Помоги проекту - поделись книгой:
— Но ведь необходимо время для того, чтобы побыть наедине с собой, вслушаться в себя, иначе ты все изнес из себя, а нового не приобрел, просто не успел. Чувствуете ли Вы необходимость в этом уединении, каком-то внутреннем и даже внешнем молчании?
— Да, человек, когда проповедует, отщипывает от сердца, как от буханки хлеба, и раздает эти кусочки разным людям. А потом сердца не остается. Но есть и другая проблема: есть такое обилие того, что нужно сказать, и понимание, что сказать ты успеешь только малую долю. Это все относится к тому внутреннему кошмару, в котором, вообще-то, живет всяк человек: проповедник, врач-хирург, боевой офицер. Всегда существует полное убеждение, что ты не являешься воплощением того, о чем ты говоришь, и что ты виноват во всем, что сказал. Ведь от слов своих оправдишися, от слов своих осудишися (ср.: Мф. 12, 37). Но говорить все-таки нужно, понимаете?
— Наверное, у каждого проповедующего, пишущего священника наступает момент, когда он чувствует, что уже все сказал и теперь настало время сомкнуть уста и проповедовать только своей жизнью?
— Это очень индивидуально, но, мне кажется, неизбежно. Все равно рано или поздно придется замолчать. Не потому, что нечего сказать, а потому, что пора говорить другим или тебе пора проповедовать уже кровью, а не языком. Мы помним про Иоанна Богослова, как он, ослабевший от старости, не замолкал, но его проповедь была старчески минималистична. «Дети, любите друг друга». Ты можешь умалиться до одной фразы. «Христос воскресе», например.
— Насколько Вы близки или далеки от этого?
— Я не знаю о себе ничего, и мне страшно думать о себе, но я вас уверяю, что думаю… Перед каждым человеком простирается очень много дорог, и иногда кажется, что жизнь закончилась, а это всего лишь такой зигзаг, за которым открывается совершенно другая перспектива. Я, например, жалею, что не выращиваю цветы или клубнику, не летаю на вертолете, не перевожу с классических языков и вообще не делаю того, что хочу. Но есть то, что меня мучит, — правда, которую я знаю как священник, и я не могу не говорить о ней. Наша православная культура должна быть словесной. Исихазм — это форма высшего развития словесности до отказа от слов и погружения в Божественную тишину. Если не дойти до пика словесности, никогда не дойдешь до исихазма. Сначала Пушкин, через 25 лет — Паисий Величковский, еще через 10 лет — только Иисусова молитва, а потом — лишь Царствие Небесное…
Три монаха РПЦ сильнее. В Киеве второй день продолжаются массовые беспорядки (21 января 2014г.)
Происходящее — Судный день для мнимой оппозиции, ибо она никем реально не управляет.
События показывают, что их нужно «слить» средствами парламентаризма по причине паразитической бесполезности.
Второе — народ Украины весьма отдаленно понимает, что такое Европа, в которую он, якобы, хочет.
Третье — бунт проявил скрытые силы, на которые никто не обращал внимания. Это боевики, радикалы и т.д. все в основном малолетки, у которых «гормональное», плюс — «нечего терять». Власти с этим нужно плотно и предметно разобраться.
Вопрос участия внешних эмиссаров открыт и он реален, что бы там не говорили с насмешкой про теорию заговоров. Закрытых стран нет, а значит нет стран, избавленных от внешних влияний.
Четвертое — бунт конфессионален и регионален. Ядро — униаты с западной Украины. Хоть как вертись, а это факт. Западенцы по сути — могильщики той страны, о которой мечтали их деды.
Сегодня три монаха Русской Православной Церкви стали между сторонами и остановили бомбометание. Это — шанс и знак. Вся толпа бесполезных «молитвенников» с Майдана ничего не стоит.
Это подлинная массовка. Три монаха РПЦ сильнее сотни расстриг. Но это только на время. Нужен политический компромисс и увод боевиков. Не видно, кто бы мог дать им внятную команду. Одним словом, все маски спали. Маска мирного протеста, маска «великой духовности», маска европейской идентичности. Мы видим бунт бессмысленный и беспощадный. А еще бесплодный, ибо эти деятели страшны в любом властном качестве.
Сегодня понятно, что у Украины нет прогнозируемого будущего. Придется много думать, и бить по губам тех, кто в мирное время кричит о том, что «рука не дрогнет», а во время бузы исчезает, как пар.
Мне больно, что такая дрянь происходит в Киеве. И солдатиков ВВ жалко больше всех.
Власть ведет себя, из всех вариантов, самым возможно правильным, хотя и не идеальным.
Япония и Россия (22 января 2014г.)
«Передайте государю императору, что англичанин кирпичом ружья не чистит», – кричал в горячке тот Левша, что блоху подковал. Больно было ему, что нарезное оружие заморских военных лучше нашего – гладкоствольного и разнокалиберного. К его словам мало прислушивались, за что потом в Крымскую кампанию пришлось большой кровью платить.
А вообще стоит прислушиваться к голосу тех соотечественников, которые, увидев за морем нечто важное и для собственной страны необходимое, спешат сообщить о своих наблюдениях. Слушают их редко, еще реже исполняют на деле то, что они советуют. Редко слушают не только тульских мастеровых, подобных Левше, но даже просвещенных епископов, подобных Николаю Японскому. Тот, проведя всю сознательную жизнь в Японии, многое из жизни этого народа ставил своим соотечественникам в пример. Благо, что в данном случае «рукописи не горят» и написанное почти полтора столетия назад может быть перечитано сегодня.
В 1879 году в статье «Япония и Россия» святитель Николай (Касаткин) писал:
«Целые века японцы, убаюкиваемые своими национальными учениями, дремали в сладком сознании, что они – первая нация в мире, потомки небесных богов. Что другие народы – варвары, стоящие вне попечений богов. Велико было удивление их и крайне неприятен укол для их самолюбия, когда, с открытием страны для иностранцев и особенно с того времени, как сами стали посещать иностранные земли, они увидели, что они совсем не единственная почтенная нация в мире. Что есть много других весьма почтенных наций и что те, кого они считали варварами, напротив, далеко их превосходят умственным и политическим развитием».
Эти слова о Японии весьма применимы и к нам, поскольку «дремать в сладком сознании своего величия» нам тоже свойственно. Дремала в последние века своего бытия Византия, окружаемая турками и обгоняемая Западом; по-своему дремала Московская Русь, свысока озирая еретиков Запада и басурман Востока. И самолюбие наше в истории страдало и страдает не меньше японского, когда мы видим успехи «почтенных наций», которые у нас долго считались варварами, но вот оказались выше развитием «умственным и политическим».
Далее апостол Японии пишет:
«Но не слепы были японцы, чтобы стать упорствовать в отрицании этой столь очевидной истины, – не вялы, чтобы терять время в бесплодном унынии. Они, так сказать, быстро переместили центр тяжести своей национальной гордости, поставив отныне для себя лестною задачею – возможно скорее догнать опередившие их народы».
Далее следует довольно подробный разбор решительных, однако обдуманных преобразований, которые превратили Японию в конце XIX и начале XX веков в развитое по европейскому образцу государство. Всего 25 лет спустя после написания этой статьи России придется болезненно испытать на себе военную мощь преобразившейся дальневосточной нации.
Речь идет о способности народа учиться и избирательно перенимать чужой успешный опыт. Дело не столько в борьбе за первенство на мировых рынках, сколько в борьбе за выживание. Японцы понимали, что отсталость угрожает колонизацией. Понимать это должны и мы, поскольку на глубине жизнь не изменилась, а современная мировая экономика – это улыбчивый театр военных действий, где пленных хоть и не убивают, но, тем не менее, обращают в рабство.
Речь идет о народном характере и способности народа к обучению. Однажды, при Петре Великом, русские, хоть и не без скрипа, успешно прошли школу европейского ученичества. В тех реформах было много резкого, поспешного, нетерпимого и порывистого. Там была и своя гордыня, заставившая многих усмотреть в Петре Антихриста. Но согласимся: там было и смирение, поскольку без трезвой самооценки и известной степени смирения невозможно признать свою отсталость. Тем более невозможно, сняв царский венец, поступить подмастерьем на голландские верфи. Итак, русский человек в прошлом был способен учиться и обгонять со временем учителей. Способен ли он на это сейчас? Если да, то у нас есть будущее. Если нет – конец. Чванливое самодовольство, вечная уверенность в своей чуть ли не Небесами санкционированной правоте есть смерть души. Это смерть, делающая невозможными благие перемены и даже такое сугубо церковное делание, как покаяние, поскольку оно тоже – «перемена». С подачи святого Николая заговорив о японцах, продолжим разговор о них, ибо у них есть чему поучиться. Слово святителю.
«Японец страшно усидчив и работоспособен. Он притом и горяч. Он берется за каждое дело безотлагательно и ведет его настойчиво и неуклонно. И правительство, и общество, и отдельные лица в Японии в большинстве случаев таковы. Раз что бы то ни было признано необходимым – кончено: находятся немедленно и средства, и деньги, и пути, и люди – и дело кипит».
То есть – дело в Японии не забалтывают, не топят в разговорах. Спорить, много говорить, созерцательно замирать и сонно смежать глазки после обеда можно только до времени появления четко сформулированной цели, но не далее. Как только цель сформулирована, наступает время решительных действий, настойчивых и неуклонных. Если верить Бисмарку, то русские именно таковы в лучшие свои исторические моменты. Они медленно запрягают, но быстро ездят, – говорил тот. И что это, как не подобие той доброй японской горячности, которую хвалит святитель? Но дальше сходство исчезает. Начинаются разительные отличия, связанные с культурой.
«За время изучения иероглифов японцы до такой степени тренируют свою память, что им изучение всякой другой письменности представляется делом почти шуточным, а сидеть часами за книгой они привыкают также с самого раннего детства, так как изучение грамоты и усидчивость для них представляются понятиями совершенно неотделимыми: выучить иероглифы без усидчивости невозможно».
«Сидение часами за книгой» перекликается с ранее сказанными словами: «Японец страшно усидчив и работоспособен». Оказывается, многое заложено в культурный код вместе с письменностью, и алфавит может влиять на экономику лучше всех инвестиций. Если у нас знание букв превращает составление слов в аналог складывания кубиков, то японец и китаец «рисуют» слова и «сочиняют» понятия.
«Сочетанием двух “изобразимых” достигается начертание графически неизобразимого. Например: изображение воды и глаза означает – “плакать”, изображение уха около рисунка дверей – “слушать”, собака и рот – “лаять”, рот и дитя – “кричать”, рот и птица – “петь”, нож и сердце – “печаль” и т. д. Да ведь это же – монтаж!»
Это слова Сергея Эйзенштейна из статьи «Монтаж». В жизни этого режиссера был период увлечения японской культурой и изучения ее. В другой статье он пишет:
«Язык необычайно труден. И не только потому, что лишен звуковых ассоциаций с языками, нам известными. Но главным образом потому, что строй мышления, выстраивающий фразу, совсем иной, чем ход мысли наших европейских языков. Труднейшее – не запомнить слова, труднейшее – это постигнуть тот необычайный для нас ход мышления, которым выстраиваются восточные обороты речи, построения предложений, словосочетания, словоначертания и т. д.»
«Иной строй мышления», усидчивость, намеренная сложность… Вот чего нам не хватает – культурных усилий. Жизнь упорно стремится к максимальному облегчению и упрощению. Малое движение, нажатие кнопки, прикосновение подушечкой пальца сегодня приводят в действие сложные механизмы. Но корень успеха, оказывается, в преодолении сложностей, а не в бесконечной жажде комфорта. Та культура рождает внутри себя победителей и творцов, которая максимально нагружает человека и требует от него постоянных усилий. Если нас тревожит будущее, мы должны связывать желаемые успехи завтрашнего дня с настойчивыми усилиями в настоящем. В этом смысле особенность японской культуры предстает перед нами великим уроком. Тема имеет продолжение. Святитель пишет:
«У японца существует какая-то прирожденная или, может быть, выработанная тысячелетней культурой жажда знания; он хочет всё знать, всё перечитать. На книги никто почти из них не скупится тратить деньги, и только этим можно объяснить и огромный тираж японских газет, и то большое число изданий, которое выдерживают их книги. Словом, японцы если и не всегда талантливые, то в большинстве случаев трудолюбивые и исполнительные ученики, и в этом – большой залог их успеха».
На этих словах можно поплакать, а потом, вытерев слезы, идти в библиотеку или книжный магазин. Самое время, ведь во всей огромной России количество книжных магазинов сопоставимо с их количество в одном лишь Париже. И это ситуация в «экс-самой читающей стране». Лучше быть менее талантливым, но более трудолюбивым, чем смешивать в коктейль избыток дарований и природную безалаберность. А именно последним мы часто согрешаем.
Голос Николая Японского если и был в свое время расслышан, то руководством к действию не стал. Но раз сам голос звучать не перестает и звучит как нельзя более актуально, то, очевидно, и дело практического исполнения не пропало пропадом. Для Родины и Церкви наступило время внутренних усилий и культурно-воспитательного труда. «За» пользу подобных усилий громко говорит само имя автора цитированной выше статьи. Ведь успех проповеди святителя Николая был в изрядной степени успехом культурного подвига и слагался не столько из исцеления больных и воскрешения мертвых, сколько из переводческих трудов, книжных занятий и неслыханного трудолюбия и постоянства.
Очередь к дарам волхвов — как зажечь сердца? (26 января 2014г.)
Подобного рода акции должны иметь свою целевую аудиторию. «Все для всех» — не бывает. Только Литургия приносится «о всех и за вся», а человеческие дела всегда направлены на определенную категорию людей.
Для кого привозят эти святыни?
Например, для женщин, которые никогда не смогут поехать в скит святого Павла на Афоне.
Также 70% наших граждан никогда не были за рубежом, не только у святынь, а и вообще.
Очевидно, что церковные пастыри, архипастыри надеются на возможный подъем религиозности у народа.
Для того, кто укоренен в традиции, кто знает Евхаристическую Чашу, кто знает, что такое Писание и сколь оно сладко, кто принадлежит к общине православной христианской, для того великих сдвигов от привезения святыни ожидать не стоит, это не для него. Знамения и чудеса — для неверующих, а не для верующих.
Номинальных христиан у нас — огромное количество, фактических — скромное. Разрыв между фактическим христианством и теоретическим в нашей стране достигает колоссальных размеров. Поэтому, я думаю, что подобного рода акции направлены на тех, кто придет в храм по случаю, кто придет в храм за сенсацией, кто придет в храм из любопытства, кто придет в храм, потому что приехал в Киев. Для многих людей такого рода события являются поводом зайти в храм.
А вот нам теперь нужно использовать этот повод, чтобы храм стал точкой встречи человека с Христом и Его словом.
Христианство — религия словесная. Тот священный исихазм, который у нас есть, является высшей точкой православной жизни. А так всё вокруг свидетельствует о Христе. Колокола — звонят, храмы — стоят, мощи — лежат. Праздник словесен, почтим Слово словом.
Поэтому я предлагаю несколько простых вещей.
Для того чтобы звучало живое слово для людей, медленно тянущихся в очереди к реликвии, выделить нескольких священников — от 5 до 20 человек, которые приготовили бы каждый по одной проповеди по 3–5 минут и каждый час выходили бы с этим словом.
Это можно технически решить, поставив громкоговоритель. В очереди на территории Лавры (от входа под аркой до собора) люди проводят длительное время. В это время человека нужно «поймать». Обратиться к тем, кто не знает самых важных слов Евангелия, который не слышал еще никогда: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». Нужно сказать унывающему — ободрись, гордому — смирись, жадному — поделись, завидующему — прекрати завидовать, невенчанным — повенчайтесь, нераскаянному — очистись, упавшему — поднимайся, и всем — Христос Воскресе, радость моя!
Для каждого нужно найти свое слово. Словесное служение — это тот шанс, который дает нам Церковь во время привезения любой святыни. Каждый раз нам, пастырям, дается не просто святыня, нам дается шанс обратиться со словом к той огромной массе людей, которых мы не видим в своих храмах каждое воскресенье.
Те православные, которые приходят в храм регулярно, — это наша паства, точка наших усилий, нашего попечения, за которых мы будем особо отвечать.
Но мы также будем держать ответ за тех, кого мы крестили и которых так и не воцерковили. Вот многие из них будут приходить к святыням, и нам нужно их «ловить». Не зря же апостолы были рыбаками, они забрасывали удочки, сети. В обычной жизни мы в основном разговариваем один на один — это забрасывание удочки, а тут мы можем забросить сеть. Там будет масса невоцерковленного народа, о них пора подумать.
В это дело нужно вовлекать уже горящих огнем талантливых семинаристов и академистов, преподавателей, образованных пастырей, которые учат будущее духовенство — чтобы все они вырабатывали смысловое ядро отношения к событию, чтобы они его артикулировали, вытягивали из него проповеднические смыслы, и чтобы эти проповеднические смыслы долетали до людей, как стрелы до цели.
Вот именно для этого, мне кажется, такие массовые акции и делаются. Поэтому, если мы начнем об этом думать и двигаться в эту сторону, мы будем со временем созерцать качественное улучшение и численное умножение паствы. Иначе «горы будут рождать мышь». Чтобы такого не случилось, нужно, чтобы огромные массы людей, приходящих к святыням, рождали себя хотя бы в виде десятины остающихся в храме. Это минимальная или оптимальная цель, которой могут посвящены подобного рода масштабные акции.
Будем надеяться, что мы такую цель перед собой поставим, как-то ее решим, а в следующие разы решим ее еще лучше. И будем делать все для того, чтобы Слово Божие распространялось и чтобы Бог прилагал спасаемых к Церкви — это главная наша задача.
Что можно понять (27 января 2014г.)
Что можно понять, глядя на толпу, выплеснувшуюся на улицы Украинских городов?
Ой, много.
Приклоните ухо те, кто не знает гражданской войны. Как красивы митингующие массы по телевизору, правда? Борьба за права, гражданская сознательность и прочие «безумные глаголы»… Уверяю вас, вблизи все несколько безобразнее, если можно так выразиться.
Молодежь, не знавшая ни голода, ни беды, ни преследований, кричит, что «не может больше терпеть!». Чего она не может терпеть, и кто «раздраконил» их малолетние души? Это вопрос в воздух. Чтоб почувствовать себя несчастным, нужно всего лишь прислушаться к голосу тех, кто без меры поносит настоящее и обещает несбыточное будущее. Но скоро этим борцам будет совсем плохо. Так плохо, как они и не подозревали. В случае их победы – хуже буде им даже больше, чем в случае их поражения. Вот тогда по необходимости они и узнают, что такое «не могу терпеть», но будет смешно и поздно. Я лично их жалеть не буду. И вы не жалейте. Человек должен отгребать и отхлебывать плоды своих глупых намерений и безбожных усилий.
Подлецы регулярно выводят на улицы «мясо». Это происходит всегда, во всех странах, с какой стороны не начни изучать историю. Мясо останется мясом в любом раскладе. Кто бы сказал это молодежи, ложащейся костьми в подмостки негодяям, рвущимся к власти?
Я бы сказал так: найдите себя, пока нет войны. Это великий нравственный вывод из всего происходящего. Если вы не нашли себя в мирное время, то начавшаяся война вовлечет вас в себя так, как ветер тянет внутрь своего вихря тротуарные бычки, фантики и прочий мусор. Мусор, господа, это не милиция. Это – те легкие и дешевые души, хоть бы их были и миллионы (число не важно), которые увлечены массовым порывом без личных осознанных мнений.
Вы не нашли себя в помощи старикам. Вы не нашли себя в борьбе с абортами. Вы не нашли себя в сборе средств для матерей-одиночек, в молитве, в воссоздании храмов. Вы ни в чем позитивном себя не нашли во дни мира. Но зато вы спесивы, и считаете, что виноват во всем «кто-то», кто угодно, только не вы. Вам самое место в той клоаке, где сегодня жизнь закипает и бурлит. А закипать может все, что в котле, и под чем огонь развели. Это не обязательно борщ, это может быть и смола, и вода, и еще что-нибудь. У нас сейчас кипит не вода и не борщ, а «что-то».
Молодежь, в отличие от своих вождей, не была в комсомоле и октябрятах (те-то были). Собственных идей у молодежи нет и дисциплины нет. Они похожи на обычных футбольных фанатов. А какие политические требования и взгляды могут быть у футбольных фанатов? Думаю, никаких. Даже не боюсь сильно ошибиться. Никаких. Драться с ментами и бить «чужих» – вот и вся платформа. Именно этих людей используют вслепую, выводя взвинченную молодежь на раздолбанные улицы. Им и терпеть при любом раскладе. Потом. Быть может, очень скоро. От «своих» терпеть им придется больше, чем от чужих. У «своих» нет амнистии.
Украинцам сейчас мало что скажешь. Вернее, скажешь, что угодно, но мало, что поймут и расслышат. Дожили, что называется. Можно говорить тем, у кого на улицах нет баррикад. Я говорю вам, у которых нет баррикад: не балуйтесь. Не играйтесь в прямое народовластие. Это преступный бред, и он оплачивается кровью невинных людей (если вообще есть невинные). Относительно невинные (скорее – не пойманные) по законам жанра всегда страдают первыми. А отвечать за это перед Вечным Судьей будут неожиданно для себя те, кто считал, что он ни в чем не виновен. Неужели какой-то иной народ, кроме нашего, знает лучше, как бесплодны и преступны революции? Так неужели же наши народы так глупы и беспросветны, что им нужно ступать на все те же грабли раз за разом?
Найдите себя во время мира. Иначе вы будете томиться бесполезностью, и бежать вприпрыжку за любыми пассионарными бунтовщиками. Вам покажется, что вы влияете на историю. А что еще так сладко бесполезному человеку, как чувство влияния на исторический момент? Поэтому найдите себя и свою бытийную полноту во времена мира, не дожидаясь времен бесполезного кровопролития. Это единственный нравственный вывод, который приходит мне на ум, при виде картинке из телевизора.
Логика революционного зазеркалья всегда приводит к власти тех, кто во сто крат хуже свергнутых «тиранов». Что ж, народу придется хлебнуть «горького медка» своей же раскатанной губой. Разве этого мы хотели? Разве это нам снилось в лучших и невинных снах? Не это нам снилось, но мы будем мужественны. Вы же будьте умны и учитесь на наших ошибках. Найдите себя в мирное время и ощутите радость от того, что вы реально влияете на историю, не маяча на экране с кирпичом в руках.
Призванный устами младенца: Амвросий Медиоланский (27 января 2014г.)
Милан — столица итальянской моды, деловой центр, магнит для любителей красивой жизни. Всё это — пена на волнах потока времени. На глубине своей город таит бесценные сокровища. Душу города берегут его святые, и первый среди них — Амвросий, один из самых удивительных епископов в истории Церкви.
Дети кричат и шумят, громко плачут и заразительно смеются. Иногда — провозглашают истину. Из уст младенцев и питающихся грудью, во исполнение пророчеств, Христос при входе во святой город слышал: «Осанна Сыну Давидову». То, что когда-то было в Евангелии, рано или поздно, часто или только единожды, но обязательно ярко отображается в истории Церкви.
Церковь Медиолана выбирала епископа. Вот уже много столетий нам не дано понять, что это такое — выбор главного пастыря. Не понять народного шума, сопровождающего выбор; не почувствовать Духа, носящегося над избирающими. В соборной церкви города, не без претензии названного пупом земли, серединой Вселенной — Медиолан! — народ и собрание пастырей избирали предстоятеля. За порядком следил префект по имени Амвросий. Он не был крещён, но лишь оглашён. Он покидал храм на словах «Оглашенные, изыдите». Но в этот день он не покидал храма — он представлял светскую власть. Он был не один. На улице, да и в самом храме были солдаты, готовые принудить народ к порядку в случае, если вспыхнет волнение. И мера такая была не лишней. Часто выбор архипастыря доводил кипение мнений до угрозы беспорядков. Вот и сейчас выборы шли, но само избрание не совершалось. Как часто бывает, лебедь рвался в облака, рак пятился назад, а щука тянула в воду. Вдруг детский голос резко выделился на фоне приглушённого многоголосья.
— Амвросий — епископ! Амвросий — епископ!
Какой-то ребёнок, совсем ещё маленький, на руках у матери настойчиво, как будто с властью, твердил имя некоего Амвросия, пророчествуя городу епископа с именем напитка олимпийцев, дающего бессмертие. Амброзию пили, как баснословят греки, весёлые и грешные боги Олимпа. И в этом туманном образе при желании можно найти намёк на то, что человек был отогнан от Дерева Жизни, — для бессмертных есть бессмертная еда.
Амвросием был назван при рождении префект, вздрогнувший при звуке свеого имени. Взоры молящихся стали искать того, чьё имя прозвучало и продолжало звучать. Ребёнок не умолкал, настойчиво повторяя то, что внушил ему Бог. Амвросий найден наконец. Вот он.
— Но я не крещён. Я только оглашён. Я здесь по долгу службы. Меня нет в списках верных.
Отцы не внимали отговоркам. Дыхание Духа было знакомо многим. И то, что это не просто крик, понимали пожилые мужи в красивых одеждах, доходящих до пола. Амвросий был взят для беседы, где был распрошен о начатках веры, о воспитании, об образе жизни. Сомнений не было. Перед отцами стоял человек с сильным характером, образованный, ясный взором, обещающий многое.
— Ты будешь епископом. Это воля Бога!
Ночью Амвросий ушёл из города, ушёл из «пупа земли» куда гляза глядят. Он убегал от благодати и тяжелейшего креста, потому что не искал ни того, ни другого. Вымочив ноги в росе и совершенно обессилев, в предрассветном тумане он упёрся в стену неизвестного города. Боже! Это был опять Медиолан, снова Медиолан, как будто теперь к нему, а не к Риму, вели все дороги. Дело было решённым — епископом стать придётся. Мало того — придётся пройти все степени посвящения быстро, в несколько дней. Крещение, первое принятие Причастия, диаконство, священство, наконец — архиерейство. Посох в руках, на плечах — омофор и перед глазами — море лиц, ожидающих первого слова и первого благословения.
Так, нежданно став епископом, Амвросий ощутил всем существом, что это такое — быстрое восхождение по ступеням. Идущий быстро наверх страдает одышкой. Новый пастырь Медиолана стал строго следить за поставлением в священные должности. Неготовый пусть учится, недостойный пусть отойдёт. Иначе поколеблется Вселенная.
Из историй, связаных с Амвросием, больше всего известна его строгость к императору Феодосию. В далёких Фессалониках народ восстал. Тот велел солдатам обнажить мечи. Пролилась кровь. Где Фессалоники, а где Медиолан? Но царя, идущего к Причастию в Медиолане, Амвросий остановил прилюдно: «Отойди! Ты недостоин!» Тот, кто сегодня боится участкового милиционера или начальника районной администрации, не может даже издали представить, какой славой окружён был император Рима, какое раболепие и страх рождал он в подданных. Соответсвенно, трудно понять поступок Амвросия. И это не был отчаянный шаг наподобие обличительной речи в адрес тирана, после чего «пан или пропал». Это был спокойный и твёрдый поступок человека, прочного, как алмаз. Церковь Христа смотрела на Феодосия глазами Амвросия, и царь сделал шаг назад.
Здесь можно отступить от темы и посетовать на редкость подобных смирительных для власти событий. Поведение Амвросия — редкость и для Запада, и для Востока. Курбский из Литвы писал о злодействах Грозного и горевал, что нет Амвросия. А если есть (в лице Филиппа), то царь не сделает шаг назад, а сделает, наоборот, шаг вперёд и повелит казнить не в меру рьяного владыку. Но нужно понимать, что одно яркое событие — лишь звено в цепи других. Не проводи Амвросий ночи без сна, не погружайся он умом во всякое свободное время в тексты Писания, не учи он народ регулярно, разве была бы сила противопоставить крест короне?
Амвросий — учитель. Это самое главное. Он обрабатывает грубые умы, объясняя возвышенные тайны, выраженные простым языком Библии. Таким мы видим Амвросия в изображении Августина. Этот сын Северной Африки, эта бездонная душа так, быть может, и бродила бы по распутьям, если бы не проповеди медиоланского пастыря. Августин, наученый манихеями, смеялся над Шестодневом, презирал то, что казалось ему безыскусным и пригодным только для черни. А Амвросий с кафедры преподавал народу и мёд, и молоко, и твёрдую пищу. И гордый знаниями учитель риторики из Тагаста понял: «Если есть такие епископы, то Истина только в Кафолической Церкви». Он описывает нам Амвросия вечно занятым, вечно окружённым людьми. Если же отдыхающим, то непременно читающим книги про себя, то есть не вслух, а лишь водя по строкам пальцем. Это было редкостью, поскольку в те времена читали только вслух. Мудрость, святость, всеобщее уважение к епископу пленили тогда ещё весьма тщеславного Августина. Одного только он не мог ещё понять, принять и понести в жизни Амвросия, а именно — отсутствия женской любви. Ещё не наступил перелом, ещё Ангел не пропел Августину на ухо: «Бери, читай!». Потом, когда всё это произойдёт, Амвросий покрестит Августина и подарит миру такой просвещённый ум, что многие столетия после будут его должниками.
Проповедующий епископ, словом глубоко проникающий в некую избранную душу. Где мы видели это ещё? Пушкин, слушающий святителя Филарета, — вот где.
Я лил потоки слёз нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей…
Великий человек, словом проповеди переворачивающий душу в другом великом человеке, способном повлиять на целые поколения! Проходите мимо этого зрелища, если хотите, а я не могу не остановиться и не вздрогнуть от встречи с чудом. Филарет — Александр. Хочется крикнуть: «Ещё, ещё!»
Амвросий был постник и подвижник. Он не играл в христианство и не пользовался епископством. Он служил Христу и распинался за паству. Если нужно плоть умертвить, то, значит, нужно умертвить. Воля римлянина, принявшего благодать, способна творить чудеса аскетизма. И если истончается тело, если обостряется ум, если сердце даже во сне произносит имя Иисуса, то невидимый мир приближается к человеку. Так однажды во время долгого воздержания Амвросию явились двое в белых одеждах. Тени — не тени; Ангелы — не Ангелы. Они явились дважды и назвали свои имена. А потом указали место, где лежат их, за Христа изувеченые, тела. Их звали Протасий и Гервасий. Епископ нашёл место их погребения и обрёл тела двух мучеников, пострадавших в первом веке.
Такие события — великое торжество Церкви, подобное обретению Креста при Елене. Земля отдаёт сокровище, из многих глаз льются слёзы, которые невозможно сдержать, в воздухе разносится благоухание, умножая радость, Бог благоволит творить через новообретённые мощи чудеса. Кафедра Медиолана укрепляется невидано. Трудно сказать даже, кто более славен: Рим или престол Амвросия? Здесь свой литургический чин, отличный от римского, и епископ сам пишет многие песнопения. Одно из них — Te Deum, или «Тебе Бога хвалим», — доныне поётся и на Востоке, и на Западе. Так в трудах он проводит дни — рыцарь веры, поэт и духовный воин, избранный на епископство детским криком.
Он просил похоронить его вместе с мучениками, тела которых обрёл. На его лицо не положили серебряную маску, и он почивает в полном облачении между Протасием и Гервасием, лежащими справа и слева. Епископская митра надета просто на череп, на мощи. Глаза, некогда грозно смотревшие на Феодосия и умно сиявшие на Августина, который стоял среди слушавшего проповедь народа, на время перестали сиять. Они на время уступили пустоте глазных впадин, но непременно опять засияют в день воскресения мёртвых. Обновится плоть и оживут кости. Как от долгого сна, поднимутся лежащие рядом Протасий и Гервасий. Поднимутся и попросят багословения у епископа.
— Благослови, владыко.
— Нас благословит Тот, Кому служили вы и я, — ответит Амвросий и молитвенно сложит ладони, как не делают на Востоке, но как принято на Западе до сего дня.
Тогда он, носящий имя в честь напитка, дающего бессмертие, обретёт бессмертие подлинное и поток сладости, которым напояются святые. А пока его телу лежать под алтарём любимого храма, а нам преклонять колени у решётки, которой мощи отгорожены от молящихся.
Там мы его и видели в бытность в Милане, там и смахнули слезу, там и коснулись лбом холодного напольного мрамора.
«Надо объединять молитвенные усилия и политические шаги» (1 февраля 2014г.)
Поделиться книгой: