Стрекоза ломает крылья

— Не обещала вернуться?

— Как не обещала? Обещала. Как, говорит, развею горе, так и приеду. Я сказал, что буду рад видеть ее у себя и... все такое.

— Ну, а куда она подалась? — поинтересовался майор.

— Сказала, что едет в Москву, где ей обещали место в каком-то военном госпитале, а если ничего не выйдет — поедет в Сибирь, в Братск, или еще куда подальше. Говорила, что напишет с нового места.

— Почему она не осталась в Приморске?

— Говорит, что с пропиской трудно и работы по специальности не нашла, да и климат не понравился. Все-таки Север. Не всем он по нутру.

— Интересно, что она говорит про обстоятельства смерти мужа? — снова спросил Семен Иванович.

— Говорила, что перепил... стало плохо с сердцем, а пока вызывала «скорую» — умер. И все. Витя, конечно, любил выпить, а водка до добра не доводит...

— Василий Павлович! Сорокин был задушен в пьяном состоянии, и никаких у него сердечных приступов не было!

— Задушен? Кем?!

— А вот кем и за что — этого мы пока не знаем. Думали, что это знает Эльвира, а от нее и вы.

— Уж не подумали ли вы, товарищ майор, что Эльвира задушила мужа, чтобы освободиться от него и стать моей женой? — спросил Положенцев.

— Нет, Василий Павлович, мы так не думали.

— Вот это история! — сжав губы, прошептал Василий Павлович. — Теперь мне становится понятной ее нервозность, желание исчезнуть, даже уйти из жизни.

Зацепин договорился с Василием Павловичем, что разговор об Эльвире останется в тайне, и попросил его оказать чекистам помощь в розыске вдовы, чтобы до конца разобраться в загадочной смерти капитана.

3

Старший следователь городского отдела милиции капитан Клименко через кладбищенского сторожа установил лицо, проявлявшее повышенный интерес к состоянию могил военных. А было это так.

Через неделю после происшествия к сторожу вечерами несколько раз приходил неизвестный пожилой человек за лопатой и лейкой. Как заметил сторож, этот мужчина приводил в порядок могилу солдата Куракина, погибшего весной при автокатастрофе. Сторожу он говорил, что является дальним родственником погибшего и делает все по просьбе его родителей. И в этом не было ничего необычного.

Но однажды неизвестный принес с собой пол-литра водки, выпил со сторожем. Тот разговорился и рассказал о случае с могилой летчика. Однако старик тут же спохватился и солгал незнакомцу, будто, боясь греха, ранним утром сам зарыл могилу, никому не сообщив о случившемся.

Неизвестный посоветовал молчать, чтобы родственники покойника не устроили скандал. После этого он на кладбище не появлялся.

Сторож сразу не сообщил об этом разговоре в милицию, а рассказал только при очередной беседе с ним капитана Клименко. Однако приметы неизвестного запомнил хорошо.

Уцепившись за эту ниточку, Клименко установил, что кладбище посещал стрелочник железной дороги Сапегин Сергей Адамович, проживавший в домике на полустанке в пяти километрах от Синегорска. По документам ему сорок восемь лет. Был на фронте. Вернувшись из армии, пристроился в дом к жене погибшего стрелочника Ляха, до войны работавшего на этом полустанке, занял его место и добросовестно трудится на участке.

— Вот и все, Семен Иванович, что могу доложить по этому странному случаю, — закрывая тоненькую папку следственного дела, закончил Клименко.

— Не густо, Аркадий Федорович, — согласился Зацепин. — Однако сигнал интересный и требует тщательной проверки.

— Вполне согласен. В наших архивах на Сапегина ничего нет. Может быть, он и совершал какое преступление до войны, да где сейчас найдешь следы. А как поселился на полустанке — ничего предосудительного не замечено.

— С транспортной милицией связывался?

— Да, говорил с участковым и в уголовном розыске справлялся — никаких подозрений.

— А обувь какого размера носит Сапегин? — продолжал расспросы Зацепин.

— Размер обуви совпадает, но сапоги-то у нас, а не у него на ногах, — ответил Клименко.

— Хорошо, Аркадий Федорович, — сказал Зацепин. — Дальнейшей проверкой Сапегина займусь я.

4

Проходя мимо рынка, Зацепин услышал, как его кто-то окликнул. Зацепин оглянулся. Нагруженная покупками, к нему приближалась Зинченко.

— Доброе утро, Лидия Петровна!

— Здравствуйте, Семен Иванович, как хорошо, что я вас встретила. Эльвира письмо прислала.

— Откуда?

— Из Братска.

— Вы не смогли бы с этим письмом после работы зайти ко мне?

— Непременно зайду.

В половине седьмого Лидия Петровна положила на стол чекиста письмо.

«Милая Лидочка, здравствуй! Наконец-то я приземлилась в славном граде Братске. Здесь все необычно и интересно. Масштабы стройки просто поражают воображение! Напиши мне, как идут твои дела и что нового в милом Синегорске? Видишь ли наших старых друзей и сослуживцев Вити? Лида! Я очень прошу тебя — сходи на могилу мужа и положи от меня букет живых цветов. Я бы хотела розовых георгинов или гладиолусов... Я все еще не нахожу себе места, порой мне кажется, что дальнейшая жизнь не имеет для меня никакого смысла... Так тяжело, так трудно, когда вспомнишь о всем случившемся... Лидуська, милая, напиши мне хоть два слова. Я всегда буду помнить тебя, а может быть, судьба приведет и к встрече. Пиши пока до востребования, т. к. живу в общежитии, а там письма могут затеряться.

Всем привет. Целую тебя. Эльвира».

Даты на письме не было. На конверте стоял почтовый штемпель Братска.

— Ну, что будем делать, Лидия Петровна? — спросил Зацепин, стараясь придать своему голосу дружелюбный, веселый тон. — Надо написать ответ. Вы никогда с ней ранее не переписывались?

— Нет.

— Это хорошо.

Окончив писать, Зинченко подала Зацепину листок, испещренный малоразборчивым, размашистым почерком, характерным для многих медиков.

— Боюсь, что не прочтете, Семен Иванович.

— Не беспокойтесь! Нам приходится всякое разбирать.

«Здравствуй, Эльвира!

Наконец-то я дождалась твоей весточки. Думала, что ты забыла свое обещание. Напиши подробнее о Братске, о стройке и людях. Ты ничего не написала о своей работе. Что ты сейчас делаешь? Надеюсь, не плотину возводишь? Я завидую, что ты в таком историческом месте...

В нашем городке ничего нового не произошло. Много работы. Мало развлечений... После твоего отъезда почти совсем расклеилась наша веселая компания. С друзьями Виктора вижусь совсем редко. Собираться не у кого.

Твою просьбу я выполнила. Ребята осенью хотят посадить на могиле сирень.

Мне тоже стало грустно при воспоминаниях о том, как все это внезапно случилось и как в одно мгновение было разрушено твое счастье, твоя семейная жизнь, так хорошо начавшаяся в Синегорске...

Пиши мне, Эльвира.

До свидания! Будь здорова и не унывай, Элка!

Лидия».

Это письмо Зацепин отправил по адресу через неделю. Прежде нужно было выяснить у чекистов Братска, действительно ли Эльвира остановилась там и получит ли она письмо, которое написала Лидия.

С волнением Зацепин ожидал сообщения из Братска.

«...Эльвира Сорокина в Братске в прописке не значится и в медицинских учреждениях города не работает...» — телеграфировали они.

— Ищите по приметам! — ответил по телефону Семен Иванович начальнику Братского управления. — Может быть, она прописалась по другим документам. Она должна прийти за письмом на почту, ее очень интересуют новости из Синегорска. Фотокарточку высылаем. Завтра вы ее получите.

— Сделаем все, что нужно. При получении новых сведений сообщим вам немедленно.

— Ничего не попишешь, надо подождать результатов проверки по Братску, — сказал полковник Миронов, когда майор окончил доклад о разговоре с Братском. — Здесь, в Синегорске, мы, кажется, сделали все, что необходимо. Ищите, Семен Иванович, свидетелей, которые могли бы подтвердить интерес Стрекозы к сведениям о войсках. Видимо, в числе отдыхавших найдутся такие. Тщательно исследуйте этот вопрос.

5

Согласовав с начальником отдела план проверки стрелочника Сапегина, Зацепин уже не мог спать спокойно.

Первая, и самая трудная, задача — установить личность стрелочника. А что это означает, если перевести на простой язык?

Надо было проверить подлинность документов Сапегина, выяснить, не скрывается ли под этим именем другой человек. Вслед за этим возник и второй вопрос: почему Сапегин прибыл после войны в Синегорск, устроился работать на железную дорогу и вошел в дом вдовы стрелочника Ляха, погибшего на фронте? А где же у него собственная семья? Была ли она? Что с ней случилось? Логика подсказывала десяток других вопросов, которые непременно надо было решить без промедления.

Но прежде чем пригласить Сапегина на беседу или допрос, Зацепин обязан был узнать о нем не меньше, чем сам стрелочник знал о своей жизни.

— Я бы мог вопрос решить сразу, с ходу, — объяснял Зацепин полковнику Миронову. — Если завтра удастся выяснить, что Сапегин является родственником погибшего солдата Куракина и получал письмо от его родителей с просьбой привести в порядок могилу сына, подозрения со стрелочника снимаются.

— Но, Семен Иванович, письмо тоже может быть предусмотрительно кем-то послано Сапегину.

— Допускаю, товарищ полковник. Поэтому проверку веду с двух сторон: через вдову Ляха и родителей Куракина, а дополнительно через его знакомых и сослуживцев. Не думаю, чтобы о таком редком случае человек не поговорил со своим окружением. Наконец, можно через почтальона выяснить, когда и откуда Сапегин получал письма за последний месяц. Не думаю, что у него обширная переписка.

— Советую поговорить с друзьями солдата Куракина. Они непременно знали, был ли у него здесь родственник и навещал ли его солдат на полустанке. Ты же знаешь, какие солдаты мастера родственников разыскивать

— Спасибо, Михаил Павлович, — улыбаясь, сказал Зацепин.

Мы не пойдем по следам Семена Ивановича, не станем перечислять десятки встреч и бесед его с разными советскими людьми и всей другой кропотливой деятельности майора и его коллег не только в Синегорске, но и в Москве, и в других городах и селах Советского Союза.

В просторном кабинете полковника Миронова майор Зацепин не спеша листал документы, докладывая о результатах проверки версии, связанной с появлением на кладбище стрелочника Сапегина, и его беседах с дядей Костей.

— О личности стрелочника получены следующие достоверные данные: настоящая его фамилия не Сапегин, а Сапогов Сергей Акимович. Фамилию и отчество он трансформировал при репатриации в СССР из американских лагерей для советских военнопленных на территории Западной Германии. Сделать это было тогда нетрудно, так как у военнопленных никаких документов, удостоверяющих их личность, не было, кто как хотел — так и записывался.

— Так, — сказал полковник. — Зачем ему это понадобилось?

— Есть данные и об этом, — продолжал майор. — В 1936 году за ограбление квартиры и убийство хозяина Сапогов Кировоградским областным судом был приговорен к десяти годам тюрьмы. При эвакуации тюрьмы он бежал, а потом явился к немецким властям и служил им до конца войны.

— Где он побывал за время войны?

— При оккупации он служил в полиции города Бобринец. Потом след его затерялся. Оказывается, в 1943 году за усердие он был направлен в Германию. Об этом имеются показания многих бывших советских военнопленных, оставшихся в живых. Суть этих показаний такова: после поражения под Курском фашисты решили в горах в районе города Ордруфа с помощью военнопленных за шесть месяцев построить военный завод. В окрестностях Ордруфа они создали три рабочих лагеря преимущественно из советских военнопленных. Старшие блоков, бараков, команд и переводчики были подобраны из числа предателей и уголовников. Сапогов в качестве надсмотрщика был направлен в лагерь Гравинкель. Своим «ищейкам» эсэсовцы приказывали выявлять среди военнопленных офицеров Красной Армии, коммунистов и депутатов. Как показывают свидетели Шахов, Харченко, Зозуля и Третьяков, надсмотрщик Сапогов жестоко избивал советских людей, издевался над ними.

— Имеются ли в их показаниях конкретные факты?

— Да, имеются, товарищ полковник. Свидетель Харченко утверждает, что Зеленый, — такую кличку Сапогову дали в лагере, — убил на работе четырех советских военнопленных.

А вот показания свидетеля Зозули: «Мы работали в каменоломне. Сапогову почему-то не понравилось выражение лица моего товарища Ильи Суздальцева. Он с силой ударил его перчаткой по глазам. Илья распрямил спину и крикнул: «Бей, собака, добьешься!» Зеленый отошел в сторону, закурил и сделал вид, что ничего не слышал. Спустя несколько минут он снова подошел к Суздальцеву с сигаретой в руке. «На вот, — сказал он, протягивая Илье сигарету, — пойди к постовому и прикури у него»... Суздальцев принял этот жест за извинение и, еле передвигая ноги, пошел к постовому. Тот стоял в 50-70 метрах. И тут произошло ужасное: постовой подпустил Илью поближе и выстрелил в упор. Зеленый хохотал. Он запретил подходить к умирающему... В дальнейшем мы узнали, что подобные «шутки» были нередки у эсэсовцев...»

— Почему же военнопленные не расправились с Зеленым, когда он оказался с ними в американском лагере в Ордруфе? — спросил полковник.

— Когда американские войска приближались к лагерю, Сапогов, как и другие предатели, исчез. Потом его видели в форме американского солдата в комендатуре города Ордруфа.

— Ну, а как Сапогов нашел пристанище в Синегорске? Об этом есть данные?

— Здесь он тоже не случайно. Оказывается, Лях и Сапогов — земляки, оба они из Бобринца, Кировоградской области. Лях не погиб на фронте, а попал в плен и содержался в лагере Гравинкель. Там он и встретился с Зеленым. Сначала они будто дружили как земляки, Сапогов не бил его, давал сигареты, хлеб и, видимо, рассчитывал сделать из него доносчика. Но Лях не пошел на предательство, поссорился с Зеленым, а потом при попытке к бегству его убили охранники недалеко от каменоломни. Там, под камнями, он и был похоронен товарищами.

— А теперь Зеленый втерся в доверие к жене загубленного им Ляха?

— Выходит, так. Своей семьи у Зеленого не было. Когда в 1936 году Сапогова осудили — жена расторгла брак и выехала из Бобринца.

— А родители живы?

— Отец умер во время войны, а мать — в сорок девятом. Есть дальние родственники, но никто с ним не знался.

— Хорошо ли задокументирована преступная деятельность Сапогова в период службы его в полиции города Бобринца?

— Есть факты об участии его в карательных налетах на села, где скрывались партизаны, в угоне скота в Германию, издевательствах над задержанными патриотами. Кое-что требует уточнения. Но это не сложно доделать.

— Почему же он не был объявлен во Всесоюзный розыск?

— Был объявлен, товарищ полковник, но как Сапогов Сергей Акимович. А о том, что он скрывался под фамилией Сапегина, данных не было.

— Выходит, ты, Семен Иванович, первым снял маску с карателя? Надо об этом доложить в Центр.

— Дело уже запрошено. Мне осталось провести дополнительное опознание личности Сапегина лицами, давшими показания на Сапогова, и потом можно выносить постановление о прекращении розыска преступника.

— Ну, а о связи карателя Сапогова с автотуристом Келлером и подозреваемой в шпионской деятельности Эльвирой Сорокиной какими-либо данными мы располагаем?

— Сейчас скажу и об этом, товарищ полковник. О связи стрелочника с Эльвирой пока никаких данных нет. А о связи его с Келлером имеется перехваченная радиограмма. Сейчас ее расшифровали, и стало ясно, что турист встречался со стрелочником и, очевидно, дал ему задание выполнить акцию на кладбище. Есть доказательства того, что могилу летчика вскрыл Сапогов-Сапегин. Стрелочник курит сигареты «Прима», слюна на окурке, найденном на месте преступления, совпадает с группой его крови. Кроме этого, установлено, что найденные при осмотре кирзовые сапоги принадлежали стрелочнику. Мы с Клименко дали розыскной собаке понюхать найденные у Кладбища сапоги, а потом ей было предложено из десяти пар обуви разных людей отыскать обувь хозяина сапог. Она безошибочно привела к обуви Сапегина.

— Где вы проделали это?