Помоги проекту - поделись книгой:
— Нам нужна не только оборона, — сказал Иван Степанович. — За собой я оставляю и план наступления.
— Ясно, — отозвался Соколовский, — я согласен.
Они ещё долго обсуждали положение в армиях.
— Утро вечера мудренее, Василий Данилович, — заключил командующий. — Пора отдыхать.
Конев, придя к себе, заснул сразу, будто провалился в глубокую яму.
…Иван Степанович услышал тяжелый гул, оглянулся.
С пригородного перелеска в сторону шоссе, клубя дымами, ползли танки. На башнях жирно чернели кресты. Танки шли прямо на командующего 19-й армией.
— Чернышёв, ко мне! — закричал он адъютанту.
Адъютант подбежал к генералу.
Оба они лихорадочно искали выход из возникшей ситуации.
Рядом, на обочине, сиротливо приткнулась наша противотанковая 45-милимметровая пушка.
— Быстро к пушке! — скомандовал Конев.
Оба побежали туда.
Командира орудия по какой-то причине не было. Но сержант и заряжающий стояли на месте. Конев расставил расчет, сам прильнул к прицелу, поймал в панораму приближающийся танк, дал команду: «Огонь!».
Снаряд пробил броню, фашистский танк загорелся.
Другие танки развернулись, поползли в обход, намереваясь окружить артиллерийский расчёт.
По дороге к месту, где стояла пушка, подошла генеральская машина.
Конев, ещё несколько штабистов, бойцы расчёта впрыгнули в машину.
Машина быстро поехала в сторону деревни, не занятой немцами.
И тут Иван Степанович увидел наяву, как на них прёт, прямо в лоб, танк с крестом.
Как, чем остановить махину?
Ничего подходящего под рукой не было!
— Нет, нас так просто не возьмёшь! — закричал генерал.
Он вдруг, что было сил, схватил руками танк за пушку, и начал крутить им туда-сюда. Танк почему-то оказался лёгким, и Конев швырнул его в кювет, как сломанную детскую игрушку.
Выползший сбоку другой танк прямой наводкой выпустил снаряд прямо в грудь генералу, он вскрикнул, но не ощутил боли, только страх сдавил сердце.
Конев проснулся, несколько минут приходил в себя от страшного сна.
— Тьфу, и приснится же такая чепуха, что не знаешь, чего и подумать! — сказал он и встал с койки.
Взглянул на часы, было четыре часа ночи.
Он тут же вспомнил, что нечто похожее на то, что ему приснилось, уже происходило в реальности. С офицерами штаба он выезжал из Рудни для проверки расположения частей. Случайно, за окраиной города, вездеход командующего наткнулся на наступающих фашистов. Только чудом удалось тогда избежать плена или смерти.
Накинув китель, командующий вышел на воздух.
Подмораживало. Слабо долетал никогда не смолкавший, а теперь приглушённый гул оттуда — с передовой. В тёмном небе искрились, мерцали звёзды, а Полярная звезда светила так низко, что, казалось, её можно достать руками. Иван Степанович закурил, медленно зашагал вдоль зимнего флигеля, ощущая бодрящую свежесть.
За углом, на повороте в барский парк, с ним поравнялся часовой, назвал себя сержантом Басовым, начал докладывать.
— Вольно, — остановил часового генерал. — Как по имени?
— Николай, — назвался сержант.
Коневу захотелось поговорить с бойцом, закваска с гражданской войны осталась, когда служил комиссаром. Иногда такой разговор благотворно влиял на настроение и теперь мог бы развеять остатки смятенных чувств от страшного сна.
— Откуда родом? — поинтересовался Иван Степанович.
— Из Торжка я, товарищ командующий, — робко ответил сержант.
Он был явно смущён близостью самого генерала Конева, о котором среди солдат ходили легенды.
— Слышал о нём, но не бывал там ни разу, — мягко сказал генерал, как бы желая своим тоном освободить бойца от волнения. — Славный град? Должно быть, как и мой Никольск, небольшой?
— Самой Москвы, товарищ командующий, Торжок старше на сто лет. А в нём красот — не обсказать сколько, — преодолев неловкость, оживился Басов. — Народ у нас добрый, приветливый. Для меня — так город большой, а кому-то, может, и не велик будет, у нас частушку пели:
— Забавная частушка! — улыбнулся Конев.
— Я вас, товарищ командующий, когда кончится война, приглашаю в гости, — осмелел Басов. — Мой дом на улице Болотной, все знают. Мы за Русь стояли испокон веков, всяких врагов били.
Конев удивился сержанту, но не подал виду.
— Спасибо за приглашение, — отозвался генерал. — Ждёт тебя кто-то дома?
— Ждут, товарищ командующий, ждут меня, — ответил Басов. — Мать ждёт, отец, сестры, любимая девушка Надя.
— Светлое имя, — сказал генерал. — Ради них береги себя, боец!
— Спасибо, товарищ командующий, — поблагодарил Басов.
Конев развернулся и зашагал назад к штабному подъезду.
Хрупкий иней тонкими узорами разукрасил луговины, опушки, взгорки, будто осыпал предрассветную землю крупной солью. С уходом темноты на обширных смоленских просторах открывалась чудовищная картина сосредоточения фашистских войск — колыхалось серое людское море, трудно чем-либо измеряемое.
Пехотные и танковые дивизии, артиллерия, авиация, моторизированные соединения — железная армада, подобно гигантской пантере, была готова к начальному и самому решительному прыжку, намеченному операцией «Тайфун».
Она возлагалась на группу армий под названием «Центр». К 1 октября 1941 года группа насчитывала 1 миллион 800 тысяч солдат и офицеров. Сюда стянули 1700 танков, 1390 самолётов, огромное количество миномётов, пушек, другой техники.
Фашистскому командованию всё казалось, что живой силы ещё мало. По ночам в сторону Смоленска продолжали идти дополнительные танковые и моторизированные дивизии из резерва, из групп армий «Юг» и «Север». Из-под Ленинграда перебросили 4-ю танковую группу под командованием генерал-полковника Э.Гёпнера.
В спешном порядке фашисты создали секретную службу безопасности и СД, дали ей наименование — «Москва». Она должна была охранять тайны Вермахта, а также обеспечить секретную сеть агентов на уже оккупированной территории, готовиться к захвату столицы СССР.
Численность войск Гитлера, выставленных для наступления в операции «Тайфун», почти на 500 тысяч человек превосходила состав Брянского, Западного и Резервного фронтов, не говоря уже о том, что наши соединения отставали в технической оснащённости, испытывали недостаток разных видов вооружения.
Всё — мыслимое и немыслимое — поставили в Германии на службу тому, чтобы показать целому миру, трепетавшему перед фашизмом: Гитлер раздавит СССР в молниеносный срок.
Так идеологи фашизма демонстрировали мощь «Тайфуна».
Обычно тайфун зарождался и свирепствовал в восточной половине огромного Тихого океана. Ураган, набрав силу на безоглядных водных просторах, вздымал массы воды, нёс их к побережью, и если доносил до берега, то крушил и сметал всё на своем пути. «Тайфун» из коричневых шинелей фашистов мыслился стратегами Вермахта по ожидаемым последствиям похожим на тот, что бывал в природе — в Тихом океане.
В считанные дни — не более двух недель — он должен был смять, разнести в пух и прах, уничтожить Красную армию, открыть прямую дорогу на Москву, где уже не было бы препятствий для войск Гитлера.
Взятие столицы СССР, её ликвидация — для Гитлера было делом решённым, без всяких сомнений. Уже в сторону Восточного фронта шли вагоны, груженные отборным гранитом, из которого на месте поверженной Москвы намечали возвести памятник. Он, этот памятник, должен был символизировать гений Гитлера и славу оружия 3-го Рейха.
Теперь, ранним утром с лёгким морозцем, фашисты вели последние приготовления к началу «Тайфуна».
Поодаль немецких танков стояли строем боевые экипажи, вдохновлять их перед боем приехал генерал Эрих Гёпнер, по прозвищу «старый кавалерист». Когда-то он начинал службу в драгунском полку в Шлезвиг-Гольштейне. На днях бронетехника под командованием генерала была выведена из группы «Север» и передислоцирована под Вязьму для усиления войск генерала-фельдмаршала фон Бока.
Высокий, чуть сутуловатый, одетый в серый плащ, перехваченный ремнём, генерал Гёпнер шёл перед строем и, плотно поджав губы, вглядывался в солдат и офицеров. Фуражка у генерала была надвинута на лоб, на лице застыла маска хищника, казалось, он вот-вот набросится на кого-нибудь из своих танкистов, чтобы разорвать на куски. Подчинённые боялись генерала, старались изобразить подобострастие.
За 4-й танковой группой и приданными ей штурмовыми соединениями, дивизионами числились разоренные города, сёла и деревни в Прибалтике, Псковской, Новгородской и Ленинградской областях, взятые в плен бойцы Красной армии; многочисленные факты жестокости и зверства.
За войну против СССР Э. Гёпнер ещё не имел наград.
Он считал себя несправедливо обойдённым, надеялся, что Гитлер исправит свою оплошность.
За захват и оккупацию Польши, что было больше похоже на весёлую прогулку, чем на серьёзную войну, ему вручили от Гитлера орден «Рыцарский крест». За разгром Франции присвоили звание генерал-полковника. А тут — тишина. Но то, что группу выдернули с северо-запада и включили в «Тайфун», Гепнёр расценил так: Гитлер о нём не забыл, делает на него ставку.
Надо было оправдать это высшее доверие.
Генерал с наигранным пафосом поздравил танкистов с началом великой операции «Тайфун», а затем сообщил, что личному составу прочтут «Обращение» любимого Гитлера к солдатам Восточного фронта, только что полученное из Берлина.
Вперёд вышел штабной офицер.
Он взял в одну руку усилитель звука, а в другую — листы бумаги, стал громко читать послание фюрера; отрывисто, тяжело, будто пулемётная очередь, звучали слова на немецком языке:
«Солдаты Восточного фронта!
Глубоко озабоченный вопросами будущего и благополучия нашего народа, я ещё 22 июня решился обратиться к вам с требованием предотвратить в последнюю минуту опаснейшую угрозу, нависшую тогда над нами. То было намерение, как нам стало известно, властителей Кремля уничтожить не только Германию, но и всю Европу.
Бы, мои боевые товарищи, уяснили за это время два следующих момента:
1. Наш противник вооружался к готовившемуся им нападению буквально до зубов, перекрыв многократно даже самые серьезные опасения.
2. Лишь Господь Бог уберег наш народ, да и народы европейского мира от того, что варварский враг не успел двинуть против нас свои десятки тысяч танков.
Погибла бы вся Европа. Ведь этот враг состоит в основном не из солдат, а из бестий.
Теперь же вы, мои товарищи, собственными глазами увидели, что представляет собой «рай для рабочих и крестьян». В стране с огромной территорией и неисчерпаемыми богатствами, которая могла бы прокормить весь мир, царит такая бедность, которая нам, немцам, непонятна. Это явилось следствием почти 25-летнего еврейского господства, называемого большевизмом, который представляет собой в истинном своем смысле не что иное, как самую обычную форму капитализма.
Носители системы в том и другом случае — одни и те же: евреи и только евреи».
Голос офицера звенел в ранней утренней тишине.
Генерал Э.Гёпнер, слушая читавшего, иногда кивал головой, будто подтверждал истинность слов в послании фюрера.
На самом деле обращение к солдатам действовавшего канцлера Германии Адольфа Гитлера являло собой великую фальшивку, сфабрикованную в Берлине ближайшим сподвижником Йозефом Геббельсом, рейхсминистром народного просвещения и пропаганды.
Когда в 1926 году Геббельс принял сторону Гитлера, а позже и близко сошёлся с ним, Гитлер был изумлён и потрясён способностями доктора Йозефа врать и выдавать такое враньё за истину. Никому подобное не удавалось столь искусно, как доктору. Взяв в свои руки избирательную кампанию Гитлера, Геббельс фактически привёл его на вершину власти, используя цинизм, искажение информации, провокации, драки, убийства — всё, что на современном языке обозначают термином «грязные технологии».
«Ложь, сказанная сто раз, — любил изрекать доктор Йозеф, — становится правдой».
Теперь, для солдат Восточного фронта, Геббельс увеличил «свою правду» многократно!
Он перевернул 22 июня 1941 года задом наперёд!
Он сочинил небылицу о том, что Советский Союз готов был напасть на Германию, и Гитлер повторял «утку» своего рейхсминистра на всех перекрёстках Европы.
А что было в реальности?
Фактически фашисты начали войну против СССР не 22 июня, а гораздо раньше, но не прямым и внезапным нападением, а исподволь, методом ползучей змеи.
Но «выдающийся идеолог» даже и не заикнулся об этом, как в послании к началу операции «Тайфун», так и в своих выступлениях по Берлинскому радио и в печати.
Геббельс предпочитал помалкивать о том.
Ещё в апреле 1941 года по распоряжению начальника военной разведки Германии «Абвер» — адмирала Канариса в приграничные районы СССР забросили 200 диверсионных групп и террористов-одиночек. Эти фашистские спецы, переодетые в гражданскую одежду жителей СССР, втихаря творили тёмные дела. В Литве они поджигали леса, наносили на карты советские военные объекты. Они совершили семь диверсий на Октябрьской железной дороге. Они перерезали телефонные и электрические линии, собирали информацию о расположении частей Красной армии. Тогда, то есть на три месяца раньше, Гитлер реально начал войну против СССР.
Для отдельных разведчиков и диверсионных групп, действовавших на территории Советского Союза, адмирал Канарис организовал под Варшавой базу под названием «Валли». «Абвер» также установил связи со спецслужбами Японии, рассчитывая получать от них информацию о военном потенциале Советского Союза.
Используя туман убаюкивающих дипломатических разговоров, руководство Германии упорно продвигало войска группы армий «Центр» на Восток, ближе к советским границам, к позициям, исходным для нападения. Уже 15 мая в эти дивизии фашистов поступили оперативные подробные карты европейской части СССР. Ну, наверное, не для развлечения?
Руководство нашей страны было обеспокоено поведением высших властей Германии.
Поэтому 3 июня 1941 года И.В.Сталин направил канцлеру личное письмо, где отметил, что «создаётся впечатление о намерении Германии воевать против Советского Союза». В ответном послании от 9 июня 1941 года Адольф Гитлер заверил Сталина, что он будет «строго соблюдать Пакт о ненападении от 23 августа 1939 года».
Канцлер ручался «честью главы государства».
Поделиться книгой: