Морская тайна (Рисунки Л. Смехова)

Защитившись парусом от опасных тропических лучей, Головин беспрерывно глядел в бинокль. И вдруг ему начинало казаться, что именно сейчас, через минуту, через секунду на горизонте прорежется бледно-голубая полоска земли или появится дым парохода. Бакута, следя за штурманом, убеждал Андрея:

— А мне не нужно бинокля. Я и за пятьдесят миль почую, если где пойдет судно. Бинокль ничего не поможет, и я, не глядя, скажу «земля», и вы все увидите берег или остров.

— Как же так? — искренне изумлялся Андрей. — Как это вы узнаете?

Боцман, испытывая величайшее удовлетворение от подобных вопросов, разъяснял свои чудесные свойства скромно и коротко:

— Надо быть Бакутой…

Ночью моряков разбудило удивительное происшествие. О шлюпку дважды ударилось что-то твердое. Проснувшись от толчков, друзья сначала подумали, что они попали на мель. Опустив весла, они сразу же убедились, что под лодкой прежняя глубина. На рассвете удар повторился снова.

В полдень опять раздался удар слева, и Бакута, перегнувшись за борт, в следующую секунду с радостным криком кинулся в воду.

Покинув шлюпку, боцман быстро поплыл по океану, точно кого-то догоняя. Откуда только взялись силы у истощенного старика! Он плыл, широко разбрасывая длинные руки, и внезапно нырнул.

Не менее минуты он находился под водой. Друзья уже стали беспокоиться. Андрей, ожидая разрешения штурмана, стоял, готовясь немедленно броситься за Бакутой, но тот как раз в этот момент вынырнул из глубины и, торжествующе отфыркиваясь, закричал:

— Ура! Гребите ко мне. Бросай конец!

Волнение и всплески над тем местом, куда второй раз нырнул боцман, показывали, что под водой происходит какая-то борьба. С канатом в руках Андрей прыгнул за борт, и вот наконец боцман выплыл у самой шлюпки с темно-зеленой черепахой.

С необычайной ловкостью Бакута обкрутил канатом непокорные скользкие черепашьи лапы. Однако силы уже оставили боцмана, и он, задыхаясь, с невероятными усилиями взобрался на корму. С трудом изможденные моряки втащили в шлюпку черепаху, которая весила не менее тридцати килограммов.

— На спину! Переворачивайте ее на спину! — командовал боцман. — Теперь у нас мяса хватит на целый век.

Отдышавшись, счастливый Бакута немедленно вскрыл панцырь черепахи.

— Не иначе как близко берег, — к всеобщей радости убежденно заявил боцман. — Они далеко не уплывают. Или, может быть, шторм ее загнал? Но… что бы там ни было, теперь мы наедимся, как кабаны.

Раздумывать не приходилось. Голод вынуждал есть мясо сырым. Боцман отрезал четыре куска и хотел было приступить к еде, как вдруг Головин, что-то вспомнив, остановил его.

— Боцман, — обрадованно приказал он, впервые после вчерашнего разговора, обращаясь к Бакуте, — настрогайте с банки[1] щепок. Как можно больше щепок!

— Есть настрогать щепок! — отозвался Бакута, не смея спрашивать, к чему это понадобилось Головину.

Штурман вывернул из капитанского бинокля большое стекло, и тогда его намерения стали понятны.

В ведре Нина сложила сухие, пропитанные масляной краской щепки, и через десять минут посреди шлюпки горел зажженный стеклом костер, а еще через полчаса моряки ели превосходное жареное мясо.

— Спасены! — беспрестанно твердил Бакута, на деле доказывая товарищам размеры своего аппетита. — Не так-то легко загибаются советские моряки!

Воспользовавшись благоприятным случаем, боцман не мог удержаться, чтобы не рассказать Андрею множество историй про черепах.

— Хотите знать, — отрывая зубами сочный кусок мяса, говорил он, — иной раз мне встречались такие чудища, перед которыми эта черепаха покажется не больше, чем блюдечко для варенья.

Не откладывая дела в долгий ящик, боцман тут же рассказал о том, как однажды у берегов Мексики он поймал черепаху величиной с шестивесельную шлюпку, и как пароход тащил ее на буксире до Одессы, и как затем он через весь город тащил ее на канате. Городской театр опустел, вся публика выбежала на улицы. Остановились трамваи, а растерянные городовые, боясь подступиться к невиданному чудовищу, вызвали пожарную команду. Но к тому времени боцман благополучно дотащил свою черепаху на Приморскую улицу, где он квартировал во время стоянок парохода. На счастье, в доме нашелся подходящий сарай, и черепаху удалось скрыть от глаз любопытных. Но слух о диковинке разнесся по всей Одессе.

— В газетах писали, — невозмутимо рассказывал Бакута. — Одним словом, наделала шуму моя находка. Из Санкт-Петербурга приехал знаменитый профессор и хотел ее купить у меня. Но я ему сказал, что она мне самому нужна… для смеху. Профессор неделю прожил в Одессе, с утра приходил на двор и прямо убивался у сарая. Он мне давал… десять тысяч, но я сказал, что капиталом не интересуюсь, и он, безутешный, уехал.

— Что же с ней сделали, с черепахой? — запинаясь, спросил Андрей. Он всегда не задумываясь верил боцману, но на сей раз чувствовал что-то неладное.

— Подарил хозяйке, — скромно закончил Бакута. — Все равно, думаю, подохнет животное, зачем его мучить! Я прикончил черепаху, распилил панцырь, и хозяйка получила дивное корыто. С тех пор прошло двадцать пять лет, но если хозяйка жива, она и по сей день стирает в нем белье. Такое корыто будет служить тысячу лет.

Ночью друзья спали крепко, как никогда. Не спал один Головин. Он нес вахту и, глядя на звезды, ожидал первого признака рассвета.

Раскинув ноги и руки, громко храпел Бакута. Временами он поворачивался с боку на бок, открывал глаза, приподнимался, осматривался вокруг, потом опять с ворчанием укладывался и через секунду засыпал.

Нина, свернувшись клубком, была похожа на ребенка, и рядом с ней, подложив под щеку кулак, спал Андрей. Молодой матрос часто стонал во сне, и, слыша его жалобные вскрики, штурман вспоминал погибших товарищей и Леонарда Карловича Кланга.

Под звездами тропической ночи медленно двигалась шлюпка. За кормой вспыхивали фосфорические огни. Опять застонал Андрей, боцман грузно перевернулся и глухо пробурчал: «Отставить». Головин лежал на корме, рассматривая созвездие Южного Креста и спустившуюся к самому горизонту Полярную звезду, которая недавно так высоко мерцала на ночном небе Камчатки. Тихие всплески перебили его мысль. Через минуту всплески послышались уже совсем близко, у самого борта. Решив подняться, Головин схватился за борт шлюпки и вдруг нащупал жилистую человеческую руку. Он застыл, оборвав дыхание. Не веря себе, он хотел разбудить друзей, но в этот миг человеческая ладонь легко сжала кисть его руки.

Глава пятая

СКАЖИТЕ, КТО МЫ?

В первую секунду штурман подумал, что все происходящее — галлюцинация, возникшая в результате голода и жажды.

Но вот мокрые пальцы разжались и выпустили его руку. Штурман резко обернулся. За шлюпкой темнела спокойная вода. Яркие, светящиеся фосфорические огни искрились под кормой. Сияющее изумрудное пятно, вспыхивая и угасая, медленно опускалось в черную глубину.

И вдруг уже впереди послышался всплеск, и в глубокой темноте за парусом промелькнул человеческий силуэт. Откинувшись назад, Головин ясно услыхал, как кто-то взобрался в шлюпку и, чуть слышно отфыркиваясь, сел возле спавшего Мурашева.

В безлунной тропической ночи нельзя было ничего увидеть, но человеческий силуэт смутно вырисовывался на фоне неба, закрывая собой часть звезд.

— Кто на борту? — громко спросил Головин, и в ту же минуту проснулся Андрей.

— Что за человек? — вскинув руки, воскликнул он. — Боцман, штурман, кто это?

От голоса Мурашева проснулась Нина. Она также застыла в изумлении, а штурман тем временем будил боцмана. Но не так-то легко было растормошить Бакуту!

Загадочный человек, появившийся из глубины океана, продолжал неподвижно сидеть на носу шлюпки.

— Кто на борту? — повторил свой вопрос Головин. — Мурашев, разбудите боцмана, — приказал он и опять обратился к силуэту: — Отвечайте, я жду.

Но человек молчал.

Тряся изо всех сил за плечо боцмана, Мурашев наконец разбудил его.

— На вахту? — зевнул боцман, расправляя плечи, и сразу притих. — Кто это? — встрепенувшись, спросил он, глядя на незнакомца.

Не получив ответа, Бакута вскочил и схватил неизвестного за руку. По-видимому, боцман сделал это достаточно энергично, так как тот жалобно вскрикнул и торопливо залепетал:

— Огайо!.. Огайо!..

— Японец, — выпалил Бакута. — Я их, закрыв глаза, узнаю. «Огайо» — это на их языке «здравствуйте».

Быстро светало. В фиолетовом воздухе, краснеющем от еще скрытого за океаном солнца, моряки уже четко видели своего странного гостя. Это был низкорослый костлявый японец с тонкими искривленными ногами. Повязка из синей материи обтягивала его бедра. Маленькими ладонями сухощавых рук он беспрестанно растирал свою мокрую грудь. Он сидел, точно во сне, закрыв глаза, и только движения его рук указывали на то, что он бодрствовал. Через несколько минут, когда взошло солнце, японец перестал растирать грудь и открыл глаза. И мигом преобразилось его лицо. Сверкающие черные прищуренные глаза скользнули по сидящим в шлюпке. Маленькое лицо сморщилось, и вдруг японец улыбнулся.

— По моему соображению, — сказал боцман, — этот человек, как и мы, спасается с аварийного судна. Кушай, — указал он ночному гостю на черепаху. — Мало-мало кушай — ваша любит черепаху…

Японец отказался, и когда боцман обиженно спрятал мясо, он встал и, к удивлению Головина, принялся убирать парус.

— К чему это он? — спросил Бакута, очевидно ожидая приказаний штурмана.

— Не мешайте, — внимательно следя за движениями японца, сказал Головин. — Посмотрим, что будет дальше.

Ловко и аккуратно свернув парус и сложив его под банкой, японец взялся за весла, знаком приглашая друзей сделать то же самое. Когда моряки подняли весла, японец перебежал на корму, сел у руля и повернул шлюпку.

Не возражая ему, друзья гребли, ожидая, что в конце концов он разъяснит свое поведение. Но не прошло и часа после восхода солнца, как на юге показалась синяя полоса земли. Очень скоро шлюпка пристала к скалистому берегу.

— Хелло! — раздалось за спиной Головина.

Моряки, вытаскивавшие шлюпку на берег, не заметили, как к ним подошли двое людей. Один из пришедших, обратившийся к морякам, был высокий, худощавый белокурый европеец с длинным, бледным лицом. В стороне от всех остановился пожилой тучный японец в белом тропическом костюме. В то время как европеец пожимал прибывшим руки, японец раскланивался, не двигаясь с места, и его равнодушное лицо ничего не выражало.

— Поздравляю вас, — сказал по-английски европеец. — Судя по всему, вы испытали немало лишений. Извините, я не осведомился — говорите ли вы по-английски? — спросил он Бакуту.

— Литль, — с готовностью ответил боцман, но больше он не нашел слов и смущенно спрятался за спину штурмана.

— Я говорю по-английски, — поспешил заявить Головин. — Благодарю вас. Мы — моряки с погибшего советского парохода «Звезда Советов».

— Во всяком случае, — сказал европеец, — прежде всего вам следует отдохнуть и прийти в себя.

Отвыкшие от движения моряки, шатаясь, с трудом поспевали за быстро шедшим впереди человеком.

Груды больших, точно отшлифованных камней — вот все, что они увидали на своем пути. Бурый холм и одинокая скала скрывали панораму острова. Вскоре перед холмом открылась сложенная из камней хижина. Европеец, нагнувшись, вошел в нее, и друзья, последовав за ним, очутились в полутемном помещении, откуда ступени вели в пещеру.

На земле лежало несколько циновок, и островитянин, зажигая масляный светильник, торопливо сказал:

— К сожалению, больших удобств мы вам не можем предоставить. Располагайтесь. Впоследствии вы устроитесь удобней. Сейчас к вам явится доктор.

Вскоре действительно пришел доктор японец. Он выслушал моряков и предписал им полный покой.

Вслед за доктором в пещеру пришел солдат со свертком одежды. Нине достался широкий цветистый мужской халат.

Пожелав друзьям отдыха и покоя, европеец откланялся и ушел, с готовностью записав, со слов Головина, радиограмму в Москву с сообщением об их спасении.

…Ночью, когда товарищи заснули, Головин почувствовал странное беспокойство. Вспоминая минувший день, он терялся в догадках. Остров обитаем. Но отчего их поместили в пещере? Почему в разговоре европеец не назвал себя, а японец, неотступно следовавший за ним, все время молчал? Беспокойные мысли штурмана прервал Бакута. Боцман, кряхтя, поднялся с циновки и направился к выходу.

— Пойду погляжу, куда это мы попали, — сказал он Головину. — В один момент узнаю, что это за остров.

Бакута ушел. Но не более чем через полминуты он вернулся обратно.

— Не пускают, — растерянно и с досадой сообщил он. — Наверху японец… с винтовкой.

— Очевидно, — попробовал успокоить его Головин, — по предписанию врача мы должны лежать.

— Лежать? — запротестовал боцман. — Да я в жизни не знал, что такое лазарет. Я здоров, как дьявол.

Утихомирив Бакуту, штурман с еще большей тревогой принялся обдумывать происходящее. «Вход охраняется солдатами. Что бы это могло означать?..»

В течение двух дней моряки, совершенно не нуждавшиеся в лечении, оставались в пещере. Лишь ночью поодиночке их выводили на воздух, но под присмотром, и разрешали быть наверху не более пяти минут.

Перед их глазами чернели пустынные каменные валуны, вблизи за скалой тихо плескался океан. Часовой, не сводя глаз с моряков, держал ружье на изготовку. Головин был вне себя, не находя объяснения этим загадочным обстоятельствам. По утрам в пещеру заходил бледный европеец; он на другой же день заявил, что телеграмма во Владивосток послана, но ответ еще не получен. Тягостное недоумение Головина росло с каждым часом. Он понимал, что жители острова ставят у пещеры часовых вовсе не для того, чтобы охранять их здоровье и покой. Но штурман по-прежнему для видимости оставался безразличным, не переставая мучительно доискиваться причины странного гостеприимства, похожего на плен.

На третий день при очередном посещении европейца Головин задал ему несколько прямых вопросов, но, как и прежде, получил уклончивый ответ.

— Когда мы сможем выйти на воздух? — сдержанно спросил Головин. — Мы чувствуем себя великолепно.

— Как только разрешит врач.

— До сих пор вы не сказали нам, где мы находимся. Это по меньшей мере удивительно…

— Врач надеется…

— Я настаиваю, — резко возразил Головин, — я требую объяснений. Где мы находимся?

— Вам необходимо окрепнуть…

— Скажите в таком случае, — решительно поднялся Головин, — кто мы? Гости ваши или… пленники?

С молчаливым поклоном европеец, не произнося ни слова, удалился.

Ночью случилось то, чего давно ожидал штурман.

Бакута, не глядя в сторону Головина, поднялся с циновки и вышел из пещеры. Предчувствуя возможность скандала, Головин последовал за ним. Но было уже поздно. Бакута гневно подступил к вооруженному японцу и, когда тот вскинул винтовку, ударом кулака сшиб его с ног. Часовой без чувств покатился по ступеням пещеры. Не обращая внимания на зов Головина, Бакута скрылся в темноте. Штурман хотел остановить его, но вспомнил про часового и спустился вниз. С помощью Нины он привел в чувство солдата. Глотая воду, обалдело оглядывая все углы пещеры, японец заметил отсутствие четвертого человека. С диким воплем он сорвался с циновки, помчался наверх и в страхе отступил. Он едва не столкнулся с Бакутой. Боцман медленно спускался вниз. Отбросив обезумевшего японца, боцман грузно сошел по ступеням и, совершенно ошеломленный, сел рядом с Головиным.

— Что бы это могло быть? — еле шевеля губами, проговорил он. — Александр Павлович, — прошептал он, схватив штурмана за руки, — объясните мне — в своем ли я уме? То, что я видел, поразительнее самых диковинных легенд… Или… или… все это мне померещилось!..

Глава шестая

ЧТО ВИДЕЛ БАКУТА

Бакута мотнул головой, точно прогоняя навязчивые мысли. Через минуту, собравшись с духом, он хотел уже рассказать Головину о том, что видел, но, заслышав шаги, замолчал. Японец часовой, держась за голову, возвращался за своей винтовкой. При слабом желтом свете масляной лампы моряки заметили, что часовой не совсем еще очнулся от сокрушительного удара боцмана. Шатаясь, еле переступая ногами, бледный от боли и злости, но помня о своем долге, японец нагнулся, чтобы взять оружие. Одним прыжком Андрей очутился возле него, выхватил винтовку и отбежал в угол. Тогда часовой в бешенстве подскочил к Андрею и замахнулся ножом. Но между ним и матросом очутилась Нина. Одно порывистое движение, и японец рухнул на камни.

Пораженный штурман направился к девушке.

— Осторожней, вы убьете его…

— Не подходите! — угрожающе крикнула Нина, и Головин невольно был принужден отступить. Не веря своим глазам, он смотрел на Нину, впервые видя ее в подобном состоянии. Она дрожала от гнева. Часовой лежал на спине, выронив нож, и с ужасом смотрел в лицо девушке.

Бакута моментально оживился.

— Штурман, — загремел он, потрясая кулаками, — вы только не препятствуйте, мы всю их лавочку разнесем!

— С нами обращаются, как с пленными, — задумчиво проговорил Головин. — Мы вправе протестовать.

— Что касается прав, — рассудил Бакута, — вам стоит только приказать, и я из него последний дух вытрясу. Я полагаю, Александр Павлович, — угрожающе глядя на часового, добавил он, — тех, кто лишает воли советских моряков, нужно уничтожать и…

— Как вы думаете, — спросил Головин, — он уже сообщил?