Босс под елкой

Я ведь даже не знаю, где он работает. Вообще мало что о нем знаю.

— Нора, что случилось? Я не понимаю? — меня берут — и легко поворачивают лицом к лицу.

Язык слушается плоховато. Не знаю, что бы я наворотила, но нас окликают.

— Норка, это чего, ты что ли? Коза, я тебе звоню-звоню, ни ответа — ни привета! Кто так делает? — возмущенный мужской голос звучит развязно.

Оборачиваюсь — Витька. Куртка нараспашку. Кажется, он выпил. Немного — но я-то знаю, что бывшему пить нельзя вообще, он ещё хуже, чем я в этом плане.

— Так, а это тот самый «упырь зеленый», я полагаю, — звучит над головой задумчивый голос, — из-за него плакала? — не понять, что такого в этом спокойном ровном тоне, от чего мурашки бегут по коже.

Ой, это я так Витьку называла? Хотя… точно упырь. И сейчас даже почти зеленый!

— Норка, шала…

— Молчать! — резкий окрик заставляет подскочить. Ничего себе, командный тон у Чезаре!

Акцент режет слух, но я только смотрю на то, как замирает, будто налетая на стену, бывший.

— Витя, говорить нам не о чем. Я знаю, что у тебя есть другая женщина, — сама морщусь от банальности собственных слов, — поэтому не тебе качать права. Я чуть не попала под машину и не получила перелом. Телефон разбился. Всем, кому нужно, я уже написала, а с тобой, прости, говорить не о чем, — продолжаю спокойно.

И удивляюсь, что в душе почти ничего не дрогнуло.

Может, потому, что меня обняли за талию и притянули к чужому телу. В объятиях Чеза было спокойно. Уютно.

— Значит так, да? Расчетливая ты с***, Романова. Нашла себе папика — и свалила с горизонта, — Виктор сплевывает.

Сейчас — пьяный, раскрасневшийся, зло кусающий губы — он мне противен. Я хочу ответить — за словом в карман не полезу, выслушивать этот бред!

— Значит так, Семенов, взял лыжи в руки — и ушел с горизонта! — я делаю шаг вперед.

Голос немного дрожит, но это пустяки. Я не из тех, кто позволяет себя оскорблять. Возможно, если бы я любила его по-настоящему, было бы куда больнее. А так… Похоже, я просто пыталась заставить себя в это поверить.

Однако, договорить мне не дают.

Мы стоим в тени здания, уже темно, так что нас почти никому и не видно. Я только слышу шаги, замечаю быстрое движение, слышу вскрик — и Витька уже летит прямо в сугроб.

— Ещё раз услышу такое в адрес моей девушки — рот с мылом вымою. И снегом протру. Или поговорим по-другому, — Чезаре стряхивает с перчаток снег и демонстративно поворачивается спиной. Голос звучит настолько жестко, что Витька замирает, как заяц, даже забывая поныть — а синяк у него на скуле будет капитальный!

Признаю, маленькое гадкое удовлетворение в душе ворочается. Но…

— Спасибо тебе. Но давай не будем портить выходной разборками, — говорю как можно более уверенно.

И стараюсь не показывать, как дрожит в груди сердечко от этого «моя девушка». Понятно, что он это сказал специально, но все равно — как будто тысяча фонариков зажглась. Ты все-таки безнадежный романтик, Нора. Как будто тебе пятнадцать, а.

— Что ты нашла в этом прыще, Нора? — в жгучих черных глазах как будто пламя плещется. — Ты — начитанная, тонкая, умная, красивая — и этот! Ты себя настолько не ценишь? — снова пристальный взгляд.

А потом меня прижимают к себе — и целуют. Умопомрачительно, до тех самых звёздочек в глазах и совсем не детских желаний. Чуть грубовато, словно утверждаясь, доказывая что-то. Так, что мои ладони лишь бессильно упираются в темное пальто, скользя по нему. А чужие пальцы зарываются в волосы — потому что шапка слетела.

Внутри все дрожит и разлетается, когда страсть сменяется странной нежностью, когда палец очерчивает невидимую линию на щеке и касается губ.

В темноте под снегом почти ничего не видно. И нас не видно тоже. С неохотой мы разлепляемся — и идем вперед, к огням. Мы не разговариваем — но на душе царит странное умиротворение и даже нога как будто хромает меньше.

Но я точно знаю, что улучу момент, когда Чезаре отправится купить на ужин сыра — «я знаю место, где можно взять наш, настоящий, а не ваше не пойми какое русское безобразие с якобы плесенью!» — и уйду.

Потому что сказки должны заканчиваться, и лучше так, чем потом лечить разбитое сердце. Потому что иначе я сама приду к нему, позволю делать все, что угодно, а потом… я благоразумная девочка. Иногда. Я не хочу быть, как мать. И поэтому, прибредя вечером в съемную комнату в чужой квартире, падаю на продавленную кровать. И плачу. Горько, отчаянно, безудержно.

Пока-пока, горячая мечта. Под елкой мне такой подарочек точно найти не суждено. Ещё неделя работы — и Новый год. Поеду к отцу, он уже соскучился. Развеюсь. Ах да, и сессия, конечно. Но тут я молодец, все зачеты автоматом, да и из экзаменов сдавать только два. Из них я переживаю только об одном — больно уж преподавательница строгая. Но… справлюсь. Не могу не справиться. Красный диплом и работа в престижном месте — моя мечта. А любови… без них обойдусь. Это просто зима. Новый год. Навеяло.

Часть 2

Чезаре Нери

Когда дед счел меня достаточно успешным, чтобы наладить наш бизнес на родине бабушки — я даже обрадовался. В России я бывал наездами, но русский знал почти в совершенстве. Дома у нас говорили на русском, английском, итальянском и иногда — немецком. Бизнес обязывает.

В Италии у деда была своя бизнес-империя по производству технического оборудования. Бизнес в России достался нам по случаю — компания стала убыточной и уходила буквально с молотка. Однако, дедов управляющий смог неплохо её поднять. Теперь же я должен буду проконтролировать все процессы и встать у руля. Это будет мой второй старт. Докажу, что готов справляться с такими задачами — значит, старик передаст бизнес мне, а не двоюродному брату.

Ну и будем честны. Я просто сбежал с очередной «ярмарки невест», которую устроили мать с бабушкой. Нет уж, хватит. Разбавлю серые будни русскими красавицами.

Но кто же знал, что буквально в первый день я так… попаду?

В маленькую худенькую и большеглазую птичку-неумеху. Я думал, что сердце остановится, когда она вылетела на дорогу. Но повезло. И мне — и ей.

Врач, лекарства, подвезти, накормить. Все это как-то прошло на автомате. Она понравилась мне. С первого взгляда. Раньше, не думая, предложил бы провести приятную ночь. Но не теперь. Язык не повернулся. У взрослого и отнюдь не безгрешного, прямо скажем, мужика тридцати лет.

От птички пахло карамелью и снегом. Глупо, странно, так по-зимнему. Мне не хотелось её отпускать, хотя и что делать с ней — не знал тоже. Идиотская ситуация. Отказался от корпоратива, хотя до этого хотел посмотреть на будущих подчиненных в неформальной обстановке.

Когда увидел её бывшего — думал, что просто размажу на месте. Молодой уродец. Нора — редкое, красивое имя — не сильно его защищала. Так ранило предательство? Можно спать с женщинами, нравиться им, но так и не разобраться в женской душе.

Как-то в далекой молодости после очередной гулянки, выкинув из постели пассий на одну ночь, я высказал возмущенному деду все, что думаю по этому поводу. Тогда он только посмеялся. Посмотрел на меня, как на идиота, и сказал:

— Тебе не нужно понимать всех женщин, хотя тебе стоило бы иметь к ним больше уважения. Есть дешевки. Есть алмазы. И, когда ты найдешь свой алмаз, ты сделаешь все, чтобы он сиял и не тускнел. Даже поймешь то, чего понять никогда не мог.

Возможно, это дико смотрится со стороны. Но я знаю… нет, я хочу узнать эту Нору.

Возвращаюсь из магазина в приподнятом настроении. С птичкой в недоделанной квартире веселее. Набираю номер друга.

— Леднев, пробей мне одного человека, — говорю вместо приветствия, — нет, никакой опасности. С девушкой познакомился. Хватит ржать!

Анатолий на том конце провода хохочет ещё громче.

— Во как! Не успел приехать, — выдает друг, — как уже по бабам!

— Леднев! — в голосе звякает сталь. Друг знает меня хорошо, и поэтому замолкает. — Пробей Романову Нору Андреевну. Блондинка, переводчик с итальянского, двадцать два года.

— Хочешь на работу взять? — Тошка недоумевает.

— Посмотрим, — отвечаю неохотно. Понимаю, что трепаться о птичке сейчас нет желания, — так пробьешь? Я тороплюсь.

— Сделаю, шеф.

В трубке гудки. Подхожу к своей многоэтажке. Элитный район. Лифт. Ключи. Дверь.

— Доставка прибыла! Свежий сыр, хозяйка, принимать будешь, а? — объявляю.

И слышу тишину. Осмотр показывает, что птичка исчезла. На кухне — записка. Почерк дерганый, как будто Нора переживала и торопилась.

«Чезаре, спасибо за заботу и помощь! Вот деньги за лекарства. Понимаю, что за проживание и прием у врача ты не возьмешь. Спасибо. Ты сделал для меня больше, чем кто бы то ни было. Н.»

И приписка ниже на итальянском «Un bel gioco dura poco. — Хорошая игра коротка».

Мой кулак врезается в столешницу. Птичка, ты думаешь, что я играл? Не знаю, что во мне больше — восхищения от её поступка или злости. И на глупый побег — потому что я знаю, что нравлюсь ей. И на несколько оставленных купюр. Серьезно, я нуждаюсь в такой подачке? А для девчонки это большая сумма. Она совсем не богата. Из оговорок понял, что сама Нора даже не из города — из поселка.

Ладно, ладно, птичка. Вовремя я Тошке позвонил. Недолго тебе бегать. Там и поговорим. Но предварительно я хорошенько подергаю твои симпатичные, но ужасно вредные перышки. Вышел я уже из того возраста, когда за девчонками бегать — одно удовольствие.

И за что мне такое наказание? Нора занорилась… Хм. Сдержал смешок. Хотя… Нора не знает о моем маленьком подарке. Что-то я и сам о нем позабыл. Теперь найти её будет легко, но я не стану делать это сразу — из спортивного интереса, разумеется!

Что ж, завтра выпущу пар в компании, мои люди накопали там много всего веселого!

Ну кто бы мог подумать, что я увижу Нору гораздо раньше, чем мог предположить? И там, где и не мог представить?

* * *

Нора Романова

Кто бы мог подумать, что меня разбудит звонок будильника? Громкая и безумно знакомая «Italiano vero» моего любимого Toto Cutugno разорвала тишину, заставляя подскочить. Я вслепую нашарила сброшенную на пол сумку, нащупала телефон и быстро вырубила его. И только потом проснулась. Какой телефон, очнись, Романова! Ты же его разбила!

А опустила взгляд, рассматривая дорогой флагманский аппарат, который я не могла бы себе позволить, даже не тратя с зарплаты ни гроша.

На экране — значок уведомления.

Не сообщение — запись в блокноте.

«Компенсация за истрепанные нервы, Мышка-Норушка. Назад не приму. Можешь, конечно, выкинуть, но ты мне ничего не должна. Под Новый Год люди порой получают подарки от Деда Мороза»!

Зараза итальянская! Ловлю себя на том, что улыбаюсь. Все вот эти девичьи охи-вздохи, восторги, восхищения и прочая чушня, которая, как уже понадеялась, обошла меня стороной. Я должна просто взять и отдать этот дурацкий крутой телефон вместе с парой мандаринок.

Да. Это будет правильно. Вон тут в контактах и номер чей-то забит.

«Самый лучший мужчина на земле»? Нет, он это серьезно? Кто-то обнаглел!

Одеваюсь. Завтракать некогда. Так, что я забыла, а? Коллегам с ноута Чезаре написала, что за беда приключилась, отца беспокоить не стала. Альке расскажу при встрече. Витька… Все, проехали.

В здание офиса влетаю, когда до начала рабочего дня остается пять минут, и спешу к лифту, на ходу кивая охраннику Вове. Спешу, даже не обращая внимания на ноющую ногу. Главное — ходить уже можно. А если очень нужно — можно и пробежаться.

Сила инерции проносит меня вперед куда быстрее, чем можно было подумать, и я буквально влепляюсь в кого-то, тоже заходящего в лифт. Нас проносит к поручням.

— Извините пожалуйста, прошу прощения, я сегодня ужасно рассеянна! — тараторю, поднимая голову.

И наталкиваюсь на хищную яркую улыбку. Знакомые чернющие глаза — те самые, дьявольски залипательные, смотрят пристально.

— Вот так встреча, Нора… Андреевна. Не ожидал, — хрипловатый с мороза голос снова будит в груди противных мотыльков.

Вредные насекомые щекочутся, ползают, заставляют меня расплываться с улыбке — которую я честно пытаюсь удержать! Мне становится страшновато. Он что, меня преследует? Следит за мной?

— Чезаре… а что вы тут делаете? — понимаю, дурацкий вопрос.

Лифт трогается.

Чужая горячая рука ложится на мою талию. Затылок опаляет теплое дыхание. Мужчина одет в стильное теплое пальто. Оно расстегнуто — из-под пальто виднеется деловой костюм и стильный ярко-алый галстук.

Дорого. Очень дорого.

— Похищаю маленьких непослушных девочек, наверное, — меня прижимают ещё крепче. Да что же это такое, а? Лифт бесконечно поднимается? И тут я понимаю, что мы стоим. Кто-то хитрый заклинил кнопку!

— Чезаре, я должна ещё раз поблагодарить вас и… вот, — решительно протягиваю зажатый в руке телефон, — спасибо, но это слишком дорогой подарок!

И это то, что вполне может разбить мне сердце. Я-то думала, что за два дня нельзя влюбиться. Но вот смотрю не него, чувствую знакомый горьковатый запах парфюма и…

— Птичка, ты всерьез думаешь, что я тебя отпущу? Давай-ка кое-что проясним! — голос мужчины звучит решительно и лишь самую капельку зло.

Внизу кто-то стучит, ругается и орет, что нужно вызывать ремонтников, которые уже начали праздновать.

А тут…

— Я тебе нравлюсь, — черные глаза смотрят пристально, словно оглаживают с ног до головы. Пальцы Чезаре осторожно сгибают мои пальцы, заставляя покрепче взять телефон, — не оскорбляй меня, отдавая подарок, Нора. Мне ничего от тебя не нужно, кроме того, что ты можешь дать добровольно. Я не твой Витя. Я знаю, чего хочу и получаю это.

И таким тоном это было сказано, что я, кажется, все-таки покраснела.

— Я бы все равно тебя нашел. Но, раз уж мы встретились раньше, девочка моя… ты здесь работаешь? — темные брови чуть хмурятся.

— Да, — стараюсь откашляться и отстраниться. Последнее не выходит, — переводчиком. Я же говорила.

— Надо же, — смешок, — это действительно судьба, — его ладонь касается моей щеки, и я стою, затаив дыхание.

— Я… вы так и не сказали, что именно вам нужно здесь, — хмурюсь.

— Я здесь тоже теперь работаю, — усмехается, демон!

— Кем? — выпаливаю прежде, чем понимаю, насколько бестактно звучит вопрос.

Ну все, Романова. Романтика в мозги, сами мозги вытекают через уши?

— Скоро узнаешь, — мне подмигивают, а потом притягивают ближе — и снова целуют.

Сначала нежно — а потом — страстно, жарко, как будто он задался целью пометить территорию и наказать, заставить думать только о чужом горячем теле, нахальном языке, ласкающих меня губах…

Какие переводы! Тут бы имя свое не забыть!