– Вы знаете его имя? – спросил Родин.
– Еще нет. Личность пока не установлена.
– Тогда расскажите мне все, что вам удалось выяснить.
– У нас есть черно-белая видеозапись, на которой светлый минивэн въезжает в гараж за одиннадцать минут до происшествия. Номера не видны, замазаны грязью, а угол съемки не слишком удачный. Но вероятно, это «додж-караван», не новый, с тонированными стеклами, установленными уже после покупки. Кроме того, наш человек прямо сейчас просматривает другие пленки. Очевидно, что преступник предварительно побывал в гараже и поставил перед одним из парковочных мест дорожный конус. Этот конус украден с какой-нибудь строительной площадки.
– Мы можем доказать, что он украден?
– Хорошо, взят, – согласился Эмерсон.
– Преступник, видимо, работает в отделе городского строительства.
– Не исключено.
– Вы допускаете, что этот конус прежде находился на Первой улице. Там сейчас ведутся строительные работы?
– Они идут по всему городу.
– Первая улица ближе всего.
– Мне совершенно все равно, откуда он его взял.
– Значит, преступник таким способом обеспечил себе место парковки, – кивнув, продолжил Родин.
– Рядом с тем местом, где идет расширение гаража и где конус смотрелся вполне обычно и ни у кого не вызвал подозрений. У нас есть свидетель, который видел там этот конус примерно за час до стрельбы. На нем остались отпечатки пальцев. Их много. Правый указательный и большой пальцы совпадают с отпечатками на монете, которую мы вынули из счетчика.
– Он заплатил за парковку?
– Это установлено.
Родин помолчал немного.
– Ничего не выйдет, – заключил он. – Защита заявит, что подозреваемый мог поставить конус без злого умысла, что эгоистично, но ненаказуемо. А четвертак мог пролежать в счетчике несколько дней.
Эмерсон усмехнулся, вспомнив полицейскую присказку: «Копы думают как копы, а юристы – как юристы».
– Это не все, – проговорил он. – Убийца припарковался, а затем прошел через строительную площадку. В разных местах он оставил следы обуви и одежды. Они сохранились на цементной пыли. Судя по всему, их много.
– Значит, он мог появиться на месте преступления в любое время, в течение двух недель. А стрелял в избранный им день, – покачал головой прокурор.
– У нас имеется три улики, касающиеся его оружия, – продолжил Эмерсон.
Это сообщение обострило внимание Родина.
– Один раз он промахнулся, – пояснял Эмерсон. – Пуля ушла в пруд. А вам известно, что именно так баллистики проверяют оружие? Они стреляют в резервуар с водой, которая замедляет и останавливает пулю, не причиняя ей ни малейшего вреда. У нас имеется целехонькая пуля со всеми характерными особенностями, и мы можем привязать ее к конкретной винтовке.
– А как найти винтовку?
– Есть частицы краски, которые мы соскребли со стены в том месте, где он положил винтовку.
– Хорошо.
– Конечно, хорошо. Найдем винтовку и сверим краску и царапины. Это не хуже, чем ДНК.
– А вы ее найдете?
– Мы нашли гильзу. На ней – следы выталкивающего механизма. У нас есть и пуля. Вместе они помогут нам опознать оружие, которым совершено преступление. Царапины докажут, что винтовка лежала у стены в парковке. Местоположение гаража также свидетельствует, что убийства совершил тип, оставивший там улики.
Родин промолчал. Эмерсон понимал, что прокурор думает о предстоящем процессе. Возможно, о том, что в суде технические доказательства часто не производят должного впечатления, потому что они сухи и бесстрастны. Но улики необходимы.
– На гильзе мы обнаружили отпечатки пальцев, – продолжал старший детектив. – Преступник оставил их, когда заряжал винтовку. Те же самые большой и указательный пальцы, что на четвертаке из счетчика и дорожном конусе. Можно привязать преступление к оружию, оружие – к гильзе, а гильзу – к типу, стрелявшему из винтовки. Понимаете? Все сходится. Убийца – оружие – преступление.
– На пленке видно, как минивэн уезжает?
– Заснято через девяносто секунд после первого звонка в девять-один-один.
– Кто преступник?
– Узнаем, как только получим ответ из базы данных – по отпечаткам пальцев.
– Если они там есть.
– Я думаю, он был армейским стрелком, – сказал Эмерсон. – А все военные занесены в базу данных. Так что найти его – лишь вопрос времени.
На поиск понадобилось всего сорок девять минут. В кабинет постучал и вошел дежурный, который держал в руках пачку бумаг. В них – имя, адрес и биография подозреваемого. Плюс дополнительная информация, имеющаяся в компьютерной базе данных, включая фотографию с водительских прав. Эмерсон взял бумаги и быстро их просмотрел. Потом еще раз. И улыбнулся. Ровно через шесть часов после первого выстрела он и его люди разрулили сложнейшую ситуацию. Одержали победу, которую обязаны были одержать.
– Его зовут Джеймс Барр, – сказал Эмерсон.
В кабинете все молча слушали.
– Ему сорок один год. Живет в двадцати минутах езды отсюда. Служил в армии США. Четырнадцать лет назад ушел в почетную отставку. Специальность – пехотинец. Мне представляется, снайпер. Отдел транспортных средств сообщает, что у него есть шестилетний «додж-караван» бежевого цвета.
Эмерсон подтолкнул бумаги Родину. Тот взял их и просмотрел раз, потом – второй, очень внимательно. Старший детектив наблюдал за глазами прокурора, словно прослеживая ход его мысли: «Убийца – оружие – преступление». У детектива возникло ощущение, будто он смотрит на игровой автомат в Вегасе, который выстраивает в линию три вишенки: «Бинг, бинг, бинг!» – и полная уверенность.
– Джеймс Барр, – произнес Родин, словно пробуя это имя на вкус, достал фотографию, переснятую с прав, и принялся ее разглядывать. – Джеймс Барр, добро пожаловать, мы устроим вам огромную кучу неприятностей, сэр.
– Аминь, – сказал Эмерсон, ожидая, что прокурор похвалит работу экспертов.
– Я получу ордера на арест преступника и обыск в его доме и машине, – заключил прокурор. – Судьи встанут в очередь, чтобы их подписать.
Родин ушел, а Эмерсон позвонил начальнику полиции и сообщил тому хорошие новости. Шеф сказал, что назначит на завтра, на восемь утра, пресс-конференцию и что Эмерсон должен там быть в качестве главного действующего лица. Старший детектив решил, что это неплохая оценка его работы. Он согласился выступить перед журналистами, хотя недолюбливал прессу.
Постановления были готовы через час, но на организацию ареста ушло часа три. Первым делом полицейские в машине без опознавательных знаков поехали по нужному адресу и подтвердили, что Джеймс Барр дома. Он жил в обычном одноэтажном фермерском доме, не слишком добротном, но и не разваливающемся. Старая краска на стенах, но свежее покрытие на подъездной дорожке. В доме был включен свет, что-то бормотал телевизор – судя по всему, в гостиной. Самого Барра удалось лишь мельком заметить в одном из светящихся окон. Складывалось впечатление, что он в доме один. Затем, похоже, Барр улегся спать. Свет погас, и стало тихо.
После чего наступила пауза. Захват вооруженного преступника в помещении всегда планируется очень тщательно. За операцию отвечали сотрудники группы специального назначения. Они воспользовались картами местности, полученными в городской администрации, и занялись обычной подготовкой.
Предстояло незаметно окружить жилище Барра, выставить по усиленной группе у переднего и заднего входов и одновременно ворваться в дом с двух сторон. Произвести арест должен был Эмерсон, который надел бронежилет и взятый напрокат шлем. Помощник прокурора будет находиться рядом с ним, чтобы проследить за соблюдением закона. Никто не хотел давать защите повод придраться к какой-нибудь мелочи. Команда медиков расположилась поблизости на случай непредвиденных обстоятельств. Кроме того, полиции придали двух офицеров из К9[3], потому что эксперты, изучавшие место преступления, предположили, что в доме есть собака.
Планировалось задействовать в операции тридцать восемь человек, которые к этому времени изрядно устали. Большинство из них работали уже девятнадцать часов: обычный рабочий день плюс сверхурочные часы. Нервы у всех были на пределе. Никто не сомневался, что у преступника не одна винтовка, а несколько. Возможно, у него есть автоматы с полными обоймами, а может, даже гранаты.
Но получилось так, что арест прошел не труднее прогулки в парке. Джеймс Барр даже полностью не проснулся. Они ворвались в его дом в три часа утра и обнаружили, что преступник спит в собственной кровати, один. Он продолжал спать и тогда, когда пятнадцать вооруженных спецназовцев направили на него пятнадцать автоматов и пятнадцать лучей фонариков. Убийца немного пошевелился только тогда, когда командир отряда спецназа сбросил одеяло и подушки на пол, проверяя, не спрятано ли под ними оружие, но ничего не обнаружил. Барр открыл глаза, пробормотал что-то похожее на «что?» и снова заснул, свернувшись калачиком на плоском матрасе и стараясь согреться.
Он оказался крупным мужчиной с белой кожей и седеющими черными волосами по всему телу. Пижама была ему коротка. Он выглядел слабым и каким-то вялым для своих сорока лет.
Его собака – старая дворняжка – тоже проснулась неохотно и, покинув кухню, покачиваясь, вошла в комнату. Парни из К9 тут же схватили ее и отвели в свой грузовик. Эмерсон снял шлем и пробрался через толпу, собравшуюся в крошечной спальне. Он увидел на прикроватной тумбочке три четверти пинты «Джека Дэниелса» и оранжевую склянку с какими-то таблетками. Он наклонился посмотреть, что это такое. Это было снотворное, вполне законное, с рекомендацией врача: «Розмари Барр. Принимать по одной таблетке – от бессонницы».
– Кто такая Розмари Барр? – спросил помощник окружного прокурора. – Он что, женат?
Эмерсон окинул взглядом комнату.
– Не похоже.
– Попытка самоубийства? – спросил командир спецназа.
Эмерсон отрицательно покачал головой.
– Тогда он принял бы все. И запил пинтой виски. Думаю, у мистера Барра возникли проблемы со сном сегодня вечером; видимо, он не мог уснуть. После очень трудного и «продуктивного» дня.
Воздух в комнате был застоявшимся, пахло грязными простынями и немытым телом.
– Нам нужно соблюдать осторожность, – проговорил помощник окружного прокурора. – В настоящий момент Барр не способен полностью отвечать за свои поступки. Его адвокат скажет, что он был не в состоянии до конца осознать права Миранды[4]. Поэтому мы не можем позволить ему что-нибудь говорить. А если что-то скажет – не должны его слушать.
Эмерсон пригласил врачей и попросил их осмотреть Барра, чтобы убедиться, что тот не притворяется и сейчас. Они суетились вокруг него минут пять, послушали сердце, проверили пульс, прочитали этикетку на бутылочке с таблетками. Затем объявили, что арестованный вполне здоров, только крепко спит.
– Психопат, – сказал командир спецназа. – Полное отсутствие угрызений совести.
– А это точно тот самый тип? – усомнился помощник окружного прокурора.
Эмерсон подошел к стулу, на котором висели сложенные брюки, и проверил карманы. Вытащил маленький бумажник, где лежали водительские права. Имя на них было правильным, адрес тоже. И фотография.
– Тот самый, – подтвердил он.
– Мы не можем позволить ему говорить, – повторил помощник окружного прокурора. – Нужно проделать все так, чтобы никто ни к чему не придрался.
– Я все равно объясню ему его права, – заявил Эмерсон. – Будьте внимательны, ребята.
Он потряс Барра за плечо, и тот слегка приоткрыл глаза. Затем Эмерсон произнес «предупреждение Миранды». Напомнил о его праве хранить молчание, праве на адвоката. Барр пытался понять, что происходит, но не смог и снова заснул.
– Ладно, забирайте его, – велел Эмерсон.
Барра завернули в одеяло, два полицейских вынесли его из дома и засунули в машину. Вместе с ними поехали врач и помощник окружного прокурора. Эмерсон остался в доме и занялся обыском. В спальне, в шкафу, он нашел потрепанные голубые джинсы. Под ними аккуратно стояли ботинки на ребристой резиновой подошве. Пыльные. Плащ висел в шкафу в прихожей. Бежевый «додж-караван» стоял в гараже. Поцарапанная винтовка нашлась в подвале рядом с еще несколькими – в специальной стойке, приделанной к стене. На столе под стойкой было разложено пять девятимиллиметровых пистолетов. И коробки с патронами, включая полупустую коробку с экспансивными пулями М852, весом 168 гран, калибра 0,308, изготовленными на заводе в Лейк-Сити. Рядом – стеклянные банки с пустыми гильзами. Приготовленные для переработки, решил Эмерсон. В банке на краю стола лежали еще пять гильз производства Лейк-Сити. Крышка была не закрыта, как будто эти пять гильз бросили в банку недавно и в спешке. Эмерсон наклонился и принюхался. Из банки тянуло порохом. Холодным и старым, но не слишком.
Старший детектив ушел из дома Барра в четыре часа утра, его сменили эксперты-криминалисты, чтобы тщательно проверить весь дом. Он позвонил дежурному сержанту, и тот сказал, что Барр мирно спит в одиночной камере под постоянным присмотром медиков. Затем старший детектив отправился домой, два часа поспал, принял душ и оделся для пресс-конференции.
Пресс-конференция разочаровала представителей СМИ. Казалось, в душе они хотели, чтобы злодей еще какое-то время оставался на свободе и, словно черная тень, блуждал по городу: злобный, прячущийся от всех, угрожающий благополучию обывателей. И чтобы каждодневная, привычная жизнь – поход в магазин и церковь или поездка на автозаправку – была сопряжена с риском и опасностью. Поэтому, когда Энн Янни узнала, что преступника нашли и арестовали до того, как в эфир вышел второй цикл новостей, стало ясно, что для нее это настоящая катастрофа. Она знала, что скажут теперь в центральной редакции: «Ничего сверхъестественного, дело закрыто. Вчерашний день. Возможно, и не было ничего особенного. Какой-то местный псих, такой тупой, что даже не смог продержаться на свободе ночь. Наверное, спит со своей двоюродной сестрой и пьет пиво «Кольт-45». Ничего зловещего и пугающего». Энн получит только возможность еще раз сообщить о преступлении и аресте убийцы. И снова – в неизвестность.
Янни была разочарована, но умело это скрывала. На встрече с Эмерсоном она задавала вопросы и старательно изображала восторг. Примерно в середине пресс-конференции журналистка начала обдумывать новую тему и новую идею. Зрителям придется признать, что полиция проделала впечатляющую работу. А преступник совсем не обязательно псих. Получалось, что у них в глубинке по-настоящему плохого парня поймали очень серьезные и умелые сотрудники полицейского департамента. Парни, служащие в нем, исключительно быстро и ловко справились с делом, в то время как на побережьях похожие убийства расследуются довольно долго. Сможет ли она продать такую историю? Энн принялась обдумывать заголовки вроде: «Самые быстрые в Америке?» или «Самые лучшие?»
Шеф полиции говорил десять минут и потом предоставил слово Эмерсону, который сухо и кратко рассказал о преступнике и случившемся. «Только факты, мэм…» Описал, как проходило расследование, и не бахвалился. Ответил на вопросы. Слушая его, Янни сделала вывод, что копам просто повезло. И что улик у них оказалось больше, чем обычно.
Затем слово взял Родин. Слушая его, можно было прийти к выводу, что полиция сделала лишь малую толику необходимого, а настоящая работа только начинается. Его офис изучит все материалы и сделает необходимые выводы. И поскольку он считает, что совершено серьезное преступление, то будет требовать для мистера Барра смертного приговора.
Джеймс Барр проснулся в камере в девять часов утра в субботу, с сильной головной болью после снотворного. У него тут же сняли отпечатки пальцев и сообщили «права Миранды», один раз, потом второй. Право хранить молчание, право на адвоката. Он решил хранить молчание. Не многие так поступают. Потому что не многие на это способны. Обычно арестованных переполняет сильное желание говорить. Но Джеймс Барр с ним справился. Он просто закрыл рот и не открывал его. С ним пытались разговаривать, но он никому не отвечал. Никому. Ни единого слова.
Эмерсона это нисколько не волновало. По правде говоря, ему не требовалось, чтобы Барр говорил. Старший детектив предпочитал собрать все улики, изучить их и обосновать вынесение приговора и без признания подсудимого. Защита часто заявляла, что признание сделано под давлением или что преступник не понимал, что говорит, и Эмерсон научился обходиться без признания. Оно было чем-то вроде глазури на торте, последнее, что он хотел услышать в зале суда, а не первое, в отличие от тех телевизионных полицейских шоу, где упорные допросы превращались в настоящее представление. Поэтому Эмерсон держался в стороне, предоставив экспертам медленно и терпеливо делать свою работу.
Сестра Джеймса Барра была младше его, не замужем и жила в съемной квартире в центре города. Ее звали Розмари. Как и всех остальных жителей, случившееся привело ее в ужас и потрясло. Она видела телевизионные новости в пятницу вечером и еще раз в субботу утром, слышала, как полицейский детектив назвал имя ее брата. Сначала она решила, что это ошибка, что ей показалось. Но полицейский продолжал повторять: «Джеймс Барр, Джеймс Барр, Джеймс Барр…» Она разрыдалась. Сначала от удивления, потом от страха и ярости.
Но Розмари заставила себя успокоиться и занялась делом.
Она работала секретарем в юридической конторе со штатом всего в восемь человек. Как и большинство маленьких фирм в глубинке, их контора занималась всем понемногу. И в ней прилично обращались со служащими. Зарплата была не заоблачной, но компенсировалась некоторыми льготами. Сотрудникам предоставлялась полная страховка. Розмари числилась здесь параюристом[5], а не секретарем.
А еще фирма обещала бесплатно оказывать юридические услуги своим сотрудникам. Как правило, речь шла о завещаниях и доказательствах их подлинности, о разводах и переговорах со страховыми компаниями о вещах вроде помятого бампера. Но юристам конторы еще не приходилось заниматься защитой взрослых братьев, ложно обвиненных в снайперской стрельбе по жителям города. Розмари это знала, но решила, что должна попытаться. Потому что она знала своего брата и была уверена, что тот не мог стать преступником.
Розмари Барр позвонила домой одному из своих знакомых. Он по большей части занимался налогами и потому связался с адвокатом, занимавшимся уголовными делами. Тот позвонил старшему партнеру, и они устроили совещание всех коллег. Поговорили во время ланча в загородном клубе. С самого начала они пытались придумать, как максимально тактично отклонить просьбу Розмари Барр. Защита преступника подобного рода находилась за пределами их компетенции. И желания. Они сразу же договорились о том, что им не следовало забывать об общественном мнении. Но они были честными ребятами, а Розмари Барр – хорошим секретарем и проработала у них много лет. Партнеры знали, что у нее нет денег, потому что занимались ее налогами. Они полагали, что у брата Розмари их тоже нет. Конституция гарантирует гражданам компетентную юридическую помощь, но адвокаты были очень невысокого мнения о государственных защитниках, и посему им пришлось самим решать этическую дилемму.
Решил ее специалист по уголовным делам, которого звали Дэвид Чепмен. Ветеран адвокатуры, он был знаком с окружным прокурором Родиным. Причем очень близко. И в этом не было ничего удивительного. Они выросли в одном районе и работали в одной области, хотя и по разные стороны профессиональной баррикады. Поэтому Чепмен отправился в курительную комнату и позвонил по мобильному телефону окружному прокурору домой. Они подробно и откровенно поговорили, после чего Чепмен вернулся за стол.
– Дело – дрянь, – поделился он с собеседниками. – Брат мисс Барр виновен по всем статьям. Обвинение пройдет без сучка, без задоринки. Черт подери, оно вполне может когда-нибудь войти в учебники. Улик полно. И нигде ни малейшей лазейки.
– Он был с тобой откровенен? – спросил один из коллег.
– Между старыми приятелями вранья не бывает, – ответил Чепмен.
– И что?
– Единственное, на что мы можем рассчитывать, это смягчение приговора. Замена смертного приговора пожизненным была бы для нас огромной победой. На большее мисс Барр может не рассчитывать. И ее проклятый братец. При всем моем уважении к ней.
– Это потребует много усилий? – спросил старший партнер.
– Только во время подготовки к вынесению приговора. Потому что ему придется признать себя виновным.
– Ты хочешь этим заняться?
– В данных обстоятельствах – да.
– Сколько времени это займет?