Помоги проекту - поделись книгой:
Нийна Юнттила
Ноль друзей: Как помочь ребенку справиться с одиночеством
Переводчик
Редактор
Руководитель проекта
Корректоры
Компьютерная верстка
Дизайн обложки
© Niina Junttila and Tammi Publishers
First published by Tammi Publishers / Bonnier Books Finland Ltd in 2015 with the Finnish title Kavereita nolla. Lasten ja nuorten yksinäisyys. Published by arrangement with Bonnier Rights Finland, Helsinki.
© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина Паблишер», 2017
Предисловие
Красивая девушка с татуировками стоит на сцене и рассказывает в микрофон о том, что сейчас дела у нее не так уж и плохи. Не настолько плохи, как раньше. «Слава богу, у меня есть друзья. Это важнее всего, без них я бы не потянула». Подведенные глаза говорящей смотрят прямо на слушателей – не обвиняя, не объясняя: «И вы бы тоже могли помочь». То, что путь домой заказан, собственного жилья до сих пор нет и наркотики ее все еще привлекают, – конечно, скверно. Но в детстве с его одиночеством и тягой к саморазрушению было гораздо хуже. Никто из госслужащих не поднимает руку, чтобы задать уточняющий вопрос.
Мальчик, ученик младшей школы, высказывается в том же духе, хотя у него иные проблемы. «Я не понимаю просто, почему от меня все бегают. Что во мне такого жуткого? Вроде как я больной. То есть не так: ну, будто я вообще никто. Я никто, потому что у меня никого нет. Знаете, вот словно вообще никому не нужен. Точно пустое место».
Страдания, которые испытывает человек, насильственно отлученный от других людей, невыносимы. Поэтому принудительная изоляция во все времена служила одной из наиболее часто применимых форм наказания. Злодеев запирали в подвалы, безумцев вывозили на удаленные острова. Но не нужно быть ни злодеем, ни безумцем, чтобы оказаться вытесненным из трудового коллектива или дружеской компании или самому отдалиться от любого сообщества, принадлежности к которому ты не ощущаешь. Возникшее против воли отчуждение приводит к одиночеству, причиняющему боль. По данным исследований в области неврологии, одиночество также сокращает срок жизни.
В последние годы феномен одиночества, кажется, становится предметом обсуждения не только на международном уровне, но и в научных и политических дискуссиях внутри Финляндии. Одиночество представляют как явление, которое берет начало в детстве и является мощным фактором усиления неравенства в нашем обществе.
Люди все чаще решаются говорить о своем одиночестве – о продолжительном, гнетущем душевном состоянии, которое не только парализует и отдаляет человека от других, но и лишает его перспектив в учебе и карьере. Весной 2014 г. мы вместе с газетой
Для того чтобы предоставить слово подлинным знатокам одиночества – детям и подросткам, – книга снабжена многочисленными цитатами из бесед с одинокими людьми или написанных ими текстов. Бóльшая часть этих цитат позаимствована из материалов исследований, которые проводились в течение последних 16 лет и в которых я принимала участие, изучая опыт одиночества детей, молодежи и их семей. Часть высказываний я нашла в различных изданиях, в особенности на форумах газеты
И вот теперь мой труд подошел к завершению. Эта книга, написанная в свободной форме и без ссылок на источники после каждой фразы, предназначена для широкого круга читателей. Когда издатель Оути Мякинен (Tammi) предложила мне опубликоваться после защиты моей диссертации, я сочла ее идею пусть и лестной, но нереальной. Когда Оути заручилась поддержкой редактора Маркку Аалто, отказаться было уже нельзя. Привыкнув к предельно критическим рецензиям на международном уровне, я была совершенно смущена их теплыми отзывами. Спасибо!
Шестнадцать лет, проведенных за изучением проблемы одиночества, можно назвать как угодно – только не одинокими. Было много совместных исследовательских проектов, сбора материалов, работы над текстами, поездок на конференции и привычных жалоб за чашечкой кофе: «Находилось бы еще время писать!»… За все это я благодарна многим коллегам, и в особенности профессорам Марье Ваурас, Пяйви Ниеми и Ханне Ряйхя, статистику Ээро Лааксонену, доцентам Элисе Поскипарта, Марьяане Веэрманс, психологу Тийне Турунен, а также профессорам Леэне Койвусилта и Арье Вирта.
В течение минувшего года многопрофильная группа исследователей одиночества под руководством профессором Юхо Саари прояснила картину одиночества и привнесла его как явление в политические дискуссии, заставив многих глубже задуматься о данной проблеме. Благодаря им я смогла ощутить, что помимо меня есть и другие люди, увлеченные этими невеселыми, но чрезвычайно интересными вопросами. Я хочу выразить особую благодарность Юхо, а также доцентам Сакари Кайнулайнену и Кристе Лагус, профессору-исследователю Осмо Контула, исследователю Элисе Тииликайнен, доктору-исследователю Артту Сааринену, а также нашему «доверенному журналисту» в
У этой книги особая тематика, и я хочу отдельно поблагодарить за содействие, профессиональную солидарность, дружбу и профессионализм подросткового психиатра, доцента Клауса Ранта, подросткового психиатра Кима Крунстрёма, психолога Сари Алквист-Бьёркрут, педиатра, доцента Минну Аромаа, профессоров Пяйви Раутава и Йорму Пиха и доцента Катью Валли.
И, как всегда, самые теплые слова благодарности моим родным. Киммо, Нико, – без вас я бы пропала.
Одиночество
Одиночество – негативное психическое состояние, когда человек страдает либо от дефицита социальных отношений, либо от их неудовлетворительного качества. Таким образом, одиночество – гнетущее ощущение того, что у тебя нет никого, с кем можно поговорить или кто смог бы, как тебе кажется, понять твои мысли, намерения, чувства и надежды. Одиночество возникает и тогда, когда ты стоишь на школьном дворе в толпе одноклассников, но ощущаешь себя посторонним, неуместным, изолированным от компании. Или когда ты натянуто улыбаешься родственникам на семейном обеде и никак не можешь придумать, что бы им такое рассказать, или не улавливаешь в общей беседе ничего, за что можно было бы уцепиться.
Все, что ты чувствуешь, – острое до ужаса стремление сбежать, желание исчезнуть, оказаться лучше одному дома, чем среди людей, с которыми у тебя нет ничего общего, хотя, казалось бы, должно быть.
«Одиночество – дрянное чувство. Я человек социальный в том смысле, что люблю быть в компании. Просто я немного стесняюсь. У меня нет друзей, с кем можно поговорить о чем-то важном. Или кому можно было бы позвонить, когда я грущу. Когда мне плохо, то почти всегда приходится справляться с этим одной, из-за чего гораздо труднее переносить мое состояние. Возможно, одиночество усугубило депрессию, и сейчас я людей даже побаиваюсь. Особенно когда встречаемся с родственниками, которых я очень редко вижу: я начинаю бояться, что они думают обо мне всякие гадости».
Суть одиночества – противоречие между желаемым и действительным количеством социальных связей. Оно возникает, когда человек сравнивает свои ожидания с реальной ситуацией. Источник этих надежд и ожиданий – либо опыт ранее существовавших отношений; либо отношения третьих лиц, которые, судя по наблюдениям, являются качественными и естественными или представляются таковыми; либо те модели отношений, которые в целом ценятся в СМИ и обществе и преподносятся как нормальные. Редко в какой мыльной опере, приключенческом фильме, сетевой игре или статье про звезд главный герой проводит время в одиночестве или светится от счастья, когда ему звонят или приглашают встретиться раз в день, а то и вовсе раз в неделю. Иметь меньше трехсот друзей в Facebook уже неловко, а в Twitter подписчики должны исчисляться сотнями. Согласно новейшим исследованиям, круг общения обычных финнов весьма узок – в жизни каждого из нас существует не более пяти – семи человек, с кем мы откровенны и к кому испытываем чувство близости и доверия. С точки зрения молодежи, привыкшей все время находиться в движении и всегда оставаться на связи, это едва ли кажется хорошим примером для подражания.
Хотя одиночество на протяжении веков было одной из центральных тем как искусства, так и философских и богословских штудий, за научное изучение этого явления взялись достаточно недавно. Пионером стала психоаналитик Фрида Фромм-Райхманн, опубликовавшая в 1959 г. статью в психиатрическом журнале. По мнению Фромм-Райхманн, «подлинное одиночество, которому в качестве психологического явления еще толком не дано определения в профессиональной литературе, – один из существеннейших факторов развития психических расстройств». Британский психолог Джон Боулби, известный своими исследованиями детско-родительской привязанности, развил понятие одиночества и подвел под это явление теоретическую базу, в основе которой лежал так называемый эффект раннего взаимодействия. В свою очередь, эта база послужила опорой для определения, которое американский социолог Роберт Вейс вывел в своей работе, вышедшей в 1973 г. и ставшей «книгой номер один» для исследователей одиночества. Ученый назвал одиночество проблемой взаимодействия между людьми. Согласно Вейсу, у человека есть фундаментальная потребность как в тесной привязанности к другому человеку, так и в общении с приятными или подобными ему людьми. Если эти свойственные нашей человеческой природе потребности не удовлетворяются, мы испытываем ощущение одиночества, которое, по словам Вейса, есть «постоянное гнетущее чувство без надежды на лучшее».
Когда человек, чаще всего не осознавая этого, сопоставляет реальное количество своих отношений с желаемым, он в результате определяет для себя количественный и качественный стандарт отношений – подобно атлету, устанавливающему планку на высоту, которую он, по его мнению, должен покорить.
Если дружеские и товарищеские отношения не достигают желаемого уровня, человек ощущает неудовлетворенность, несостоятельность и одиночество. Ему необходимо налаживать и поддерживать отношения, которые по меньшей мере дотягивают до установленного им стандарта как количественно, так и качественно. Под «качеством отношений» я подразумеваю, что «подходящим» на роль приятеля видится субъект, хотя бы в общих чертах соответствующий образу такого друга, которого человеку хотелось бы иметь. Если кандидат не отвечает этим требованиям, то отношений, призванных заполнить пустоту в «ближнем круге», не сложится. Под количественным стандартом, само собой, подразумевается число друзей. «Высококачественный» друг может заменить как минимум десять менее близких знакомых, но в социальных сетях и различных средах общения количество связей становится важным критерием.
Профессор Джеймс Фландерс описывает одиночество как восстановительный механизм, назначение которого – вернуть человека из сиюминутного неблагоприятного состояния на тот уровень существования, где отношения с другими людьми поддерживают его психическое равновесие. Подобным же образом одиночество рассматривается и с точки зрения эволюции. В этом случае одиночество, как считается, работает подобно чувству голода, жажды или холода, то есть заставляет человека сосредоточиться на поисках того, что у него, по его ощущениям, отсутствует, – в случае одиночества это, соответственно, компания. Фактор, который, по мнению профессора Чикагского университета Джона Качоппо, затрудняет налаживание социальных связей, – это усвоенный одиноким человеком способ интерпретации социальных ситуаций. В качестве примера Качоппо приводит голод в те далекие времена, когда люди жили собирательством и охотой. Чем сильнее был голод, тем больше внимания человек обращал на различные источники пропитания. Однако не всякую пищу можно есть – за долгое время мы натренировались различать, скажем, кислый вкус, являющийся признаком испорченной или ядовитой пищи.
Точно так же, считает Качоппо, действует и одинокий человек – его внимание главным образом приковано к окружающим социальным ситуациям и возможностям общения, но одновременно оно автоматически сосредотачивается на потенциально опасных ситуациях. Одинокие люди могут иметь предельно отрицательный опыт участия в социальной жизни, и тогда они нередко интерпретируют социальные ситуации с точки зрения вероятной опасности или неудачи. Исследования микродвижений глаз показали, что одинокий человек чаще других обращает внимание на негативные, кажущиеся рискованными обстоятельства или на людей, которые не включены в образованные другими социальные группы.
Помимо того что внимание одиноких людей практически полностью обращено на угрожающие ситуации, они начинают бессознательно вспоминать в деталях прошлые ситуации, которые воспринимались ими как угнетающие. И чем в более негативном ключе мы помним и интерпретируем цели и намерения других людей, тем усерднее мы прячемся в свою скорлупу и действуем таким образом, чтобы уберечь себя от новых опасностей. В свою очередь, такое поведение отталкивает от нас других людей, уменьшает число наших социальных связей и заставляет нас ощутить все более сильное и гнетущее одиночество. Этот замкнутый круг поведенческих реакций не зря называют порочным кругом одиночества.
«Одиночество как отрава, оно с тобой целыми днями – стараешься о нем не думать, но это невозможно. Все твои знакомые перестают с тобой общаться, даже в интернете. И вот ты все время думаешь, что же с тобой не так, в чем загвоздка, почему ты никому не нужен. Ты же хотел, чтобы тебя все слушали, а не подминали под себя. Надо, чтобы тебе звонили и каждый день что-то происходило. Одиночество – это когда ты только мечтаешь обо всем об этом и все время в тоске».
При описании одиночества подчеркивают различные факторы, связанные с этим явлением. Акцент делают на опыт утраты. Считается, что, чтобы страдать от одиночества – от отсутствия друга, – нужно сперва испытать чувство дружбы и взаимной причастности. Только потеряв друга и взаимную причастность, можно понять, насколько это было важным и значимым, и начать тосковать. Есть мнение, что обособленность и одиночество могут быть уделом и человека, не знающего ни дружбы, ни сопричастности. Другие окружающие люди, возможно, формируют у одинокого представление о том, какие ощущения возникают от хорошей дружбы или общения с компанией приятелей.
В определениях, данных представителями различных отраслей науки в разные времена и в несхожих условиях, обычно все-таки присутствуют четыре существенных общих момента:
1. Чувство одиночества есть следствие дефицита социальных связей или их низкого качества.
2. Одиночество всегда является субъективным ощущением; иначе говоря, только сам человек может ощущать, что он одинок. Бывает, что людям никто не нужен, даже если они живут одни, другим нужны все новые и новые социальные связи, хотя, на первый взгляд, круг их друзей и приятелей кажется огромным.
3. Одиночество не зависит от реально существующих социальных связей и физических расстояний – даже будучи с кем-то или находясь в обществе других людей, человек все равно может быть одиноким.
4. Одиночество, в отличие от ситуации, когда человек находится где-то один, всегда является неприятным и гнетущим чувством.
Один vs одинокий
«Одиночество – подавляющее и гнетущее чувство. Оно заставляет меня ощущать, что я совсем не похож на других. Одиночество не всегда связано с тем, что я действительно один. Оно может быть связано и с ситуациями, когда я в компании или в коллективе. У меня от него возникает ощущение, будто я провалился куда-то в пустыню. В голове только жалость к себе и тоска. Интерес к жизни пропадает, возникает вопрос, что ты вообще делаешь в этом мире. Одиноким можно быть где угодно, в магазине например, на работе, в группе на учебе, иногда даже в семье. Особенно в компании я легко начинаю чувствовать, что я аутсайдер, чужак, который туда не входит. Одиночество душит желание жить. И его начинаешь бояться».
Таким образом, быть одиноким – совсем не то же самое, что быть одному. Психолог Михай Чиксентмихайи, получивший известность благодаря теории потока, связанной с ощущением счастья и креативностью, пишет, что «пребывание в разлуке с другими создает ощущение одновременно пронизывающее и бодрящее». С этим легко согласиться – пронизывающим пребывание наедине с собой становится, вылившись в гнетущее одиночество, бодрящим – когда оно необходимо и желанно, комфортно и расслабляюще.
Существование наедине с собой является физической изоляцией, тогда как одиночество – изоляцией психической, отдаленностью от других людей. Обычно эти два состояния идут бок о бок, особенно у детей, но есть и немало людей, которые наслаждаются пребыванием один на один с самим собой. Американский нейропсихолог и известный исследователь одиночества Джон Качоппо после десятилетий научной работы пришел к выводу, что именно недостаток социальных связей – одиночество – провоцирует у людей развитие заболеваний и увеличивает риск преждевременной смерти, невзирая даже на то, является ли человек «на самом деле», то есть физически, одиноким. Причиной угнетенного состояния и подверженности болезням является, таким образом, чувство, что о тебе никто не беспокоится, никто не хочет проводить с тобой время и быть «на одной частоте», не интересуется тем, как ты себя чувствуешь, и не разделяет с тобой никаких твоих мыслей. Опыт одиночества является очень сильным переживанием.
Эта неполная формула одиночества и пребывания наедине с собой – будучи один, ты необязательно одинок, однако можешь быть одиноким даже тогда, когда ты не один, – создает сложности в распознавании одиночества. Если мы хотим помочь одиноким детям и подросткам, уменьшив риск развития у них социофобии, депрессии или иных нарушений психического здоровья, нам следует знать, кто из детей и подростков нуждается в помощи. Некоторые из них сами придут и расскажут о плохом самочувствии, но значительная часть стыдится и скрывает проблемы до последнего. Не очень-то радует, если придется беспокоиться за всех, кто проводит время сам с собой. В этом случае мы не только повесим ярлык «тревожного симптома» на естественный, необходимый и требующий умения способ времяпрепровождения. Мы оставим без внимания тех действительно одиноких, которые, несмотря на свое угнетенное состояние, стараются быть вместе со всеми и готовы сносить насмешки и оскорбления, лишь бы им позволили оставаться в компании. Или таких, кто надевает маску и изображает в кругу приятелей совсем другого человека, чем он есть в действительности, – только бы не получить клеймо «одинокого» и не умножить свои мучения.
Разница между людьми, страдающими от одиночества, и людьми, находящими радость в пребывании один на один с собой, яснее проявляется при невербальной, или неречевой, коммуникации, то есть в осанке, мимике, выражении чувств – например, в реакции на прерывание существования наедине с собой или на приглашение присоединиться к компании. Приглашению можно обрадоваться независимо от того, одинок ты или нет; оно может спасти день или даже целую неделю и принести огромное облегчение или стать всего лишь альтернативой другим занятиям, – все определяется тем, как ты его ожидаешь: в одиночестве, угнетенном состоянии, в безнадежности или испытывая удовлетворение собой и жизнью. Эту разницу, возможно, непросто описать, однако, если ощутить ее самому, неважно, в какой роли – приглашающего или приглашенного, впечатление может быть предельно сильным.
«Одиночество, разумеется, жуткое чувство. Оно давило, унижало и угнетало. Я по характеру довольно разговорчивый человек, и мне было очень тяжело оттого, что я не мог ни с кем поболтать».
«После того как меня долго дразнили, мне казалось, что я вообще никому не могу нравиться. Если честно, я никому не доверял. Я легко замыкался и боялся сближаться с новыми людьми. Я много думал, что же во мне не так и что мне нужно сделать, чтобы другие меня приняли. Никаких недостатков я в себе не нашел и подумал, что я, наверное, в целом неправильный».
Пентти Саарикоски писал в своей книге «Время в Праге»: «Утром я выехал из Хельсинки, я был один в той степени, которая достаточна, чтобы больше не чувствовать себя одиноким». По-моему, это описание субъективной природы одиночества так восхитительно точно, что я уже многие годы каждую осень цитирую его на вступительной лекции, которую читаю почти пяти сотням студентов, изучающих психологию воспитания. Часть учащихся мгновенно воспринимают многомерность одиночества как явления: «Да, мне тоже иногда кажется, что только тогда, когда я отвяжусь от компании, где я вообще на себя не похож, – это как глоток кислорода – ты совершенно свободен и можешь делать все, что душе угодно, ну вот все, что только захочешь!». Другая часть (к сожалению) вспоминают на экзамене, что жители Хельсинки почему-то гораздо более одиноки, чем пражане. Однако на точность слов Саарикоски это не влияет. Не в «своей» компании одиночество становится с каждой минутой все более удушливым.
Пару лет назад благодаря долгосрочному финансированию я смогла сосредоточиться на изучении одиночества у детей, подростков и целых семей: тогда же – еще более удачно – подоспел годовой отпуск, освободивший меня от обязанностей по руководству исследованиями. Моим первым решением было отправиться одной в Прагу, чтобы писать об одиночестве в тех самых местах, о которых говорил в своей книге Саарикоски. Я как будто хотела проверить, начну ли я ощущать себя одинокой, если уеду и на какое-то время откажусь от своих социальных контактов, или Саарикоски все же был прав в том, что, пребывая наедине с собой, можно быть менее одиноким, чем в привычной среде.
Ощутила ли я одиночество после нескольких недель проживания в мансарде во фривольном богемном пансионе, когда мои дни были заполнены сочинением своих и чтением чужих текстов и бессчетными цифрами статистических анализов, и когда разницу между днем и ночью можно было определить только по количеству света и прохожих? Если честно, то нет – или, возможно, чуть-чуть, в социальном плане. Уборщицы, приходившие в мою комнату два раза в неделю, приобрели в моих глазах вес, пусть мы и не понимали язык друг друга; спускаясь вниз по бесконечной лестнице, я уже ждала, когда со мной поздороваются работяги в цокольном этаже, а владельцы и работники окрестных кафе, продуктовых лавок и булочных, где по утрам продавали свежий хлеб и кофе, стали для меня людьми, которых запросто можно было назвать приятелями, или по меньшей мере они составили мой круг общения. Эмоционального одиночества я тем не менее не испытывала, люди, действительно для меня значимые, невзирая на расстояние между нами, никуда не делись. Мне было достаточно уже одного только знания, что я вернусь домой, где мои самые родные люди и дорогие друзья встретят меня точно такими же, какими были в момент расставания. Иногда я скучала, но это совсем иное чувство, нежели одиночество. Одиночество угнетает и причиняет боль. Иногда нужно просто выбраться поработать в Прагу.
Социальное и эмоциональное одиночество представляют собой опыт различного характера, поводы для того, чтобы их ощущать, могут быть также очень разными, и то, какой род одиночества воспринимается более остро, может зависеть от ситуации и собственных ожиданий. Различия есть и в длительности воздействия того и другого рода одиночества. Совсем скоро мы вернемся к этому. Но сначала поговорим о школьниках.
«Субботники благополучия» в общеобразовательной школе
В те времена, когда финская система школьного образования показывала отличные результаты в тестировании PISA[2], но при этом финские школьники, особенно мальчики, опускали финскую школу на постыдно низкие позиции международных рейтингов комфортности среды обучения, школу много критиковали за излишний акцент на состязательности и личном результате в ущерб чувству общности. По сравнению с детьми многих других стран, наши школьники обладали великолепными знаниями, однако их социально-эмоциональное самочувствие оставляло желать много лучшего – они одиноки, ощущают себя в изоляции, их дразнят, и никакого удовлетворения от пребывания в школе они не испытывают.
На это отвечали, мол, да что вы, на самом деле детям в школе хорошо, просто у финнов не принято в этом признаваться. Вроде как для финского ребенка любить свою школу – стыдно и «некруто». Кто-то делал вывод, что сразу за двумя зайцами – успехом и благополучием – угнаться невозможно. Или дело, или потеха – а ведь финны всегда с серьезным выражением лица пробивались сквозь любые препятствия, вплоть до гранитных скал, как бы мучительно это ни было.
Теперь ситуация некоторым образом изменилась – результаты Финляндии в PISA год от года неуклонно снижаются. В свое время успех обеспечили качественное образование учителей, их высокая рабочая мотивация и великолепное умение учитывать личные особенности ученика, индивидуализируя и адаптируя обучение под учащегося. На снижение результатов повлияло, однако, не общее ухудшение системы образования или качества обучения, как то любят утверждать политики, и, к сожалению, не растущее благополучие учеников. Напротив, причиной считают плохое социально-эмоциональное самочувствие детей и подростков, дурное поведение, неуважение к авторитету, изоляцию от коллектива, отчужденность и безразличие к собственному будущему. То есть представление, будто достигнуть одновременно благополучия и успеха невозможно, было, похоже, неверно – или по крайней мере может получиться так, что мы не достигнем ни того ни другого.
«Одиночество – не личный выбор, а следствие структурных изменений в обществе. Например, в 1998 г. наша любимая общеобразовательная школа стала куда более "подотчетной", и требования к результатам учеников возросли. Значение школы как воспитательной среды уменьшилось, а направленность обучения на результат, напротив, усилилась. Результаты хороших учеников еще более улучшились. Но сообщество детей и подростков стало само определять правила поведения. Дабы понять, что это означает, не обязательно перечитывать голдинговского "Повелителя мух". Поддержка состязательности – вызов равноправию, нормам общности и чувству справедливости. Атмосферу общности вокруг школы необходимо укреплять, потому что общественная поддержка школы уже потеряна. Школьный коллектив управляется инструментами контроля».
К счастью, факт плохого самочувствия школьников не остался без внимания. В последние годы в закон о школьном образовании и сопутствующие постановления, в основы программы школьного образования, в практику специализированного обучения и другие многочисленные программы и инструкции, касающиеся общеобразовательной школы, были внесены дополнения, связанные с социально-эмоциональным самочувствием учеников. Воспитание не может заключаться только в стремлении к новым знаниям и навыкам, оно должно быть также процессом переживания, когда человек находит общий язык с различным окружением и, что важнее всего, с самим собой. Если человек сам себя не устраивает и не может взаимодействовать с собой, ему крайне сложно взаимодействовать с другими. Разнообразные правила в отношении детей и молодежи все больше учитывают фактор психического здоровья и его разнообразных составляющих. И это здорово.
«В детстве я был довольно одинок. Наверное, как-то очень сильно отличался от сверстников. Я научился читать в 4 года, и меня интересовали в числе прочего космос, история и всякие научные вопросы, а потом, когда я пошел в школу, я увидел непонятных, шумных и несерьезных товарищей. Я считал их странными, а уж они-то и подавно считали меня чудаком.
Я, возможно, и не хотел дружить ни с кем из них, но всегда надеялся, что могу спокойно думать о своем, стоя в сторонке. Но я надеялся зря, потому что на перемене они окружали меня и начинали дразниться. Я даже и не думал огорчаться отсутствию приятелей, расстраивало только то, что от меня никак не отстанут.
Поэтому я желаю, чтобы дисциплина и надзор в школе были жестче. Я считал и до сих пор считаю безнадежным делом уговаривать детей добровольно отказываться от звериных инстинктов, которые заставляют их отвергать непохожих на себя, – у детей еще не настолько развиты эмпатия и контроль поведения, как у взрослых людей, например, в трудовом коллективе. Поэтому я считаю, что раз уж детей приходится объединять в школе в большие группы, то возможности изолировать человека из-за того, что он чем-то выделяется, быть не должно».
Параграф 31 «Постановления об общем школьном образовании» дает определение системе попечительства в отношении учеников[3], использование которой является законным правом каждого учащегося в любой учебный день. Система попечительства – это «мероприятия, направленные на поддержку качественного обучения, хорошего психического и физического здоровья и социального благополучия, а также роста способствующих этому предпосылок». Отлично.
Обновленный «Закон о системе попечительства в отношении учеников», вступивший в силу в августе 2014 г., еще более жестко определяет роль школы в поддержке благополучия ученика, внимании к нему и раннем вмешательстве. Цели закона являются следующими:
1. Способствовать процессу обучения, сохранению здоровья и благополучия ученика, его социальной активности и профилактике проблем;
2. Способствовать благополучию, поддержанию здоровой и безопасной обстановки в учебных коллективах и педагогической среде, беспрепятственному доступу, коллективной деятельности и сотрудничеству между семьей учащегося и его учебным заведением;
3. Обеспечивать раннюю поддержку тем, кто в ней нуждается;
4. Обеспечивать равноправный доступ учащихся к попечительским услугам и высокое качество данных услуг;
5. Укреплять реализацию и координацию попечительских услуг как системы мероприятий и формы межпрофессионального сотрудничества.
Несколько лет назад по просьбе Министерства образования Финляндии мы составили отчет о том, как люди, ответственные за принятие политических решений, организаторы обучения, директора, преподаватели, родители и сами ученики видят ситуацию со школьным образованием и мероприятия, необходимые для его усовершенствования.
Один из самых существенных вопросов состоял в том, как развивать школьное образование, чтобы оно успешнее решало те задачи, что ставит перед детьми и подростками день сегодняшний.
Мало кто из опрошенных высказался в пользу увеличения объема учебных материалов, количества информации или же поддержки соревновательного духа. Никто не счел важным, чтобы наши дети и подростки получали больше знаний об исторических трудах и событиях, главных вопросах вселенной (если, конечно, одиночество, чувство подавленности и постоянное плохое самочувствие не относятся к таковым) и ранних этапах эволюции. Против всяких ожиданий респонденты были убеждены, что следует уделять больше внимания благополучию учеников, их житейским навыкам, социальным связям, умению общаться и другим подобным «несерьезным» вещам. Ниже я приведу в качестве примера несколько цитат, описывающих те знания и навыки, которые, по мнению различных респондентов, окажутся необходимы школьникам в будущем.
• Организаторы образовательного процесса (например, руководители муниципальных комитетов школьного образования и просвещения): «Навыки расширения контактов и социальные навыки в целом».
• Директора школ: «Широкий спектр навыков общения; навыки восприятия различий должны быть включены в учебную программу на всех уровнях». «Широкая образованность. Повседневное взаимодействие и акцент на работу в группе».
• Преподаватели: «Необходимо придавать большое значение житейским навыкам. Все родители и все учителя, конечно же, понимают, что нужно освоить цифры, буквы и навыки письма, но следует зафиксировать, что уверенность в себе у ребенка нужно поддерживать при каждом удобном случае. Ежедневно – позитивные, ободряющие отзывы; помимо самостоятельности – умение договариваться, навыки отношений с людьми, навыки разрешения противоречий, умение противостоять тем, кто дразнит, и прекращать это, упорство… Вот что должно быть в программе обучения, чтобы мы, учителя, не забывали, что здесь самое главное!»
• Родители: «Нужно больше учить детей принимать во внимание других людей и иным социальным навыкам. Преподавание предметов наверняка ведется качественно, но, как мне кажется, нужно больше думать о том, что в школе учат для того, чтобы легче было идти по жизни». «Чтобы учили не предметам, а учеников».
Последнее процитированное мною родительское высказывание – мое любимое: «Чтобы учили не предметам, а учеников». Чтобы не учили математику (которая как наука за тысячи лет и так основательно продвинулась вперед), а обучали бы того маленького школьника, который математику не знает и который в данный конкретный момент, возможно, еще не способен на ней сосредоточиться – или ему вообще все равно, что это за теорема Пифагора и для чего она пригодится ему в будущем, если у него в голове крутятся те гадости, которые он услышал о себе на перемене. Если ребенок чувствует, что он хуже, чем другие, меньше достоин уважения, меньше значит, гаже и противнее, чем любой другой, потому что никто и никогда не хочет поболтать с ним по-дружески или даже взглянуть на него без усмешки. Одной только теоремы Пифагора (точно так же как и – согласно расхожему примеру – семени) недостаточно: нужно еще, чтобы ученик имел возможность ее воспринять. (Нельзя сажать семя в мерзлую землю, скажет внутренний голос.) Большинство из нас наверняка помнит, что
«Одиночество меня пугает, потому что оно напоминает мне о детстве, когда я от него чуть не умер. В младшей школе я вечно был один, никто не хотел со мной дружить, потому что я был не такой, как все. На каждой перемене я мялся возле колонны, пока другие дети играли вместе, и в горле у меня был комок. Меня начали дразнить. Обзывались, толкали, шарили в моих вещах. Я всегда был один: сидел дома за компом или гулял в лесу. В итоге у меня началась депрессия, я перестал есть и был готов покончить с собой».
Таким образом, благополучие детей поддерживается на уровне системы и инструкций, то есть все вроде бы должно быть хорошо. Дети и подростки получают помощь сразу, и ее оказывают до тех пор, пока школьник не начинает справляться самостоятельно. Не правда ли? В реальности ответ, разумеется, «нет». У нас далеко не все в порядке, слишком много детей и подростков чувствуют себя плохо, помощи подчас не добиться, даже если попросишь, и каждый раз, когда сокращают бюджет, больше всего экономят на детях и подростках.
Реальность одиноких – отсутствие друзей и приятелей
«Мне снова пришлось поставить телефон на зарядку, и я начал думать, зачем я вообще это делаю. Я посмотрел список звонков, и в нем не было ни одного номера. С другой стороны, звонки запоминаются только за 60 дней. Потом я посмотрел сообщения. Последнее пришло 13.02.2013 (а сегодня 29.07.2013). И то это было какое-то предложение от Sonera: что одинокому вообще делать с телефоном? Все равно никто не позвонит, так что я вполне могу от него избавиться».
Среди наших школьников доля испытавших более или менее продолжительное одиночество составляет 10–20 %. Да, практически каждый пятый в какой-то момент подавлен и скверно себя чувствует из-за того, что у него нет никого, кто бы его выслушал, кому можно было бы довериться и с кем можно было бы поделиться, потрепаться или просто побродить по городу, сварить кофе или сравнить на переменке впечатления от консольных игр. Одинокие есть в любой возрастной группе, однако больше всего одиночества среди детей и подростков (в данном случае оно имеет особо тяжелые последствия). Следующий пик одиночества – в основном уже среди людей пожилого возраста.
«Одиночество школьников, увы, – печальная реальность. Я сам был слишком "взрослым" и тонкокожим ребенком, и друзья у меня появились только в старших классах, когда я сам многое понял и научился над собой смеяться.
Я от всего сердца желаю, чтобы нашлось хоть какое-нибудь решение этой проблемы, только не знаю какое. Особенно в младших классах дети еще только осваивают социальные навыки и обстановка весьма похожа на происходящее в обезьяньей стае: у каждого есть свое место в иерархии, и нарушителям приходится ощутить ее важность на своей шкуре. И даже если у кого-то хватит решимости дружить с находящимся на самом дне изгоем, в результате мы с большой вероятностью получим двух изгоев. Если в ситуацию вмешиваются учителя, к обидному прозвищу того, кто попросил о помощи, добавляют слова "училкин любимчик"».
Под «плохим самочувствием», связанным с одиночеством, я подразумеваю не какую-то ерунду, на которую и жаловаться-то не стоит, а реальные и жестокие душевные страдания, которые мешают жить обычной жизнью. То же самое имеют в виду и сами одинокие. Ниже приведены описания этого ощущения, сделанные одинокими детьми и подростками.
«Мне не с кем поговорить. Меня обзывают, дразнят, и ощущение такое, будто всем все равно. Меня все ненавидят. Иногда мне кажется, что я не хочу жить. Я не могу так жить. На меня никто не хочет смотреть. Я в этом мире как привидение, никто не будет по мне тосковать». (Девочка, 11 лет, описание.)
«Если бы я мог выбирать, то я бы предпочел, чтобы кто-то меня бил, но при этом у меня был бы какой-нибудь друг, чем то, что меня вообще никто не замечает. Я думаю, что мои одноклассники даже имени моего не помнят. Так уж вышло». (Мальчик, 12 лет, интервью.)
Одиноким взрослеющим подросткам не легче. В рамках сетевого опроса, проведенного Обществом психического здоровья Финляндии в 2013 г., подростки делятся своим опытом одиночества:
«Отчужденность, ненужность. Это означает, что рядом нет никого, кто с тобой делится. Ни друзей, ни родных, никого».
«Это жуть, когда ты чувствуешь, что ты безразличен всем на свете и что твое существование не имеет никакого смысла».
«Отвратнее не бывает. Чувство, что ты чужой и совершенно никому в целом мире не нужен».
«Одиночество ломает. Набрасывается и бьет ниже пояса. Часто возникает ощущение, что ты недостаточно хорош и всем безразличен. Я думаю, что, когда ты одинок, ты впадаешь в депрессию не только от одиночества, а оттого, что у тебя все чувства вылезают на поверхность. Ненависть, горечь или печаль – одиночество выносит их на поверхность. То, что тебя никто не замечает. И всем все равно. Это самое худшее ощущение из всех возможных».
Кто бы хотел поменяться местами с этими подростками? Я – точно нет. В состоянии одиночества больше всего боли причиняет именно это чувство никчемности, несуществования и отчужденности. Печальные последствия одиночества – как социального, так и эмоционального – в жизни подростков могут проявляться сразу или в течение долгого периода времени, и нередко их уже невозможно нейтрализовать.
В программе развития детской и молодежной политики на 2012–2015 гг. в связи с вопросом благополучия детей и подростков отмечается, что «если и когда требуется помощь, она должна быть предоставлена срочно». Отлично сказано, снимаю шляпу перед этой целью. В брошюре Министерства образования и культуры, где опубликован текст данной программы, указаны три кита детской и молодежной политики в нынешнем обществе: сопричастность, равноправие и управление жизненной ситуацией. Что же представляет собой упомянутая первой сопричастность? С ходу можно предположить, что это нечто совсем непохожее на то, что подросток описал как «чувство, что ты чужой и совершенно никому не нужный во всем мире».
Вот что подразумевает под этим программа развития: «Чувство сопричастности рождается благодаря участию и влиянию. Ребенок и подросток может ощущать сопричастность к своему сообществу и финскому обществу, когда он посещает школу, учится, работает, занимается в кружке и может влиять как на собственную ситуацию, так и, шире, на ситуацию в обществе». С настроением одиноких подростков это явно не вяжется. Просто не имеет ничего общего. Целей, таким образом, хватает; но действовать нужно как-то иначе.
«Сегодня опять я попытался поговорить с приятелями, но они никак не отреагировали. Как будто они меня вообще не слышали. Так происходит слишком часто. Я довольно стеснительный и тихий и стараюсь не мешать людям. Однако если я в конце концов напрягусь и что-то скажу, на это даже кивком не отвечают. Вот и пытайся быть "социальным" и активным. Я вообще-то существую?»
Один из факторов, способствующих отчуждению подростков от общества и возможностей на него влиять, – несомненно, образ будущего – и настоящего, – который транслируем мы, взрослые. Этот образ безобразен. Хорошие новости, как и позитивные результаты исследований, не публикуются – зато вечно вылезает что-то сенсационное, ужасное, отвратительное и негативное, то, что может попасть в заголовки. Конечно, плохие известия приходили во все времена, но никогда ранее мы не получали информацию настолько оперативно, как сейчас. Мы видим взрыв бомбы в Южной Африке всего лишь через секунды после того, как он произошел. Во времена моей молодости (я выражаюсь совсем как пенсионерка) информация доходила до нас неделями, и в том, что она до нас, юных, в принципе доходила, не было никакой особой ценности.
Но хуже всего – исходящий от нас, взрослых, образ будущего самих подростков. Рецессия, экономический спад, падение рынка, рост безработицы, экономия на том, что необходимо молодежи, эрозия общества, серьезные проблемы, которые в обществе создает молодежь, ее беспомощность, злоупотребления власть имущих, рост насилия – вот о чем ежедневно читаешь в новостях. Честное слово – каждый божий день.
И если что-то где-то начнет меняться к лучшему, например когда говорят, что наша экономика начинает потихонечку оживать (как будто бы она скончалась), нам все равно дают понять, что в лучшее верить не следует, потому что Финляндия так или иначе тащится в хвосте у всех остальных стран и вообще не факт, что она удержится на плаву до следующей рецессии. Есть ли в этом образе будущего хоть что-то, ради чего можно было бы пробиваться через тернии? Или, скорее, возникает желание сказать, дескать, ну вас совсем с вашим обществом?
Поделиться книгой: