Пострусские

К сожалению, в обществе до сих пор сохраняется ложное видение ситуации, основанное на ошибочном полагании русских национальным большинством. Каждому известны круговые диаграммы этнического состава России, где львиную долю занимают русские и лишь небольшой сектор приходится на так называемые национальные меньшинства.

Между тем вненациональная масса не может быть национальным большинством. Строить на этом абсурде федеральную и региональную национальную политику – безумие. Власть этого и не делает, адресуя такие графики профанам, легковерным и русским. Основываясь на неверном видении, русналисты пытаются заработать политические и рейтинговые очки, заявляя о фактически мононациональном государстве и провозглашая себя представителями 120-миллионного государствообразующего народа. Власть же, в очередной раз усмехаясь в усы, повторяет старую мантру о многонациональности России. Государство давно знает вещи, о которых русские только начали догадываться. Например, еще в 2002г в открытых справках ФСО (посвященных визитам президента в регионы) указывалось, что стабильность в сфере межэтнических отношений определяет процентная доля русских в регионе. Это основной показатель. Русские националисты сколько угодно могут мнить себя представителями скрепляющего и образующего (интересно, что массу это не волнует), но у буферного раствора чисто технические задачи, он не реактив и принимается в расчет лишь как буфер. Другими словами, русские не являются игроками на этническом поле России, они скорее поле. Есть разной степени активности и качеств игроки-народы и есть бригада арбитров – государство.

Рассмотрим поближе состав команды и прежде всего определимся с их долей и обозначением. Термин национальное меньшинство в России чаще всего некорректен, ибо меньшинство всегда образуется относительно большинства. Таким образом, чтобы разглядеть игроков, мы должны переосмыслить результаты переписи 2010г и очистить их от мнимых величин. Мнимые величины – это доля русских, украинцев и белорусов, ибо они в целом неотличимы от буферной массы. Вот какую картину мы получили в целом по РФ (диаграмма 1):

Как видим, избитое заклинание об удивительно многонациональной России внезапно оказалось правдой. Мы объединили в сектор Прочее только те народы РФ, чья доля менее 1%. Разумеется, к этой диаграмме надо дать некоторые пояснения, оставшиеся за скобками официальных результатов переписи. Прежде всего татары, ставшие в отсутствие на поле славян крупнейшей общностью, таковой являются условно. Татары – ряд этносов, самый многочисленный из которых (поволжско-уральские) составил около половины соответствующего сектора диаграммы, т.е. 10%. Остальные его доли займут астраханские, сибирские, ногайские, крымские татары, мишари и крящены. Доли же азербайджанцев, узбеков и таджиков стоит удвоить, учтя миллионы нелегальных мигрантов. Так мы получим этнореальность РФ в первом приближении.

Наша попытка как-то сгруппировать эту радугу показана на диаграмме 2:

ТУР – это тюркские мусульманские народы Поволжья, Урала, Сибири.

КАВ – горские народы Северного Кавказа.

ФИН – русифцированные финские и тюркские народы севера европейской России, Поволжья и Урала.

ПЕР – народы Закавказья и Передней Азии.

КСС – коренные народы Севера и Сибири.

АЗЦ – народы Центральной и Восточной Азии.

ЕВР – европейские народы.

Используя тот же метод, мы сделали небольшую региональную подборку, в какой-то мере позволяющую определить ведущих этноигроков на местах. В отличие от общероссийских расчетов, мы оставили в региональных графиках украинцев и белорусов, ибо их несостоятельность на федеральном уровне не обязательно значит несостоятельность региональную. Но нас интересуют не только игроки, но и судейство, т.е. этническая политика. Кратко разберем ее суть на примере Астраханской области (диаграмма 3).

Буферная емкость области (доля русских) – около 60%, и она уменьшается. Почти половина всего нерусского населения – казахи, первый заместитель губернатора – казах. В администрации области есть управление по внутренней политике, в котором есть этноконфессиональный отдел из двух человек. Их деятельность заключается в ведении парадного сайта этноконфессионального совета при губернаторе, составлении колонны «Астрахань многонациональная» на первомайской демонстрации и проведении декоративных акций дружбы народов с привлечением диаспор.

Разумеется, этот отдел нельзя считать субъектом региональной этнополитики. Им, скорее, является губернатор, но у него масса иных забот. И пока буферная емкость не упала ниже 50%, система работает автоматически. Любые этнические удары принимает на себя буфер, а конфликты списываются как бытовые и/или замалчиваются. Именно в этом скрепляющее значение русской буферной системы. Проблемы у местных властей возникают лишь при столкновении реактивов – этносов с отлаженными внутренними связями и выраженными интересами. Но тут руководству помогает старый советский метод.

В ВСО (военно-строительных отрядах) советской армии такая форма неуставных отношений как дедовщина практически не работала. Внутренним регулятором была система землячеств, объединявших всех бойцов, кроме, разумеется, русских, которые и там служили буферным раствором. Эта система позволяла офицерам не обращать внимания на внутренний порядок, ибо он наводился сам: удары принимал буфер, а реальные этноконфликты разруливали землячества, лидеры-решалы которых пользовались большим авторитетом среди командиров. Современным отражением этой системы и является упомянутый этноконфессиональный совет при губернаторе, где буфер представлен чисто декоративно: две русские национальные микроорганизации, фактически состоящие только из их глав, на фоне двух десятков реальных землячеств с ресурсами, людьми, помещениями и пр. Для справки приводим еще несколько региональных диаграмм, полученных по нашему методу:

4. Выход из штопора

Перейдем к вопросу о российской/русской гражданской нации. По Марксу, смена общественных формаций в Европе чаще всего связана с революцией. Именно революция становилась неким рубежом, водоразделом, апогеем постепенно вызревавших общественных процессов, будь то техническая революция, национальная (буржуазно-демократическая) или социалистическая. Феодальную структуру общества, государства и отношений внутри них и между ними в Европе надломила, а затем смела череда громких буржуазно-демократических революций и войн, положивших начало современным нациям. Это Нидерландская революция XVI века, Английская революция XVII века, Первая американская революция (она же – Война за независимость американских колоний), Великая французская революция, «Весна народов» 1848—1849 годов в Европе (революции в Германии, Австрии, Италии, Венгрии и т. д.).

Нас более всего интересует Россия и ее непреодолимый цикличный археомодерн. Февральская буржуазно-демократическая революция в России, которая должна была устранить пережитки феодализма и создать наконец русскую нацию и национальное государство, была молниеносно снесена революцией пролетарской, интернациональной. Итогом этих и последующих событий стал не русский нацбилдинг, а напротив – угасание русского этноса и перемалывание его в фарш русскоязычной массы. Государство же к началу 21 века в глазах многих выродилось в сырьевой распределительный паханат сословно-феодального устройства. Капитализм потерпел сокрушительное поражение, а строительство этнической нации стало невозможным.

Но оставался еще один шанс – построение гражданской российской нации. Годы поиска мобилизующей национальной идеи России увенчались успехом в 2014, когда в кровь общества был впрыснут чрезвычайно удачный синтетик Русский мир. Попав на благодатную почву глубинного имперского сознания масс, при поддержке ура-патриотов он катализировал вялотекущий процесс российского нацбилдинга до стадии кипения. Уже сейчас можно заключить, что в России появилась протонация, основанная на идеологии так называемой «ваты». Зарождающаяся российская нация – надэтничный конструкт, т.к. построена на русском внеэтничном субстрате вокруг имперской идеи. Но любая протонация, появившись, стремится стать политическим субъектом. Породивший В-нацию режим оказался к этому не готов.

Неверно думать, что Кремль представляет интересы новой российской нации. Их базовые ценности и установки в 2015 году наглядно разошлись. Государственной пирамиде присущи свободная от ответственности клептократия, ранговая вертикаль взятки и круговая порука. Протонация же пропитана идеями имперской реваншизы и социальной справедливости в ее красно-коричневом понимании. При этом «ватанация» готова терпеть самое вопиющее социальное неравенство и грубейшее попрание прав, затягивать пояса столько, сколько скажут, – если ей продемонстрируют имперские достижения государства: военные, территориальные, космические и прочие успехи и приобретения. Если 2014 стал годом единения режима и зарождающейся нации на почве экспансии на Украине и открытого вызова Западу, то 2015—16 стали годами разочарования масс в режиме. Очевидный провал имперских авантюр России заставил Кремль сосредоточиться на самосохранении и выполнении внутренних базовых программ.

Складывающаяся нация, уже ощущая себя некоей общностью с едиными интересами, атрибутикой и некоей «культурой», могла бы простить режиму отказ от имперских амбиций, если б он озаботился востребованной ею социальной справедливостью. Но учитывая приоритеты режима, в условиях углубляющегося системного кризиса вероятно скорее обратное. Уже сейчас абсолютистский режим не находит нужным даже упоминать такие ценности. Протонация восприняла крах Новороссии и поражение русского мира крайне болезненно, ширится понимание, что это изначально были лишь разменные фигуры на доске. Вообще прорыв в российском нацбилдинге очевидно привел режим в замешательство, расчет был лишь на мобилизацию и пропаганду масс для лучшей управляемости. Выстроенное в РФ феодально-сословное общество несовместимо с нацией, это взаимоисключающие идеи. Поэтому государство сейчас пытается подморозить российский гражданский нацбилдинг. Политически и экономически неэффективному режиму не нужны конкуренты, поэтому он годами асфальтировал политическое поле, но в случае с протонацией момент упущен и нацбилдинг идет уже по своим законам, а не по указке кураторов.

По логике Маркса, режим РФ сейчас представляет собой грандиозный феодально-сословный пережиток, стоящий на пути не только капитализма, а самого существования государства и нации. Со всеми вытекающими. Кремль, возможно, не вполне еще это осознал, поэтому трубит об опасности цветных революций и увлеченно продолжает топтать совершенно безопасных для него русских этнонационалистов и либералов. Тем временем в недрах гражданской недонации формируются комитеты по защите родины и свободы, готовятся эмиссары по перехвату социальных протестов. Ближайшие годы могут стать решающими. Проклятие России – сильная историческая преемственность, ментально обусловленная цикличность. Есть данные, что в самой горячей фазе гражданской войны в России в ней принимало то или иное участие не более 1,5% населения. Остальные были статистами. Зрителями. И это при высочайшем уровне низовой сплоченности былого сословно-общинного социума.

Поэтому многие считают, что в нынешних условиях атомизации общества ждать сколь бы то ни было сплоченной позиции «угнетенных масс» не стоит. К тому же современные социологи, опираясь на выкладки исследователей Франкфуртской школы, вывели формулу, что обездоленным не свойственно бунтовать. В их характере – затягивать пояса, все сильнее экономить, привыкать к новым неблагоприятным условиям. А вот более обеспеченные слои, особенно из числа самозанятых и мелких предпринимателей, быстрее начинают выражать недовольство снижением уровня развития, когда начинает буксовать прибавление достатка. Это класс, который в РФ старательно и целенаправленно подавляется в течение минимум полутора десятка лет. А в исторической перспективе – гораздо дольше.

Поэтому восстание рабов – скорее оксюморон. Даже в России все известные восстания поднимало вольное сословие казаков. Из крестьянской массы к ним присоединялись лишь самые резвые, которые и так потенциально рвались в казаки. Основная масса холопов молча ждала, кто станет новым хозяином. Атаманы Хлопко, Болотников, Степан Разин, Кондратий Булавин, Емельян Пугачев – все это были лидеры пусть и бедного, но все же вольного казачества.

Да, эти рассуждения во многом справедливы. Но одна некорректная посылка разрушает эти построения – русская душа. Некогда русофобы запустили идеологему о рабской русской душе. Но это не совсем так, это упрощение, профанация. Русские вовсе не прирожденные рабы и холопы – все гораздо хуже. Дело не в душе, а в сознании. В русской голове мышление не раба, а винтика, ордынско-советский мазохичный этатизм со множеством иных оттенков, центральная часть которого – инфантилизм, абсолютное делегирование ответственности на альфу. Таковой альфой чаще всего является текущее государство, но в редких случаях возможна смена альфы с новым сбросом ответственности. Такое происходит по законам этологии, как у животных – либо при явлении нового, более сильного или более близкого и опасного самца (указанные атаманы), либо при резкой замене альфы в стае-государстве. Последняя украинская революция показала, что жители Донбасса в ситуации бегства Януковича и падения старой власти предпочли в качестве альфы не «хунту», а Путина. Смена альфы всегда означала бунт. Да-да, тот самый. Следите за альфой.

До 1917г все бунты в России делались именем самодержца, действующего либо альтернативного, против боярского/чужеземного произвола. Ополчения и войска всех самозванцев Смутного времени и их противников выступали от имени какого-либо царя. Многие «воры и бунтовщики» были самозванцами или возили с собой для легитимации «царей и царевичей». Сакрализация и персонификация власти есть глубочайшее свойство русских, в котором они доходят до исступленного смешения ненависти с надеждой. Главный мотив тут – сброс ответственности с себя на другого – царя, бога, жидов, англичанку, Обаму, фашистов, иного актора (нужное подчеркнуть). Все бунты начинались с попыток не свергнуть или убить царя, а – изменить его, сделать таким, как надо. Если не получалось, царь объявлялся ненастоящим и ему подыскивалась альтернатива.

Победит ли протонация? Она может взбунтоваться. Но на этом, полагаем, ее историческая роль закончится. Сознание московитов архаично, ретроградно и мифологизировано до крайности. Такая общность неспособна к государственному и иному строительству, кроме строительства лагерей. Чтобы задать ей поступательный конструктивный импульс, нужно влияние извне. ДЛНР продержались так долго только благодаря куратору – РФ. Недонация в силах наломать дров, но построить что-то неспособна из-за идейной направленности в прошлое, примитивности, косности, ограниченности и воинствующего антиинтеллектуализма. Единственно возможный конечный результат ее выступления – ускоренное переформатирование российского политического ландшафта.

Каким бы оно ни было, нужно знать: даже полная замена элит (что вообще вряд ли возможно) не даст нужного результата, ибо впитанное поколениями понимание взаимоотношений в связке власть-общество-личность гарантирует сохранение косной традиции, как цельного отражения в каждом осколке разбитого зеркала, сколько бы их ни было. Сознание масс предельно мифологизировано и архаический миф в России может себя продлевать благодаря как отсутствию рационального сознания, так и мощной историко-культурной инерции. Даже полномасштабная качественная люстрация в России вызовет лишь рост новых проникающих мафиозных структур, ибо отсутствует противостоящее им гражданское общество, имеющее мораль и идеалы. Даже на Украине, где такое общество (и весьма зубастое) существует, постсоветская гнилая система себя полностью сохранила и обезопасила.

Где же выход? Чтобы подойти к нему, нужно понять, что десоветизация (при всей ее необходимости) не решит всех проблем. Записные антисоветчики ошибаются, считая глубокую ущербность русского сознания исключительной заслугой СССР. Возможно, сам Советский Союз – наиболее цельное и естественное порождение русского тотального сознания. Пожалуй, именно СССР стал наиболее ярким выражением русского археомодерна благодаря тому, что слой европейски мыслящих людей был вымыт начисто не только из элиты, а целиком из страны. Возвращение столицы в Москву стало символическим шагом назад к традиции, к началу нового цикла, в колею, пробитую арбами основателей российской государственности.

Только разрыв традиции и смена идентичности позволят выйти из этого цикла, периоды которого заметно сокращаются – если петербуржский период длился двести лет, советский около семидесяти, то нынешнему отмерен срок еще меньший. Умножая витки в воронке, мы входим в штопор перманентной катастрофы.

Есть известный каждому садоводу способ – компостирование: переваривание всей отжившей сорной гнилой органики до состояния первоэлементов. От осины не родятся апельсины, и ордынско-советский (читай русский) человек может породить лишь такого же. В северной Евразии надлежит создать компостные ямы, не закрывающие доступ воздуха, но препятствующие расползанию субстрата. Внутри запускается естественный процесс рационализации, замороженный в РФ в 1990-е гг. Цель – полное разложение в сознании масс архаичных мифологем, советских и досоветских культурных и образовательных матриц, идейное разрыхление, реструкт до состояния компоста. Главным действующим агентом будет новая реальность, столкновения с которой не выдержит никакой миф. Полученный перегной станет идеальным субстратом конструктивистского нацбилдинга, в который альтернаты внесут новые мифы и вырастят новые идентичности под заказ. Таким образом построссийское пространство обратится в гигантский полигон, в Силиконовую Долину практического конструктивизма.

Но это пока лишь прожект. Вернемся к текущему моменту и резюмируем.

Самое раннее применение термина пострусские (2006) мы обнаружили в консервативно-охранительной статье «Пострусские грядут?»6. Автор В. В. Аверья́нов еще 10 лет назад описал обособление от русской массы новых общностей, созданных на основе идеологической мобилизации.

Оппоненты пишут, что проводимый нами дискурс скорее постсоветский, но это не так. Главная наша мысль в том, что русского народа больше нет, термин же «постсоветский» избит и в нашем контексте неприемлем, т.к. советский народ (в отличие от русского), существует и проявляет себя весьма живо даже в охране своих памятников и символов. Более того, сменившие русских советские и стали пострусскими первого извода, общностью, скрепленной надэтническими связями – идеологией и приданными ей инструментами социализации (школой, армией, партией и пр.), а также культурой, заложенной в классический советский период (1930е-1950е). Этот же период похоронил последних собственно русских: они ассимилировались или пали в горниле событий.

Поэтому сейчас уже можно за полным отсутствием иных называть русскими советских русскоговорящих прямоходящих. Этот народ сейчас идет своим путем, пытаясь оформиться в российскую нацию, но об этом сказано. Нам интересны другие: пострусские второго извода – протоидентичности, появившиеся в 21 веке.

1. Прежде всего, это русские националисты современной генерации. Практически за несколько лет русский национализм, не став массовым, окуклился в «нацию националистов», корпорацию ронинов, обреченных вечно апеллировать к равнодушному населению.

В 2014г националисты, как и все общество России, разделились на враждующие ветви, условно названные нами московитами и альтернатами. Первые быстро слились с формирующейся протонацией, стремясь занять в ней лидирующее положение и соревнуясь в этом меж собою. Вторые же сохранили обособленность и оказались в затруднительном положении: их лидеры, сумевшие сохранить сообщества. несмотря на годы репрессий и полную безнадежность дела, лишились теоретиков, способных уловить дух времени. Близко подошедший к пониманию пострусской идеи профессор Петр Хомяков умер в 2014г, иные ушли в московиты, кто по призванию, кто по приказу, кто в надежде преодолеть пропасть меж русским национализмом и советским народом на волне Русского мира. Поэтому сейчас ронины продолжают грезить о русском национальном государстве, мысленно пребывая в невидимом граде Китеже.

Есть националисты, пытающиеся усидеть одновременно на двух лошадях – московитской и альтернатской, но такая попытка кончится либо выбором, либо разрывом, либо падением.

В целом перспективы русского национализма туманны. Он построен вокруг химеры, к тому же его губит непосильный замах. Проблемы русской массы столь велики, что националисты не в состоянии даже осознать их в полной мере, не то что подойти к решению. Попытки взять этот неподъемный вес обречены.

В настоящее время непримиримые с реальностью националисты, теснимые со всех сторон государством, российской протонацией и национальными «меньшинствами», ведут идеологическую партизанскую войну на выжженной Русской равнине, прикрывая уход пострусских и выигрывая время для развития дискурса.

2. Регионалисты.

Ущербная русская идентичность и колониальный гнет Москвы выдавливают многих альтернатов в ингры и карелы, множат региональные и субэтнические общности, стимулируют внутренний и внешний русский эскапизм во множестве вариантов. Сейчас параэтнические сообщества, скажем, мерян или вятичей на местах никак не связаны с политикой, но это лишь следствие табу на регионализм в субъектах РФ второго сорта (области и края). Культурно-реконструкторский уклон пострусских этнофутуристов во многом обусловлен как интересом к альтернативному прошлому, так и безопасностью. Но при смене конъюнктуры они быстро могут быть мобилизованы в региональную политическую надстройку как носители альтернативных идей. Многие представители региональных элит видят, что мейнстрим ведет на дно, при этом сгенерировать качественные идеи и привязать их к конкретике ни сами они, ни представители «прикормленных» сообществ (научных, политических, культурных) чаще всего не способны. Этнореконструкторы пока тоже к этому не готовы.

Политические же регионалисты краев и областей, отметившиеся в движении за федерализацию, постоянно находятся на грани обвинений в сепаратизме, коих можно избежать, взяв курс на создание национально-культурных автономий сибиряков, кубанцев, ингров и мерян, т.е. созданием и развитием новых/старых идентов запустить полицентричный этнореструкт России.

Таким образом, лучшая стратегия регионализма – спайка этнофутуристов и регионалов. Помните сказку Киплинга «Как появились броненосцы» (в сети есть чудесный отечественный мультфильм)? Еж и черепаха для защиты от хищников переняли друг у друга технологии защиты, став броненосцами, которым не страшен ни один ягуар.

3. Идейно мотивированные пострусские протоидентичности.

Сложность их формирования заключена прежде всего в разлитом сетевом характере идейных сообществ, пока не дающем достичь заметной концентрации единомышленников оффлайн. Возможно, эффективной стратегией для них станет частичная развиртуализация и выход на местные сообщества альтернатов с последующей работой уже на регионализм. В случае нового «парада суверенитетов» у власти в регионах окажутся местные безыдейные элиты, аморфные ура-патриоты с красно-коричневым налетом и бандиты. Если парад перейдет в катастройку, все они могут быть сметены и тогда «на смену безыдейному и деловому „новому русскому“ придет хорошо знакомый тип старого идейного русского фанатика. Жесткому напору криминальной стихии должно противостоять не менее жесткое, нематериально мотивированное следование принципам. Россия готовится к приходу нового героя из тех „презревших грошовый уют“, кто готов идти под пули за идею, а не за победу на тендере. Эти люди продолжают жить в культурном подполье и ждут своего часа» – пишет Владимир Пастухов7.

В целом мы полагаем регионализм наиболее перспективной ветвью развития пострусского дискурса на текущий момент. Намеченная теоретическая база нуждается в развитии и конкретизации на местах. Конструирование идентичности дело масштабное, долгое и ответственное, по сути это нацбилдинг в миниатюре. Нужна привязанная к региону обоснованная трактовка истории и этнографии, понятная и привлекательная терминология, мудрая политика в отношениях с иными акторами и многое другое. Но иного выхода у нас нет, если мы не хотим вновь идти по кругу, как цирковая лошадь. Гордиев узел русского вопроса должен быть разрублен. Спасение – выход в новое этническое пространство.

С момента запуска нами пострусской идеи мы заметили одну чрезвычайно важную вещь: понявшие и принявшие ее, последовательно пройдя через стадии протеста и отрицания, через недолгий катарсис и более длительную русофобию, обретают не только свободу мысли, но и подъем общего психического и душевного фона. Заинтересовавшись, мы провели анализ и пришли вот к каким выводам: русский национализм целиком мазохичен. Если националист нерусский постоянно, даже (и особенно!) в условиях борьбы с режимом или оккупантами, ощущает подпитку и поддержку нации, населения, в т. ч. и психологическую (а это важно!), то русский националист существует вопреки всему этому, не получая от массы ничего, даже простого понимания. Опираясь на годные в целом идеи, но негодный субстрат, русский национализм изжил себя, но продолжает питаться самообманом.

Каждый признающий себя русским националистом нагружает себя непомерной ответственностью за судьбы, преступления, кромешное этическое и этническое состояние массы и должен с этим что-то делать.

Каждый признающий себя русским националистом надевает на себя вериги «великого исторического наследия России», власяницу РПЦ или шкуру неоязычества, и должен идти в этой пробитой кем-то колее.

Каждый признающий себя русским националистом обязан ковыряться в истории с пинцетом в руках, отделяя красных от белых, русских от совков, Власова от Гитлера, Москву от Новгорода, Невского от Тверского и т.д., чтобы с пруфами в руках доказать свою версию правильной русскости.

Зачем?

Русским присущ мазохизм, но мы уже не русские. Для прорыва в будущее нужны свобода, душевный подъем и кураж. Нет, не было и не будет ничего этого в национализме, пытающемся переварить 120млн русских совков. Нет, не было и не будет ничего этого в ущербной и просроченной русской идентичности. Сбросьте камень с шеи, скиньте вериги, сорвите с себя власяницы и шкуры, сломайте пинцет. Нет более ничего, есть только радость свободы.