Помоги проекту - поделись книгой:
— Трехглав твой страх… А страх от темноты незнанья.
— Так просветите, Тор вас разрази! — потребовал я истерическим тоном, сорвавшись в визг.
— Понять нас может лишь один из нас. Не в скрытности проблема, а в глубине мышления и чувств. Тролль чует мироздание, а человек — себя. У человечества понятий нет для пониманья сути мирозданья, — продолжал самопиар Главный Местный Тролль.
— Врешь ты, небось, зачем-то я вам нужен… Коль впрямь вы совершенны столь — смешно в соблазн вводить ничтожество такое, — насторожился я.
— Ты нужен мне! — воскликнула принцесса. Ее голос был по-прежнему мне приятен. — У нас ведь будет сын!
— Откуда знаешь ты? И часу не прошло, как мы его под крик любви зачали… Иль не зачали, а могли зачать. На истине пока богов печать…
— Лишь для людей, — ответила она. — У троллей все иначе. Процесс пошел, и финиш однозначен.
— А вот и врешь! — обрадовался я тому, что смог поймать этих хитрых тварей. — У разных видов быть детей не может!.. Сколь кобылицу пастушок не трахай, кентавр не получится никак!..
— Я женщиной с тобой была, — напомнила она тихо. — Ты разве не заметил?
— И что с того? Запудрила мозги!.. — не сдавался я, будучи уверен, что крепко ухватил этих змейских гадов за хвост. Я ведь где-то читал, что тролли могут превращаться в змеев. Потому Ёргирмунду и поклоняются, змею, якобы мир опоясывающему.
— Нет, милый, когда мы воплощаемся, то не иллюзии наводим, а именно воплощаемся, — обиделась невеста. — Неужто ты не почувствовал бы обмана?
— Да, вроде бы все было натурально, — вспомнил я и задумался: — Так что же это получается — если ты в корову воплотишься, то и бык тебя покрыть может?
— Может, если я позволю, — хмыкнула невидимая принцесса.
— Уж не с тобой ли развлекался Зевс? — съехидничал я, хотя страх опять начал переползать в ужас. Видимо, кто-то забыл про ослабление защиты. Или специально пакостил. Но сходить с ума не входило в мои планы, поэтому я сопротивлялся, дерзя.
— Не со мной, но принцип тот же, — соблаговолила ответить принцесса.
— А какая же ты настоящая, невестушка? — поставил я вопрос ребром.
— Я всякая настоящая, — ответила она с нажимом на «всякая», — А с тобой буду такой, какой захочешь меня видеть и любить.
— Надо же, какие перспективы! — воскликнул я с демонстративной издевкой. — Это ж как можно разнообразить удовольствие… Сегодня ты белая женщина, завтра — черная, послезавтра — зеленая, а уж на четвертый день извольте мне обезьянку предоставить, а на пятый — русалку, а на шестой — гарпию, а на седьмой — олениху… Не женщина — неделька… Очень соблазнительно.
— А ты извращенец, милый, — ласково сказала невестушка. — Только что-то быстро у тебя фантазия иссякла. Можно и год не повторяться, можно и век… В мироздании великое разнообразие живых существ…
— Я, возможно, и извращенец, но не настолько же, — отверг я фантастическую возможность.
— Так что же с сыном делать будем? — вернулась к теме принцесса.
— А кто он будет — тролль иль человек?
— Он будет тролль, но близкий к человеку… По крайней мере, сможет жить с людьми.
— Несчастный! — мне было искренне жаль будущего сына. — Чужаков не любят люди… Как и тролли, впрочем… Тут мы заодно.
— Так защити! Стань батюшкой ему! Отцом, способным уберечь от горя! — призвала будущая мамаша.
— Я сам изгой и у людей, и здесь, — честно известил я. — Плохая сыну от меня защита. Скорей, отцовством навлеку беду. Задразнят — точно, будут бить исправно за то лишь, что он сын мой… Фантазеров не любят те, чей ум — большая ложка…
— О чем ты? Будь отцом ему средь нас! — воскликнула удивленная принцесса.
— Средь вас?.. Похоже, горы здесь златые… Да я ко злату в жизни не привык… Все будет невпопад…
— Не будет, если… ты будешь троллем.
— Я же человек!
— Стать троллем человеку не проблема, — вмешался вдруг папаня.
Зря он это. Мне женщине труднее отказать. Дочурка бы могла уговорить. Теперь я начеку.
— Стать не проблема, тяжело остаться, — ответил я. — Возможно ли вернуться мне назад?
— Сам не захочешь…
— Это мне решать!
— Решай, но не надейся на возврат. Лишь воплотиться сможешь, но не быть.
— Тогда вам лучше про меня забыть! Где выход здесь? Знакомству был я рад, но вас прошу меня вернуть назад! Есть в мире те, кто ждет меня и любит… Их обмануть душа мне не велит…
И, на самом деле, сквозь тьму кромешную проступили передо мной образы старушки матери и той, что свечечке подобна… Она меня отвергла, но ее держал в объятьях я, ласкаючи принцессу…
— Жаль-жаль, — вздохнул несостоявшийся мой тесть. — Ты вечность потерял… Ни царства не обрел ты, ни семьи… Печален путь твой из ничто в никчемность…
— Зато я человеком смог остаться! — гордо, превозмогая безотчетный ужас, выкрикнул я.
Похоже, учитывая мою строптивость, они завязали с ограничением своей защиты. Боюсь, что решили лишить меня разума, чтоб не проболтался.
— Невелика заслуга, — презрительно и уже равнодушно отозвался Главный Тролль, — рабу сберечь раба… Ты — трус, струхнувший превозмочь себя…
Я ожидал, что они сейчас набросятся и растерзают меня, как это было в пьесе. Я встал в боевую стойку, хотя и угрожающе наносил удары в пустоту, ужас скручивал меня.
— Только подойдите! — кричал я. — Вот вам!.. Вот вам!..
Но к тьме добавилась тишина, нарушаемая только моими собственными криками и шумным дыханием.
— Ну, где ты?! Где ты, колокол церковный?! — Взывал я в практическом безумии, краешком сознания припоминая, что в пьесе именно колокол принес герою избавление.
Я замолчал и слушал тишину, выдавливающую мне барабанные перепонки. Исчезли красные огоньки. Я был один во тьме. И Ужас рядом…
— Эй, колокол!..
И вдруг тишину пробил пронзительный рингтон:
Я со всех ног ринулся на звук и врезался во что-то очень твердое типа скалы.
Искры… Свет… Тьма… Свет… Аплодисменты.
Я на своем месте — в двадцатом ряду амфитеатра. Впрочем, в цирке все — амфитеатр. Кроме лож. Но критиков в них не пускают.
Пощупал лоб — шишки нет, но больно. Стало быть, не так сильно и долбанулся.
Долбанулся?..
На сцене сиротливо серели мокрые камни, и тихо звучала музыка Грига.
Я спустился на арену и вошел за кулисы. Меня удивила пустота — ни единого служителя музы. Может, потому что у цирка и музы нет? Вернее, все они в нем левачат понемногу. А у семи нянек, как известно, семь пятниц на неделе…
Но я почему-то знал, куда мне надо.
Дверь его уборной была открыта.
— Входите! — послышался оттуда громкий, хорошо поставленный голос без малейшего акцента.
Я и вошел, не без робости, надо признаться, хотя вхож был к самым знаменитым режиссерам и актерам. Но до сих пор саднящий лоб выводил этого из общего ряда.
— Рад приветствовать вас, Пьер Генрикович! — двинулся навстречу мне высокий, по виду сильный и ловкий мужчина зрелого возраста, не юных лет то есть. На нем очень ладно сидел дорогой стального цвета костюм. Я не сразу сообразил, что вижу нормального человека, настроившись на встречу с троллем зеленого цвета, каким он предстал пред зрителями на арене. Значит, грим, костюм, освещение… Слегка разочаровывало. Только пышная грива волос на голове и «шкиперская» борода цвета сырого камня были нестандартны. Не седые, а именно каменные, словно их высек скульптор из скалы.
Удивительно, что произнес без искажений — не «Генрихович», как каждый первый, кроме ближайших, которые отчества не употребляли, а именно «Генрикович», как дед отца назвал, будучи искренним поклонником Ибсена. Сам ставил, и сам играл в его пьесах. Бог, видать, все запасы актерско-режиссерского гения на деда и отца истратил, а мне только на критика крохи остались. Впрочем, не жалуюсь: мы, критики, делаем и режиссеров и актеров.
— А вас как величать позволите, херр Скальд (так значился он на Афишах)? — На «херре» я, разумеется, споткнулся — слишком уж двусмысленно звучало это на русском.
Он явно это уловил и усмехнулся:
— Фенрир, сын Локи я… Зовите просто Фен…
— Удобно ли?
— Вполне! Функционально…
— Тогда я — Пьер для вас, — кивнул я.
— Иль лучше сразу Пер? Норвежцу это более привычно.
— Почту за честь, но только лишь для вас.
— Вам «Хенесси» иль «Скотч», иль вашу водку? — гостеприимно повел рукой в строну встроенного бара.
— Не пью, — решительно отказался я.
— Что так?
— Примеры есть…
— И я не пью, — улыбнулся он довольно. — Ни смысла нет, ни жажды. Но держу, чтоб жажду приходящих утолять. Несть им числа, когда спектакль закончен.
— Черт! Вы опять на ритмику зовете!..
— Я предлагаю лишь… Размер всегда за вами… Но к делу — вы хотели интервью?
— Попробую, сумятица в душе.
— Не торопитесь, — улыбнулся Фен. Дурацкое, однако, сокращенье.
— Но почему «Пер Гюнт»? — выстрелил я вопросом, давно меня мучившим. — Кто знает нынче Ибсена, хоть слабо?!
— Единственным вы были, добрый Пер, сегодня и последнюю неделю.
— Вот именно! Почему тогда?
— Да потому что для вас это пьеса, а для меня жизнь… Эпизод жизни, имеющий глубокий смысл, до которого невозможно докопаться, потому что затуманили его и замусорили.
— Кто? — удивился я.
— Сначала я рассказал все Асбьёрнсену, а он засунул мои рассказы в «Норвежские волшебные сказки и предания». Кто же это всерьез примет? И не приняли. Позже я поведал все Генрику Ибсену — очень разумным человечком он мне показался. Так оно и есть, но и у его разума оказались пределы. В результате история воспринимается как угодно, только не так, как надо.
— Кому надо? — быстро спросил я.
— Мне, — так же быстро ответил он.
— А кто вы?
— Я же представился — Фенрир, сын Локи.
— Не слишком информативно.
— Для вас должно быть достаточно информативно, — усмехнулся он. — Если не лениться думать.
Я воззрился на него. Сначала меня бьют по лбу, потом требуют мыслить. Логика большого начальства.
— Я думаю, что вам стоит потрудиться сообщить мне свою историю, чтобы мы могли понять друг друга. Уж будьте снисходительны к моему тугодумию.
— Ну, если вы не спешите, — пожал он плечами.
— Теперь уж не спешу, — заверил я. — Кстати, сколько же вам лет? Или разговоры об Асбьёрнсену и Ибсене — фигура речи?
— Я видел их, как вас, херр Пер, — ехидно усмехнулся Фен.
— Вы продолжаете спектакль? — хмыкнул я.
— Нисколько, — ответил он серьезно. — Мы — бессмертны… Каждое перевоплощение — регенерация на квантовом уровне, а мы перевоплощаемся постоянно. Жизнь заставляет.
Поделиться книгой: