Помоги проекту - поделись книгой:
– Был ещё мешок, – сказал Любшин.
– Какой мешок?
– Синий. Он возле мёртвых стоял. Но когда я возвращался, его уже не было.
Путин вырвал из блокнота листок и написал объявление следующего содержания:
– А теперь спать, – сказал он, прикрепив объявление к двери подъезда. – Завтра трудный праздничный день.
Утренняя чашка кофе настроила мысли на рабочий лад. В окно кабинета Путина проникло солнце, а в дверь вошёл участковый инспектор Кузнецов. Поздоровались. От кофе инспектор отказался. Присев на край стула и разгладив кончики чапаевских усов, спросил он осторожно:
– Глеб Семёнович, что вы думаете по делу ледяных парней?
Путин улыбнулся и сказал:
– Спасибо, Василий Иванович, за подсказку. Я как раз подбирал этому делу название. И теперь с вашей лёгкой руки надписываю… – И он вывел на лежащей перед ним папке: «ДЕЛО ХОЛОДНЫХ».
– Это название тем более справедливо, – продолжал он, – что парни, как показала экспертиза, погибли от переохлаждения. Но ваша версия, будто их где-то хранили, не верна. Они умерли за считаные секунды до того, как были обнаружены.
– Как же они могли замёрзнуть в подъезде, да ещё моментально? – воскликнул Кузнецов.
– В этом-то вся загадка! – Путин закурил сигарету «Русский стиль». – Получается, их сковал холод не внешний, а внутренний, введённый в них с помощью иглы. Следы последней нашли на их телах. Признаться, меня сейчас больше интересует, не кто убил, а чем убил. Представить себе адский мороз, сконцентрированный в баллончике, я ещё могу. Но где это видано, чтобы он через укол мгновенно распространялся по организму, как некое вещество? Экспертиза тоже в недоумении. Ни ядов, ни других посторонних веществ они не обнаружили.
– Неужели он был настоящий?! – пробормотал инспектор. Глаза его слегка округлились.
– Кто? – не понял следователь.
Вместо ответа участковый попросил на минуту «вещественное доказательство», которое пока ничего не доказывало. Надев красный халат, явно ему великоватый, он воззвал к воображению собеседника. Если дополнить наряд белым воротником, приклеить того же цвета парик и бороду, что получится? Правильно, Дед Мороз. Вспомните, там был ещё мешок – наверняка с подарками. И сначала он думал, что убежавший и уехавший на иномарке человек – обыкновенный ряженый. Но теперь, в свете заключения экспертизы, выходит, что Дед Мороз был настоящий!.. Только почему он их укокошил?
Путин усмехнулся:
– Вам бы не участковым работать, а страшные сказки сочинять в духе Честертона! Если Дед Мороз окажется настоящим, я тут же подам в отставку. В мире волшебства нужны не следователи, а психиатры. Но скажите, почему ваш чудесный персонаж воспользовался обыкновенной иглой? И с каких это пор он разъезжает в автомобиле, да ещё иностранном?
В словах следователя чувствовалось раздражение. Кузнецов был немного смущён. Он вяло попытался оправдаться, что, мол, не говорил, что парни пали от уколов. Конечно, они не похожи на наркоманов, скорее уж на спортсменов, но игла могла оставить след и в случае простой прививки.
– Я сожалею, что не существует прививок от романтизма! – жёстко сказал следователь. – Уж лучше я поверю в новый, неслыханный вид оружия, чем в вашего Деда Мороза! И потом, с чего вы взяли, что убил он?
Кузнецов хотел воскликнуть, что и он не верит (по крайней мере, не верил), но в дверь постучали, и вошла женщина, которой было явно за сорок. Однако увядающее лицо её выражало любопытство школьницы. И это несоответствие формы и содержания внушало лёгкий ужас, как будто имеешь дело с сумасшедшей. Она пришла по объявлению. Она живёт в доме, где нашли этих парней. Она не видела их мёртвыми, но, кажется, видела живыми. Её зовут Вера Петровна Ухова. Как раз где-то в половине 11-го вечера того дня она ждала лифт на первом этаже. Вера Петровна вернулась от подруги, слегка отметив Новый год. И тут в подъезд вошёл Дед Мороз. Было очень весело. Он поздравил её с праздником и угостил конфетой, очень вкусной, тем более что это конфета её молодости, «Мишка на Севере» называется. Голос у Деда Мороза был совсем не старый. Весьма милый и обходительный человек. Тем временем в подъезд вошли ещё двое. Путин показал Вере Петровне фотографию трупов. «Да, это они» (так, по крайней мере, они были одеты, лица их она плохо запомнила). Они стали подниматься по лестнице вслед за Дедом Морозом, и она слышала, как один из них сказал: «Дедушка, мешок тяжёлый. Дай, мы тебе поможем». Тут подошёл лифт – и вот, кажется, она пропустила самое интересное.
Когда Вера Петровна закрыла за собой дверь, Кузнецов развёл руками, как бы извиняясь и говоря: «Я не виноват, что моя версия подтверждается».
– Вот видите, – сказал он с плохо скрываемым торжеством в голосе, – они напали на него, и он вынужден был защищаться!
Путин побледнел. Зачем же они напали на него? Великовозрастные лбы захотели конфеток?! Так, судя по одёжке, денежки у них водятся. И почему он бежал с места преступления, если убил непреднамеренно?
– Он явится, – уверенно сказал участковый, – ему нечего бояться. Да и не боится Дед Мороз людского суда, даже если его сошлют на юг, в горячие точки. А бежал он потому, что был в полном смятении. Вы же знаете его. Дед Мороз – добрейший человек, а эти подонки довели его до убийства. Каково ему теперь!
Путин довольно резко встал, давая понять, что разговор окончен.
Прошло несколько дней. Участковый и следователь встретились в коридоре учреждения. Лукаво улыбаясь, Путин поздоровался и пригласил Кузнецова на пару минут к себе в кабинет.
– Есть хорошие новости! – интригующе сказал он. И когда они вошли и сели, добавил: – Дело холодных близится к завершению.
Кузнецов заёрзал на стуле:
– Он явился? Где он? Я хочу его видеть!
– Ваш Дед Мороз не пришёл и не придёт. – Тон Путина был насмешлив, – но будьте покойны, мы его поймаем. Однако по порядку.
И следователь рассказал, как сюда, в кабинет, позавчера принесли мешок с подарками. Да-да, тот самый. Принёс солидный мужчина по фамилии Купец, живущий на 3-м этаже известного дома. Его сынишка выносил в тот вечер мусор и, увидев мешок, не удержался, прихватил с собой. Парней он принял за пьяных. («Предприимчивый сынишка!» – заметил Кузнецов.) Да, если учесть, что ему 12 лет, а вес мешка 30 килограммов… Так вот, на вопрос отца, ЧТО там, он ответил, что не знает, только что нашёл. Мешок развязали. В нём оказалась «какая-то соль». И тут сынок признался, что рядом с мешком ещё валялись «дяди». Поняв на следующий день по слухам и по объявлению, ЧТО это за дяди, отец сначала хотел мешок выбросить, но, поразмыслив, принёс его нам.
– Соль? – спросил Кузнецов.
– Вот мы и подошли к главному, – торжественно сказал Путин. – В мешке находилась взрывчатка, а ваш Дед Мороз – обыкновенный террорист! Ребята из ФСБ (царство им небесное!) выследили его и, видимо, решили взять с поличным, но этот гад оказался хорошо вооружён. Так что, милый Василий Иваныч, как видите, чудес не бывает!
Вышедший из кабинета следователя Кузнецов напоминал Чапаева, кое-как переплывшего роковую реку (не помню, как она называется: то ли Урал, то ли Ахерон). Кончики усов его обвисли. Казалось, вода смыла с него всю революционную романтику. «Да, он прав, – думал Кузнецов, – чудес не бывает! В мире волшебства нужны психиатры, и меня следует сдать в дурдом. И детей сдать, и всех, кто верит в сказки. Что же останется? Останутся убийцы, ряженные Дедами Морозами, и следователи, верящие в силу оружия».
Ангел
Глубокая, старая, поросшая травой колея. Что за автомобиль тут проехал? Не иначе трёхосный «Урал» – ведь мы живём на Урале. Мы сидим, опираясь о дно колеи ступнями. Вокруг нас старое заброшенное кладбище. Трава, кусты, деревья. Привела нас сюда Ангел.
Накануне вечером мы «зарулили» к ней с полными «баками» – я и мой друг Музыкант. У Ангела однокомнатная квартира и одна кровать. Мы проснулись трое в одной кровати. А что было делать? Ангел никого не хотела класть на грязный пол и вообще, никого не хотела класть отдельно. Она любит всех. Однако не спешите окрестить её шлюхой. Грязь не прилипает к ней. Иные шлюхи умудряются брать, отдавая. Ангелу же нравится именно давать. В ней нет ничего вульгарного. Одним словом, ангел. Не от мира сего. Кстати, этим объясняется её совершенная непрактичность: неумение готовить, прибирать в комнате, жить.
Накануне вечером мы улеглись в следующем порядке. Сначала легла хозяйка. Я и Музыкант, сидя за столом и стараясь не глядеть в сторону кровати, оживлённо заговорили на отвлечённую тему – то ли о погоде, то ли о космогонии Плотина, не помню. Мы старались отвлечься, а нам предлагали развлечься: антенны наших тел помимо нашей воли принимали позывные любви. На краю взгляда маячила призы́вная поза Ангела. Шёл мощный весенний призыв сперматозоидов. В армию. Я очутился рядом с Ангелом, если не сказать больше. Музыкант тактично удалился на кухню и, скрипя половицами, заходил там, забродил. Ангел посмотрела на меня умоляюще.
– А Музыкант? – спросила она.
Мне и самому было неловко перед другом. Но тут всё решала хозяйка, так сказать, положения. Видя, что она не против, я радостно закричал: «Музыкант, иди к нам! Ангелу не хватает твоей свирели».
Наш концерт длился полночи. Хозяйка играла и пела. Причём пела с таким чувством, что соседи постучали в стену. Когда мы проснулись, она сказала: «Надо же! И до групповухи дожила. Со мной такое впервые». – «И с нами тоже», – скромно заметили мы с Музыкантом. «Ребята, а ведь сегодня праздник! – опохмелившись, умилилась Ангел. – День Ивана Купалы». – «Да, – сказал я, – славянский праздник летнего солнцестояния, день любви, ночь свального греха, оргия плоти. Считай, что мы его отпраздновали, вот только в реке не выкупались». – «Сейчас реки не те, – философски заметил Музыкант, – после купания в них солнце стоять не будет. Да и далеко тут до реки, а на природу хочется. В городе каменно и душно». – «Чего проще! – воскликнула Ангел. – Рядом кладбище. Пойдёмте на кладбище». – «Пойдём, – согласился я, – тем более что земля очищает лучше воды. Она очищает до костей».
Мы вышли из подъезда. Во дворе играли дети. Но, видимо, их время кончилось, потому что тётя кричала им: «Встали парами! Встали парами!» Эта сцена показалась мне символичной. Не так ли и жизнь строит нас парами? Не так ли и у неё случаются сбои? Кому-то пары не достаётся. Кто-то выбирает одиночество сам. А иные весёлые ребята, вроде нас, не прочь станцевать танго втроём. И мы трое взялись за руки и пошли в конце детской колонны, как наглядный пример того, что страна у нас свободная и «тройки» тоже имеют право на существование. Но некоторым прохожим, видимо, было невдомёк, в какой прекрасной стране они живут: оглядываясь на нас, они плевались или крутили у виска пальцем.
У Ангела нет ни мужа, ни детей, поскольку её мучит видение. Перед её глазами лежит разрушенная троя, то есть семья, состоящая из трёх человек. Жили-были папа, мама и их трёхлетний сын. Но однажды к ним пришли люди в форме (или в гражданском, это ничего не меняет) и увели папу и маму. Ребёнок остался в квартире один. Он долго плакал, пока не устал и не проголодался. Поев, он снова плакал, потом уснул. Так продолжалось несколько дней. Еда кончилась. Мальчик лёг и уже не вставал. И не плакал больше. Тут к нему пришла крыса. Обнюхав его, она убежала и вскоре вернулась с кусочком сыра. Но он к сыру не притронулся. Тогда крыса стала носить ему разную другую снедь. Она воровала для него, рискуя жизнью. Она предлагала ему всевозможные лакомства. Но он только погладил её слабой маленькой ладошкой, благодаря за человечность, и умер.
Ангел думает, что этот сон – в руку, и не заводит семью, боясь за будущих детей и мужа. Представляя свою судьбу трагичной, она боится распространения трагедии и хочет замкнуть беду на себя.
В центре города – овраг. Одна сторона его крутая, другая пологая. На пологой стороне – заброшенное кладбище. ТИХИЙ центр. Городской шум здесь почти не слышен. Птички поют, кузнечики стрекочут, скелеты прогуливаются. Они вылезли из могил, чтобы погреть на солнце свои старые кости. У нас с ними взаимопонимание: мы не обращаем внимания друг на друга. Они прогуливаются, мы – трое – попиваем водочку, сидя на краю колеи. Парк культуры и отдыха!
Вдруг в эту тихую симфонию врывается диссонанс – грубый солдатский окрик: «На место!». Мы видим между деревьями три движущиеся фигуры в милицейской форме. Патруль! Что он здесь делает? Как что? Наводит порядок: загоняет скелетов обратно в могилы. Вот один из скелетов подворачивается под руку и, получив удар дубинкой, рассыпается. Похоже на игру в городки. Только игра здесь ведётся в упор.
Музыкант вскакивает.
– Пошли отсюда! – говорит он. – Мне не нравятся эти слишком живые и энергичные.
– Поздно, – говорю я, – они нас заметили.
Они подошли к нам и хором крикнули: «На место!»
– Вы что, заработались?! – возмутился Музыкант. – Не видите, что мы живые?
– Да и с мёртвыми вы бы полегче, – поддержал я. – Чем вам не угодили эти безобидные мощи? В конце концов, они гуляют на СВОЕЙ территории.
Я начал вставать, но, оглушённый ударом в голову, упал и потерял сознание. Очнулся – лежу ничком в колее. Приподнявшись на локтях, вижу перед своим носом ботинки Музыканта. Тяну его за ногу. Он стонет. С трудом мы садимся. Наши головы разбиты. Где Ангел? Тут же. Блюстители порядка сложили нас вдоль колеи, как в длинной братской могиле. Хорошо, хоть землёй не засыпали. «Ангел, как ты? Очнись!» Мы вытаскиваем её из ямы, трясём, осматриваем. Голова цела, тело вроде тоже. Ни переломов, ни крови. Но она не дышит. Я ищу её пульс и не нахожу. Вдруг кто-то трогает меня за плечо. Оглядываюсь: скелет! Два скелета. Они оттесняют меня и Музыканта от Ангела и закрывают ей глаза. Занавес!
– Она умерла и теперь принадлежит им, – говорю я другу.
– Но отчего она умерла? – спрашиваю я скелетов.
Один из них показывает на её левую грудь. Сердце. Конечно, сердце! Ангел не выносила грубости. А тут такая сцена! Видя, как упали мы, упала и она. Били нас, а убили её. Как бы рикошетом.
Скелеты берут её под руки, поднимают и уводят прочь. Ангел шагает, но это уже не её походка. Это медленная, подчинённая неведомому космическому ритму походка скелетов. Странная тройка долго виднеется между редкими деревьями. За деревьями – краснота заката. А выше – тёмно-синее бездонное небо.
Мадонна и свиньи
Ипполит Чайников был фермером мелкой руки и выращивал свиней. Раз в год он отвозил партию своих питомцев в районный центр, на ближайший мясокомбинат. За свиней платили мало – фигурально выражаясь, медными пятаками, – и Ипполит Фёдорович, выходя из конторы мясокомбината, грустно вздыхал: «Вот, опять обменял живые пятаки на медные!»
Он получал пенсию, выращивал на огороде овощ – и этого, в общем-то, хватило бы ему на пропитание. Но он по-своему привязался к свиньям, а главное, боялся остаться без дела, потому что в голову начинали лезть всякие мысли.
Так год за годом, пятак к пятаку, скопил Ипполит Фёдорович небольшую сумму и собрался в Москву. «Надо ехать, – думал он, – тянуть дальше некуда, мне скоро 70». Помереть, ни разу не увидев столицы своей родины, по его мнению, означало преступление. Ипполит Фёдорович был законопослушным гражданином и потому поехал.
Под вечер прибыл на Курский вокзал. И там остался переночевать: гостиница была ему не по карману. Когда он дремал, сидя в зале ожидания, к нему подошёл милиционер и учтиво попросил документы. Ипполит Фёдорович показал блюстителю порядка паспорт и пенсионное удостоверение.
– Зачем приехали в Москву? – спросил человек в форме.
– Повидаться, – сказал фермер.
– С кем?
– Так с ней же, со столицей то есть. Ведь ни разу не был… Вот завтра Кремлю поклонюсь – и обратно, в родное село.
– Понятно, – сказал милиционер и удалился.
Утром, съев кусок хлеба и огурец со своего огорода, Чайников сел в метро и доехал до центра. Гулял он по проспекту и дивился обилию людей и машин. «Это ж сколько свиней надо вырастить и продать, чтоб купить такую!» – думал он, глядя на иномарку. Поразила его также длинная очередь, хвост которой торчал из какого-то здания. «И за чем бы надо стоять людям? – гадал Ипполит Фёдорович. – Продукты сейчас в магазинах есть, одежда вроде тоже… Советское время кончилось, когда, бывало, зайдёшь в сельмаг, а там на полках одна морская капуста, словно мы опустились на дно и стали подданными царя морского».
– Красавица, – обратился Чайников к крайней девушке, – скажи, пожалуйста, какой такой в Москве дефицит? За чем очередь?
– За билетами на Мадонну.
– Как на Мадонну?! На ту самую? – обомлел старик.
– На неё, – ответила девушка.
«Вот повезло-то! – подумал Ипполит Фёдорович, вставая в хвост. – Выходит, сподобилась матушка, посетила русский народ. Да и то сказать, давно пора. Заждались… И как хорошо, что я в такое время здесь оказался! Небось, она только в столицах является. Попробуй явись в каждой деревне – никаких сил не хватит! Ничего. Буду делегатом от села и всем всё расскажу».
Очередь преимущественно состояла из молодёжи. Были также люди, которым за 40, но таких стариков, как он, Ипполит Фёдорович, сколько ни всматривался, не увидел. «Вот оно, советское воспитание! – грустно подумал свиновод. – Сама Мадонна к ним снизошла, а они не верят! Зато порадовался он за молодёжь – какая она пошла доверчивая! Это, наверно, потому, что церкви стали отстраивать. Раньше ломали – теперь строят. Не сидят без дела…» Покоробило только его, что девушки сплошь носили брюки и какие-то поддергайки, так что пупы были наголе. «Ну ничего, – успокаивал он себя, – узрят Мадонну – засовестятся, прикроют женским платьем животы и ляжки».
Купив билет, Ипполит Фёдорович спросил у кассирши, в каком храме явится Мадонна. Кассирша усмехнулась и сказала, что та выступит на стадионе в Лужниках. Это несколько смутило Чайникова, и он хотел спросить ещё что-то, но наседавшая очередь оттеснила его.
«При чём тут стадион?! – недоумевал старик, бредя по проспекту. – Мадонна – это же не футбол, это даже совсем наоборот». Но, поразмыслив, он согласился с организаторами встречи, что желающих узреть святой лик очень много и в церкви, пожалуй, все не поместятся.
Весь день он бродил по центру столицы. Поклонился Кремлю (и, кстати, только это сделал, как из Кремля выехал кортеж из чёрных машин. «Ишь ты, – удивился Чайников, – вот она, сила русского поклона!»), пообедал у памятника Пушкину, достав из сумки хлеб, сало и помидоры, прошёлся по Арбату, останавливаясь возле музыкантов и художников, работающих на воле. А вечером опять прибыл на Курский вокзал. Сел на знакомое место в зале ожидания, и к нему подошёл знакомый милиционер.
– Ну что, поклонились Кремлю? – спросил служивый.
– Да, – ответил Ипполит Фёдорович, – но завтра Мадонна прилетает, сам понимаешь, мил человек, от такого нельзя отказаться. Я и билет купил. – Он показал милиционеру билет.
– Да вы, я вижу, передовой! – сказал тот. – Но только учтите: послезавтра пусть сам Майкл Джексон прилетит, вас чтобы тут не было!
– Конечно, конечно, – закивал Чайников, – не нужны нам никакие Майки!
На следующий день, уже за час до начала действа, народ стал стекаться к стадиону. Не привыкшему к толпе, не по себе было Ипполиту Фёдоровичу. Но ради предстоящего святого зрелища он крепился. Все зрители проходили между какими-то железными ящиками, возле которых стояли милиционеры. Когда проходил Чайников, ящики пикнули. Молодой сержант остановил Ипполита Фёдоровича и спросил, что у него в карманах. «Да так, ничего – ключи, мелочь». – «А футляр для очков есть?» – «Есть». – «Дайте его мне и пройдите ещё раз». Чайников прошёл – ящики промолчали. «Вот ведь железяки! – подумал он. – На очкариков реагируют!»
Пришлось поволноваться Ипполиту Фёдоровичу, пока он отыскал свой ряд и место: уж больно велики эти трибуны. Наконец он сел и постарался успокоиться. Он настраивал себя на чудо. «Интересно, в каком она возрасте? – думал он про Мадонну. – Что скажет?.. А может, и сын с ней появится? Это что ж получается – Второе Пришествие?! А мы не готовы… Дерево я, правда, посадил, но вот с сыном загвоздка – ни жены, ни детей. Свиней только выращивал, да и тех на убой. Ох, не миновать мне ада!»
Вдруг потемнело среди бела дня. И загрохотало, и засверкало. И на футбольное поле выскочило существо женской породы, видавшее виды, в чёрной куртке и штанах, пошитых из свиной кожи. И заголосило существо не по-русски, и задвигало неприлично бёдрами. А потом уселось на стульчак, приделанный к железному столбу, и, обвив столб ногами, включило механизм, так что стульчак поехал кверху. Движущийся между ног столб недвусмысленно олицетворял мужскую хреновину. От всей этой картины и грохота Ипполит Фёдорович аж вспотел.
– Это что же, и есть Мадонна?! – крикнул он сидящему рядом парню.
– Она самая, – отрыгнул парень пивом.
– Да откуда же она такая?
– Из Америки, откуда же ещё!
«Да, – подумал Ипполит Фёдорович, – от такой Мадонны и такого хрена Иисус не родится! И родится ли кто-нибудь вообще?» Но, глядя на беснующуюся толпу, понял: вот они, они чем не дети подобных матерей! И, не помня себя, в ужасе бежал он со стадиона.
Приехав на вокзал, старик обнаружил, что у него не хватает денег на обратный билет, – всё потратил на адское зрелище. Он достал из сумки шмат сала и вышел на перрон. Не простоял он и пяти минут, как к нему подошёл упитанный малый:
– Ты что, дед, на нашей территории торгуешь? Плати мзду или проваливай!
Пришлось убрать сало в сумку. Но тут Чайников заметил знакомого милиционера и бросился к нему, как к единственно близкому человеку:
– Выручи, мил человек, купи сальца. Домой не могу уехать.
Поделиться книгой: