Каждый второй уик-энд

– Я подумал, что она может и не быть беспристрастной.

Я рассмеялась. Потом еще раз. И с трудом удержалась от того, чтобы не расхохотаться в третий раз.

– Это уж точно. Я имею в виду, что моя мама, конечно, далеко не ангел, но то же самое можно сказать про отца и его малолетнюю подружку.

– Погоди, она же не…

– Была малолеткой, когда я впервые увидела ее. – Я решительно стряхнула с себя эти воспоминания.

Адам скорчил гримасу, в которой отразились мои чувства.

– Да, – сказала я.

– Что, серьезно?

– Ага, разве что сиськи не по возрасту. Я уверена, мой отец повелся на них два – или три? – года назад. Точно не помню. Хотя нет, все-таки три. В тот год мы не могли наскрести денег на брекеты для меня, но, очевидно, моего отца больше волновали эти буфера, так что он сделал свой выбор. – Я улыбнулась, показав щербинку между передними зубами. Если на то пошло, мне она даже нравилась, но это не могло изменить того факта, что мой отец – идиот. – Эй, ты куришь? – Я помахала сигаретой.

Адам покачал головой.

– Это очень плохо. – Я опустила сигарету, пропустив затяжку.

Он покраснел еще больше.

– Может, и тебе не стоит?

Какой милый паренек.

– Да я и не курю. – Я стряхнула пепел. – Шелли говорит, что ее тошнит от этого запаха, и запретила мне курить, так что… – Я пожала плечами.

– Но ты не куришь?

Я сморщила нос.

– Пыталась закурить, но меня чуть не стошнило, и дым мешал съемке. – Она кивнула на камеру. – Теперь я просто позволяю сигарете дымить и наслаждаюсь результатом. И все же было бы намного проще, если бы ты курил. Так бы вместе столько вони наделали вдвое быстрее, понимаешь? А то торчать здесь холодновато. – Он удивил меня, когда, перекинув ногу через перила, запрыгнул на мой балкон, спугнув голубей. Остроумно, решила я. Он выхватил у меня сигарету и сделал несколько длинных затяжек, не кашляя и не задыхаясь, в отличие от меня. – Я думала, ты не куришь.

Настала его очередь пожать плечами.

– Моя мама когда-то курила. Как-то раз она застукала меня, когда я полез к ней в сумку за сигаретой, и я пообещал бросить, если она тоже это сделает.

У меня руки чесались схватиться за камеру, но я боялась его спугнуть. Докурив до фильтра, он протянул мне сигарету, как будто это великое сокровище.

– И она бросила?

– Ага.

Такой простой ответ, но его смысл мне не понравился.

– Выходит, ты не составишь мне компанию в курении?

– Извини, – сказал он, как будто и впрямь чувствуя вину. – Это была одноразовая акция.

Ох уж эти симпатичные парни, храбро выкуривающие за тебя сигарету, – проблема в том, что они, как правило, отвлекают. Я уже мысленно снимала сцену, как он прыгает на мой балкон и его силуэт вырисовывается в угасающем свете дня. Камера скользила по его рукам, сжимающим перила, и, приближая изображение, я видела пятна ржавчины на его пальцах, когда он брал мою сигарету. Я подалась вперед, чтобы проверить ракурс, и совершенно забыла о возможности вторжения извне, пока не распахнулась балконная дверь.

– Джолин, я… – Шелли сморщила нос, и ее взгляд упал на окурок в моей руке. – Серьезно? Ты как будто нарочно делаешь то, что я тебе запрещаю.

Сцена тотчас вылетела из головы, и я удержалась, чтобы не показать ей язык, но с трудом.

– Никотин манит так сладко – устоять невозможно.

Шелли выхватила у меня пачку сигарет и окурок из моих беспомощных пальцев. – Тем легче не церемониться с тобой, раз ты занимаешься таким дерь… – Она осеклась, заметив Адама. – Откуда ты взялся? – Она округлила глаза и перевела взгляд на соседний балкон. – Ты что, с ума сошел? Ты же мог разбиться!

Ледяной ветер пронесся над нами, и Шелли зябко поежилась. Я посмотрела на Адама – интересно, заметил ли он, что делает холодный воздух с ее прелестями, пленившими в свое время отца. Он глянул, но лишь мельком. Нет, определенно, мальчишка с каждой минутой становится только симпатичнее.

– Ты в порядке? – Шелли шагнула к нему, как будто собираясь обнять, но Адам отступил назад.

– Да, только предпочел бы, чтобы меня не трогали.

Я ухмыльнулась ему.

– Кажется, мы подружимся?

Шелли недовольно фыркнула.

– Успокойся, Шелли. Он в порядке. И у нас все хорошо. Можешь спокойно вернуться в дом, где тепло, прежде чем у кого-нибудь глаза вылезут из орбит при виде твоих штуковин.

Шелли, следуя примеру Адама, залилась краской и, сложив руки на груди, попятилась. – Вы оба, домой прямо сейчас. – Я не пошевелилась, как и Адам, к моему большому удовольствию.

– Шел, похоже, мы пас, но все равно спасибо за заботу.

Шелли прикусила губу и закатила глаза.

– Джолин, я думала, мы обо всем договорились.

– О чем же? Что ты вламываешься в мою комнату, когда захочешь?

– Я постучала. Ты не ответила. Мы договорились, что ты не будешь здесь курить. – Она издала сердитый звук. – Если ты думаешь, что я собираюсь поговорить с твоим отцом о той летней киношколе…

Я напряглась каждой своей клеточкой.

– Ты о чем? – я знала, о чем. Но непонятно, откуда знала Шелли. Я ни с кем не делилась грандиозными личными мечтами, не говоря уже о том, чтобы откровенничать с отцовской подружкой препубертатного возраста.

– Киношкола в Калифорнии. Они прислали по почте пухлый информационный пакет. Честно говоря, я чуть не выбросила его, потому что ты никогда не говорила, что ждешь письма, но, когда открыла конверт, увидела твое имя и…

Шелли все говорила, но я практически отключилась и лишь беззвучно вопила, не в силах двинуть ни единой мышцей. Краем глаза я увидела, как Адам втягивает ноздрями воздух. Стало легче, хотя и немного, от сознания того, что не я одна заметила, как Шелли пересекла черту, даже не поморщившись.

– …я думала, ты просто любишь смотреть старые фильмы. Не это ли ты снимаешь все время? – Она потянулась к моей камере, и я резко дернулась в сторону, чуть ли не рыча.

Я догадывалась, что к категории «старых» Шелли причисляла фильмы 1980-х. А мне они особенно нравились, поскольку отражали атмосферу тех лет, когда мои родители еще не встретились и не потеряли голову настолько, чтобы пожениться и произвести меня на свет. В общем, старые добрые времена. Но не сказать, чтобы я смотрела только «старые» фильмы.

– Может, если бы ты не скрывала от меня, чем живешь, мне не пришлось бы рыться в твоей почте или врываться на балкон, чтобы что-то узнать. Я просто… – Она стиснула зубы. – Мне это надоело. Я не могу контролировать то, чем ты занимаешься у своей матери, но здесь ты должна следовать правилам отца.

Я заглушила свой безмолвный крик. Не совсем, но почти. Будь моя воля, я бы так и молчала, но мне хотелось, чтобы она ушла и рассказала обо всем отцу. – Он никогда не устанавливал для меня никаких правил. Видишь ли, для этого ему пришлось бы время от времени здесь появляться.

У Шелли дернулось веко, и ее голос смягчился:

– У него сейчас очень много работы…

– Адам, смотрел в последнее время хорошие фильмы? – Не знаю, заткнулась ли Шелли, когда я перебила ее, или мне просто удалось заглушить ее болтовню. Я уже не раз слышала от нее эту фразу и не собиралась выслушивать все снова.

– Мы договорились, что я отвечаю за тебя, когда ты здесь.

Мое сердитое «я» редко добивалось чего-то, разве что рождало мое плачущее «я», которое задерживалось надолго. Поэтому, наплевав на все инстинкты, я заставила свой голос звучать бодро и весело:

– Я не подписывалась на это. И каковы же условия договора?

Шелли уперла руки в бока, ее ноздри раздулись от гнева.

– Никаких условий в пятнадцать лет, мала еще, ну да ладно, делай что хочешь. Ты всегда поступаешь по-своему. – Она швырнула мне пачку сигарет и махнула рукой в сторону балкона Адама. – Пожалуйста, не перелезай через перила, когда будешь уходить. – А мне бросила на прощание: – Я оставила пакет с материалами на твоей кровати. О, и я пришла сюда, чтобы сказать, что твой отец сегодня не придет ночевать. Ума не приложу, с чего бы это.

У меня защипало глаза и стало больно дышать, но я ничем себя не выдала. Шелли, не оглядываясь, закрыла за собой балконную дверь. Только со второй попытки мне удалось прикурить еще одну сигарету. Я уставилась на тонкую струйку дыма, что тянулась вверх. Адам смотрел вслед Шелли, слегка приоткрыв рот и широко распахнув глаза.

– Подожди, скоро и ты свою получишь, – сказала я ему.

Он моргнул и словно очнулся от испуганного оцепенения.

– Получу что?

– Свою Шелли. Или у твоего отца уже есть подружка?

– Что? Нет. У него нет подружки. Мои родители только что расстались. Они еще даже не говорят о разводе.

– С каких пор это имеет значение? Шелли появилась в кадре задолго до того, как началась бумажная волокита. В тот год Рождество прошло просто на ура. Все знали, что всем все известно, но, поскольку моя мама официально еще не спустила курок, праздновали в нашем доме с размахом. В этом году родители находились в состоянии войны, сражаясь за право отмечать со мной рождение Спасителя.

– Нет, – сказал Адам. – У моих все не так. Не было никаких романов на стороне или чего-то еще. Я даже не могу себе представить, чтобы у моего отца была подружка.

– Но ты же не видел, как он смотрит на Шелли. В отличие от тебя, он не шарахается, когда она пытается его обнять. – По выражению лица Адама я догадалась, что он уже стал свидетелем подобной сцены в коридоре. – Или я могу ошибаться. – Только я не ошибалась.

Адам все еще хмурился, но на этот раз из-за меня, а не из-за неприятной идеи, которую я ему навязала.

– Он не… ты понятия не имеешь о том, что происходит в моей семье. Очевидно, что в твоей семье все серьезно испорчено. У меня же… – он запнулся, – обычная путаница. Мой папа не собирается ни с кем встречаться, а моя мама – не какая-то там…

– О, я надеюсь, ты закончишь эту фразу. Учитывая, что твое мнение о моей матери целиком и полностью сформировано Шелли, твоя мысль, должно быть, на редкость свежа. – Я подперла подбородок кулаками и уставилась на него широко распахнутыми, выжидающими глазами.

Румянец, окрасивший его шею и щеки, на этот раз показался мне отнюдь не милым. Адам пошевелил челюстью, как будто физически заставляя себя сказать совсем не то, что хотел.

– Наши родители разные, понимаешь? Это все, что я пытаюсь объяснить.

– Тогда выкладывай. Ты говоришь, что никто из твоих не ходил налево, но, возможно, они просто хорошо это скрывали.

Адам посмотрел на меня, как на дерьмо, в которое вляпался. Мне не привыкать, так что я спустила это на тормозах.

– Да что с тобой такое? Ты совсем запуталась, понимаешь?

К тому времени моя сигарета уже догорела и я достигла порога страданий-чтобы-разозлить-папу-через-Шелли с точки зрения температуры. Совершенно задубевшая от холода, я переосмысливала свои первые впечатления об Адаме. Фильм, крутившийся в голове, внезапно обрел зловещую тематику, превращаясь в ужастик.

– Ладно, как скажешь. Я собираюсь вернуться в свою комнату, но ты можешь остаться, докурить мои сигареты, если хочешь. – Я кивнула в сторону почти полной пачки. – Может, это разозлит и твоего отца.

– Воздержусь. Мне не нужно прибегать к таким мелким пакостям, чтобы наказать своего отца.

Я ухмыльнулась во весь щербатый рот:

– Просвети меня – о мудрейший! – насколько взрослым нужно быть, чтобы звонить мамочке через две секунды после того, как прибыл на место.

Он ничего не сказал, просто подошел к стене и полез обратно на свой балкон.

– О нет. Так скоро нас покидаешь? У меня в запасе еще полно мелких пакостей, которые мы могли бы сделать вместе.

Адам высунул голову из-за перегородки, как только очутился на своем балконе.

– Слушай, а ты часто здесь бываешь?

– Каждый второй уик-энд.

Он повесил голову.

– Я тоже.

Я не стала утруждать себя фальшивой улыбкой.

– Ура.

Адам

Какого. Черта.

Я оглядел свои ладони, содранные в кровь после спешного и чуть не стоившего мне жизни возвращения на собственный балкон. Перила, внизу шершавые от ржавчины, сверху стали скользкими от недавнего дождя. Тошнота, холод и жжение пронзили меня в ту долю секунды, когда я оступился и едва не рухнул с шестого этажа навстречу смерти.

В холодном поту, я чувствовал, как колотится сердце. Мне, конечно, хотелось списать это на едва не состоявшееся падение или, может, выкуренную сигарету, но я не мог. Это из-за нее. Джолин. Из-за сказанных ею слов. Вернувшись в свою комнату – вернее, комнату, в которой остановился, – я упал в изножье своей – нет, просто – кровати и обхватил голову руками. Я чувствовал себя каким-то придурком, но в то же время не хотел зацикливаться на этом, особенно когда за стенкой звучал смех отца и Джереми.

Отец расстался с мамой не потому, что встретил другую женщину. Что бы ни заставило его уйти, я считал это трусостью, а не изменой.

Я схватил наушники и телефон и врубил музыку на максимальную громкость, просто чтобы не слышать отца с братом или себя.

Не знаю, сколько времени я провалялся на кровати, в конце концов вошел Джереми и выдернул из моих ушей наушники.

– Папа спрашивает – ты ужинать будешь?

Я хотел было снова закрыть глаза, но Джереми вцепился в меня мертвой хваткой. Я бросился на брата, впечатывая его в комод. Мы оба оказались на полу, и в следующее мгновение меня подняли и отшвырнули на бугристый матрас.