Фарри посмотрел по сторонам на темные деловито напивающиеся фигуры.
— Даже там этот кабак…
— Напивальня, — поправил его я. — Кабак — это слишком возвышено.
— Пусть так. Так вот даже в кварталах, где властвовал Воровской Закон, столь угрюмых заведений не было!
— Ты пришел сюда рассказать мне об этом? — я посмотрел поверх его плеча в дверной проем.
У выхода из напивальни стоял вооруженный мужчина в перевязанной ремнем алой рубахе. Он широко расставил ноги, уперев руки в бока, и старательно демонстрировал свое презрение ко всем находящимся в благостном заведении. Неприкасаемый по прозвищу Буран в принципе не любил людей, и я не мог понять, почему он всюду таскался за Фаррианом ан Лавани, бывшим воришкой, бывшим рабом, бывшим моим другом…
— Нет, Эд, не ради этого. Как у тебя дела?
Я развел руками, не глядя в глаза приятеля. Когда Фарри, учредитель «Офаррительных лотерей», спускался к простым смертным с верхних палуб, мне тяжело давались наши разговоры. Слова падали в вонючий воздух, беседы неохотно волоклись по грязным переулкам. А я пытался понять, кого во мне больше — слабака или предателя.
Мне не хотелось общаться с ним. Потому что только сильные духом люди способны держать неподалеку кого-то, напоминающего о чем-то дрянном в прошлом. А такие, как я, предпочитают забыть о мерзких моментах. Лучше всего это выходит, когда избавишься от любых ассоциаций.
Например, от друзей.
— Чего тебе надо, Фарри? Я очень устал за сегодня. Ветрюга знатный в Пустыне, продувает даже сквозь броню.
— Я давно не заглядывал. В последний раз сам помнишь…
— Ты поэтому Бурана привел? Боишься с бедолагами из мануфактуры ссориться?
— Злой ты какой стал, Эд. Прекрати, — поморщился Фарри. — Это же все дела лотереи. Когда у тебя появляются деньги — то сразу же являются и те, кто тебя из-за них ненавидит.
Я демонстративно криво ухмыльнулся, хотя отчего-то вновь почувствовал себя скверно. Может, увидел себя глазами друга? Жалкого паренька, застрявшего в темном, пропахшем дешевой шаркункой заведении. Потерявшегося.
— Эд, — сказал Фарри. — Мы можем поговорить где-нибудь в месте потише и поспокойнее?
— О чем?
— Льдинки-ботинки, о том, о чем не стоит разговаривать вот в таких дырах, Эд! Пошли, выйдем на минутку, я много времени не отниму. Это важно.
Я отхлебнул едкий напиток, поморщился, удержав слезы. В ушах хорошо шумело, виски постукивали, идея не казалась мне дурацкой. Все же мы когда-то дружили. Когда-то вместе тащили никому не нужный древний артефакт. Сквозь снега и смерть.
Мы много прошли вместе. И оказавшись у последней черты, оказавшись у места наших стремлений, выяснили, что сделали это зря. Что все жертвы были напрасны. Загадочный компас Черного Капитана оказался никому не нужен. Он пропал где-то в недрах Тайного Двора, где-то в глубине советов Содружества.
Осел. Исчез. Растворился.
Мы могли выбросить его где-нибудь в Пустыне, и было бы не так обидно. Героической жизни у нас не вышло, мы ничего не изменили. Как и тысячи других обитателей этого прекрасного, дружелюбного мира!
Однако Фарри оказался из тех, кто готов поднимать растоптанные мечты, в отличие от меня, выбравшего путь нормального человека. В своем, разумеется, понимании нормальности.
Дурную мысль нужно было запить. Я добил кружку, встал.
— Ну, пойдем поговорим.
Буран, когда я проходил мимо, чуть заметно кивнул.
Мы вышли на едва освещенную улочку, где в маслянистых лужицах на ребристом полу играла рябь от двигателей корабля. Светлый Бог, как я привык к этому постоянному гулу. Раньше он закладывал уши, мешал спать, сводил с ума, а теперь…
Затхлый воздух с примесью нечистот из ближайшей подворотни заставил меня пожалеть о решении выбраться наружу. В напивальне было лучше. Шумно, но вряд ли Фарри мог сказать мне что-то новое. Скорее всего, он собирался произнести что-нибудь жизнеутверждающее. Что-то вроде “нельзя опускать руки, нельзя отказываться от целей, мы не можем оставить все так, и тыры-пыры-тыры-пыры”. Ему было легко. Он не потерял Лайлу. Он нашел в этом большом городе успех. Рискнул и победил. Все мануфактуры гудели в тот день, когда на центральной площади «Офаррительная лотерея» объявляла номера победителей.
— Чего хотел, Фарри?
Он сунул руки в карманы легкой куртки, обернулся.
— Компас у меня.
— Чего?
— Того, — передразнил он мое удивление. — Компас у меня. Я давно крутился вокруг него и наконец он мой.
— Светлый Бог, да зачем он тебе?
— О, я найду ему применение. Я уже нашел.
Он нервничал и чувствовал себя победителем. А я даже чуть протрезвел от новостей.
— Ты его украл?
— Нет. Все меняется, Эд. Все уже изменилось.
Буран держался чуть поодаль, охраняя Фарри. Да, все изменилось. Бывший воришка окреп. Набрался уверенности. Неужели все дело в разработанной им идее продавать счастливые билетики людям, потерявшим всякую надежду? Ночь с шлюхой да приличная сумма на карман — и сотни работяг меняют деньги на помятые жетоны.
— Война проиграна. Об этом многие догадываются, но я знаю наверняка.
Он даже одевался теперь иначе. Выглядел чище, светлее.
— Откуда? Разговорил кого-то в порту?
— Не, там очень серьезный приказ молчать, так что у меня свои источники. Обаятельная улыбка и веселый нрав, знаешь ли. Люди любят тех, кто им улыбается, Эд. Они говорят много охотнее. Они больше доверяют, когда ты им улыбаешься месяц от месяца, а не раз в полгода. Если их любить, то они всегда отвечают взаимностью.
— Спасибо за урок. Что с компасом?
— С компасом все хорошо. Я забрал его оттуда, где он никому не нужен, и нашел людей, которые готовы на многое ради того, на что указывает его стрелка. Пара-пара-пам, Эд! Все получилось. Хотя я бы не хотел так говорить, пока не покину порт, но, Светлобог, дела чисты, как утренний снег. У меня есть капитан, готовый отправиться в путешествие в любой момент. У меня есть команда, в которой хватает как искусных рубак, так и выпускников Навигаторства. У меня есть собачий фрет! — Фарри размахивал руками, не в силах совладать с эмоциями. — У меня есть все, что есть у гребанного богатея. Кроме одного, Эд. Мне нужен эмпат. И я опять пришел к тебе.
Я хлопал глазами, не веря в то, что все это мне говорит Фарри. Он сделал больше, чем просто «не сдался». Он победил?
— Ты… серьезно?
— Мы многим пожертвовали ради компаса, Эд, — почувствовал он мое смятение. — Я не мог оставить все так, как оно было. У тебя получилось бросить все, хотя мне не кажется это удачным выбором, а я не смог. И, мне кажется, не зря!
Стало вдруг обидно за то, что мой выбор оказался неверным. Что я отвернулся от дорогих мне людей, лишь бы забыться, а они сделали то, на что у меня не хватило сил. И у них получилось.
Да, в этой легенде не я был главным героем.
— Зачем я тебе, Фарри?
— Я же тебе сказал. Мне нужен эмпат, которому я могу доверять. Так всем будет проще.
— Эмпат? Тебе? Дай мне уложить это в голове.
Я смотрел на него, как на ожившего ледяного голема. Фарри улыбался, и в его душе не было ни капли фальши. Он ждал моего ответа с надеждой. После всего, что было, он опять пришел сюда, ко мне.
— Да как ты компас достал?!
— Льдинки-ботинки, мы на пороге великого приключения, Эд. Приключения, сравнимого с легендами, а ты интересуешься мелочами? Достал и достал! Соглашайся! Времени нет, здесь нельзя больше оставаться. С каждым днем растет шанс, что сюда нагрянут корабли Братства.
— Хватит, Фарри! Да остановись ты уже! При чем тут Братство?!
— А, ты же не знаешь… Война проиграна. Братство предало нас. Содружество почти опрокинуло флот Берега, они даже высадились на западе их земель, и тогда Ледяная Цитадель ударила с моря. Есть версия, что это все из-за того, что мы тогда немного покрошили их людей и спрятали компас. Надеюсь, что это не так, но в любом случае мы должны уходить.
— Моя голова сейчас взорвется, — хмель ушел, и мрак, поселившийся в душе и ставший неотъемлемой ее частью, вдруг рассеялся. За мутной тусклой пеленой объявилась вдруг детская надежда и радость. Клянусь, я уже знал, что отвечу другу, но все еще не мог понять, взаправду ли происходит наш разговор, или я напился, как водится, и уснул прямо за столом.
— Понимаю.
Мимо прошлепал по лужам сгорбленный человечек, остановился поодаль:
— Мастер Бауди, у тебя все хорошо? — прохрипел он.
— Да-да, все прекрасно, — отозвался я, вновь не зная, с кем общаюсь. Когда я только появился тут — на меня косились странно. Задирали, один раз даже хотели побить, но я случайно сломал одному из обидчиков руку, второму вполне целенаправленно свернул нос, а третьего через пару дней увезли из города на остров Покоя где-то в Пустыне, где содержат безумцев. Я разрушил его душу, запихав в нее чистый ужас мальчишки, на которого набросилось трое здоровых работников мануфактуры.
Посетители напивальни поняли то, что я сделал, даже раньше меня. Поняли, и приняли, не расспрашивая. Среди них нашелся кто-то худо-бедно разбирающийся в эмпатии, и, может быть, только поэтому меня не пырнули ножом в подворотне, как колдуна или пособника Черных Капитанов.
Выпивоха, пошатываясь, двинулся дальше. Наверное, должно быть стыдно, когда не знаешь имени человека, вступившегося за тебя. Но в таких местах забываются не просто так. В таких местах потерять имя не так уж и плохо.
— Драный демон, так все резко. У меня смена завтра…
Фарри скептически кашлянул.
— Ты прав. Ты прав… Конечно же… Фарри, у меня нет слов.
Меня прорвало. Мне словно подарили нечто давно утерянное и невероятно важное. По-моему, я даже прослезился.
— Спасибо, Фарри…
— Вот и отлично. Не будем терять время. Я объявил сбор команды. Мы пришли за тобой. Показывай, где ты нынче обитаешь. Надеюсь, местечко более приятное, чем эта твоя… Напивальня. Вместе соберемся и пойдем на корабль.
— Хорошо. Конечно.
— Показывай дорогу.
Я зашагал по темной улице в сторону съемной каморки, которая находилась в двух кварталах от напивальни. Нависающая над тесной мануфактурской улочкой туша из тесных клетей лишь снизу казалась жутковатой. Однако наверху все выглядело значительно лучше. Иногда я подолгу стоял на сетчатом мостике над улочкой, вглядываясь в прохожих, прежде чем вскарабкаться по гудящей металлической лестнице на четвертый уровень бараков и скрыться в личной комнатушке без окон, с узким шкафчиком и продавленной кроватью. Впрочем, я уже говорил об этом.
Когда мы поравнялись с Бураном, Фарри сказал:
— Ну что, Эд с нами. Я же говорил, что он одумается!
— Ой ты ж радость-то какая. Давайте теперь возьмемся за рученьки и поскачем по этой милой улочке в сторону светлого будущего, где тепло, сладко, и десятки обнаженных дев хотят подарить всем волшебство любви. Но мы назло им будем просто кататься на облачках, и смеяться, смеяться, смеяться! — он сплюнул.
— Я скучал по тебе, — сказал я ему.
Неприкасаемый лишь хмыкнул.
Глава третья «ИзоЛьда»
Красный корабль-фрет, который Фарри нарек своим, стоял в доках Барроухельма, готовый к отправке. Высокий, трехмачтовый, с изящными линиями железного тела. Свет мощных шаманских фонарей заливал огромный городской ангар, и я не мог отделаться от того, что страшусь неведомых черных фигурок на бесконечных мостах под потолком. Все эти работники порта, даже ночами суетящиеся среди платформ, казались мне затаившимися Ледовыми Гончими, Черными Капитанами и Снежным Демонами. Но я старательно не смотрел наверх. Хоть и содрогался от гула металла под тяжелыми ботинками.
Верхняя палуба ледохода Фарри отличалась пристройками, которые оживут только во время водного путешествия. Траки ледохода были шире обычных, с высокими ведущими и опорными колесами. Такие, когда ходят по льду — обнимают неровности. Не крошат торосы и заструги с невозмутимостью штурмовика, а сглаживают. Амортизируют. Мануфактура Барроухельма как раз и занималась производством подобных товаров. Я хорошо изучил все эти модификации «траковых платформ», пока слушал беседы в напивальне. Там, слава Светлому, рассуждали не только о том, какие мошенники и воры те, кто правят Содружеством, да что за чудовища эти далекие и неизвестные никому жители Берега.
Мы наблюдали за фретом с обзорной площадки. Отсюда он казался не таким огромным.
— ИзоЛьда, — прочитал я название корабля. — Оригинально.
Фарри стоял рядом со мною и с видом победителя осматривал судно. Буран задумчиво облокотился на поручни.
— Я хотел тебя попросить кое о чем, — сказал Фарри. — Просьба небольшая, но важная.
— Да?
— Чтобы тебя уважали, иногда улыбки недостаточно. Чужое уважение внушает доверие. А! Светлобог! Я немного волнуюсь, и слова кривые лезут. Я хочу сказать, чтобы тебя малознакомые люди принимали всерьез — твое окружение должно относиться к тебе соответствующе. Я поговорил с нашими, они понимают. Вот, хотел попросить тебя. Ты можешь какое-то время ходить с серьезным хмурым видом, а это у тебя получается прекрасно, и делать вид, будто я главный?
Буран хмыкнул, и Фарри смутился, но лишь внутренне. Внешне он повернулся к Неприкасаемому и сказал:
— Вот чтобы именно такого вот никогда не было.
— Фарри, что с тобой сталось? — спросил я. — Я тебя не узнаю!
— Когда у тебя есть цель, ты готов на многое. Сможешь пару дней продержаться?
— Хорошо Фарриан, — вспомнил я его полное имя. — Как скажешь.
— Спасибо, — он перевел взгляд на порт. — Когда нет лидера, приходится брать все в руки самому. Потому как именно тебе потом в старости придется понять, что ты пустил жизнь по голому льду, просто потому что ждал, кто ж сделает первый шаг вместо тебя.
— Я сейчас расплачусь, — вдруг сказал Буран. Он угрюмо смотрел на корабль. — Вот давит что-то в груди, выжимает.
Он почувствовал, как изменился лицом Фарри, и с трагичным видом добавил:
— Но я думаю, Фарриан, что если бы не вы, не ваше решение, то ни у кого не было бы старости. И вы понимаете это не хуже меня.
— Да, почти убедительно, — ответил ему мой друг. — Ну что, идем? Все уже там. Дело за руководителем экспедиции.