Неразменный рубль

- Может, ты боишься? - рассмеялась она.

- А чего, собственно, бояться? Волков или медведей? - он усмехнулся.

- Здесь нет ни волков, ни медведей, ни даже сколько-нибудь опасных змей, - с умным видом сказал парнишка в костюме. - Но подниматься на гору ночью рискованно. А кроме того, подступы к святилищу охраняют духи древних тавров. Между прочим, они украшали его черепами чужеземцев.

- О-о-о! - протянула Кристина. - Саня, признайся, ты боишься духов древних тавров!

- Глупости это, - поморщился Латышев. - Если хочешь, пойдем прямо сейчас.

- Сейчас там уже кто-то есть, это неинтересно, - отмахнулась Кристина. - Сегодня можно вызвать Кровавую Мэри или Пиковую даму.

- А зачем? - Латышев сделал скучающее лицо: вызов духов требует интимной обстановки, и этим стоит воспользоваться, только надо не переиграть, делая вид, что отказываешься.

- Действительно, зачем? - улыбнулся парнишка в костюме. - Пиковая дама - это для детей, повизжать в темноте. Всем мерещатся шаги за дверью и тени в глубине зеркала, а практического смысла в этом нет. Я бы предложил вызвать пропащего беса.

Латышев хотел сказать, что парнишку никто не приглашает, но Кристина заинтересовалась:

- А кто такой пропащий бес?

- Толком на этот вопрос ответить трудно. Пропащий бес много опасней Пиковой дамы, но вызывают его не просто так. В обмен на убитую черную собаку он может дать неразменный рубль. Но если на собаке будет хоть одно белое пятнышко, пропащий бес заберет твою душу, а неразменного рубля не даст.

- Саня, не хочешь получить неразменный рубль? - прыснула Кристина.

- Зачем он мне?

- Разбогатеешь.

- Неразменную сотню я бы хотел, а рубль? Это сколько же спичечных коробков надо купить, чтобы собрать на «жигули»? И где прятать столько мелочи?

Парнишка в костюме собирался потихоньку улизнуть с лоджии, но Кристина его окликнула:

- Эй, погоди! А как его вызывают-то?

- Очень просто, - с готовностью пояснил тот, - почти как Пиковую даму. Нужны два больших стоящих друг напротив друга зеркала. Как обычно, в полночь надо зажечь две свечи и кровью нарисовать на одном из зеркал дверь. А потом сказать три раза: «Бес пропащий, выходи». Он выйдет и заберет черную собаку.

Парнишка снова направился к выходу, но в дверях остановился и добавил:

- Кстати, в вестибюле на первом этаже два зеркала как раз стоят друг против друга…

Латышев щелчком отправил окурок на клумбу под окном.

- Саня, я хочу увидеть пропащего беса, - капризно и твердо заявила Кристина.

- Интересно, где я среди ночи найду черную собаку? - хмыкнул Латышев. Рыскать по всему поселку в темноте в поисках черной собаки? И только ради того, чтобы в полночь оказаться наедине с девушкой? В гулком вестибюле, куда в любую минуту может кто-нибудь войти?

- Главное, чтобы на собаке не было ни одного белого пятна. А то заберет пропащий бес твою душу, а неразменного рубля не даст, - она рассмеялась.

- Почему мою? Может, твою.

- Мне неразменный рубль не нужен. И собак убивать я не собираюсь, - фыркнула она, поводя плечом.

- Мне тоже не нужен неразменный рубль, - усмехнулся Латышев.

Шутки шутками, а из-за этого парня со стрелками на брюках он упустил подходящий момент для решительного поцелуя.

- Хорошо. Отложим на завтра, - постановила Кристина. - За день ничего не стоит найти собаку, здесь их полно.

Она уверенно направилась обратно в номер. Ух ты! Раскомандовалась! Латышев усмехнулся снова, теперь уже своим мыслям. Интересно, кто из них сильнее хочет оказаться в полночь наедине?

Сейшн прошел в пьяном угаре и сигаретном дыму, под музыку Scotch, а закончился на берегу моря незадолго до полуночи. И Латышеву почему-то было очень любопытно, что будет пить парень в костюме и как он в этом наряде будет танцевать. Но сколько ни искал его глазами в полутемном номере, так и не увидел. И даже спросил о странном госте у Виталика, но тот покрутил пальцем у виска и ответил:

- В каком костюме? Ты пьяный, что ли? У нас таких чокнутых нет.

- Сам ты пьяный, - хмыкнул хозяин номера. - Не понял, что ли? Не знаешь, кто на югах костюмы носит?

- А кто? - вытаращился на него Виталик.

Хозяин номера посмотрел на него как на убогого:

- Анекдот про Константинополь ты рассказывал?

- Это я рассказывал, - с достоинством сказал Латышев. - И что?

- Тогда это по твою душу, - с жалостью кивнул хозяин номера.

- Так сразу и по душу? - усмехнулся Латышев.

- Душу у него завтра заберет пропащий бес, - засмеялась Кристина, подхватывая Латышева под руку и увлекая в сторону. - Если на черной собаке будут белые пятнышки.

Ночное купание немного прочистило мозги, и к дому Латышев подходил только слегка пошатываясь - не столько от вина, сколько от того, что слишком много и глубоко нырял. «Мальборо» кончились, но в кармане оставалась предусмотрительно купленная пачка «Родопи». Латышев собирался покурить перед сном, но не обнаружил в кармане спичек. Улицы были пустынны, и только припозднившаяся (и немолодая) парочка под руку шагала от «Крыма» к «Айвазовскому».

- Прикурить не будет? - вежливо спросил Латышев.

- Рано тебе еще прикуривать, - презрительно смерив его взглядом, ответил мужчина.

Такой же правильный, как физрук! Латышев ничего не ответил, сплюнул и пошел своей дорогой. Прикурить ему дал местный гопник, толкавший в горку мотоцикл.

А на скамейке у подъезда Латышев неожиданно наткнулся на Наташку. Ему показалось, что она плачет, но он ошибся - просто глаза у нее были несчастными.

- Ты чего тут сидишь? - спросил он, глубоко затягиваясь, и присел рядом.

- Сижу, - она неопределенно дернула плечом.

- Как «Танцор диско»?

- Нормально.

- Покурить не хочешь?

Она сначала замотала головой, а потом, подумав немного, ответила:

- А давай. Мне хуже не будет.

Она не умела курить: сначала закашлялась, а потом набирала дым в рот и тут же выдыхала его тонкой струйкой.

- Мой папа говорит, что целовать курящую женщину все равно, что целовать пепельницу, - произнесла она мрачно.

- Твой папа… - начал Латышев сквозь зубы, но не стал продолжать.

- Да, я знаю, он ничего не понимает. Я уже заметила, что курящих девушек целуют все, а вот некурящих… Вот и сегодня. Парень пришел в кино со мной, а ушел с этой Татьяной. Я сама виновата, ты не думай. Он, когда кино началось, лапать меня стал. Не нагло, потихоньку так. А я ему по щеке дала… Наверное, не надо было?

Почему-то Латышев не поставил себя на место незадачливого ухажера. Может, Наташка и впрямь стала ему как сестра?

- Хочешь, я ему в грызло дам? Чтоб не лапал?

- Нет, не надо. Дело же не в этом. Мне папа всегда говорил, что мужчины любят гордых женщин, а на самом деле выходит, что это не так.

Латышев не знал, что ей ответить. Он не думал о любви, в девчонках его интересовало не это. Вот Кристина тоже была по-своему гордой. Нет. Не гордой - она была ломакой. А это совсем другое.

- Да он просто идиот.

- Кто? Папа?

- Нет, этот твой, который в кино, - ответил Латышев и подумал, что папаша ее идиот ничуть не меньший.

- Разве? - в Наташкином голосе послышалась обида.

- Конечно. Ему не любовь нужна, не ты, а любая честная давалка. Плюнь.

- Я не знаю, что ему нужно. Но я не нужна никому. Понимаешь? Я никому не нужна!

«Сейчас она разревется», - подумал Латышев.

Но Наташка не разревелась. Наоборот, решительно выбросила в урну наполовину выкуренную сигарету.

- Слушай, Сань… Ты только не пойми меня неправильно. Ты не мог бы меня поцеловать? Понимаешь, меня никто никогда в жизни не целовал. Я такая… такая… дура. Я даже целоваться не умею, а мне уже пятнадцать.

Латышев затянулся и не ответил. И поцеловал ее потом, на лестничной площадке перед лифтом, в лучах лунного света.

На следующее утро он и думать забыл о пропащем бесе и черной собаке. Мама, как всегда, оставила ему завтрак на столе: творожную запеканку со сгущенкой и бутерброд с сыром. И два билета в кино со штампом «Айвазовского» - сегодня «Танцор диско» шел там. Латышев поморщился. Именно сегодня он собирался посмотреть «Три дня Кондора» в «Крыме».

Наташка как-то незаметно проскользнула в ванную, а потом так же незаметно вышла из квартиры - Латышев услышал, как щелкнул замок. Хотя они проболтали всю ночь, и стесняться ей, в общем-то, было нечего.

Латышев тоже собирался недолго, раздумывая: идти на камни или на пляж «Айвазовского»?

Жара стояла невозможная, хотя и было всего часов одиннадцать. Взвесив все за и против, он свернул-таки к поселковому пляжу, рассудив, что гораздо эффектней выплыть к «Айвазовскому» из моря, чем притащиться туда пешком. А в ластах это ничего не стоило.

В переулке, ведущем к морю, солнце било в глаза, и Латышев не сразу увидел собаку, лежавшую в тени пятиэтажки. Но когда увидел, тут же вспомнил о пропащем бесе: собака была совершенно черной, без единого белого пятнышка. И Латышев решил было, что она дохлая, - валялась на боку, протянув ноги, и не дышала. Он подошел поближе, рассматривая песью морду. Мерзкая была собака: лохматая, со свалявшейся шерстью, отливавшей рыжиной (прямо сказать - не вороново крыло); глаза ее гноились, а из приоткрытой пасти торчал желтый клык. Собака была жива, просто дрыхла без задних ног.

Изловить ее, конечно, ничего не стоило, хватило бы ванильного сухарика, завалявшегося в кармане. Но как ее убить? Ударить камнем по голове? Или перерезать горло? Или задушить? Нет ничего невозможного для человека с интеллектом. Латышеву случалось убивать крыс и лягушек, но собак… Он подумал немного и решил изловить собаку на обратном пути. А еще лучше - поближе к вечеру. Куда ее, дохлую, девать до ночи? Вонять же начнет.

А Кристина не преминула напомнить о черной собаке. Латышев долго прятался за волнорезом, чтобы подплыть к ней под водой и схватить за щиколотку. Как она визжала! А потом орала и очень натурально молотила его руками по голове.

- Придурок! Кретин! Что за идиотские шутки! У меня тушь потекла!

- Она же водостойкая! - хохотал Латышев. Он неплохо разбирался в косметике, потому что снабжал ею одноклассниц.

И уже на берегу, придирчиво разглядывая в зеркальце ланкомовской пудреницы свою физиономию, Кристина сказала:

- После этого ты просто обязан найти черную собаку.

- Почему это обязан? - Латышев скосил на нее глаза.

- Потому что иначе я никогда тебе этой выходки не прощу.

- Да и не прощай! - он рассмеялся.

Латышев бы и дальше сидел на пляже, но вскоре к Кристине подошли ребята: Виталик и парень, с которым Латышев впервые столкнулся вчера на сейшене. Виталик Латышеву нравился - нормальный был человек, на других сверху вниз не смотрел, папашей своим никому в нос не тыкал. Да и не принято это было здесь, как с удивлением отметил Латышев.

А вот товарищ Виталика, Денис (или, как он себя называл, - Дэнис), изображал крутого не в меру. Он тоже про папашу своего помалкивал, но Латышеву уже кто-то шепнул, что отец Дэниса - директор мелкой швейной фабрики в Москве, а вовсе не партийный бонза, зато денег у него столько, что он может все «Айвазовское» купить, а не только достать путевку жене с сыном.

Дэнис тащил в руках двухкассетный «панасоник», из которого на весь пляж неслась Kalimba De Luna. Этого альбома Латышев переписать еще не успел и Виталика попросил бы об одолжении с легкостью, но просить о чем-то Дэниса посчитал недостойным.

- Привет, - Латышев оглянулся и помахал рукой.

Дэнис только поморщился, а Виталик ответил:

- Наше вам. Ты с ластами?

Латышев кивнул.

- Вот и славно. - Дэнис поставил магнитофон на гальку и потер руки. - Мидий наловить можешь?

- А самому что, слабо? - Латышев смерил его взглядом.

- Я заплачу.

- Чего заплатишь? - не понял Латышев.

- Денег, денег, чего же еще! - Дэнис противно захихикал. - Мне лень самому в воду лезть, а ты, говорят, хорошо ныряешь.

Латышев долго соображал, что в этом предложении оскорбительного, но оскорбление почувствовал сразу. Ему приходилось зарабатывать, зазорным он это не считал, но выглядело это не так. Не был бы Дэнис его ровесником, Латышев бы просто отказался. А тут кровь бросилась в голову, стоило представить себе, как он, будто раб на плантации, будет доставать мидии для этого хлыща! Что-то вроде «Марш в воду, жаба».

Латышев долго подбирал слова для достойного ответа, но ничего, кроме старых анекдотов, в голову не приходило.