Лаборатория в «Карточном домике»

Капитан. Вот видите. Значит, радио работало нормально. То есть, нет сомнения, что и с ним что-то случилось. Поэтому я считаю, что первую версию можно отбросить.

Директор. Что же остаётся?

Капитан. Второе возможное объяснение: произошло что-то серьёзное — взрыв, пожар. Там хранились взрывоопасные материалы? Ядохимикаты? Радиоактивные вещества? Припомните подробно.

Тамара Евгеньевна. Да, во второй лаборатории был уран. Но очень немного и вполне надёжно упакованный. У химиков, кажется, нитроглицерин, но тоже чуть-чуть — в лабораторных дозах.

Директор. А у Сильвестрова?

Тамара Евгеньевна. Нет, у него ничего опасного.

Директор. Но сам его аппарат? Эта машина — памяти или антипамяти?

Тамара Евгеньевна. «Мнемозина»? Что в ней такого страшного? Она безобидна, как магнитофон.

Директор. Нет, Тамара Евгеньевна, я отказываюсь вас понимать, Год назад, когда ваша дочь просилась на работу к Сильвестрову, каких только ужасов вы не говорили про его аппарат. Думаете, я не помню? «Нельзя вмешиваться в человеческую память… Человек должен всё помнить… Кощунство… Запретить…» А теперь, когда Этери добилась своего и работает у Сильвестрова, вы говорите — «ничего опасного».

Капитан. Кто этот Сильвестров?

Директор. Заведующий четвёртой лабораторией в «Карточном домике». От Академии медицинских наук.

Капитан. А что за аппарат у него? Как вы его назвали?

Директор. «Мнемозина». Так звали богиню памяти у древних греков. Он работает на принципе биорадиоволн. Настраивается на биотоки мозга и снимает возбуждение клеток. Задуман был для лечения психических травм, нервных заболеваний. Может усыпить человека, может заставить забыть, что с ним было. Такова, во всяком случае, конечная цель. Но до неё ещё очень далеко, опыты пока идут только на животных.

Тамара Евгеньевна. Но Сильвестров очень продвинулся. Помните его последний доклад? Когда он демонстрировал собак и кошек, лис и кур в одной клетке? Животные явно впали в младенчество, утратили всё, что было в их «взрослой» памяти.

Директор. Подробнее об этом аппарате рассказать не берусь — не специалист. Да и вряд ли здесь, в Научном городке, кто-нибудь сможет.

Тамара Евгеньевна. Если не считать Этери. Она прилетела вчера последним рейсом вертолёта.

Директор. Что же вы молчите?

Капитан. Нельзя её позвать сюда?

Тамара Евгеньевна. Наверно, она спит… Вид у неё был такой усталый и измученный, что я дала ей снотворное.

Капитан. Даже если спит — придётся разбудить.

Тамара Евгеньевна, вздохнув, выходит.

Директор. Сергей Тимофеевич, а не слишком ли мы затянули наши обсуждения? Не пора ли нам кончить размышлять да прикидывать и перейти к делу. Собрать всю снегоочистительную технику, которая ползает сейчас по улицам, выстроить её в колонну и бросить в поход во-о-он к тому маленькому квадратику в углу карты.

Капитан. Прямо сейчас? Ночью?

Директор. Ночью, конечно, по бездорожью не дойдут. Но хоть первую часть пути — по шоссе. Чтобы к рассвету были за мостом. Так сказать, на исходных позициях.

Капитан. До рассвета ещё далеко.

Директор. Что же, нам так и сидеть, сложа руки?

Капитан. Эмоции, Андрей Львович, те же самые эмоции. Оставить город без защиты? Он к утру будет завален снегом по самые окна. Завтра — рабочий день. Никто не сможет попасть на работу. Прекратится подача воды, электричества, «скорая помощь» не приедет к больному, в магазины не привезут хлеб. Да что мне вам объяснять… Жизнь остановится.

Директор. А если там уже сейчас останавливается чья-то жизнь? И не одна. Там пятьдесят человек. Пятьдесят жизней.

Капитан. Что бы мы ни решили, ответственность всё равно ляжет на нас. И огромная. Но те, кто отправятся на помощь, должны хоть приблизительно знать, какого рода опасность их ждёт. Без этого — разрешите вы им приблизиться к «Карточному домику»? Не постигнет ли их судьба водителя вездехода?

Директор. Зачем разрешать? Я просто отправлюсь с ними в первой машине и сам…

(Дверь открывается, входит Тамара Евгеньевна, за ней Этери Русадзе.)

…Этери, до чего кстати ваш приезд! Вы просто не представляете, как вы нам нужны.

Этери (протягивает ему руку, потом замечает Капитан а и в испуге отшатывается). Милиция? (К Тамаре Евгеньевне.) Почему ты мне ничего не сказала?

Картина шестая

Снова в «Карточном домике». Испуганные ребята сбились в углу кухни. Димон с фонариком в руке подкрадывается к раздаточному окну. Луч света падает в кафе, освещает лежащих Сильвестрова и Лесника. Ребята осторожно подходят, заглядывают через плечо Димона.

Стеша (шёпотом). Дим?.. А они живые?

Димон. Не знаю. Надо бы посмотреть.

Стеша. Ой! Не смей! Вдруг нас заметят. Те, другие…

Димон. Кто?

Стеша. Которые это сделали.

Лавруша. Никогда не думал, что от страха может быть так больно внутри. Как операция без наркоза.

Димон. Ладно. Хватит трястись без толку. (Пролезает в окно, осторожно проходит к выключателю, зажигает свет.)

Лавруша (влезает за ним, вглядывается в лежащих, подбирает с пола шапку). Гляди — дубовые листья. Лесник.

Димон. Ага. А вот и его двустволка. Заряжена…

Лавруша (наклоняется над лежащим). Эй, очнитесь, пожалуйста. Вы ранены, да? Димон, ты не помнишь, где пульс должен быть?

Димон. У меня вот здесь, Под часами.

Лавруша (пытается нащупать пульс). И у него здесь. Слабенький.

Димон. Всё-таки живой.

Лавруша. А второй?

Димон. Такой же. Дышит. А глаза как стеклянные.

Лавруша (отходит к двери на кухню, открывает щеколду, впускает Стешу и Килю). Стеша, у тебя нашатырного спирта нет?

Стеша. Только одеколон.

Лавруша. Давай.

Стеша (приносит одеколон, даёт понюхать лежащим. Никакого эффекта). Как мумия египетская.

Киля. А может, они просто отравились все? Может, съели за ужином какую-нибудь дрянь и не заметили?

Лавруша. Или сонная болезнь. Может, здесь какого-нибудь снотворного газу напущено? И мы все тоже через пять минут повалимся и будем лежать так на полу, Без-ды-хан-но.

Димон. Вот и надо что-нибудь предпринять. Пока ещё не поздно.

Стеша. А что? Убежать? Опять в лес, на ветер?

Лавруша. Ещё неизвестно, что страшнее: замёрзнуть или тихонько заснуть от газа.

По коридору второго этажа снова проходит человек в комбинезоне с пистолетом-ракетницей в руке.

Стеша. Тс-с-с! Слышите?

Киля. Что там?

Стеша. Кто-то ходит.

Лавруша. Послышалось.

Димон (сжимая двустволку). Я пойду посмотрю.

Киля. И я с тобой. Можно?

Димон. Ишь, какой прыткий. Мало тебе ноги?

Киля (топает). Да она почти не болит.

Димон. Ага, значит, зря мы тебя на своём горбу тащили? Мог и сам идти? Нет, раненые и женщины остаются здесь. Лавруша, идёшь?

Лавруша. Поскольку я не раненый и не женщина…

Димон. А вы, если что случится, бегите к вездеходу. Поняли? Мы скоро. (Уходит. Лавруша за ним.)

Киля. Спрятаться бы.

Стеша. Куда?

Киля. А вот. (Опрокидывает набок два столика и исчезает за ними.) Полезай сюда.

Стеша. Не хочу. Чего это я буду прятаться? Стыдно.

Киля. А я, например, дома часто прячусь. То на сеновал залезешь, то в погреб, то под кровать. Не от кого-нибудь, а просто так. Для интереса — найдут или нет. Только никто не ищет.

Димон и Лавруша появляются на втором этаже, проходят по коридору, исчезают в той стороне, куда ушёл человек в комбинезоне.

Стеша. Знаешь, у меня сейчас такое чувство, будто всё это с нами уже было, Будто мы так же сидели в большом опустевшем здании, и ёлочные гирлянды поблёскивали в тёмном углу, и на улице ветер, а мы чего-то ждём. И страшно. Может, я сон такой видела? Или в книге прочла про похожее, но не помню, в какой. С тобой так бывает?

Киля. А дальше чего было в твоём сне? Не доглядела?

Стеша. Кажется, кто-то вошёл… Нет, не помню. Ты мёртвых боишься?

Киля. Да они же не мёртвые совсем. А хоть бы и мёртвые мне теперь всё равно.

Стеша. Почему?

Киля. Потому что…

Стеша. Давай-давай договаривай. Не темни.

Киля. Потому что вы теперь меня с собой никуда не возьмёте. Даже если мы отсюда спасёмся и всё кончится хорошо.

Стеша. Не болтай ерунды. Подвернуть ногу — это с каждым может случиться.

Киля. С каждым не с каждым, а случилось-то со мной. Димон не простит.

Стеша. А когда летом работали на стройке и его обожгло паяльной лампой, кто бегал к фельдшеру за мазью?

Киля. Ну, мы.

Стеша. Никакие не мы, а ты. Когда ты, наконец, отвыкнешь от множественного числа?

Киля. Всё, последний раз, вырвалось само.

Стеша. А кто его потом домой на подводе отвёз?

Киля. Так то домой. А он меня вон сколько тащил. И не на подводе, а на себе.

Стеша. Ты думаешь, Димон злопамятный, да? Жестокий? (Вздыхает.) Так многие считают… Алексей Федотыч у нас всегда из истории примеры приводит. «Представьте себе, говорит, что какой-нибудь греческий тиран пошёл войной на соседний город и завоевал его. Что он сделает первым делом? Вот ты, Дима, с чего бы ты начал?» Тут я, конечно, не стерпела и вылезла: «Почему если тиран, так сразу — Дима?»

Киля. Потому что он главный.

Стеша. Кто?

Киля. Димон. Он по натуре главный — всякому видать.

Стеша. Глупости. Разве это можно по натуре. Главным назначают или выбирают.

Киля. Ну да. Меня сколько ни назначай, ни выбирай, я всё равно не буду. Натура не та. Да и не хочу я.

Стеша. Нет, ты не понимаешь. Вы ещё историю не проходите, а там есть масса примеров, когда главными делались ну кто угодно. Это зависит от разных причин, потому что…