Дочь «Делателя королей» (ЛП)

Филиппа Грегори

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Анна Невилл

Глава 1

Лондонский Тауэр, [1] май 1465

Первой идет Миледи Мать, как старшая из наследниц знатнейшей семьи королевства. За ней следует Изабель, потому что она старше меня; я родилась младшей в семье и всегда иду последней. Мы входим в большой тронный зал лондонского Тауэра, и мама ведет Изабель к ступеням трона для реверанса, а потом отходит на несколько шагов в сторону. Изабель низко, как нас всегда учили, опускается перед королем, несмотря на то, что этим королем является молодой человек, посаженный на престол нашим отцом. Его жена будет коронована завтра, вот и все, что мы можем думать о ней. Наконец, я делаю шаг вперед для своего реверанса, и впервые вижу женщину, которую мы пришли почтить.

От ее красоты захватывает дух: это самая красивая женщина, которую я видела в своей жизни. Сразу становится понятно, почему король остановил свою армию, едва бросив на нее взгляд, и женился на ней через несколько недель. Ее улыбка медленно расцветает на губах, а потом сияет, как улыбка ангела. Я видела статуи, которые покажутся неуклюжими рядом с ней, я видела изображения Мадонны, чьи черты будут выглядеть грубыми рядом с ее мерцающим очарованием. Я поднимаю к ней лицо и любуюсь ею, словно чудесным ожерельем; я не могу отвести взгляд. Под моим пристальным взглядом ее лицо теплеет, она розовеет и улыбается мне, а я, не в силах двинуться с места, улыбаюсь ей в ответ. Она смеется, словно находит мое открытое восхищение забавным, но потом я замечаю яростный взгляд матери и срываюсь с места в сторону моей хмурой сестры Изабели.

— Ты пялилась на нее, как идиотка, — шипит она. — Ты нас позоришь. Что бы сказал отец?

Король выходит вперед и ласково целует маму в обе щеки.

— Что слышно о моем дорогом друге и вашем муже? — спрашивает он ее.

— Трудится на благо вашего величества, — незамедлительно отвечает она, ибо отец будет отсутствовать на сегодняшнем ужине и на всех торжествах; он встречается с самим королем Франции и герцогом Бургундским, встречается с ними, как с равными, чтобы помириться с этими великими мужами христианского мира теперь, когда спящий король[2] побежден и мы стали новыми правителями Англии.

Мой отец великий человек — он представляет нашего нового короля и всю страну.

Король, наш новый молодой король,[3] подмигивает Изабель и гладит меня по щеке. Мы знаем его с детства, еще с тех времен, когда мы были слишком маленькими, чтобы присутствовать на таких ужинах, а он был мальчиком, переданным на воспитание нашему отцу. Между тем мама смотрит по сторонам так, словно мы у себя в замке Кале, а она проверят, хорошо ли работают слуги. Я знаю, она хочет увидеть что-нибудь неправильное, чтобы позже сообщить отцу, насколько эта красивая королева[4] не годится для своего положения. Судя по кислому выражению лица, она не обнаружила ничего дурного.

Никто не любит эту королеву, и я не должна восхищаться ею. Для нас не должно иметь значения, что она ласково улыбается Изабели и мне, что она поднимается со своего высокого кресла, чтобы выйти вперед и обнять маму. Мы полны решимости не любить ее. Мой отец подготовил для этого короля хороший брак с самой принцессой Франции. Отец долго работал над ним, подготовил почву, составил брачный договор, убедил людей, ненавидящих Францию, что он выгоден для страны: позволит нам защитить Кале, и даже заполучить назад Бордо. Но неожиданно Эдуард, новый король, наш очаровательный и красивый Эдуард — к которому наш отец относился как к младшему брату, а мы как к дяде — сказал так просто, словно заказывал блюдо на обед, что он уже женат, и с этим ничего нельзя поделать. Уже женат? Да, на ней.

Он поступил неправильно, не спросив моего отца, все это знают. Он впервые поступил так в конце триумфального похода, который вывел Дом Йорков из унижения, когда они были вынуждены просить прощения у спящего короля и злой королевы,[5] к победе и трону Англии. Мой отец был рядом с Эдуардом, обучая и направляя его, диктуя ему каждый шаг. Мой отец всегда знает, что для него лучше. А наш король, несмотря на свой трон и корону, просто молодой человек, который всем обязан нашему отцу. Он не сидел бы сейчас здесь, если бы отец не принял его сторону, не научил вести за собой армию, не боролся бы за него. Мой отец рисковал собственной жизнью сначала ради отца Эдуарда, а затем и ради самого Эдуарда; и вот, когда спящий король сбежал со своей злой королевой, а Эдуард был коронован, и все должно было стать хорошо и замечательно, он взял и тайно женился на ней.

Она должна вести нас к столу, и дамы тщательно выстраиваются друг за дружкой; существует установленный порядок, и очень важно проследить, чтобы каждый оказался на своем месте. Мне почти девять лет, и я достаточно взрослая, чтобы понимать важность этикета; меня учили соблюдению очередности еще с тех пор, когда я была маленькой девочкой, живущей в детской. Поскольку она должна быть завтра коронована, она пойдет первой. Отныне и навсегда она будет первой в Англии. Всю оставшуюся жизнь она будет идти впереди моей матери, и мама никогда не сможет занять ее места. Далее должна следовать мать короля, но ее здесь нет. Она заявила о своей вражде к красивой Элизабет Вудвилл и поклялась, что не будет присутствовать на коронации простолюдинки. Всем известно о расколе в королевском семействе, и сестры короля встают в линию без материнского присмотра. Они выглядят довольно растерянными без величественной герцогини Сесилии впереди, и уверенная улыбка короля на мгновение тускнеет, когда замечает пустое место в женском ряду. Я не знаю, как он смог пойти против герцогини. Она тетка моего отца и такая же строгая, как моя мать, так что никто не смеет их ослушаться. Я могу только думать, что король очень сильно влюбился в свою новую королеву, раз бросил вызов своей властной матери. Он, должно быть, очень, очень любит ее.

Зато здесь мать королевы; нет сомнений, что она ни за что не упустит момент своего триумфа. Она выходит на свое место рука об руку со своим красивым мужем, сэром Ричардом Вудвиллом, во главе армии своих сыновей и дочерей. Он барон Риверс, и все шепотом повторяют шутку, что их река вышла из берегов.[6] Действительно, их просто невероятно много. Элизабет их старшая дочь, а за матерью выстроилось семь сестер и пять братьев. Я смотрю на красивого молодого Джона Вудвилла рядом с его женой; он выглядит, словно мальчик, сопровождающий бабушку. Он вступил в брак с моей двоюродной бабушкой Кэтрин Нэвилл, вдовой герцога Норфолка. Это настоящее безобразие, мой отец сам так говорит. Миледи двоюродная бабушка — старая развалина почти семидесяти лет; мало кто из женщин доживает до таких лет, а Джон Вудвилл двадцатилетний юноша. Мама говорит, что отныне так и будет: если на трон Англии взойдет дочь женщины, известной как ведьма, мы увидим дела и похуже. Если мы коронуем саранчу, она сожрет нас всех.

Я отвела глаза от усталого сморщенного лица бабушки и сосредоточилась на собственной задаче. Я должна внимательно следить, чтобы оставаться позади Изабель и моей матери и не наступить им на шлейфы, ни в коем случае не наступить. Мне всего восемь лет, и я должна следить, что делаю все правильно. Изабель, которой уже тринадцать, вздыхает, наблюдая, как я смотрю себе под ноги и осторожно подсовываю носки туфель под богатую парчу, чтобы не допустить ни малейшей возможности ошибиться. А потом Жакетта, мать королевы-саранчи, оглядывается на меня через головы своих детей, чтобы убедиться, что я стою в нужном месте. Она выглядит так, словно беспокоится обо мне, и когда видит меня рядом с матерью и сестрой, она улыбается так же чудесно, как ее дочь, улыбается мне одной, а потом поворачивается и принимает руку своего красивого мужа и следует за своей дочерью, наслаждаясь моментом триумфа.

Мы проходим через большой зал мимо сотен людей, который кланяются и улыбаются красивой новой королеве, а потом, когда все рассаживаются по местам, я еще раз могу посмотреть на взрослых за высоким столом. Я не единственная, кто смотрит на королеву. Она привлекает к себе всеобщее внимание. У нее самые чудесные на свете серые глаза, и когда она улыбается, она опускает их, словно радуется своей тайне. Король Эдуард посадил ее по правую руку от себя, и когда он шепчет ей что-то на ухо, она наклоняется к нему так близко, словно хочет поцеловать. Это должно всех шокировать, но, когда я смотрю на мать новой королевы, я вижу, как она улыбается дочери, словно она ужасно счастлива тем, что они так молоды и влюблены. Кажется, она совсем ничего не стыдится.

И все-таки они очень красивая семья. Никто не может отрицать, что они прекрасны, словно к жилах у них течет самая голубая кровь. И их так много. Шестеро из семьи Риверс и двое сыновей от первого брака новой королевы еще дети, и они сидят за нашим столом, словно молодые люди королевской крови и имеют право быть на равных с нами, графскими дочерями. Я вижу, как кисло поглядывает Изабель на четырех девочек Риверс — от самой младшей Кэтрин Вудвилл, которой всего семь лет, до старшей за нашим столом Марты, которой уже пятнадцать. Этим девочкам понадобятся богатые мужья, приданое и земли, а сейчас в Англии осталось не так много богатых и знатных мужчин, потому что за десять лет войны между соперничающими Домами Ланкастеров и Йорков было убито слишком много дворян. Эти девушки захотят сравняться с нами, они будут нашими соперницами. Внезапно вокруг нас возникло слишком много новых красивых лиц, сияющей, как новое серебро, кожи, смеющихся голосов и изысканных манер. Нас словно захватили в плен очаровательные юные незнакомки, словно статуи ожили, сошли с пьедесталов и начали танцевать среди нас, словно птицы слетели с неба, чтобы петь, или рыбы в сверкающей чешуе выскочили из моря. Я смотрю на свою мать, и вижу, как она пытается сдержать раздражение, красная и потная, словно жена пекаря. Королева рядом с ней светится, подобно жемчужине, ее голова склоняется к лицу молодого мужа, она слегка раскрывает губы, словно дышит его дыханием.

Торжественный ужин поглощает все мое внимание, ведь на одном конце нашего стола сидит брат короля Джордж, а на другом его младший брат Ричард.[7] Мать королевы, Жакетта, улыбается нам всем, и я догадываюсь, что это она придумала посадить всю молодежь за одним столом с Джорджем во главе. Изабель извивается, как овца при стрижке, видя перед собой сразу двух герцогов королевской крови. Она так стремится произвести впечатление, что даже не знает, в какую сторону смотреть. И, что гораздо хуже, две старшие девочки Риверсов, Марта и Элеонора Вудвилл затмевают ее без всякого усилия. Они красивы, как все члены их семьи, уверены в себе и веселы. Изабель слишком сильно старается, а я слишком робею под тяжелым взглядом моей матери. Зато девочки Риверсов ведут себя так, словно они здесь празднуют радостное событие, ожидая только удовольствия, а не нагоняя. Они уверены в себе и хотят развлекаться. Конечно, оба герцога предпочитают их нам. Джордж знает нас всю жизнь, мы для него не новость. Ричард все еще находится под опекой моего отца; когда мы приезжаем в Англию, он окружен полудюжиной живущих с нами мальчиков. Ричард видит нас трижды в день. Конечно, он не может не смотреть на Марту Вудвилл, нарядную и красивую, как ее сестра, новая королева. Но так неприятно, что он совсем не замечает меня.

Джордж в пятнадцать лет так же высок и красив, как его старший брат, король. Он говорит мне:

— Ты, наверное, первый раз ужинаешь в Тауэре, да, Энн?

Я взволнована и поражена, что он обратил на меня внимание, мое лицо вспыхивает румянцем, но я громко и четко отвечаю:

— Да.

Ричард, сидящий на другом конце стола, на год моложе Изабель и не выше ее ростом, но теперь, когда его брат стал королем, он кажется гораздо красивее. У него всегда была самая веселая улыбка и добрые глаза, но сегодня, на торжественном ужине в честь коронации его невестки, он сдержан и молчалив. Изабель, пытаясь завязать с ним разговор, спрашивает, помнит ли он нашего маленького пони в замке Миддлхэм? Она улыбается: не правда ли, было забавно, когда Перчик понес его, и он упал? Ричард, колючий в своей гордости, как чертополох, говорит, что не помнит, и отворачивается к Марте Вудвилл. Изабель пытается сделать вид, что мы с герцогом самые лучшие друзья; но на самом деле он просто один из полудюжины подопечных отца, с которыми мы охотились и ужинали вместе в прежние времена, когда жили в Англии до войны. Изабель хочет показать девочкам Риверсов, что мы все вместе — одна дружная семья, а они просто нежелательная для нас компания; но на самом деле, мы — дочери Уориков, живущие под присмотром матери, а герцоги — мальчики Йорков, состоящие при нашем отце.

Изабель может думать, что хочет, но я не собираюсь ни о чем беспокоиться. У нас больше прав сидеть за этим столом, чем у кого бы то ни было, даже у красивых девочек Риверсов. Мы самые богатые наследницы Англии, и наш отец контролирует переправу через Узкое море[8] между Кале и английскими берегами. Мы из великой семьи Невиллов, хранителей Севера, и в наших жилах тоже течет королевская кровь. Мой отец был опекуном Ричарда и наставником самого короля, мы богаче всех в этом зале, богаче самого короля, и намного лучшего происхождения, чем новая королева. Я могу, как равная, говорить с любым герцогом королевской крови из Дома Йорков, потому что без моего отца их Дом пал бы в войне, на троне сидели бы Ланкастеры, и красивый Джордж был бы братом ничтожества и сыном предателя.

Ужин тянется долго, хотя завтрашний прием по поводу коронации будет еще пышнее. Сегодня нам подают тридцать две перемены, и королева посылает некоторые блюда к нашему столу, чтобы почтить нас своим вниманием. Джордж встает и кланяется, благодаря ее, а потом раздает угощение с серебряного блюда всем нам. Он видит, что я искоса наблюдаю за ним, и, подмигнув, дает мне дополнительную ложку соуса. Теперь и моя мать направляет на меня взгляд, подобный лучу маяка над темным морем. Каждый раз, когда я привлекаю к себе ее строгое внимание, я поднимаю голову и улыбаюсь ей. Я уверена, ей не в чем меня упрекнуть. Я держу в руке одну из этих новомодных вилок и прячу в рукаве салфетку, словно настоящая французская дама, знакомая с последней модой. Я пью из бокала, стоящего справа от меня, и ем, как меня учили: изящно и без спешки. Если герцог Джордж решает уделить мне внимание, я не понимаю, почему кто-то может быть удивлен этим. Во всяком случае, я не удивляюсь.

* * *

В ночь перед коронацией в Тауэре я делю свою постель с Изабель, как и в нашем доме в Кале, как и каждую ночь моей жизни. Меня отправляют спать на час раньше нее, хотя я слишком взволнована, чтобы заснуть. Я произношу свою молитву, а потом забираюсь под одеяло и прислушиваюсь к музыке, доносящейся снизу. Они до сих под танцуют — король и его возлюбленная жена. Когда он берет ее за руку, можно заметить, как ему приходится останавливать себя, чтобы не привлечь ее ближе. Она опускает глаза, а он не сводит горящего взгляда с ее лица, и она дарит ему улыбку, полную обещаний.

Я не могу не спрашивать себя, а что сейчас делает спящий король где-то там, среди дикого севера? Страшно представить, что он видит во сне, как они танцуют, и что новый король завтра встанет на его место и увенчает свою королеву короной его жены. Отец говорит, что мне нечего бояться, потому что злая королева сбежала во Францию и не может допроситься никакой помощи от своих друзей. Отец встречается с самим королем Франции, чтобы убедить его стать нашим другом и не помогать злой королеве. Она наш враг и враг мира в Англии. Отец проследит, чтобы у нее не было дома во Франции, как нет трона в Англии. А в это время спящего короля без жены и сына завернут в теплое одеяло и отвезут в какой-нибудь замок рядом с Шотландией, чтобы он спал там как пчела зимой. Мой отец пообещал, что он будет спать, а она сгорать от ярости, пока они оба не постареют и не умрут, так что мне нечего бояться. Мой отец мужественно сверг спящего короля с трона и возложил корону на голову Эдуарда, поэтому все теперь будет хорошо. Мой отец подавил сопротивление злой королевы, жестокой французской волчицы, и победил ее. Но мне страшно представлять, как лунный свет сейчас озаряет закрытые веки старого короля Генриха, а те люди, которые прогнали его, танцуют сейчас в его большом зале. Мне страшно думать о злой королеве в далекой Франции, которая проклинает нас и клянется вернуться обратно.

К тому времени, когда Изабель наконец приходит в нашу спальню, я сижу на коленях перед узким окном и смотрю, как лунный свет сияет на речных водах, представляя, что видит во сне старый король.

— Ты должна уже спать, — сердито говорит она.

— Она ведь не может прийти к нам, правда?

— Злая королева? — ужас перед королевой Маргаритой Анжуйской преследовал нас обеих все наше детство. — Нет. Она побеждена. Отец наголову разбил ее в Тоутоне. Она убежала и не сможет вернуться.

— Ты уверена?

Изабель обнимает мои худые плечи.

— Я уверена. Мы в полной безопасности. Безумный король спит, а злая королева побеждена. Ты просто придумала отговорку, чтобы не спать.

Я покорно возвращаюсь в постель и натягиваю простынь до подбородка.

— Я сплю. Разве все не замечательно?

— Не особенно.

— Правда, она очень красивая?

— Кто? — спрашивает Изабель, как будто действительно не знает, как будто сегодня не стало очевидным, кто в Англии самая красивая женщина.

— Новая королева, королева Элизабет.

— Ну, я не считаю ее величественной, — говорит она, пытаясь подражать нашей матери, только более пренебрежительно. — Я не знаю, как она будет выглядеть на коронации и на турнире, ведь она была женой простого оруженосца и дочерью мелкого помещика. Откуда ей знать, как надо себя вести?

— Правда? А как надо? — спрашиваю я, пытаясь продлить разговор.

Изабель всегда знает больше меня, ведь она на пять лет старше, любимица наших родителей, почти женщина с перспективами блестящего брака, а я еще никто, просто ребенок. Она даже не одобряет королеву!

— Я бы вела себя с большим достоинством, чем она. Я бы не шепталась с королем и не унижалась, как она. Я бы не посылала блюда и не махала рукой людям, как делает она. И я бы не притащила во дворец всех своих братьев и сестер. Я была бы гораздо сдержаннее и холоднее. Я бы никому не кланялась и не улыбалась всем подряд. Я была бы настоящей снежной королевой, без семьи и друзей.

Меня так завораживает эта картина, что я наполовину выползаю из-под одеяла. Я сдергиваю с кровати меховое покрывало и протягиваю ей.

— Как именно? Покажи мне, Иззи!

Она набрасывает его на плечи, поднимает подбородок и вытягивается во все свои четыре фута и шесть дюймов,[9] стоя посреди комнаты с высоко поднятой головой и величественно кивая воображаемым придворным.

— Вот так, — говорит она. — Comme?[10] Элегантно и нефамильярно.

Я вскакиваю с постели, хватаю платок и набрасываю себе на голову, чтобы следовать за ней, повторяя поклоны направо и налево за царственной Изабель.

— Что вам надо? — обращаюсь я к пустому стулу. Я делаю паузу, словно прислушиваюсь к просьбе. — Нет, не всем. Мне жаль, но я не в состоянии помочь вам, потому что я уже отдала этот замок моей сестре.

— И моему отцу, лорду Риверсу, — добавляет Иззи.

— И моему брату Энтони — он такой красивый.

— И моему брату Джону, и моим сестрам. Для вас ничего не осталось. У меня большая семья, — говорит Изабель, войдя в роль королевы и надменно растягивая слова. — Они все должны быть устроены. Хорошо устроены.

— Все-все, — добавляю я. — Ведь их больше десяти. Вы видели, как много их шло в большой зал позади меня? Где мне найти титулы и земли для всех?

Мы идем широкими кругами и, встретившись, наклоняем головы с великолепным безразличием.

— А вы кто? — спрашиваю я холодно.

— Я королева Англии, — говорит Изабель, меняя игру без предупреждения. — Я Изабелла, королева Англии и Франции, и недавно вышла замуж за короля Эдуарда. Он полюбил меня за мою красоту. Теперь он без ума от меня. Ради меня он забыл своих родственников и друзей и свой долг. Мы поженились тайно, и теперь я буду коронованной королевой.

— Нет, нет, это я должна быть королевой Англии, — говорю я, сбросив шаль и поворачиваясь к ней. — Я королева Анна Английская. Король Эдуард выбрал меня.

— Он не мог это сделать, ты совсем маленькая.

— Он сделал, сделал! — я чувствую, как все во мне бунтует, и знаю, что испорчу нашу игру, но я не могу в очередной раз уступить ей, даже в детской забаве в нашей спальне.

— Мы обе не можем быть королевами Англии вместе, — говорит она рассудительно. — Ты можешь стать королевой Франции. Франция достаточно хороша.

— Нет, Англии! Я королева Англии! Я ненавижу Францию.

— Нет, ты не можешь, — резко говорит она. — Я старше тебя. Я выбираю первой, поэтому я королева Англии, и Эдуард любит меня.

Я теряю голос от ярости. Как она могла без предупреждения превратить нашу счастливую игру в соперничество, только из-за того, что она старше. Я топаю ногами, я чувствую, как мое лицо краснеет, и в глазах закипают горячие слезы.

— Англия! Я королева!

— Вечно ты все портишь, потому что такая маленькая, — Изабель отворачивается.

В эту минуту дверь позади нас открывается, в комнату входит Маргарет и говорит:

— Почему вы не спите, миледи? Боже милостивый! Что вы сделали с покрывалом?

— Изабель не дает мне… — начинаю я. — Она не хочет делиться по-честному.

— Не принимай близко к сердцу, — быстро перебивает меня Маргарет. — В постель. Вы все поделите завтра.

— Она не будет делиться! — я проглатываю соленые слезы. — Она никогда не делится. Мы играли, а она…

Изабель смеется над моим горем, словно оно комично, и обменивается взглядами с Маргарет, как бы говоря, что ребенок опять раскапризничался. Это уже слишком. Я испускаю горестный вопль и падаю лицом вниз на кровать. Никто не заботился обо мне, никто не видел, что мы играли вместе, как сестры, как равные, пока Изабель не захотела забрать себе то, что ей не принадлежало. Она должна знать, что надо делиться со мной. Несправедливо, что я всегда должна быть последней.

— Это неправильно, — я почти задыхаюсь. — Нечестно!

Изабель поворачивается спиной к Маргарет, которая расстегивает крючки на ее платье и опускает его так низко, чтобы Изабель могла переступить через него — презрительно, словно она до сих пор притворяется королевой. Маргарет раскладывает ее платье на стуле, приготовив его для чистки и присыпки на завтра, а Изабель натягивает через голову ночную рубашку и позволяет Маргарет расчесать и заплести ее волосы.

Я поднимаю от подушки покрасневшее лицо, чтобы взглянуть на них обеих, а Изабель смотрит в мои заплаканные глаза и говорит коротко:

— Тебе пора спать. Ты всегда плачешь, когда устаешь. Ты такой ребенок. Тебе нельзя было объедаться за ужином. — она оглядывается на Маргарет, взрослую двадцатилетнюю женщину, и приказывает: — Маргарет, скажи ей.

— Спите, леди Энн, — осторожно говорит Маргарет. — Не о чем больше спорить, — и я поворачиваюсь на бок лицом к стене.

Маргарет не должна говорить со мной так, она дама моей матери и моя сводная сестра, она должна добрее относиться ко мне. Но никто не обращает на меня внимания, а моя собственная сестра меня ненавидит. Я слышу скрип кровати, когда Изабель ложится рядом со мной. Никто не заставляет ее молиться на ночь, за это она попадет в ад, так ей и надо. Маргарет говорит:

— Спокойной ночи, спите спокойно, да благословит вас Бог, — а затем задувает свечу и выходит из комнаты.

Мы лежим вдвоем в свете огня в очаге. Я чувствую, как Изабель натягивает на себя одеяло, но не двигаюсь. Она шепчет со злобой:

— Ты можешь проплакать всю ночь, если хочешь, но ты никогда не будешь английской королевой, а я буду.

— Я Невилл! — скриплю я.

— Маргарет тоже Невилл. — Изабель решила доказать свою точку зрения. — Но незаконная, просто ублюдок нашего отца. Поэтому она служит нашей фрейлиной и выйдет замуж за какого-нибудь сельского дворянина, а я выйду замуж за богатого герцога, как минимум. И еще мне кажется, что ты тоже незаконная, и ты будешь моей горничной.

Я чувствую, как в горле поднимается тягучий всхлип, но зажимаю рот обеими руками. Я не порадую ее моими слезами. Я задушу мои рыдания. Если бы я могла остановить дыхание, я бы сделала это сейчас; пусть они потом пишут письмо моему отцу и рассказывают, как нашли меня мертвой и холодной. Тогда она пожалеет, что задушила меня своей злобой, а мой отец, который сейчас так далеко, будет винить ее за смерть своей младшей дочери, потому что он любил меня больше всех. Он должен любить меня больше всех. Я хочу, чтобы он любил меня.

Глава 2

Л'Эрбер, Лондон, июль 1465

Случилось что-то необычайное, потому что посреди двора нашего лондонского дома стоит знаменосец отца, а вокруг собираются все дружинники отца и его слуги; они выводят лошадей из конюшни и выстраиваются в два ряда. Наша резиденция не меньше любого из королевских дворцов, ливрею нашего Дома носит больше трехсот мужчин, и по количеству слуг мы уступаем разве что только королю. Многие считают, что наши люди лучше обучены и вымуштрованы, чем королевские; во всяком случае, кормят и одевают их гораздо лучше.

Я жду отца у двери во двор; может быть он заметит меня и скажет, что происходит. Изабель делает свои уроки в комнате наверху, и я не собираюсь звать ее сюда. На этот раз пусть она пропустит все самое интересное. Я слышу, как на каменной лестнице звенят шпоры на сапогах отца; я поворачиваюсь и приседаю в глубоком реверансе, но к своему неудовольствию вижу, что рядом с ним идет наша мать, а за ней следуют Изабель и наши дамы. Иззи показываем мне кончик языка и усмехается.

— А вот и моя маленькая девочка. Ждешь, чтобы проводить меня?

Отец ласково кладет руку мне на голову для благословения, а затем наклоняется, чтобы посмотреть мне в лицо. Он огромный и великолепный, как всегда; когда я была маленькой девочкой, я верила, что его грудь сделана из железа, потому что всегда видела его только в доспехах. Теперь он улыбается мне, темно-карие глаза сияют из-под ярко отполированного шлема, густая каштановая борода красиво подстрижена, как на картине, изображающей бога войны.

— Да, милорд, — говорю я. — Вы снова уезжаете?

— Сегодня у меня много работы, — торжественно отвечает он. — Ты знаешь, что случилось?

Я качаю головой.

— Кто наш самый большой враг?

Это просто.