Стратегия обмана. Политические хроники

— Вот так просто?

— Вот так просто.

— И в чём подвох?

— Ни в чём, — невозмутимо ответил Ник.

— Вот уж позволь тебе не поверить. Ни один альвар старше двухсот лет в здравом уме не согласится сотрудничать с Фортвудсом по доброй воле.

— Но вы же сотрудничаете.

Полковник глубоко вздохнул и, досчитав до трёх, степенно произнёс:

— Я полноправный глава отдела и получаю за это деньги. Вот мне и интересно, что такого ты предложил отцу Матео, что он тут же согласился на твой план?

— Если честно, я ему ничего не предлагал. Но, вы бы видели тот монастырь, где он обитает — одни развалины, по ним бродит пять стариков, самому молодому не меньше семидесяти лет. На их фоне даже Мурсиа стал выглядеть лет на пятьдесят, хотя судя по досье должен казаться тридцатидвухлетним. Он явно мечтает сбежать из этого малолюдного дома престарелых хоть в Рим, хоть в Ботсвану, лишь бы, наконец, напиться молодой крови. Полковник Кристиан, дайте добро на его вербовку и я…

Полковник невольно рассмеялся в голос:

— Парень, ты явно ошибся дверью. Вербовкой занимаются в международном отделе, как их этому учили в МИ-6. Не отнимай у людей хлеб.

— Да не хочу я с ними связываться! — возмутился Ник. — Стоит только предложить им сотрудничество, считай, всё пропало, и дело они забирают себе. Надоело, — упёрся он. — Я не стану с ними ничем делиться.

— Пэлем, я серьёзно, будет конфликт интересов. Мне этого не нужно.

— Кто занимается гипогеянцами? — насел на полковника Ник, и сам же ответил — оперативный отдел. Вот и всё. Это наше дело и международникам незачем совать в него свой нос. Полковник, всё можно сделать тихо, без шума. Есть же у вас завербованные оперативники во всех европейских странах.

— И не только европейских.

— Вот именно. И о них не знает никто кроме вас. Это ваша персональная агентура и никто на неё не покушается.

— Предлагаешь включить в её ряды и Мурсиа? Даже для меня это слишком.

— Почему нет?

— Он альвар, к тому же старше меня лет на двести.

— И что, только возраст для вас помеха? Но это же такая мелочь.

— Зато не мелочь то, что из отца Матео агента не сделать. Он, конечно, служил какое-то время в Инквизиции, но кровавым мясником точно не был. Отец Матео богослов, книжник, одним словом, человек интеллектуального труда. Он не силовик, у него нет нужной подготовки как у меня или даже у тебя, и посылать его в ватиканские и римские подземелья не слишком разумно.

— Да что с ним там может случиться? Не съедят же его, в самом деле.

— Откуда ты знаешь?

Ник Пэлем недоуменно захлопал глазами:

— Это вы о чём?

— Был у меня такой случай, хотел я побеседовать в под-Лондоне с одним тамошним обитателем. Но, разговор как-то не задался с самого начала, и он порезал мне печень, забрал свечу и оставил истекать кровью.

Ник открыл было рот, но не сразу нашёлся что сказать, видимо так его потрясло откровение о том, что даже полковник Кристиан не всесилен.

— И как же вы выбрались наружу?

— Неважно как, но выбрался и исключительно чудом. А ведь мог там и остаться надолго, если не навсегда. Поэтому оперативные группы и ходят в под-Лондон по четыре-пять человек. А ты предлагаешь послать отца Матео в одиночку патрулировать античные катакомбы. Пожалей старого богослова.

— Да нет же, я предлагаю сделать его агентом, человеком, который был бы в курсе, что творится под Ватиканом и Римом. А если возникнет необходимость для патрулирования, можно будет собрать посвященных людей. У вас же есть агенты среди тамошних карабинеров?

Полковник ничего не ответил и лишь продолжал испытующе смотреть на молодого человека.

— А в папской гвардии? — хитро сузив глаза, продолжил Ник.

И снова полковник ничего не ответил.

— Вот видите, силовая поддержка для Мурсиа у вас найдётся. Так я поеду в Кастилию?

— Зачем в Кастилию?

— К Матео Мурсиа. Дожму богомольца, и он с радостью поедет в Рим поступать в Латеранский университет.

— Это ещё зачем? — изумился полковник — Пэлем, что ты напридумывал? Я тебе говорю, пожалей старого богослова, зачем ему опять учиться?

— А как иначе он попадет в Ватикан? Документы, где он священник лет двадцати шести мы ему выправим, даже найдем епископа, который согласится в случае надобности сказать, что это он рукоположил Мурсиа в священники. Но в Ватикан простой священник может попасть только если он личный секретарь кого-нибудь их тамошних шишек, или если он учится в одном из папских университетов, а чтоб заработать на жизнь, нанимается в Ватикан на мелкую должность, вроде как опыта набраться и помозолить глаза тем, кто потом сможет взять его на постоянную должность. Вот мы так и сделаем.

Полковник только невольно хмыкнул.

— А что? — удивился Ник. — Ну, лично я не сомневаюсь, что Мурсиа сможет закончить университет. В девятый раз. Он сам мне так сказал. Ещё он сказал, что в Григорианский университет не пойдёт, потому что там всем заправляют иезуиты, а он их всерьёз не воспринимает…

— То есть, — пытаясь систематизировать услышанное на всякий случай спросил полковник, — вопрос переезда в Рим вы с ним обсудили детально?

— Ну да. Я не особо разбираюсь в тонкостях ватиканской жизни, это он о них всё знает.

— Тогда чего вдруг ты вообще стал мутить воду со своим планом контроля под-Рима, если ни в чём не разбираешься? — сурово спросил полковник.

— Извините, обязательно исправлюсь, — тут же скороговоркой пообещал Ник. — Мурсиа мне в этом поможет. А я буду при нём связным. Так я еду в Кастилию?

— Послушай, Пэлем, — как бы нехотя начал полковник, — в этом вопросе мы можем полагаться только на желание самого отца Матео. Если он так хочет — пусть едет в Рим, пусть снова занимается учебой. Но учти, никто не даёт гарантии, что он понадобится кому-нибудь из иерархов Ватикана.

— Поверьте, понадобится.

Было заметно, что Ник Пэлем настолько уверен в собственных словах, что полковник больше не мог сопротивляться.

— Ладно, но учти, всё, что произойдет после этого разговора, будет лежать целиком на твоей совести. Не знаю, что задумал отец Матео, раз решил согласиться на твою авантюру, но отвечать за неё будешь только ты…

— С радостью!

— … потому что я не стану подписывать никаких бумаг, пока вы вдвоём не поймаете в ватиканском некрополе какого-нибудь кровопийцу или хотя бы нарушителя папского спокойствия.

— Можете положиться, найдём всех.

На этом Пэлем бойко покинул кабинет полковника, и, видимо, заторопился в аэропорт на рейс до Испании. А полковник сидел и гадал, чем же обернётся безумная идея сотрудничества Фортвудса и наземного альвара в борьбе с альварами подземными.

* * *

Уже через три дня Ник Пэлем сидел в купе поезда, а напротив него расположился смуглый брюнет невысокого роста, одетый в сутану — Матео Мурсиа или Инквизитор, как звали его сами альвары. В последний раз, несколько дней назад, Ник видел его с густой черной бородой. Видимо, вернувшись в мир, Мурсиа решил её сбрить, чтобы выглядеть как традиционный католический священник. Правда волосы, что закрывали уши и шею, он оставил нетронутыми.

Альвар не сводил с Ника тяжёлого взгляда исподлобья, к которому тот начал понемногу привыкать. Ведь было бы как-то не правильно, если бы куратор побаивался своего агента, пусть даже тот и кровопийца семисот семидесяти лет.

Более суток им предстояло ехать из Барселоны в Рим. Ник Пэлем не стал теряться и решил расспросить альвара насчёт его римских планов:

— И всё-таки, сеньор Мурсиа, почему вы согласились? Просто мой начальник уверял меня, что вы бы ни за что не стали работать на Фортвудс, и всё же…

— Ваш начальник не эксперт в области чужих мотивов, — был ему холодный ответ испанца.

— Может быть… наверное, — замялся Ник. — Так каковы ваши мотивы?

— Я монах, мистер Пэлем, уже 755 лет все мои помыслы лишь о Боге, а действия во служение ему.

На столь краткий и ёмкий ответ крыть было нечем. Ник, буквально кожей ощущал тяжесть взгляда монаха, потому для Пэлема Мурсиа слабо ассоциировался с добром и святостью. Ник попробовал зайти с другой стороны:

— А при чём здесь гипогеянцы? Каким образом они помешают вам служить?

— Христианину ничто не может помешать в единении с Богом, кроме его собственных грехов и страстей.

И с этим тоже не поспоришь.

— Значит, — Ник попытался в третий раз докопаться до истины, — вы бескорыстно согласились на моё предложение?

— Вы же не предлагали мне денег, так что, очевидно, да.

— Конечно, Фортвудс будет вам платить ежемесячное пособие, — поспешил заверить его Ник, — небольшое, но регулярное. А когда вы устроитесь на постоянную работу в Ватикан, думаю, финансовых проблем у вас не будет.

— Деньги меня мало интересуют, — холодно ответил отец Матео.

— Правда? — с лёгкой ноткой недоверия произнёс Ник.

— Обет нестяжательства, мистер Пэлем.

— Ну да, — закивал тот, — конечно. А какие ещё обеты дают монахи?

Матео Мурсиа, видимо, такому вопросу даже не удивился и тут же ответил, не сводя с собеседника немигающих черных глаз, словно гипнотизировал его.

— Обет целомудрия и обет послушания. Иезуиты дают ещё и обет послушания папе. Но я не иезуит.

— Помню. Вы говорили, что недолюбливаете их. А почему?

— Ещё сто лет назад их не любила вся прогрессивная общественность Европы, не только я.

— Так почему?

— В былые годы говорили, что иезуиты убивали королей, посредством интриг и подкупа назначали министров, шпионили за всем и каждым, и учредили масонские ложи, чтобы поработить мир.

— Вот это да, — только и смог произнесли Ник.

— Разумеется, всё это фантазии, — тут же произнёс священник. — После революции в среде французских антиклерикалов их возникало немало. Сначала заговор иезуитов, потом евреев, потом масонов — и всё по одному сценарию. Так что если когда-нибудь услышите, что иезуиты управляют жизнью целых государств, не верьте, Церкви тяжело даже мечтать о таком.

Обдумав услышанное, Ник возразил:

— Но не на пустом же месте берутся всякие сплетни. Вот вы тоже недолюбливаете иезуитов, значит, есть за что.

Немного помолчав и посверлив Пэлема тяжелым взглядом, Мурсиа всё же ответил:

— Мое мнение об иезуитах сложилось ещё в пору, когда я познакомился с основателем их ордена Игнатием Лойолой, ныне святым Игнатием.

— Правда? — по-детски наивно удивился Ник, — а расскажите.

И Мурсиа поведал:

— Когда Лойола учился в университете Алькалы, по моему письменному заключению инквизитор приговорил его к сорока двум дням тюрьмы и покаянию.

Ник пораженно захлопал глазами. Видимо, эта его реакция весьма позабавила Мурсиа, ибо на лице альвара появилась лёгкая тень улыбки.

— Так вы его засудили? А как же так? А за что?

— За то, что проповедовал среди горожан, не имея священнического сана.

— И за это тогда давали сорок два дня тюрьмы? — Ник невольно поёжился, представив в красках все прелести казематов испанской Инквизиции. Ещё больше ему стало не по себе от понимания, что современник тех людоедских времен сидит напротив и как-то хищно на него смотрит.

— Как вы считаете, мистер Пэлем, что будет, если студент, окончивший лишь один курс обучения в медицинском институте, возьмётся делать сложную хирургическую операцию? Чем она, по-вашему, кончится?

Ник неуверенно ответил:

— Нормальный студент бы побоялся лезть во внутренности пациента, если он не знает толком, что с ними делать.

— А если он ничего не боится и искренне верит, что знает всё и даже больше своих наставников?

— Если не случится чуда, он просто-напросто зарежет человека.

— Вот именно, мистер Пэлем. Так почему же вы считаете, что людские души менее хрупки, нежели тела?

И Ник призадумался. Он не был особо подкован в вопросах веры, чтобы устроить диспут на равных. Да даже если бы и был, с семисот семидесятилетним альваром этого бы и так не получилось. Однако Ник тут же вспомнил о своей тётушке Джесс Сессил, обладающей отменным здоровьем, но всё время расстраивающейся по всяким пустякам. «Оно нарушило мое душевное равновесие» — постоянно говорила тётя Джесс, когда на неё наваливалась чёрная меланхолия. А случалось это по нескольку раз в месяц. Тут-то невольно задумаешься, что легче вылечить — депрессию или аппендицит. Последний хотя бы можно вырезать, а депрессию из головы не вынешь.

— То есть, формально Игнатий Лойола был еретиком? — решил уточнить Ник. — А как же тогда он стал святым?

— А вы верите, что действительно стал? — задал ему встречный вопрос отец Матео.

Ник даже растерялся, не зная, что и ответить монаху. Из них двоих только Мурсиа был католиком.