Помоги проекту - поделись книгой:
39 лет (на сборы до сорока), шестеро детей, завбазой под Фрунзе, потомственный басмач, 165 на 145 (одно число рост, другое вес, но какое именно — рост, а какое — вес, не помню). Формы на него не нашлось. Что, впрочем, не удивительно. На все построения на плацу Абдула выходил в трико, майке и шлёпанцах, доводя этим кадровых военных до родимчика. Науськанный лектором общества «Знание» из Пятигорска, Абдула к исходу первой недели сборов настрочил кляузу министру обороны (копия командующему Северо-Кавказским Военным Округом, копия начальнику сборов). Предлагал мне присоединиться и потребовать сапоги 48-го размера, но мне и в кроссовках было неплохо… Форму Абдуле сшили генеральские портные. Из двух. За три дня до окончания сборов.
Кстати, были среди нас партизаны-профи, отдыхавшие на сборах ежегодно. От них я узнал, что хуже всего в Одессе: 40 километров от города, дизентерийная степь. «А в Ленинград съезди обязательно. Мы с Витей на будущий год собираемся. Лучше в начале лета, на белые ночи», — советовали они мне…
Короткие ударные шутки в незамысловатых комедиях называют «гэги».
На сборах этих «гэгов» вагон и маленькая тележка. Что ни вспомню — гэг. Например, перекличка личного состава моей родной второй батареи: Баранов, Голубев, Гусев, Волков, Воробьёв, Воронов, Дроздов, Жуков, Зайцев, Кобылкин, Лебедев… (зуб даю, их адреса у меня в записной книжке).
Однако, прицеплю-ка я в текст подборочку. Всё оттуда, из Вазиани.
Начальник сборов, п-к Д-ов:
— Как сказал министр обороны, тяжело в ученьи — легко в бою.
— Это же Суворов сказал!
П-к Д-ов:
— Ну и что? Министр обороны тоже говорил.
— Это вам не фунт килограммов.
— Чтобы не осталось больше точек над «и».
— Я за вас свою работу делать не буду.
Утро в казарме.
— Дневальный! Выгони холод из казармы!
— Почему посторонние в помещении?
— Теперь я понимаю, почему в Грузии нет вытрезвителей.
— Утром вода в умывальнике такая холодная, что мыло примерзает к рукам.
— В дебри не полезем. Расскажу вам немного, чтобы вас не сразу убили.
— Если опять заснет больше сорока человек, прекращу лекцию и уйду! Ничего, стерпел.
Артиллерийская задача.
— Вы абсолютно голый в пустыне. Кругом песок, барханы. Вдруг вы замечаете, что на вас несется абсолютно голая женщина. А убегать вам надо строго на север. Как вы определите, где север?
— А зачем убегать?
— Встань, Буратино.
— День не зря пропал даром.
Военфельдш, протягивая горсть таблеток: «Держи. Одна из них поможет».
Дневалил. Полвторого ночи к казарме подошел загулявший лейтенант, бело-розовый и плотный как свиной бок. Попросил закурить, извинился за свое состояние и начал изливать душу:
— У меня там машина осталась. Что с ней за два месяца будет? Еще жена, стерва, поездить захочет… Шиш ей! Я аккумулятор снял и спрятал!.. И ключ от машины спрятал так, что черта с два найдет!.. — помолчал и признался полностью, — И ключ от гаража спрятал.
— В Австралии нашли средство от СПИДа. Там растет такой орех: съешь один и все.
— Уже не способен?
Сентябрьский утренник. На кипарисах иней. Перекуриваем после завтрака. Неподалеку индифферентно бродят собаки, здоровенные лохматые звери.
— Что это здесь дворняги такие? Они же обычно вот, — партизан ладонью показывает рост, от которого даже у воробья развился бы комплекс неполноценности. — Климат, что ли, благоприятный?
— Конечно. Климат-то собачий!
В пятницу на плацу.
— Многим офицерам пришли из дома денежные переводы, но выдавать мы их будем в понедельник… Чтобы вам не было мучительно больно за бесцельно пропитые деньги.
Ходим по азимуту. Двести шагов на север, триста на юго-восток… Догадливо завершаем маршрут около подполковника.
— Молодцы! Службу знаете: подальше от кухни — поближе к начальству! Только вы все должны были выйти во-он к той скале.
— Чем курица отличается от проверяющего? Курица в дерьме ищет зерно, а проверяющий…
— Чем замполит отличается от комиссара? Комиссар говорил: «Делай, как я!» А замполит: «Делай, как я сказал!»
Любая кривая короче прямой, на которой стоит начальник.
Харьковчанин ругался на грузинскую дороговизну и тбилисских торговцев:
— Ни совести, ни мелочи! Сдачу попросишь, так швырнут, словно обругал его. В следующий раз, если через Тбилис надо будет ехать, лучше по горам обойду! Один день и семидесяти рублей нету!
— Это тебе не Харьков, где пять рублей можно три года в кармане носить.
— И то, не истратил, а украли.
— Меня порадовали результаты контрольной. Сорок человек два часа делили одно число на другое, и все-таки каждый остался при своем мнении.
Если б гоголевского чёрта из «Ночь перед Рождеством» разжаловали в люди, фамилия ему была бы Лобжа.
Помесь змея с гусаком. С таким свяжешься, он в пять секунд из тебя все жилы вытянет и на свою цимбалу приспособит. А потом вдруг такую музычку сыграет — обиду как рукой снимет.
Уже упоминавшийся тихий пакостник из общества «Знание» как-то утром после завтрака сказал задумчиво:
— Насколько я помню, в армии тем, кто выше 190 сантиметров, положена полуторная норма пищевого довольствия. Лобжа, ты сейчас наелся?..
Тут, на свою беду, мимо курилки проходил начальник штаба. Лобжа отреагировал мгновенно:
— Товарищ полковник, разрешите обратиться?
— Обращайтесь, — и, по-привычке играя в отца-командира, добавил: — Хорошо позавтракали?
Улыбку Лобжи надо было видеть. Крокодилы отдыхают.
— Звиняйте, товарищ полковник, рази ж это завтрак? Дитячьи порции. Скоро нам пинеточки шить будут. У меня вже желудок кожу на калории перерабатывает. Когда сапоги чищу, голова кружится… Сам худею, а уши растут. Вернусь домой осликом. Маленьким, сереньким. Меня ж жинка на порог не пустит!..
Вечером, нам, девяти скандальным дылдам, сообщили, что утром повезут в город на перемерку.
— А на фига? — возмутился Лобжа. — Он, шо, думает, нас утрясёт в дороге?
На другое утро мы, презрев лекции, пристроились в курилке дожидаться обещанного транспорта. Тут в нашу тёплую компанию затесался Сашко. Кубанский хохол. Обширный, но явно не 190-сантиметровый партизан.
— О! А ты чего? — встретил земляка львовянин Лобжа. — Тебе ж полуторку дадут, только если в кубических метрах мерять будут. Нас — в квадратных, а тебя — в кубических.
Сашко в ответ добродушно хохотнул и закашлялся, поперхнувшись сигаретным дымом. Лобжа заботливо похлопал Сашко по спине:
— У меня от-так овечка кашляла. Через три дня страховку получил. Что, у вас на Кубани здоровых не было? Прислали сюда — чахотку разводить. Ведь помрёшь — зароют как собаку какую, а дома ты, небось, по номенклатуре колхоза человеком числишься…
— Ну, и шо? Здесь помру, так меня хоть запомнят. Ты вот меня помнить будешь.
— А куды ж я денусь? — всплеснул руками Лобжа. — Человек — он всё херовое долго помнит. Это хорошее быстро забывается.
— Ничего, — попытался отыграться Сашко, — тебе недолго осталось. Я это ночью по твоему храпу определил.
— Дура-ак! Храп — это здоровье! Ты так один раз храпанёшь, у тебя лёгкие порвутся. Не, видали интеллигента?! Храп ему не нравится!
— От, язва! — сдался кубанец.
— Я?! Ты кажи спасибо, что я тут ослаб с голодухи. Меня, если хочешь знать, с прошлых сборов четыре раза домой гоняли, шоб не волновал личный состав…
…Назначили меня перед учебными стрельбами палки в землю втыкать, за якобы миномёты, а я взял и к этим палкам привязал взрывпакеты с радиодетонаторами. Как они имитацию включили — цели и попадали. За это меня майор с полигона выгнал Но, пока он выгонял, я успел ящик ракетниц стащить. Еду в лагерь и по встречным машинам ракетницами пуляю. Машины в стороны, а кругом болота — позастревали нафик.
Когда прибыли, меня на кухню сослали, от людей подальше. Покрутился я у котлов: скушно, перловкой воняет — залез на дерево, мычу по коровьи и всем честь отдаю. Полковник один увидал, спрашивает: «Ты чего?» — «Обезьяной работаю», — отвечаю. Полковник аж побелел: «Шоб глаза мои тебя не видели! Иди в лес, нарви грибов. К ужину зажаришь!»
Я пошёл… грибы там все красивые… Нарвал покрупнее, приготовил, подал к столу. Полковники сидят, жуют, меня приглашают. «Не, — говорю, — я в этих ваших грибах не разбираюсь, поэтому подожду немного, часика два. Потом, может, поем».
Ещё меня на охоту посылали… Не, сперва я рыбу ловил. Упёр ящик имитационных пакетов, детонаторы вставил и с плотины сбросил. Как рванёт! В плотине дыра, а рыбина хоть одна бы всплыла, зараза! Меня, кстати, тогда кто-то заложил, и командиры уху к ужину ждали. Ага! Какая рыба, когда плотину разворотило и озеро ушло!
Вот тогда меня майор на охоту послал. «В грибах, — говорит, — ты не понимаешь, рыбак — хреновый: иди охоться». Я ему за это цаплю стрельнул, а их не едят. Но майору сказал — журавель. А шо, я ж не понимаю, журавель то, или не. Ощипал, зажарил. А майор назавтра в больницу с печёнкой слёг, наверно, я ту цаплю пережарил маленько…
Окончание истории мы слушали уже в кузове грузовика. Правда, на каждом светофоре Лобжа отвлекался и приставал к частным автовладельцам или, когда останавливались у тротуара, к прохожим.
В училище нас не ждали. Врач отсутствовал. А поскольку обратный рейс до базы в Вазиани предполагался лишь вечером, нам разрешили погулять по городу. Это в полевой форме и без документов… Однако напрасно боялись. Патрули от нашего бизоньего табунка шарахались, как чёрт от ладана, вернее, наоборот. Как это ни странно звучит.
Погуляли, покушали хачапурь с хинкалями, вечерком обратно. Да, чуть не забыл: мелким партизанам, шоб не обижались, пару ящиков вина прихватили.
Поделиться книгой: