлера, бессменного шефа полиции Конкорда, ветерана уже тогда, когда в реальности я ежегодно видел его на летнем пикнике Семей и Друзей. Он неуклюже ерошил мне волосы и дарил монетку с головой бизона, такую же, как всем присутствующим детям. Во сне Ордлер стоит в полном обмундировании по стойке смирно и держит в руках Библию, на которую я кладу правую ладонь и повторяю за ним клятву хранить и поддерживать закон. Затем Ордлер торжественно вручает мне пистолет и значок, я отдаю честь, и он салютует в ответ. Гремит музыка — в этом сне есть музыка — и вот я уже детектив.

В реальной же жизни я вернулся в участок в девять тридцать утра нестерпимо холодным утром прошлого года после ночного патрулирования сектора 1 и обнаружил в своем шкафчике написанный от руки приказ с предписанием доложиться по начальству. Я зашел в комнату отдыха, плеснул в лицо водой и через две ступеньки взбежал по лестнице. В то время исполняющей обязанности администратора была лейтенант Ирина Пол, не так давно заменившая неожиданно уехавшего лейтенанта Ирвина Мосса.

— Доброе утро, мэм, — здороваюсь я. — Вы что-то хотели?

— Да, — отвечает лейтенант Пол, ненадолго оторвавшись от лежавшей перед ней черной папки с надписью на боку «Министерство юстиции США». — Секундочку…

— Конечно, — не тороплю я, оглядываясь.

И тут другой, низкий, голос рокочет из угла:

— Сынок…

Ордлер в мундире, но без галстука, с расстегнутым воротом возник в полумраке освещенного единственным окном кабинета. Со скрещенными на груди руками — не человек, а могучий дуб. Меня охватывает трепет, позвоночник распрямляется сам собой, и я отзываюсь:

— Доброе утро, сэр!

— Так вот, молодой человек, — лейтенант Пол поднимает голову, и шеф чуть заметно кивает на нее, показывая, чтобы я слушал внимательно. — Так вот. Вы позавчера вмешались в инцидент в подвале…

— Что? О!..

Я краснею и начинаю объяснять:

— Это новенький, он еще неопытней меня… — Я сам отслужил всего шестнадцать месяцев. — Новичок привел подозреваемого на предварительное задержание по статье шестнадцатой. Лицо без определенного места жительства…

— Верно, — говорит Пол, и я вижу перед ней рапорт о том инциденте. Мне это совершено не нравится, я уже потею. Буквально потею, несмотря на холод в кабинете.

— И он, я имею в виду офицера, словесно оскорблял подозреваемого, что я счел неприличным и нарушающим правила департамента.

— И вы позволили себе вмешаться. С тем, чтобы, смотрите-ка… — Она снова опускает глаза и перелистывает розовую кальку рапорта: — …Процитировать соответствующий параграф агрессивным и угрожающим тоном.

— Думаю, я бы выразился иначе. — Я поглядываю на шефа, но тот смотрит на лейтенанта Пол — это ее шоу.

— Просто джентльмен случайно оказался мне знаком. Простите, следовало сказать «подозреваемый». Дюн Шепард, белый, мужского пола, пятидесяти пяти лет. — Пристальный, но безразличный взгляд Ирины Пол меня сбивает, как и безмолвное присутствие шефа. — Мистер Шепард был вожатым нашего скаутского отряда. Тогда он работал бригадиром электриков в Пианкуке, но, надо полагать, ему в последнее время пришлось тяжело. Рецессия…

— Официально, — тихо поправляет Пол, — на мой взгляд, это депрессия.

— Да, мэм.

Лейтенант Пол снова смотрит в рапорт. Вид у нее измученный.

Этот разговор происходит в начале декабря, в холодные месяцы сомнений. Семнадцатого сентября астероид вышел в соединение, был невидим из-за близости к Солнцу, и получить новые данные не удавалось. Поэтому шансы, которые неуклонно росли с апреля — трехпроцентная вероятность столкновения, десятипроцентная, пятнадцатипроцентная, — застряли в конце осени и начале зимы на пятидесяти трех процентах. Состояние мировой экономики сменялось от плохого к худшему и много худшему. Двенадцатого сентября президент счел нужным подписать «Акт о безопасности и стабильности» и дал добро на вливание федеральных субсидий в государственные и местные правоохранительные органы. Для Конкорда это означало, что всю молодежь — еще моложе меня, иногда прямо со школьной скамьи — прогнали через учебку, заменившую полицейскую академию. Мы с Макконнелл между собой звали их «ежиками», потому что все новобранцы были одинаково подстрижены, имели одинаковые младенческие личики, холодные глаза и нагло себя вели.

По правде сказать, случай с мистером Шепардом был у меня не первым столкновением с молодыми коллегами.

Шеф прокашливается, и Пол откидывается назад, с удовольствием уступая ему место.

— Послушай, сынок, никто здесь не хочет от тебя избавиться. Мы с гордостью приняли тебя в патрульное подразделение, и если бы не нынешние необычные обстоятельства…

— Сэр, я в академии был первым на своем курсе, — начинаю я, спохватываюсь, что говорю слишком громко и перебиваю старшего по званию, но остановиться не могу: — У меня безупречное досье, ноль по превышению полномочий, ноль по жалобам от гражданских лиц, как до, так и после Майя.

— Генри, — мягко останавливает меня шеф.

— Я полагаю, начальник смены мне полностью доверяет!

— Молодой человек, — резко останавливает лейтенант Пол, подняв руку, — кажется, вы неправильно оцениваете ситуацию.

— Мэм?

— Вас не увольняют, Пэлас. Вас повышают.

Шеф Ордлер выдвигается в косой луч света, пробивающийся через маленькое окно.

— Мы решили, что, при данных обстоятельствах и с учетом твоих способностей, тебе нужно подыскать место повыше.

Я таращу глаза, ищу слова и, наконец, нахожу их:

— Но, согласно правилам, каждый должен отслужить в патруле два года шесть месяцев и только после этого может считаться пригодным для следственного отдела.

— Мы намерены пренебречь этим требованием, — объясняет Пол, складывая рапорт и бросая его в корзину. — Думаю, мы не станем пока менять ваш разряд, оставим 401 (к).

Это шутка, но мне не смешно, я едва держусь на ногах. Пытаюсь осмыслить и подобрать слова. Выбираю из «новые времена», «повышение», «во сне было не так».

— Ну вот, Генри, — сдержанно произносит шеф Ордлер, — конец дискуссии.

* * *

Позже я узнал, что детектив Гарви Телсон, чье место я занял, преждевременно ушел в отставку, пополнив список «бегунов», которых к началу декабря набралось много. Люди уходили, чтобы заняться тем, чем им всегда хотелось: гонять на спортивных машинах, дать волю подавленным романтическим или сексуальным наклонностям, набить морду задире, донимавшему их в детстве. Детективу Телсону, оказывается, всегда хотелось участвовать в парусных гонках. На кубок Америки или что-то такое. Мне повезло.

Через двадцать шесть дней после той беседы в кабинете, через два дня после появления астероида в зоне видимости, лейтенант Пол бросила службу и уехала в Лас-Вегас к своим взрослым детям.

Тот сон, где Ордлер кладет мою руку на Библию и делает из меня детектива, больше не повторяется. Вместо него мне теперь часто снится другой.

* * *

Как заметил Дотсет, мобильная связь нынче ненадежна. Набираешь номер, ждешь и иногда пробиваешься, а иногда нет. Многие верят, что Майя искажает гравитационное поле Земли, или магнетизм, или ионизацию, или что-то такое, но, конечно же, астероид, до которого еще 450 миллионов километров, влияет на сотовую связь не больше, чем погода. Наш техник Виленц как-то объяснял мне: сотовая служба разбита на сектора — ячейки или соты — и вырубаются они целиком, один за другим. Компании теряют сотрудников, потому что не могут их оплачивать, ведь им больше не платят по счетам. У них тоже свой список «бегунов», бури сносят вышки связи, и восстанавливать их некому, а вандалы и воры срывают провода. Вот ячейки и отмирают. А обо всем прочем, вроде смартфонов и прочих игрушек, можно совсем забыть. Один из пяти крупнейших провайдеров на прошлой неделе объявил, что начинает сворачивать бизнес. В газетном объявлении этот факт представили как свободное время, «подаренное» от щедрот компании тремстам пятидесяти пяти тысячам служащих и их семьям. Там же провайдер предупредил клиентов, что в течение двух месяцев обслуживание прекратится. Три дня назад любимая Калверсоном «Нью-Йорк таймс» выбила из министерства торговли предсказание о полном коллапсе телефонной связи к концу весны. Предполагалось, что правительство готовит план национализации этого бизнеса.

— Это, — фыркнул Макгалли, — надо понимать как полный коллапс к началу весны.

Иногда я, заметив на своем телефоне хороший сигнал, тороплюсь позвонить, чтобы не упустить случая.

— Ох, ну послушайте, что вам от меня нужно?!

— Добрый день, мистер Франс. Это детектив Генри Пэлас из полиции Конкорда.

— Я вижу, кто это, вижу…

Виктор Франс, судя по голосу, на грани истерики, но он всегда так разговаривает. Я сижу в «импале» перед Роллинс-парк, в паре кварталов от места жительства Питера Зелла.

— Ну-ну, мистер Франс, успокойтесь.

— Не хочу я успокаиваться, ясно? Я вас ненавижу всей душой. Ненавижу ваши звонки, ясно?

Я на дюйм-другой отодвигаю телефон от уха, потому что из трубки льется отрывистое рычание Франса:

— Я пытаюсь жить своей жизнью, понимаете? Это что, так страшно и ужасно — жить своей жизнью?

Я мысленно представляю этого отставного бандита: черные джинсы, увешанные цепочками, перстень с черепом и костями, тощие кисти и предплечья изрисованы татуировками змей. Крысиное личико кривится в наигранном гневе: надо же, приходится отвечать на звонок, выслушивать приказы от такого ботаника-полицейского, как я! Но такова, видите ли, судьба наркоторговцев, тем более попавшихся, на последней развилке американской истории. Может, Виктор и не знает «Акта о безопасности и стабильности в период подготовки к столкновению» наизусть, но суть он уловил.

— Сегодня мне требуется от вас совсем небольшая помощь, мистер Франс. Просто немного информации.

Франс в изнеможении выдыхает «Ох-ох-ох!» и тут же, как я и ожидал, дает задний ход:

— Ну хорошо, ладно. Так что за дело?

— Вы ведь разбираетесь в машинах?

— Да, конечно. Слушайте, детектив, вам что, нужно шины подкачать?

— Нет, спасибо. В последние недели люди начали модифицировать двигатели под органическое горючее.

— Кроме шуток? Вы цены на бензин видели?