Ноль друзей: Как помочь ребенку справиться с одиночеством

Социальное и эмоциональное одиночество

Как я уже упоминала ранее, социальное и эмоциональное одиночество – качественно разные переживания. В детстве они часто сопутствуют друг другу: если маленький ребенок социально одинок (например, у него нет друзей по песочнице и знакомых сверстников), он обычно одинок и эмоционально, у него нет того лучшего друга, который хотел бы играть именно с ним. В школьные годы, особенно в последних классах школы первой ступени, до перехода в школу второй ступени[4], формируются дружеские отношения и компании детей младшего подросткового возраста начинают существовать самостоятельно и, вполне вероятно, независимо друг от друга. В этот период дети закрепляют свои дружеские и приятельские связи. Кто-то может довольствоваться поверхностным общением в своей компании и при этом ощущать эмоциональное одиночество; другой может обрести одного очень важного для него друга, но не иметь компании в школе или вне школы.

В 1973 г. основоположник современного подхода к исследованию одиночества Роберт Вейс высказал мысль, что у человека есть базовая потребность как в тесной привязанности к другой личности, так и в отношениях с симпатичными ему друзьями и приятелями, которые обеспечивают возможность социального общения. Отсутствие тесных дружеских отношений приводит к эмоциональному одиночеству, а отсутствие социальной сети контактов – к социальному. Эмоциональное одиночество нередко сильнее связано с ощущением беспокойства, угнетенности и безнадежности, тогда как социально одинокий человек чувствует себя изолированным и чужим.

Социальное одиночество – изоляция от круга друзей, сообщества себе подобных и различных групп. Оно означает, что у человека нет такой компании, в которой можно проводить время, взрослеть, развиваться, ощущать движение времени, изменение настроения или попросту «быть в ответе» за реализацию ожиданий и предрассудков, существующих у родителей и всего общества в отношении молодежи. Связи в таком сообществе могут быть неглубокими, но все равно будут защищать от негативных переживаний и долгосрочных последствий социального одиночества.

«Ощущение одиночества? Нехорошее ощущение. Обычно я сидела у окна и выглядывала на улицу, а вдруг увижу, что там играет подружка или гуляет, да что угодно. Уже одного того, что я бы просто могла их увидеть, обычно было достаточно. Но, как правило, я никого не видела, только настроение еще больше портилось. Одиночество казалось бесконечным, это такое ощущение, что хочется плакать, но при этом ты не хочешь огорчать окружающих или делать им больно. Я чувствовала, как меня душат слезы. Я просто-напросто не видела выхода. Поэтому обычно я плакала тайком, кружила по дворам, по школьной территории, в парках. Убивала время.

Даже мои брат с сестрой не понимали, насколько безвыходна моя ситуация. Иногда мне казалось, будто другие меня просто не замечают, что я как воздух. С другой стороны, недостаток внимания возвращался бумерангом. Поскольку я очень стеснительная, я стала козлом отпущения для нашей учительницы. Ну, не я одна, наша учительница в младших классах и со всеми остальными временами вела себя отвратительно. Кроме нескольких отличников – ну да без разницы. Все мы люди.

Обычно, когда я одна болталась на улице, я старалась искать все красивое. Камни, цветы, я даже заглядывала людям в глаза, потому что в них было что-то манящее. Глаза рассказывали про человека все – и одновременно ничего. Одиночество научило меня ценить те моменты, когда я была действительно счастлива, и я до сих пор ценю их. Быть одному – мучительный образ жизни. Вне зависимости от того, как сильно я плакала, кричала или хныкала, рядом со мной не было никого, кроме моей собственной тени».

Как может показаться, социальное одиночество более или менее легко поддается распознаванию. Человек, у которого нет социальных контактов, может быть физически один во время перемены, на школьном дворе, в кружке, в собственном дворе. Вместе с тем у нас есть целая группа социально одиноких, обычно интеллектуально развитых девочек и мальчиков, которые для вида держатся вместе с какими-то компаниями, испытывая при этом глубокое одиночество. Они держатся за компанию, чтобы избежать клейма одиночки, которое само по себе неприятно и в дальнейшем может привести к последствиям еще более тяжелым – отчуждению от групп себе подобных, социальной стигматизации, снижению самооценки, развитию чувства изолированности и, постепенно, к тому негативному циклическому процессу, когда человек действует так, как от него ожидают, только закрепляя лежащую на нем печать «нездешности», малой значимости и неуспешности.

С этой же проблемой отчужденности связано и то, что многие дети с удовольствием играют одни. Возможно, у них нет братьев и сестер, так что ребенок привык занимать себя сам, придумывать сам себе игры, способы времяпрепровождения и, не исключено, компанию друзей, с которыми ему весело. Когда ребенок идет в детский сад или в какую-то другую группу, у профессиональных воспитателей всегда возникает беспокойство по поводу того, полезно ли ребенку такое поведение. Во время одного тренинга я получила вопрос от участников: «Нормально ли, что четырехлетнему ребенку в детском саду зачастую нравится играть в одиночестве? Что может быть причиной? В чем проблема, если она есть? Что нужно с этим делать? И стоит ли вообще обращать на это внимание, пока ребенок еще такой маленький?»

Причин для игры в одиночестве может быть немало – как уже упоминалось выше, малыш мог привыкнуть к этому, и ему даже в голову не приходит присоединиться к компании. Но нередко объяснение кроется в том, что ребенок неоднократно испытал горькое разочарование, пытаясь включиться в игры других детей и получая отказ. Тогда ему может показаться, что лучше не делать подобных попыток – и таким образом избежать неудач. Может быть и так, что ребенок просто-напросто любит играть в одиночку и лучше всего чувствует себя, когда он один. (Что, разумеется, касается не только детей, но и всех нас, кто постарше.)

Поговорим о целях социализации, о том, к чему мы стремимся в наших социальных действиях, какого состояния хотим добиться и какой способ поведения в ситуации общения является для каждого человека наиболее естественным. Во многих исследованиях цели социализации обычно раскладываются по двум пересекающимся осям – по вертикали крайними значениями являются «влияние» и «приспособление», по горизонтали – «дистанция» и «близость». Любого из нас можно расположить в некой точке этого поля в соответствии с тем, насколько важными мы видим цели, обозначенные на осях, – хотим ли мы в социальной ситуации оказывать влияние и приобрести власть или предпочитаем приспособиться к решениям, которые приняли другие; нуждаемся ли мы больше в близости и тесном социальном взаимодействии или в личном пространстве и отдаленности от других факторов.

Результатом анализа целей социализации станет пересечение полей. В одном секторе расположатся дети, для которых возможности влияния и близость в социальном взаимодействии будут важными и достойными ориентирами. Подобным детям нужно быть услышанными, выдвигать предложения и решать, чем будет заниматься группа, но при этом сохранять теплые и тесные связи с другими детьми. Они не хотят терять друзей ради власти, однако не готовы подлаживаться под чужие решения. Обычно эти ребята пользуются популярностью в компании, и многие стремятся быть их друзьями. Другая группа детей, стремящихся к тесным социальным связям, хочет не столько быть услышанными, сколько приспособиться к решениям других. Они готовы менять свои взгляды ради сохранения добрых отношений с друзьями и другими окружающими людьми. Этот образ действий встречается нередко и обычно принимается, но может создать проблему, если в обоих проявлениях – как в приспособлении, так и в стремлении к близости – поведение ребенка приближается к крайним значениям осей. Иначе говоря, если он готов сделать и поддержать что угодно, лишь бы остаться членом группы. И если для того, чтобы сохранить уважение группы, нужно совершить кражу в магазине или дразнить маленьких, ребенок сделает и это. Такие мальчики или девочки готовы пойти на все, лишь бы обзавестись друзьями, но ведут себя так, что в качестве друзей их не ценят и не уважают. В этой группе нередко оказываются дети, страдающие от продолжительного и острого одиночества.

Можно подумать, что дети, целью социализации которых является сохранение дистанции, редко ощущают одиночество. Желающие обеспечить дистанцию делятся на две группы: одну составляют стремящиеся решать за других – это маленькие диктаторы; другую – те, кто, вместо того чтобы влиять, помалкивают и приноравливаются к действиям других. Относящиеся ко второй группе обычно настолько незаметны, что одноклассники могут их даже не вспомнить. Учителя также нередко оставляют этих детей без внимания, поскольку в отличие, например, от маленьких диктаторов, которые все время на виду и требуют много внимания, они не мешают на уроках. Можно опять же подумать, что они не чувствуют себя одинокими, ведь они отходят в сторону по своей воле, однако, как я указывала вначале, причиной замкнутости может быть отрицательный опыт ранних социальных связей. Он приобретается как в результате ранней детской дружбы, так и в ходе первых попыток взаимодействия с родителями в собственной семье. Не углубляясь в тему раннего взаимодействия и привязанности, можно констатировать, что успех или неуспех этих связей имеет весьма существенное значение для социального самочувствия ребенка в дальнейшем, в особенности для ощущения одиночества или общности и готовности общаться с другими людьми.

Однако есть и дети, которые предпочитают играть в одиночестве и получают от этого большое удовольствие. Должно ли это настораживать? Если бы речь шла о взрослом, я бы сказала, что нет. Каждый имеет право находиться наедине с собой. В случае с ребенком причина для беспокойства состоит в том, что общению и поведению обучаются в группе. Если группы нет, то, например, освоить и развить навыки совместной деятельности невозможно – а без них мы оказываемся в невыгодном – честно сказать, в безвыходном – положении, потому что редко на какой работе, не говоря уж о финском общеобразовательном процессе, можно преуспеть без того, чтобы действовать сообща с другими участниками. Без навыков совместного пребывания невозможно завести друзей.

Вернемся от целей социализации к социальному одиночеству. Помимо того что последнее повышает у подростков риск развития депрессии, оно нередко оказывается «осложнением» депрессивного состояния. По мере усугубления депрессии подросток удаляется от своего круга общения и меняет свои увлечения, характер поведения, систему отношений и идентичность таким образом, что прежние знакомые больше не воспринимают его как своего. Депрессия заставляет замыкаться, не участвовать в общих делах, отстраняться и погружаться в свои мысли и проблемы. Еще непрочный круг общения подростка не обязательно выдержит груз его депрессии. Настроения, которые существуют дома, в школе и обществе в целом, к сожалению, не всегда положительно влияют на отношение окружающих к нездоровому психически подростку, хотя в момент депрессии друзья как раз нужнее всего. У нас, взрослых, социальное окружение обычно куда крепче – депрессия приходит и уходит, но семья, близкие друзья и родственники в любом случае остаются. После излечения депрессии подросток нередко оказывается по-настоящему покинутым.

«Одиночество – реально мерзкое ощущение, такое давящее. Я начал становиться невидимым: не говорил дома о своих чувствах, не доверял отцу и не показывал своих чувств. По вечерам я как можно тише плакал в кровати, лишь бы никто не услышал. Я старался быть дома настолько послушным, насколько мог, а для окружающего мира изображал "чувака, у которого все зашибись"».

Эмоциональное одиночество – когда отсутствует не широкий круг общения, а друг, который бы понимал, выслушивал, давал ощущение эмоциональной близости и мог в большинстве случаев найти именно те слова, которые ты хочешь сейчас услышать. Например, когда близкий коллега чувствует, что ты не в духе, и приглашает захватить чашку для кофе и пойти «переговорить». Или когда друг посылает сообщение с вопросом: «У тебя все в порядке?» – это поднимает настроение вне зависимости от того, хорошо у тебя идут дела или нет. Близкий и значимый друг может быть физически далеко, и с ним даже не всегда можно пообщаться – но одного знания того, что он существует, обычно бывает достаточно, чтобы избавиться от гнетущего эмоционального одиночества.

Близкие и доверительные дружеские связи особенно важны для учениц младших классов. Иногда возникает ощущение, будто в жизни девочек этого возраста нет места ничему другому, кроме постоянного беспокойства и размышлений по поводу того, что самая лучшая подруга вдруг может перестать быть таковой и выболтает все ваши с ней секреты какой-нибудь другой девочке, после чего станет ее лучшей подругой. В отличие от мальчиков, которые дружат большими компаниями, у девочек третья обычно бывает лишней. Здесь всегда существует опасность, что лучшая подруга отвернется, начав тесно общаться с какой-нибудь одноклассницей, и забудет о прежней дружбе.

Таким образом, жизнь девочек вращается вокруг дружеских связей, и взрослому иногда непросто бывает уследить за всеми переживаниями и интригами. И если за школьные годы человек не узнал, что такое «компашки», коварные подруги, узы дружбы и охлаждение отношений, он может и не понять, как много все это значит. И то, что говорит при этом взрослый – что это скоро пройдет, завтра будут новые друзья и вообще мир не перевернется из-за того, что твоя лучшая подруга пошла гулять с другой девочкой, – вовсе не обязательно как по волшебству поможет ребенку осознать, что все относительно, и забыть о перенесенном страдании. Иногда обнять ребенка – лучший способ нормализовать ситуацию.

Отнюдь не все девочки попадают в водоворот столь бурных событий – как и не все мальчики дружат большой компанией, в которой всем комфортно и нужды в более крепких дружеских связях не возникает. Моменты, связанные с половыми различиями, вытекают из вероятности, которая вычисляется в отношении большого числа детей одного возраста, – но в итоге у каждого из нас есть индивидуальные черты и потребности. Нельзя отрицать «бурную дружбу» среди мальчиков, называя ее «девчачьими штуками», – и нельзя не признавать большие девчоночьи компании, утверждая, что обычно так ведут себя мальчики.

Лучшими друзьями маленьких детей становятся обычно те, с кем они видятся ежедневно, а вот у подростков друзья могут учиться в других школах или вообще уехать из родного города, но дружба сохраняется, даже если ее особо и не поддерживать. Конечно, лучше всего, если друг рядом, если с ним можно общаться каждый день и обсуждать все, что никому другому рассказывать не хочется. Однако дружба, возникшая на достаточно прочном основании, – явление очень стойкое. Общение может возобновиться с того момента, на котором прервалось, возможно, не один год назад. Вдвоем можно и помолчать. Слова не всегда имеют большое значение, важнее то, как ты себя чувствуешь. Когда у тебя есть друг – тот, кто понимает, принимает, дает чувство безопасности, ничем не ограниченных возможностей и свободы, – можно пережить все неприятности. На самом деле описание такого рода дружбы бессмысленно – любой из нас распознает это ощущение, как только окажется в его власти. Поддержание отношений с родственниками и приятелями, а также зарождение дружбы обычно сопряжено с какими-то усилиями, которые приходиться предпринимать. Иное дело – длительная и крепкая дружба: она не выдвигает никаких требований и над ней не надо трудиться.

Хотя последствия социального одиночества могут ощущаться длительное время, влияние одиночества эмоционального может быть еще более жестоким – это тяжелые психические расстройства, такие как социофобия, депрессия, маниакально-депрессивный синдром, шизофрения, склонность к самоповреждению и попыткам самоубийства, которые могут стать успешными. Хуже всего, если надежный друг, который при необходимости всегда оказывался рядом, внезапно исчезает. Прекращение близких отношений для мужчины обычно означает потерю девушки; у женщин важные для них отношения, к счастью, не ограничиваются любовными. Эмоционально одинокие дети и подростки больше других рискуют остаться без образования и карьеры, за пределами социальных структур, вне принципов и правил так называемой нормальной жизни – ощущая себя непригодными, ненужными и во всех смыслах неудачниками.

Эмоционально одинокие мальчики

Выше я упоминала о связанных с дружескими отношениями сложностях, которые нередко наполняют жизнь учениц младшей школы. Обычно девочки не стесняются открыто заявлять об этом и сами рассказывают в школе и дома о том, что у них нет ни одной подруги и никто не хочет с ними дружить. Из этого поневоле делаешь вывод, что девочки, должно быть, испытывают большее эмоциональное одиночество, нежели мальчики, нуждаясь в верном и близком друге. На самом деле это не так. Финские мальчики – как в младшей, так и в старшей школе – куда больше девочек подвержены эмоциональному одиночеству, то есть нуждаются в человеке, способном их выслушать и понять. Взрослые мужчины также более эмоционально одиноки, чем женщины. Чем это объясняется? Тем, что от мальчиков в соответствии со стереотипами ожидают, что они будут компанейскими, энергичными и активными в новой компании, или тем, что желание поговорить один на один с кем-то о своих мечтах, надеждах и горестях – девчоночье качество?

«В компании мальчишек рохли остаются одни, правильно это или нет».

В ходе обучающего семинара я рассказала, что финские мальчики во много раз чаще девочек высказывают во время опроса пожелание, чтобы у них появился хоть один друг, которому они были бы нужны и который бы всегда о них думал, благодаря чему они избежали бы одиночества. В ответ немолодой мужчина заявил, что, конечно же, финские мальчики хотят быть эмоционально одинокими, потому что в противном случае им бы пришлось на перемене или в школьных коридорах обниматься со своими приятелями и это, в отличие от объятий у девочек, выглядело бы настолько странным, что наверняка пришлось бы принять меры медицинского характера. Я не вполне поняла, зачем обнимать друга в разгаре учебного дня, в особенности если в школе полагают, что это означает необходимость вмешательства специалистов. Не поняла я и того, зачем же тогда мальчики пишут в анонимных опросниках, что им нужен друг, который мог бы их выслушать и понять, если на самом деле они хотят, чтобы никто даже не подумал, что такой друг у них есть.

Приведенный выше комментарий про «рохлей» быстро собрал на сетевом форуме многочисленные комментарии – так же как и слова участника семинара о «пацанских объятиях». Пользователи яростно выражали свое несогласие.

«Неловко встречать подобного рода высказывания, особенно если их автор – сам папа. Надо полагать, у его наследников так здорово обстоят дела с приятелями и компаниями, что всех остальных можно записать в рохли. В этом-то и есть главная причина: у тебя самого все хорошо – так какая разница, что у других? Хотя, конечно, можно бы подумать и о том, что именно твой ребенок достаточно умен и порядочен, чтобы поддержать такого рохлю в компании.

Дружить и приятельствовать можно по-разному (полагаю, мы все можем рассказать свои истории из детства), и не все мальчишеские компании заняты исключительно игрой в войнушку, возней и хоккеем. Всегда есть более спокойные и тихие дети. Насколько я понимаю, наука еще не дошла до того, чтобы детей клонировали по единому образцу».

У каждого из нас свои представления о том, одинаково ли нуждаются в друзьях девочки и мальчики. Я, однако, готова поверить, что первые в меньшей степени страдают от эмоционального одиночества, поскольку открыто о нем говорят и готовы жаловаться до тех пор, пока ситуация не начнет меняться. Откровенная беседа нередко заставляет взрослого реагировать и задуматься над тем, как именно этой девочке можно помочь отыскать подходящих друзей. Возможно, она найдет их благодаря какому-то увлечению, группе или занятию. А разговор с популярными и меняющими подруг как перчатки девочками поможет им понять, что, продолжая в том же духе, они сами могут в какой-то момент оказаться в одиночестве.

Что же касается более частого и глубокого эмоционального одиночества мальчиков, я, как полностью зависящий от фактов исследователь, продолжаю придерживаться того мнения, что если кто-то год от года, постоянно, в различной форме и в разных вариантах заявляет о том, что ему нужен друг, которого у него нет, то он совершенно точно знает, о чем говорит. По крайней мере я бы не стала заявлять такому мальчику: мол, ты неправ, и никакой друг тебе не нужен, ты же мужчина. Надеюсь, что и вы, читатели, тоже этого не сделаете. Пожалуйста, не надо.

Какова бы ни была причина, факт остается фактом – мальчики говорят о том, что им нужен друг, и со временем эмоциональное одиночество приводит к тому, что финские мальчики страдают от чувства угнетенности, депрессии, делают глупости и наносят себе серьезный вред. Если мы дадим себе право утверждать, что на самом-то деле никакие друзья мальчикам не нужны и что настоящие мужчины нюни не распускают, тогда мы должны поверить и в то, что статистика по самоубийствам среди молодых финнов высосана из пальца. И никто на самом деле на себя рук не накладывает, кроме тех одиноких взрослых мужчин, которые когда-то были маленькими одинокими мальчиками.

«Душевно я совсем одинок. Дело в том, что я совершенно вне всей этой жизни. Такое впечатление, будто у всех остальных есть четкие цели и мечты. У меня – ничего. Даже с приятелями все разговоры только об автогонках и рыбалке, а меня это не интересует. Никого из этих приятелей нельзя назвать особо глубоким человеком. Иногда было бы хорошо поговорить с кем-нибудь о чем-то более возвышенном. Ощутить настоящее родство душ или что-то подобное.

Хит Кису "Мой дом не здесь" имеет для меня совершенно другой смысл, чем тот, который в него вкладывает сама певица. В свое время у меня был круг общения, но я выпал из него десять лет назад, когда разошелся со своей тогдашней девушкой. После этого я пытался найти новых друзей, но у меня такое чувство, что я больше не могу заводить знакомства. Знакомство "пробуксовывает" в самом начале.

Постепенно я начал примиряться со своей судьбой, иногда для вида хожу выпить пива с несколькими приятелями. Увлечения у меня такие, что компания для них не нужна. Вопрос в том, сколько я смогу так продержаться.

Никто из знакомых или коллег не знает, о чем я думаю. Это видно только мне самому на моей фотографии: печальная улыбка и взгляд, направленный куда-то вдаль. Я так устал влачить существование пустой оболочки, от которой уже давно хочет освободиться моя душа. Отсутствует только последний знак, что можно перестать хвататься за жизнь. В принципе, мир не потеряет в моем лице ничего, кроме тех налогов, которые я плачу государству. Я не являюсь незаменимым на работе, я нужен только на то время, пока я там. Моя нынешняя подруга – красивая и привлекательная женщина, и она это переживет. Моя сестра возьмет на себя ответственность за то, чтобы подарить внуков нашим родителям, тем самым смягчив их скорбь. У меня есть небольшие сбережения, так что мои похороны не введут в расходы моих близких. И я знаю, что я – тот родившийся в рубашке придурок, который не умеет довольствоваться тем, что имеет. Но только вот мне крайне хреново».

Чувство непричастности

В последнее время сразу несколько исследований выявили некое чувство непринадлежности к различным группам. Оно возникает из-за того, что человек не ощущает, что является участником или носителем норм сообществ, в которые он по той или иной причине формально входит. Ты чувствуешь себя не таким, как остальные, и тебе кажется, что твой способ мыслить и воспринимать мир не находит отклика. Иногда возникает ощущение, будто твой язык отличается от языка окружающих, и даже если сами по себе слова еще понятны, для других они значат совершенно не то, что для тебя самого. Доцент Криста Лагус изучила описания этого состояния участниками опроса, проведенного газетой Helsingin Sanomat.

«От одиночества ощущение такое, что, если ты исчезнешь из мира, никто этого не заметит. Одинокий чувствует себя невидимым и ненужным».

«От одиночества такое ощущение, как будто ты невидимка. Ты видишь тех, кто тебя окружает, а они – нет. Иногда пугаешься, когда какой-нибудь очень странного вида человек придерживает дверь или открывает ее и я – единственный, кому предназначен этот жест».

«Людей вокруг всегда достаточно, но, поскольку интересы совершенно не совпадают, я часто выгляжу как удивленное привидение, вместо того чтобы не задумываясь говорить о своих интересах и слушать других. Возможно, я кажусь человеком самоуверенным и напористым, однако внутренне я довольно одинок».

«Самое плохое – быть одиноким среди людей. В сообществе, где постоянно уверяют, что у нас всех есть друзья, какими бы мы ни были. Вокруг полно людей, и всем им нечего мне сказать, да и мне им – тоже. Я пытаюсь начать разговор, но от меня отворачиваются, человек уходит, не слушает, начинает общаться с кем-то другим. Вот он я, среди людей, которые уверяют, что они – мои близкие. А я один. Все твердят, что если ты родился в нашем сообществе, то это счастье и радость, потому что только мы спасемся. Поэтому, несмотря на одиночество, оторваться от сообщества трудно».

Характерным в данном случае является то, что человек никак конкретно не отличается от других, он, возможно, всю свою жизнь проводил время в этих группах и ощутил свое отличие только после того, как приобрел опыт общения в другом коллективе, члены которого оказались с ним «на одной волне», так же, как он, думают и, кажется, способны угадывать мысли и высказывать их вслух до того, как человек сделает это сам. Или не высказывать вовсе, когда один из участников общения видит, что другой понял его без слов.

Одна из моих сослуживиц описала это чувство, рассказав, как, будучи молодой дипломницей, подсела в университетском кафе к столику, за которым ее куда более опытные коллеги, профессора, рассуждали о научных методиках и влиянии различных подходов. Хотя она, казалось бы, полностью отличалась от своих визави – была не на один десяток лет моложе и даже еще не получила степень магистра, – студентка неожиданно ощутила себя в этом обществе куда более своей, чем среди сверстников или в каком-либо ином кругу. Чувство сопричастности – «это близкие мне люди, именно этого я для себя и хочу, и здесь мне хорошо такой, какая я есть» – было неожиданным и сильным, и по прошествии времени можно сказать, что у этого переживания были далекоидущие последствия: молодая женщина стала авторитетным специалистом по методикам, и она всегда готова к обсуждению научных вопросов.

Чтобы зафиксировать существование этого вида одиночества не только в собственном представлении или представлении коллег, я решила проверить, можно ли на основе собранных нами ответов на вопросы об одиночестве выявить такие группы респондентов, которые, если судить по их словам, ощущают подобного рода одиночество (если только это является одиночеством). И такие группы обнаружились. Сделанное на основе статистического моделирования предположение о том, что в числе наших респондентов помимо социально и эмоционально одиноких есть еще и люди, страдающие от отсутствия единомышленников, оказалось удивительно точным. Вопрос заключался только в том, является ли это сложноопределяемое чувство одиночеством или чем-то совершенно иным.

Сущностно важная часть определения одиночества описывает его как «субъективно переживаемое негативное ощущение того, что существующие социальные связи не отвечают ожиданиям или потребностям субъекта в качественном или количественном отношении». В случае одиночества, связанного с отсутствием единомышленников, выделяется ощущение непринадлежности к группе, которое, однако, может быть вполне нейтральным. Это нечто вроде базирующегося на фактах утверждения: я другой, данная группа мне не подходит, но это меня ничуть не беспокоит, не говоря уже об угнетении. Также необязательно присутствует желание или сильная потребность найти для себя какое-либо подходящее окружение. Если плохого настроения и чувства подавленности при этом нет, то само по себе ощущение отстраненности вовсе не обязательно окажет какое-либо негативное воздействие на общее самочувствие человека. Как это и констатировал Джон Качоппо на основании своего неврологического исследования, наибольший риск для здоровья связан с субъективным чувством угнетающего одиночества.

Размышляя об этом чувстве «непричастности», «непринадлежности к группе», «общинного одиночества» и «обособленности», я рассуждала о нем вслух, иногда – в присутствии моего 16-летнего увлеченного биологией сына, и он вскоре спросил, не имела ли я в виду что-то вроде Галапагосских островов. Я попросила его пояснить, что он хочет этим сказать, и получила в ответ длинную лекцию про уникальную экосистему, обособленность от окружающего мира и его способов существования, развитие дарвиновской теории эволюции и о том, что некто, абсолютно непохожий на остальных, может, находясь среди других, обладать не меньшей, чем у тех, жизненной силой и таким же широким спектром жизненных проявлений. Проблема возникает только тогда, когда мы воображаем, будто этим экосистемам нужно стать совместимыми.

«Ничего, если кто-то одинок?» Размышления детей о значении слова «одиночество»

У нас, взрослых, различные представления о том, что такое одиночество как ощущение. Является ли оно чем-то приятным, на что не следует жаловаться, или чувством, тягостным настолько, что его печальные последствия могут проявиться и в будущем? Поскольку наша цель – сосредоточиться на одиночестве детей и подростков, этот вопрос нужно было задать им самим. И мы задали 350 четвероклассникам вопрос: «Ничего, если кто-то одинок?». Формулировка была расплывчатой, чтобы избежать невольных подсказок – намеков на то, что по крайней мере с точки зрения исследователей одиночество – штука мучительная. Вместо этого мы хотели дать детям возможность отвечать в свободной форме, чтобы они могли описать собственные мысли по поводу того, каково это – быть одиноким, – нормально или не совсем. Возможно, кто-то мечтает об одиночестве или даже нуждается в нем. Что же показал опрос?

1. Большинство детей считали, что нет, это ненормально, если кто-то ощущает себя одиноким. Это скверное чувство, и у каждого есть право иметь друзей и приятелей:

По-моему, это неправильно, если кто-то одинок, потому что у каждого есть право общаться с другими.

Мне кажется, это не нормально, одиночество неприятно, и никто не должен быть одиноким.

По-моему, это не нормально, потому что у каждого должен быть друг, к которому можно обратиться.

Нет, потому что никто не должен быть одиноким. У каждого должен быть хоть один настоящий друг, которому можно доверять и который поддержит, если тебе плохо.

Нет, конечно! По-моему, одиночество – жуткая штука. Мне кажется, у каждого должен быть хотя бы один очень хороший друг. Семья и братья с сестрами друзей не заменят.

2. Наряду с возникающим из-за одиночества плохим настроением, некоторые дети упомянули последствия, к которым, по их мнению, приводит одиночество:

Нет, потому что одинокие становятся «в каждой бочке затычкой».

Это не нормально, потому что тогда человек все время ну очень грустный.

Не нормально, потому что тогда этот человек замыкается в себе.

Нет, потому что можно стать психически больным.

Не нормально, потому что тогда человеку кажется, что его все дразнят и что его не ценят.

3. Многие также подняли вопрос о разнице между одиночеством и пребыванием наедине с собой. Быть наедине с собой – нормально, быть одиноким – нет:

Нехорошо, если ты одинок. Другое дело, если человек хочет побыть один, тогда это нормально и понятно.

Нет. Все должны общаться друг с другом. Но если одинокий не хочет быть вместе со всеми и его это не беспокоит, тогда ладно. Но по крайней мере у всех должны быть друзья, без них никак.

Если человек сам хочет быть один, тогда да. Если нет, тогда нет. У каждого должен быть хотя бы один друг.

Нет, но если кто-то не хочет быть в компании, а любит быть наедине с собой, тогда это нормально.

Если кто-то просто один, это ничего, если он сам хочет быть один.

4. У некоторых детей уже был опыт одиночества – на самом деле у многих:

Нет. Начинаешь себя жалеть. Это ужас полный. У меня это тоже было.

Нет. Жуткое чувство, со мной такое было.

Нет, по-моему, это ужасно, и я знаю, что это такое, так что не хотел бы, чтобы другие это пережили.

Нет. Мне кажется, у каждого должна быть хотя бы пара приятелей. Я знаю, что это такое, со мной тоже как-то перестали водиться.

Это не нормально, если кто-то одинок, это жуткое ощущение, уж поверьте.

5. Значительная часть детей также была готова прийти на помощь и подойти к какому-нибудь школьнику, который во время перемены выглядел одиноким:

Я обычно подхожу к одинокому, чтобы поболтать, и это почти всегда бывает приятно. Но некоторые хотят побыть одни. Тогда я их не беспокою. Иногда хорошо спокойно подумать о своем.

Разумеется, ничего хорошего! Если кто-то стоит один, я обычно подхожу пообщаться.

Нет, по-моему, это совсем неправильно, поэтому я всегда стараюсь позвать в игру других детей.

Нет! Потому что это нечестно – оставлять кого-то за бортом. Вот если бы, увидев одинокого, каждый раз думать: "А что, если бы это был я?" – это как, приятно было бы?

6. Часть детей считала, что эта проблема их не касается, поскольку у них самих все в порядке, или что одинокие сами виноваты в своих неприятностях. По мнению отдельных респондентов, одинокий заслужил подобное отношение, потому что сам дразнил или отвергал других. Среди трех сотен респондентов таких детей, к счастью, нашлось всего несколько. Ниже, в отличие от предыдущих пунктов, поместились все ответы подобного рода:

Да. Потому что это никого не волнует.

Зависит от того, как обращались со мной.

Да, если он не умеет вести себя в компании, а только дразнится, обзывается и обижает.

Да. Потому что это не мое дело.

Сам виноват. По-моему, приятелей всегда можно найти.

Можно предположить, что у детей, которые разделяют последнюю точку зрения, есть кто-то, кто им дорог – мама, папа, сестра, брат, дядя, учитель, сосед и т. п. – и кто считает, что «нытики заслужили, что они одни». Наши взрослые представления, высказывания и действия имеют огромное влияние на то, как наши дети относятся к другим, – считают ли они, что в игру надо принимать всех, насколько они ценят общность, как они относятся к «рохлям» и не думают ли они, что в конце концов одни справляются, другие нет – и что ты будешь делать, особенно если ты сам – среди тех, кто справляется?

Большинство детей считали все-таки, что одиночество – это плохо, в одиночестве оставаться никто не должен и всех нужно принимать в компанию. Дети очень ценят общность – по крайней мере это проявляется в их мыслях. Задача нас, взрослых, – практическая поддержка этого образа мыслей, развитие моделей поведения и мотивация детей.

Возможности для измерения одиночества

Сейчас, когда я уже многократно повторила, что одиночество – субъективное переживание и что его сложно, а подчас и невозможно распознать в другом человеке, – и при этом сообщила, что на каком-то жизненном этапе едва ли не каждый пятый из нас испытывает более или менее продолжительное угнетающее одиночество, по крайней мере самые внимательные из моих читателей наверняка задумаются, каким образом эти два факта могут сочетаться? Если одиночество нельзя распознать со стороны, то как можно что-то говорить о доле одиноких среди населения? Неужели количество опрошенных детей, взрослых и пожилых людей так велико, что по их ответам можно делать выводы в отношении всего населения?

Или же есть такие измерительные средства вроде рулетки, весов или термометра, которые могут определить, насколько человек одинок? И что еще важнее, если думать о процентах и обобщении, – есть ли некий критический показатель, рубеж, который разделял бы одиноких и неодиноких? Подобно термометру, который показывает температуру выше 37 ºС или ниже и тем самым определяет, болен ли человек или нет. 100 ºС означает точку кипения воды, график роста ребенка в детской консультации говорит о соответствии норме, на вступительных экзаменах сотая часть балла отделяет тех, кто сдал, от тех, кто провалил.

В случае одиночества подобный индикатор с граничными критериями был бы очень кстати, потому что девять из десяти журналистов потребуют точного ответа на вопрос, сколько процентов детей или подростков из той или иной возрастной группы являются одинокими. Я знаю, как их будет раздражать мой ответ, однако нельзя сказать, что ребенок, набравший 15 баллов, одинок, а ребенок с 14,5 балла – счастлив и доволен жизнью.

Ситуация такова, что тут не существует классификации или четких границ – человек может быть одинок в большей или меньшей степени, на протяжении более или менее длительного периода, тем или иным образом, и этим людям действительно одинаково плохо – но, к счастью, в Финляндии используют несколько эффективных индикаторов, с помощью которых мы можем хотя бы на каком-то уровне определять «вес», «окружность» и «рост» одиночества.

Измерить можно все, если для этого используются средства, которые основаны на реальных чувствах и переживаниях, применялись в отношении по меньшей мере тысячи человек, претерпели под влиянием постоянного потока обратной связи различные изменения и прошли через пресс научной проверки. Иначе говоря, если найти признаки (опыт, ощущения, настроение, модели поведения, чувства, психические и психосоматические симптомы), которые объединяют тысячи одиноких людей и никогда не проявляются у по крайней мере такого же числа людей, одиночества не испытывающих, можно будет считать, что эти признаки описывают одиноких людей и их наличие свидетельствует о том, что причиной плохого самочувствия человека является именно одиночество.

Однако к делу. Каковы эти объективные, подлежащие измерению конкретные переживания и ощущения, возникающие у эмоционально и/или социально одиноких? И какие у нас есть возможности для сбора информации о частоте и степени проявления этих достаточно абстрактных и нередко глубоко запрятанных переживаний?

В используемом нами детском и подростковом барометре (PNDL) чувства и модели поведения, связанные с одиночеством, упрощены до конкретных явлений реальной жизни. Я знаю, что куда проще было бы задать вопрос «Ты одинок?», дать в качестве вариантов ответа «Да» и «Нет» и верить, что респондент, несмотря на возможный юный возраст, языковые трудности, специфический культурный багаж и религиозную принадлежность, а также склонность выбирать из предложенных ответов «правильный», поймет, что именно мы, спрашивающие, подразумеваем под одиночеством. Очень многие могут мысленно задаться вопросом, что именно означает здесь слово «одиночество» и насколько или как часто нужно быть одиноким, чтобы ответить «Да». А что, если одноклассница Мария действительно одинока, потому что у нее нет никого, с кем она хотела бы гулять на перемене, а у меня все-таки есть дома один приятель, и здесь в школе в прошлом году кто-то иногда подходил поболтать… Могу я тогда сказать, что это именно я одинок? Соответствую ли я на самом деле критериям одиночества?

Да – наши дети очень развиты и задумаются о «правильных» ответах, если мы не дадим им вопросы, на которые они сумеют ответить не задумываясь. Особенно хорошо это заметно в беседах, когда дети открыто и пространно говорят о том, как плохо быть без компании и как грустно, когда нет такого друга, с которым можно поговорить о школе и других повседневных делах. И как трудно им бывает сдержать слезы, потому что, если обнаружится, что ты плакса, это даст другим еще больше поводов считать тебя странным – таким, которому и суждено быть одиноким. Однако вопрос об одиночестве все равно заставил многих задуматься, особенно тех, кто был или социально, или эмоционально одинок, то есть у кого был либо один хороший друг, либо какая-то компания неблизких приятелей, но не было того и другого сразу. Напротив, те дети, которые страдали обоими видами одиночества, были полностью уверены в своем одиночестве.

Однако давайте обратимся к конкретике. Самыми надежными признаками при распознавании социального одиночества финских детей и подростков являются следующие симптомы:

• чувство, что ты – «чужой» или недостаточно «свой» человек в компании;

• чувство, что тебя не принимают;

• опыт, показывающий, что никто не хочет с тобой общаться;

• чувство, что ты редко кому нравишься – если вообще кому-то симпатичен;

• опыт одиночества, связанный с тем, что ты хочешь, чтобы тебя чаще приглашали участвовать в каких-то делах, – но этого не происходит.

У эмоционального одиночества следующие симптомы:

• убежденность в том, что у тебя нет ни одного близкого друга;

• чувство, что у тебя нет ни одного друга, которому можно рассказать о своих делах;

• заветная мечта о друге, который бы о тебе беспокоился;

• мечта о том, чтобы быть важным для кого-то из приятелей, – и одновременно понимание того, что такого приятеля нет;

• мечта иметь лучшего друга, чтобы было не так одиноко, как сейчас.