Помоги проекту - поделись книгой:
Если не учитывать личных и служебных поручений, которые мог получить Альбрехт Хаусхофер, то надо отметить, что он проявлял повышенный интерес к Юго-Восточной Европе (Балканские страны и Чехословакия) и британской политике. Кроме того, он как бы унаследовал интерес своего отца к Японии. В 1934 году Хаусхофер-младший посетил Польшу и Данциг, который являлся «вольным городом», находившимся под польским протекторатом. Именно после этого ему были поручены некоторые из негласных миссий, касавшиеся улаживания возможных международных и межгосударственных конфликтов. Именно Альбрехт Хаусхофер был инициатором переговоров, которые вели Рудольф Гесс и лидер судетских немцев Хенляйн. Оба этих политика должны были согласовать свои действия в отношении Чехословакии. В 1935 году Альбрехт Хаусхофер встречался с Хенляйном по меньшей мере еще два раза. В 1936 году Хаусхофер-младший получил личное поручение от Гитлера. Выполнять его он должен был вместе с графом Траутмандорфом. В декабре 1936 года Альбрехту Хаусхоферу надлежало направиться в Прагу, чтобы собрать максимум сведений о том, как чехословацкое общество и политики прореагируют на возможность заключения с Германией пакта о ненападении. При этом Альбрехт Хаусхофер должен был намекнуть некоторым из чешских политиков, что Третий рейх не станет поднимать вопрос о границах, если судетским немцам будет предоставлена полная культурная автономия в составе Чехословакии. Впрочем, как известно, Гитлер вынашивал совершенно иные планы, но он не намеревался делиться ими с Альбрехтом Хаусхофером.
Что касается германо-японских отношений, то Альбрехт Хаусхофер два раза выполнял задания, связанные с ними. В декабре 1935 года он принимал участие в берлинских переговорах по проблеме Дальнего Востока. Именно тогда он помог установлению связей между фон Риббентропом и японским военным атташе Ошимой. Кроме того, во время своего кругосветного путешествия, которое длилось с июня по ноябрь 1937 года, Хаусхофер-младший должен был прозондировать настроения, которые царили в правительственном кабинете Японии. Во время этого визита в Страну восходящего солнца он встретился в том числе с фельдмаршалом Канином, начальником японского генерального штаба. Принц Канин в беседе с немцем подчеркнул, что в Токио очень ценят работу его отца, которого считают другом Японии. Хаусхофер смог установить, что японские политики были ориентированы на «углубление взаимного согласия между двумя странами». Они также выражали готовность познакомить ключевых политиков «новой Германии» с «истинной Японией» и «истинным японским духом». По итогам своего путешествия Альбрехт Хаусхофер должен был лично встретиться с Гитлером. Это встреча произошла 16 ноября 1937 года. Он рассказал фюреру обо всех состоявшихся в Восточной Азии беседах. К тому же он изложил свое видение проблемы Дальнего Востока, которое положил в основу донесений, направлявшихся в августе и сентябре 1937 года фон Риббентропу. Хаусхофер исходил из того, что затягивание японо-китайского конфликта могло иметь нежелательные последствия для германской внешней политики. В частности, он опасался, что Китай погрузится в пучину хаоса. Как и во время предыдущих встреч с Гитлером (14 января и 5 февраля 1937 года), сын профессора геополитики ошибочно полагал, что фюрер прислушивается к его мнению. К подобного рода выводам Альбрехт Хаусхофер пришел, поскольку слишком большое внимание уделял встречным вопросам, которые задавал ему Гитлер.
Однако приоритет в своей деятельности Альбрехт Хаусхофер все-таки отдавал Великобритании. После того как в 1928 году он в первый раз совершил турне по западным странам, в ходе которого посетил Лондон и Париж, он почти каждый год направлялся в Англию. Здесь он пытался завести новые связи. Так, например, в мае 1932 года Хаусхофер-младший знакомится с лордом Лотианом, в прошлом являвшимся секретарем Ллойд Джорджа. Тогда же его принимали представители британского внешнеполитического ведомства. В 1934 году уже в качестве внештатного сотрудника «бюро фон Риббентропа» Альбрехт Хаусхофер по заданию национал-социалистических политиков три раза посещал Великобританию — в июле, в октябре и в ноябре. Во время этих визитов он встречался с лордом Алленом Хертвудом, лордом Галифаксом, Стенли Болдуином. Также Альбрехт Хаусхофер принимал участие в германо-британских переговорах, которые проходили в 1935 году в Берлине. Тогда он выступал в качестве консультанта. После этого Хаусхофер-младший шесть раз посещал Лондон, где изучал общественные настроения. В то время он по поручению Геббельса брал интервью у ведущих английских политиков. В 1936 году последовали еще три британские командировки. На этот раз он встречался с лидером «Британского союза фашистов» Освальдом Мосли. Одновременно с этим Альбрехт Хаусхофер наносил визиты тем британским политикам и парламентариям, которые посещали Берлин во время Олимпийских игр. Среди них был маркиз Клидесдейл (с 1940 года — герцог Гамильтон). Этот британский деятель в 1937 году посетил с ответным визитом семью Хаусхофер. Именно ему предстояло сыграть роль в судьбе Альбрехта Хаусхофера и Рудольфа Гесса. По итогам своих многочисленных командировок Хаусхофер-сын пришел к выводу о том, что в Англии отнюдь не воспринимали Соединенные Штаты Америки как безучастного наблюдателя, который придерживался принципов политики невмешательства в европейские дела. «Британская империя была противопоставлена Америке, но была нужна для ее безопасности». Несмотря на то что между двумя державами не было заключено никакого военно-политического союза, между ними все-таки существовало нерушимое единство, которое могло привести к формированию в будущем союзнической политики.
Во время драматических событий 1938 года (аншлюс Австрии, «судетский кризис», Мюнхенское соглашение) Альбрехт Хаусхофер находился в самом центре внешней политики Третьего рейха. В ночь с 11 на 12 марта 1938 года, то есть накануне вступления германских войск на территорию Австрии, он расположился в информационном центре Имперского министерства иностранных дел. Тогда же он провел несколько встреч с Рудольфом Гессом, который санкционировал проведение тайных совещаний в «Ведомстве посредничества фольксдойче». Задачей этих совещаний была координация действий судетских немцев. Для упрощения этой задачи в Берлин даже специально прибыл Хенляйн. Во время переговоров с представителями западных держав, состоявшихся осенью 1938 года в Мюнхене, Альбрехт Хаусхофер выступал в качестве эксперта по географическим проблемам при Иоахиме фон Риббентропе. Однако уже к середине декабря Хаусхофер-младший был вынужден констатировать, что более не мог оказывать влияние на внешнюю политику Третьего рейха. Вопреки тому что Запад пошел на уступки Германии, он прекрасно понимал, что «приближалась буря», так как Гитлер явно не намеревался довольствоваться достигнутым. Фюрер перестал привлекать Хаусхофера для выполнения тайных поручений, но это отнюдь не значило, что тот оказался полностью отрезанным от секретной информации. Так, например, 26 января 1939 года он получил сведения о запланированной ликвидации остатков республики Чехословакия. Этот план стал реальностью 15 марта того же года. В начале июля Альбрехт Хаусхофер, который все еще наделялся сохранить мир в Европе, в беседе со статс-секретарем Имперского министерства иностранных дел заявлял, что положение было почти безнадежным. Приблизительно в то же самое время он направил письмо своему новому другу маркизу Клидесдейлу. В своем послании Альбрехт Хаусхофер приводил достаточно точный анализ международного положения и давал советы относительно того, на какие инициативы должен был пойти официальный Лондон, чтобы на свет все-таки появился «реальный план мирного урегулирования проблем в Европе». По сути, Альбрехт Хаусхофер пытался инициировать последнюю попытку, которая могла позволить избежать войны на континенте. Однако Запад решил не пользоваться этими советами. Хаусхофер в очередной раз пребывал во власти самообмана. Когда-то во время одной из бесед с Гитлером он заявил, что политик победил только тогда, когда одержал верх не в качестве полководца. Но Гитлер не намеревался следовать этому принципу. 1 сентября 1939 года Германия начала военные действия против Польши — началась Вторая мировая война. Буквально в самый последний момент Альбрехту Хаусхоферу удалось отменить свою поездку с особой миссией в Японию, как на том настаивал фон Риббентроп. С этого момента «Его серейшее Высокопреосвященство» работал специалистом по особым поручениям при информационном управлении Имперского министерства иностранных дел. Сам же Альбрехт Хаусхофер считал эту свою деятельность бесцельной и бесплодной.
Если сравнивать реальное влияние на официальную внешнюю политику Третьего рейха Хаусхофера-старшего и Хаусхофера-младшего, то нельзя не отметить, что отец играл не в пример более скромную роль. Хотя нельзя не отметить, что Альбрехт смог занять свое положение в иерархии национал-социалистического государства только благодаря давнишней дружбе Рудольфа Гесса и Карла Хаусхофера. Однако было бы ошибкой утверждать, что профессор геополитики не имел во внешнеполитических делах совсем никакого веса. До 1941 года он налаживал связи, чем помогал своему сыну, готовил геополитические обзоры для Гесса, который из «ученика» превратился в «покровителя». Кроме того, по своим каналам Карл Хаусхофер занимался изучением зарубежного общественного мнения и даже пытался в меру своих возможностей снизить недоверие к Третьему рейху. Но все-таки если не считать постоянно поддерживаемых контактов с Гессом и фон Риббентропом, то Карл Хаусхофер очень редко встречался с представителями высшей власти. Он предпочитал жить в Мюнхене, без лишней на то надобности не выезжая в Берлин. Если же говорить о тех, с кем все-таки Хаусхоферу-старшему довелось встречаться, то надо назвать имена Геббельса, министра по делам образования Руста, предводителя «Национал-социалистического союза учителей» Шемма, генерала-фельдмаршала Бломберга, министра экономики Ялмара Шахта. В самой Баварии Хаусхофер поддерживал постоянные связи с Зибертом и Францем фон Эппом. Кроме того, в его доме нередко бывали японские дипломаты и военные. Иногда ему приходилось покидать страну. Его командировки были, по сути, политическим поручением. Карл был в Чехословакии (1933 год), Венгрии (1934 год), Швеции (1935 год), неоднократно посещал Италию (1935, 1937, 1938 и 1941 годы).
Особую роль Карл Хаусхофер сыграл в сближении Германии и Японии, которое в 1936 году вылилось в заключение Антикоминтерновского пакта. Профессор на протяжении десятилетий поддерживал тесные связи с японскими политиками, военными и учеными. Национал-социалистические властители планировали использовать это обстоятельство с пользой для себя. Однако ни Гитлер, ни его приближенные никогда не разрабатывали специальную программу, которая бы касалась Дальнего Востока. К тмоу же поначалу они не имели хороших связей с официальным Токио. Максимум, что себе позволяли национал-социалисты, было провозглашение особой роли Японии в «борьбе против мирового еврейства». Национал-социалистическое руководство остро нуждалось в связях с японцами, тем более что консервативные политики из Имперского министерства иностранных дел в начале 30-х годов предпочитали поддерживать дружественные отношения с Китаем, который был втянут в вооруженный конфликт с Японией. Аналогичную позицию занимало и руководство рейхсвера. Все же антисоветские планы, которые вынашивались в Японии, должны были неизбежно привести к кооперированию с национал-социалистической Германией. На Гитлера же мощное впечатление произвели выход Японии из Лиги Наций и японская политика, осуществляемая на территории Маньчжурии.
19 июня 1933 года в официальном печатном органе НСДАП, газете «Народный обозреватель», была напечатана статья Карла Хаусхофера. В ней он рассуждал о «фашистском образе действий» в борьбе за свободное «жизненное пространство». Подводя итоги, профессор заявлял о том, что в мире имелось только три «фашистских государства» — Италия, Германия и Япония. Всех их отличало неприятие недееспособных межгосударственных соглашений. Все эти три страны стремились изменить соответствующим образом практику ведения дел в мировой политике. Таким образом, провозглашалось не только идеологическое родство Японии и Германии, не только констатировалось презрительное отношение к Лиге Наций, но и постулировалась враждебность в отношении Советского Союза. Эти три момента должны были стать основой для сближения двух стран. Однако Гитлер был прекрасно осведомлено о том, что немецкие дипломаты и часть военных испытывали симпатии к Китаю. Поэтому ведение японских дел было поручено фон Риббентропу, который являлся в то время всего лишь консультантом Рудольфа Гесса. Помогать ему в налаживании связей с Японией должен был именно Карл Хаусхофер.
Зондирование почвы на предмет возможного сближения Германии и Японии, а также союзнических отношений произошло 7 апреля 1934 года, когда Карл Хаусхофер помог организовать встречу Рудольфа Гесса и морского атташе японского посольства адмирала Иендо. На чаепитии Гесс заявил, что странам надо было «дружить против Великобритании». Карл Хаусхофер описал в своих воспоминаниях этот момент: «После этого замечания Иендо широко улыбнулся, словно желал, чтобы мы пересчитали всего его золотые зубы. Однако я уже был привычен к тому, чтобы читать дальневосточные лица как открытую книгу. Это можно было трактовать следующим образом: теперь едва ли что-то может поссорить наши две страны». В последующие месяцы Хаусхофер сделал немало, чтобы обеспечить сближение двух государств. 16 июня 1934 года он беседовал с принцем Кайа, в июне 1935 года совершил поездку с послом Мушакодзи. Но чаще всего он организовывал встречи японского военного атташе Ошимы и фон Риббентропа. В свою очередь фон Риббентроп привлек к тайным переговорам д-ра Ф. Хака, который считался человеком, лоббирующим интересы военных концернов. Первый проект Антикоминтерновского соглашения был подготовлен 4 октября 1935 года. Решающую роль в его подготовке уже играл Хак, который представлял военного министра Бломберга. В январе 1936 года Хак направился в Японию, чтобы обсудить некоторые детали. В Берлине ведение переговоров в это время было поручено сотруднику «бюро фон Риббентропа» д-ру Раумеру. Однако в феврале 1936 года в Японии произошел так называемый «путч молодых офицеров», а потому подписание Антикоминтерновского пакта произошло в немецкой столице только 25 ноября 1936 года. В основных чертах он соответствовал идеям Карла Хаусхофера, который постоянно настаивал на складывании военно-политического блока, в который должны были войти Германия и Япония.
Однако в большинстве случаев при ведении указанных выше переговоров Хаусхофер-старший оставлялся второстепенной фигурой. То же самое можно сказать и о событиях 1938 года. Информацию о происходившем в Берлине он в основном получал от своего сына Альбрехта. Даже в этом случае сведения были отрывочными. Карла Хаусхофера ожидала учесть многих немецких дипломатов — они ничего не знали об истинных намерениях Гитлера в среднесрочной перспективе. Тревожные сообщения, которые приходили к профессору геополитики в 1939 году, вызвали у него состояние подавленности. Этот пессимизм передался и Альбрехту Хаусхоферу. 12 января 1939 года Марта Хаусхофер записала в своем дневнике: «Альбрехт выглядит убитым, он постоянно пророчествует катастрофу». В конце февраля 1939 года Карла Хаусхофера срочно вызвали в мюнхенское «здание фюрера». Там его ожидал Рудольф Гесс. Заместитель фюрера просил профессора выполнить специальное поручение, направившись в Будапешт к графу Телеки, который был в очередной раз назначен премьер-министром Венгрии. Хаусхоферу-отцу с трудом удалось отклонить эту просьбу. Между тем в начале июля 1939 года он получил письмо от своего сына, в котором сообщалось о неизбежности начала войны на континенте. Поскольку в это же самое время у Карла Хаусхофера возникли проблемы с переизданием его работы «Границы в их географическом и политическом значении», то дома у него царили озлобленность и раздражительность. Его супруга полагала, что была поставлена под угрозу вся дальнейшая научная деятельность.
22 августа 1939 года Рудольф Гесс информировал своего бывшего учителя о том, что советско-германские переговоры были закончены. Тот со скепсисом отнесся к этой информации, хотя на следующий день узнал о подписании пакта о ненападении. После начала Второй мировой войны обстановка в дома Хаусхоферов окончательно испортилась. 6 сентября 1939 года Альбрехт направился в Берлин, чтобы приступить к службе в Имперском министерстве иностранных дел. Прощание с отцом нельзя было назвать слишком теплым и трогательным. Сын позвонил по телефону лишь пару недель спустя. Он поинтересовался у отца, не хотел ли тот стать германским послом в Токио. Кто высказал такую идею, остается непонятным, но сам Карл Хаусхофер от этого решительно отказался. Между тем была разгромлена Польша. 6 октября 1939 года Гитлер произнес в рейхстаге речь, которую можно было воспринять как предложение о заключении мира с западными державами. Несколько дней спустя отрицательные ответы пришли из Лондона и Парижа. В это время Марта Хаусхофер сделала в дневнике запись: «Карл, который утратил всякие надежды погасить военный конфликт, пребывает в глубочайшей депрессии. Она передается и мне, что усугубляется огромной физической усталостью».
ГЛАВА 11
В ИЗОЛЯЦИИ
С началом Второй мировой войны политические события и преклонный возраст вынудили Карла Хаусхофера существенно сократить свою рабочую программу. Он не читал лекций, существенно ограничил контакты и вел почти затворническую жизнь в своем имении в Хартшиммеле. Изредка он покидал свое убежище, чтобы совершить очередную командировку или прочитать доклад. Но даже в этих условиях Карл Хаусхофер не прекращал писать. Он готовил статьи и публикации для «Немецкой Академии» и «Объединения зарубежных немцев». Его перестали публиковать лишь после того, как Рудольф Гесс совершил свой «легендарный» полет в Англию. К этому добавились многочисленные доносы, в которых сообщалось, что Карл Хаусхофер заступался за «неарийцев». Действительно, он помог нескольким евреям, которых знал еще с 20-х годов. По мере того как на континенте развернулись боевые действия, Хаусхофер-старший вновь стал проявлять интерес к геополитике. Поначалу победы вермахта окрылили его. Захват Норвегии и Дании, который произошел в апреле 1940 года, был назван им «стратегическим результатом высшего класса». Поражение Франции вызвало у него форменный восторг. Карл Хаусхофер не мог скрыть гордости за то, что «над Страсбургским собором вновь развевалось немецкое знамя». В это время Марта записала в дневнике: «Военные победы, которые японцы одержали в декабре 1941 года, произвели на Карла столь большое впечатление, что он незамедлительно поздравил японского посла Ошиму». 18 декабря 1941 года к Хаусхоферу пришло ответное сообщение. В нем Ошима заявлял: «Выражаю Вам глубокую благодарность за любезное письмо, которое было послано мне 12-го числа сего месяца. В нем Вы передаете пожелания успехов японской армии. Я твердо убежден в том, что Япония будет вести справедливую войну против наших общих врагов до окончательной славной победы». Однако Хаусхофера со временем стали беспокоить действия немецких оккупационных властей на захваченных территориях. Он полагал, что гегемония Германии в Европе не должна была держаться на штыках. Однако он все еще верил в том, что национал-социалистическая Германия вела «справедливую войну». Причиной этого заблуждения была навязанная Рудольфом Гессом точка зрения. Даже в 1940 году Карл Хаусхофер видел многие вещи исключительно сквозь «розовые очки». Только когда Третий рейх напал на СССР, его стали одолевать сомнения. Но Хаусхофер не решался публично озвучивать их. Война рисковала превратиться в очередную мировую бойню, а потому баварский генерал и профессор все чаще стал задумываться о своей ответственности за нее. Он тяготился тем, что в свое время призывал воспитывать немецкий народ к «борьбе за жизненное пространство». Свои угрызения совести он доверял бумаге, на которой одно за другим писал трагические стихотворения. Однако это творчество не могло избавить Карла Хаусхофера от мучительных вопросов, на которые он не мог найти ответы. До самого своего самоубийства он так и не решился публично признать свою ответственность за «немецкую катастрофу».
До начала агрессии против СССР Карл Хаусхофер переписывался с Рудольфом Гессом. Он пытался осознать новые геополитические условия, которые формировались в Европе и в мире. 8 октябре 1939 года в письме заместителю фюрера сообщалось: «…мир станет миром разочарования лживыми играми британцев, которые являются нашими родственничками. Наши русские друзья теперь очень лестно отзываются о нас в целом, равно как и о нас по отдельности, чего они никогда ранее не делали. Они готовы постигать геополитику, суть спасительной для Старого Света континентальной политики. Они готовы пересмотреть прошлое. Однако, заключая пакт с дьяволом, всегда надо помнить об осторожности. Они уже смогли разыграть индийскую карту. То, что не удалось довести до конца нам, получилось у них. Они сориентировали Джавахарлала Неру на Москву. Они уже суют британским господам палки в индийские колеса. Наши желтые друзья не перестают учиться у нас, насколько это возможно, чтобы не потерпеть неудачу. Они начали охоту на пиратов. Они всегда имели склонность к пиратству. Им давалось это легче, чем тебе или фюреру. Его речь от 6 октября стала настоящим подарком для геополитических гурманов. Когда у тебя будет время, то достань с полки с книгами мою старенькую "Великую Японию". В 15-й главе ты сможешь обнаружить контуры идеи немецко-русско-японской континентальной политики».
Летом 1940 года Адольф Гитлер находился на пике своего континентального могущества. Тактика «молниеносной войны» (блицкрига) приносила неслыханные ранее военные успехи. В Берлине он превозносился как «величайший полководец всех времен и народов». Германия была буквально в полушаге от того, чтобы установить общеевропейскую гегемонию. Разгромленная на континенте Великобритания продолжала сопротивляться на своем острове. «Успех немецкого оружия» привел к тому, что Гитлер решил не прибегать более к политическим средствам. Он полагал, что со всеми целями мог справиться вермахт. Однако вторжение на остров могло привести к огромным потерям. Это было продемонстрировано во время захвата Норвегии и воздушных боев над Британией. И в этих условиях Гитлер начал готовить агрессию против СССР. Его не смущала перспектива войны на два фронта. «Восточный поход» он планировал завершить за несколько месяцев. И именно в указанное время Рудольф Гесс, знавший о плане «Барбаросса», улетел в Англию. В последние годы об этом полете писалось очень много, а потому имеет смысл сосредоточиться на моментах, которые касаются в первую очередь Карла и Альбрехта Хаусхоферов.
В начале августа 1940 года Рудольф Гесс неожиданно для Альбрехта Хаусхофера завел с ним разговор о судьбе. При этом заместитель фюрера ни словом не намекнул, что подвигло его на ведение подобных бесед. Несколько позже он все-таки сообщил Хаусхоферу-младшему, что Гитлер не намерен продолжать военные действия против Великобритании. Подобное решение было продиктовано расово-политическими соображениями. Гитлер считал, что Германия не должна быть заинтересована в военном поражении Англии, так как это приведет к падению власти белых в Индии и Индокитае. По прошествии некоторого времени Рудольф Гесс поинтересовался у Альбрехта Хаусхофера, сохранил ли тот свои связи с англичанами. Особый интерес представляли «дальновидные политики». В ответ Хаусхофер-младший недвусмысленно намекнул, что национал-социалистическая Германия уже давно истратила свой лимит доверия. Л потому любая попытка связаться с англичанами была бессмысленной. Судя по всему, Рудольф Гесс остался недоволен этой реакцией, так как несколько дней спустя с аналогичным вопросом он обратился уже в Карлу Хаусхоферу. Беседа получилась весьма откровенной. Хотя Гесс так и не пояснил, чем было вызвано его беспокойство. Он решил сохранить в тайне, намерение Гитлера напасть на СССР. В итоге в сентябре 1940 года Хаусхофер-старший смог убедить своего сына написать письмо Гамильтону Дугласу. В этом письме предлагалось организовать встречу с Рудольфом Гессом в одной из нейтральных стран. Письмо было направлено в Англию окольными путями, а потому достигло адресата только в апреле 1941 года.
Поскольку из Лондона не последовало никакого ответа, то Рудольф Гесс стал искать другие возможности для начала мирных переговоров. Не исключено, что Гитлер знал об этой инициативе и в принципе поддерживал ее. Весной 1941 года Хаусхоферы вновь оказались втянутыми в это «мирную» операцию. После долгих бесед и споров отец убедил сына направиться в Женеву, чтобы встретиться там с Карлом Якобом Буркхардтом. Это был общественный деятель, известный своими широкими связями в Лондоне. К тому же он всегда выражал недовольство тем, что Германия воевала с Великобританией. За день до отбытия в Женеву Альбрехт Хаусхофер рассказал о своей миссии матери. Та отметила в дневнике: «Только если бы мое одобрение могло помочь этому предприятию, оно непременно бы удалось. Но я и Альбрехт не верим в успех. Но все-таки надо попытаться». 3 мая 1941 года Альбрехт позвонил домой из Швейцарии и сообщил, что его миссия не полностью провалилась и еще имелись шансы на успех. Он планировал вернуться домой и рассказать все детали. Однако после этого события стали сменять друг друга, как в калейдоскопе. 10 мая 1941 года Рудольф Гесс, не дожидаясь возвращения Альбрехта Хаусхофера, на своем самолете направился в Великобританию. Он решил действовать на свой страх и риск, желая вынудить англичан начать мирные переговоры.
Карл Хаусхофер был поражен этим поступком не меньше, чем все остальные немцы. Но, судя по всему, он понял мотивы поведения своего бывшего ученика. Уже с января 1941 года он через своего фронтового приятеля Хофвебера пытался собрать сведения о настроении Гесса. Разумеется, до сих пор неизвестно, догадывался ли Карл Хаусхофер о запланированном нападении на СССР. В любом случае сразу же после полета он написал стихотворение о молодом Парцифале, который, подобно Икару, красивым жестом вычеркнул себя из жизни. После полета Гесса в Англию Хаусхоферы сразу же попали под усиленный надзор гестапо. В тайном сообщении, которое 29 июня 1941 года попало на стол Мартину Борману, говорилось: «Группенфюрер Гейдрих довел до моего сведения, что по приглашению президента "Немецкой Академии" генерал Хаусхофер в качестве сенатора Академии и члена Малого Совета Академии должен принять участие в заседании, которое состоится 30 июня 1941 года в Страсбурге. Группенфюрер Гейдрих сообщает, что, очевидно, господин Зиберт придает слишком большое значение участию Хаусхофера в этом мероприятии. Вместе с тем Хаусхофер имел нежелательную причастность к инциденту, случившемуся 10 мая 1941 года (полет Гесса. —
Положение Хаусхоферов еще более ухудшилось в 1944 году. Несмотря на то что сводки с фронтов не вызывали особого восторга, Карл и Марта Хаусхоферы пытались как-то утешить себя, работая на земле, ухаживая за деревьями, восторгаясь окружавшей их природой и ландшафтами. В какой-то момент к ним внезапно вернулся сын, после чего они были вынуждены вновь попрощаться с Альбрехтом. Он прибыл к родителям 20 июля 1944 года, как раз в тот день, когда в ставке «Вольфшанце» произошло неудачное покушение на Гитлера. Заговор военных (операция «Валькирия») был сорван. Альбрехт поддерживал заговорщиков, но не принимал никакого участие ни в подготовке покушения, ни в самом заговоре. Карл Хаусхофер был и вовсе не причастен к этим событиям. Он настолько растерялся, когда узнал о покушении, что не мог сказать ни слова. Впрочем, это не помешало гестапо заподозрить его в причастности к заговору, что в итоге привело к аресту младшего сына, Хайнца, и его жены. Агенты гестапо появились в имение Хаусхоферов ранним утром 23 июля 1944 года. Они провели обыск, но не смогли найти никаких улик. Тем не менее это не помешало им без указания каких-либо причин арестовать Карла Хаусхофера. Через несколько дней с матерью связался Альбрехт Хаусхофер, продолжавший скрываться от полиции. Он заявил, что понятия не имеет, почему был арестован отец, который никогда не был причастен к деятельности политических оппозиционеров. Альбрехт Хаусхофер был арестован в окрестностях Партенкирхена 7 декабря 1944 года.
Сам же Карл Хаусхофер в августе 1944 года оказался в концентрационном лагере Дахау. Он находился не с основной частью заключенных, а потому его пребывание в лагере рассматривалось как «почтенный арест». 27 августа 1941 года Марта Хаусхофер прибыла в лагерь, чтобы поздравить своего супруга с 75-летием. Она отметила, что буквально за несколько недель ее муж очень сильно постарел и осунулся. Карл Хаусхофер был отпущен на свободу столь же неожиданно, как и арестован. Произошло это 31 августа 1944 года. Не исключено, что свою роль сыграло письмо, которое из лагеря Хаусхофер-отец направил Гитлеру. В нем он вспоминал, как когда-то фюрер преподнес ему «Майн кампф» с личным посвящением «Великому немецкому геополитику». Кроме того, он заявлял о том, что направить его за колючую проволоку было давнишней мечтой Черчилля и Рузвельта, а потому не стоило им подыгрывать в этих желаниях.
В эти дни супруги Хаусхофер не на шутку были обеспокоены судьбой своих детей. От Альбрехта не поступало никаких известий. 19 августа был арестован младший сын — Хайнц. В сентябре 1944 года его направили в Берлин в тюрьму Моабит. После этого была арестована его супруга — Луиза. Ее продержали под арестом шесть дней, после чего выпустили на свободу. Однако 17 октября она была арестована еще раз. В то же самое время дома у Хаусхоферов был произведен третий обыск.
Ничего не зная о судьбе своих детей, Карл Хаусхофер в начале 1945 года в очередной раз обратился с письмом к Гитлеру. В нем он писал: «Мой фюрер! С 1941 года я полностью устранился от какой-либо политической деятельности, а потому не имел ни малейшего предчувствия о трагических событиях, с которыми, кажется, был связан мой арест. Кроме того, мой старший сын, честно служивший делу нашей нации, был объявлен в розыск. По моему твердому убеждению, мой сын Альбрехт Хаусхофер является невиновным. Я не видел его с августа 1944 года. До меня лишь дошли слухи, что он был арестован в конце 1944 года. Однако мне так и не сообщили, в чем заключается его вина. Мой фюрер, я никогда бы не обратился к Вам с просьбой, если бы не посчитал ее недостойной. Мне идет 76-й год, и я уже стою на пороге в мир иной, а потому едва ли стал бы беспокоить великих людей, на плечах которых лежит огромный груз ответственности, отвлекая их от дел своими просьбами». Однако Карл Хаусхофер зря полагался на милость Гитлера. Альбрехт так и остался в застенках тюрьмы. Там он написал свои знаменитые «Моабитские сонеты», которые уже после окончания Второй мировой войны были провозглашены классикой антифашистской поэзии.
СТОРОЖА
Блюстители, приставленные к нам,
Ребята превосходные — крестьяне.
Их вырвали из сельской глухомани,
Чтоб кинуть в дикий городской бедлам.
Для них связать два слова — тяжкий труд.
И лишь порой прочтешь в немом их взоре
Вопрос о тяжком всенародном горе,
Которое в сердцах они несут.
Они с востока, с берегов Дуная,
Где все успела разорить война.
Мертвы их семьи, выжжена страна.
И ждут они — придет ли жизнь иная?
Их узниками сделали, как нас.
Прозреют ли они? Пробьет ли час?
Воробьи
Порой моя тюремная решетка
Приманивает с воли двух гостей:
То уличный задира воробей
И с ним его пернатая красотка.
У них любовь: то споры, то смешки,
То клювом в клюв — и как начнут шептаться!
Соперник и не пробуй подобраться,
Конфликт решится битвой, по-мужски.
Как странно здесь, в цепях, в тюремной щели,
Глядеть на них, свободных! Но за мной
Следит глазок блестящий и живой —
Чирикнули, вспорхнули, улетели.
И вновь один я, вновь тяжу в окно…
Зачем мне птицей быть не суждено!
КРЫСИНЫЙ ПОДХОД
Лавиной крысы движутся к реке,
Несчастную страну опустошая.
Вожак свистит — и, точно заводная,
Вся стая дергается при свистке.
Уничтожают житнищл и склады,
Кто шаг замедлит — стиснут, понесут.
Упрется — закусают, загрызут.
Идут к реке — и нивам нет пощады.
По слухам, кровью плещет та река.
Все яростней призывы вожака,
Все ближе цель — вот запируют вскоре!
Истошный визг, пронзительный свисток,
Лавина низвергается в поток, —
И мертвых крыс поток выносит в море.
23 апреля 1945 года Хайнц Хаусхофер, младший из сыновей Карла, был освобожден из тюрьмы. Он еще не знал, что его старший брат был расстрелян специальной эсэсовской командой. Его ни разу не допрашивали и не предъявляли обвинения. Его причастность к покушению на Гитлера так и не была доказана. Судя по всему, учитывалась только его дружба с генералом Беком, дипломатами фон Хасселем и фон Шуленбургом, бароном Йорком и прусским министром финансов Попицем. Когда в Берлине прекратились боевые действия, Хайнц Хаусхофер занялся поиском тела своего брата. Он обнаружил и похоронил его только лишь 13 мая 1945 года.
ГЛАВА 12
ПОСЛЕДНИЙ АКТ
Последние месяцы жизни Карла Хаусхофера были связаны с ужасающими сообщениями и непрекращающимся унижением. Все это повергло его в глубочайшую депрессию. Редкие часы созерцания природы в имении в Хартшиммеле уже не могли поднять настроение. Супруги Хаусхофер пытались найти утешение в своих воспоминаниях. Они читали друг другу письма, которые были написаны десятилетиями ранее. Но и это не приносило облегчения их истерзанным душам. До лета 1945 года они продолжали пребывать в неведении о судьбе двоих сыновей. Кроме того, Карл Хаусхофер, несмотря на свое критическое отношение к национал-социалистам, с горечью наблюдал за рухнувшей империей, которая была погружена в хаос. В конце апреля 1945 года в Баварию вошли американские войска. Почти сразу же после этого в доме Хаусхоферов появились посетители. Первый визит, который состоялся 3 мая, не предвещал ничего ужасного. Два свободно говоривших на немецком языке американских офицера, явно с университетским образованием, хотели получить справку о геополитике и ее принципах. Однако на следующий день появилось еще три американца, которые потребовали предоставить сведения (начиная с 1919 года), касающиеся взаимоотношений Карла Хаусхофера и национал-социалистов. Но это было еще не самое страшное. 6 мая в дом к профессору ворвалось несколько французских солдат, которые занялись форменным грабежом. Было вынесено всё, включая содержимое винных погребов. В последующие майские дни Карлу Хаусхоферу пришлось пережить еще три допроса. 30 мая он был арестован и направлен в тюрьму Вайльхайм. Допросы продолжились уже там. Когда они закончились через два дня, то Хаусхофера выпустили на свободу. Однако в середине июня все повторилось снова, за тем исключением, что пожилого геополитика на этот раз допрашивали в Фрайнциге. В указанное время ни дня не проходило, чтобы с Хаусхоферами не случалась какая-нибудь неприятность. К унизительным допросам добавились угрозы, которые поступали со всех сторон. Это окончательно подорвало здоровье Карла Хаусхофера.
6 июля 1945 года Карл и Марта Хаусхофер получили страшное известие. Они не теряли надежды, что Альбрехт Хаусхофер был все-таки жив и всего лишь затерялся в хаосе послевоенной Германии. Однако после десяти дней пути к ним прибыл младший сын Хайнц. Он и сообщил, что в ночь с 22 на 23 апреля 1945 года его брата расстреляли эсэсовцы. Супруги пребывали в глубоком отчаянии. После этого Карл Хаусхофер потерял всякий интерес к жизни.
Между тем было проведено следствие об обстоятельствах смерти Альбрехта Хаусхофера. Оно базировалось на нескольких показаниях. В камере с Альбрехтом Хаусхофером сидел немецкий коммунист Герберт Косней. 11 мая 1945 года у себя в берлинской квартире он дал следующие показания: «В ночь с 22 и на 23 мая, приблизительно около часа ночи, из камеры в тюрьме на Лертерштрассе было выведено несколько человек. Среди них были Йенневайн, Зосимов, Мюнцингер, профессор Альбрехт Хаусхофер и еще приблизительно пятнадцать человек, чьих имен я не знаю. Я слышал, что профессор Альбрехт Хаусхофер обращался к ним по именам и вел с ними беседы. Судя по всему, они были знакомы. Все двадцать заключенных были выведены командой эсэсовцев в стальных шлемах. Они были вооружены пистолетами-пулеметами. У нас изъяли все вещи и бумаги. Сообщалось, что нас переводят в другую тюрьму. Последовало предупреждение, что при попытке к бегству будет открыт огонь на поражение. Нас повели в разрушенный выставочный комплекс "УЛАП" на Инвалиденштрассе. Там нас всех расстреляли. Тех, кто не умер сразу, добивали. Я понял, что надо притвориться мертвым. Я лежал в темноте, не двигаясь. Расстрельная команда удалилась со словами: "У нас еще много работы". Выждав время, я пополз».
На основании показаний Герберта Коснея было исследовано место расстрела, где было обнаружено несколько трупов. Опознание тела Альбрехта Хаусхофера проводили его брат и бывшая ассистентка Ирмгард Шнур. Останки расстрелянных противников национал-социалистического режима погребли в братской могиле в Моабите близ так называемого «малого Берлинского зоопарка». 17 мая 1945 года Хайнц Хаусхофер получил на руки свидетельство о смерти своего брата.
Погруженный в глубочайшую депрессию, Карл Хаусхофер непрерывно размышлял на протяжении нескольких недель о причинах своей личной трагедии и «национальной катастрофы». Он беседовал сам с собой, пытаясь в этих внутренних диалогах найти ответы на мучавшие его вопросы. Нередко он излагал свои мысли в форме стихотворений. Эти стихотворные свидетельства наглядно показывают, что Хаусхофер-старший был не в силах признать свои собственные ошибки. И это бессилие погружало его в еще большее уныние. Но где-то в глубине души он понимал, что, стремясь реализовать свои идеи, он связался с разрушительной и преступной системой, которая в итоге расправилась с его сыном. Альбрехт Хаусхофер был отчасти прав, когда писал в стихотворении «Ахерон»: «Мой отец был ослеплен мечтой о власти». Сам же Карл Хаусхофер снова раз за разом анализировал свою жизнь, что было представлено в особом стихотворении.
Размышляя обо всем произошедшим с ним и его семьей, Карл Хаусхофер видел некую мистическую связь между событиями прошлого и настоящего. Например, он обратил внимание, что его сын Альбрехт погиб в день, когда исполнилось бы 105 лет его деду, Максу Хаусхоферу, а Карл и Марта должны были праздновать 49-годовщину своей свадьбы. Однако об ответственности за судьбу Германии геополитику заявили весьма беспардонным образом, когда летом 1945 года его арестовали в очередной раз. С конца июля 1945 года по радио распространялись многочисленные сообщения об аресте Карла Хаусхофера. Пожилой профессор, и без того пребывавший в депрессии, оказался на грани нервного истощения. В это время он и его супруга впервые узнали об истинном размахе преступлений, совершенных национал-социалистическим режимом.
Судя по всему, им об этом рассказал один из французских журналистов. Марта Хаусхофер фактически перестала спать. Заснуть ей не помогала даже двойная доза снотворного. Очередной удар был нанесен, когда на доме Хаусхоферов в Партенкирхене был вывешен плакат с предупреждением, что членам их семьи запрещался вход в здание. Именно тогда Карл Хаусхофер предпринял первую попытку самоубийства. Он хотел броситься в озеро Аммерзее. В самый последний момент его остановила Марта.
| Моя жизнь после мечтательного отрочества | 1869–1878—1887 |
| Была посвящена службе и исполнению тяжелого долга. | 1889–1890—1895 |
| Я был тогда готов трудиться много больше! | 1895–1896—1911 |
| Позднее моей первой страстью стал пленительный звук | 1896–1900—1907 |
| Солдатского тяжелого служения. | 1908–1909—1910 |
| Тогда Европа была объектом приложенья наших сил. | 1913 |
| В конце концов, открылся мне Дальний Восток и весь мир! | 1914–1918—1919 |
| Но в нашу жизнь, благословеньем иль проклятьем, | |
| Вошла слава молодой науки | 1919–1921—1925 |
| и великолепье книг, | 1913–1939 |
| Что было столь внезапно на пять лет прервано первой войной. | 1920–1938 |
| Обогащенный знанием искусным | 1938–1939 |
| На Родину с надеждой возвратился я, | 1945 |
| Чтоб вновь посвятить себя науке, | 1933–1937—1938 |
| В которой я обрел четверть века счастья, | 1939–1941—1944 |
| Идя рука об руку с моей супругой, | 1945 |
| Которой я обязан успехом и всеми подъемами. | 1941–1944—1945 |
| Затем вторая, жуткая война вторглась в нашу жизнь, | |
| И в бедствиях ее исчез прекрасный лик. | |
| Всегда на крутых поворотах истории | |
| Есть опасность крушения и катастроф. | |
| Меня и наш народ покинуло счастье. | |
| Мог ли я вернуться на альпийские луга своей молодости? | |
| Мы направились в сторону могильных холмов, | |
| Где с наслаждением отдохнем, поймав момент | |
| Последнего упоительного счастья! |
7 августа 1945 года Хаусхоферы решили перебраться в свою мюнхенскую квартиру. Им казалось, что дом не был поврежден во время бомбежек и боевых действий. Однако, к своему великому ужасу, они обнаружили, что в квартире уже хозяйничали американцы. Все письменные столы были разломаны, шкафы и книжные полки валялись на полу. Из квартиры была украдена богатейшая библиотека. Через неделю Карла Хаусхофера арестовали в очередной раз. Для допросов его направили в лагерь для пленных немецких офицеров Оберурзель. Когда Хаусхофер вернулся из лагеря в дом в Хартшиммеле, то к нему была приставлена Эрика Манн, дочь Томаса Манна. Она должна была под видом непринужденных бесед продолжить допросы убитого горем старика. Его последним «лучом света» в беспросветном унижении стала встреча с американским профессором Уолшем, который был не только полковником американской армии, но и специалистом по геополитике. Эдмонд Уолш был преподавателем католического университета Джорджтаун в Вашингтоне. Это знакомство состоялось 25 сентября 1945 года. Уолш пытался не давить на Хаусхофера, чье здоровье и так было подорвано. Они много беседовали о геополитике. Карл Хаусхофер с подачи американца даже попытался написать несколько научных материалов.
Именно Эдмонд Уолш сопровождал Карла Хаусхофера в Нюрнберг, где профессор должен был стать свидетелем. Судей Нюрнбергского трибунала в первую очередь интересовали его взаимоотношения с Рудольфом Гессом. 9 октября 1946 года Карл Хаусхофер увидел в Нюрнберге своего бывшего ученика. Профессор был поражен — Гесс с трудом мог что-то вспомнить, пребывая во власти безумия. Только незадолго до своего самоубийства Карл Хаусхофер узнал, какую роль на Нюрнбергском процессе пытался сыграть его друг и ученик Рудольф Гесс. 14 февраля 1946 года Ильза Гесс направила фрау Марте письмо, в котором сообщила, что получила некоторые сведения от адвоката Гесса (фон Роршайдта). На самом деле Гесс симулировал помешательство, в том числе отказавшись встречаться со своими родственниками и знакомыми. Но об этом Хаусхофер узнает только несколько месяцев спустя.
В любом случае 10 октября 1945 года Карл Хаусхофер в сопровождении опекавшего его Уолша вернулся обратно в Хартшиммель. Он наделся, что наконец-то его оставят в покое. В то время Хаусхофер работал над последней в своей жизни работой, которая фактически стала его научным завещанием. Речь идет об «Апологии геополитики», которую он намеревался адресовать профессору Уолшу. Труд был завершен в ноябре 1945 года, тогда же он был передан американцу. Записи, которые были сделаны супругами Хаусхофер в последние дни 1945 года, свидетельствуют о том, что они испытывали самое глубокое безразличие к жизни. Их единственной надеждой была скорейшая смерть. В конце ноября 1945 года у Карла Хаусхофера случился легкий апоплексический удар. После поправки он сожалел о том, что не скончался. Ему еще не раз пришлось столкнуться с грубостью и хамством американских солдат, что окончательно подорвало волю к жизни. В середине декабря 1945 года до Хаусхоферов доходит еще одно печальное известие. Они узнают о том, что с собой покончил их друг — немецкий журналист Колин Росс (на самом деле он совершил самоубийство в апреле 1945 года, но новости дошли с огромным запозданием). Он принял яд, после чего выстрелил себе в голову. В тот день Марта Хаусхофер сделала запись: «Завидую тем, кто решился на это». Аналогичное настроение было и у Карла. Накануне Рождества он в карманном календарике написал под цифрами 1946 (наступавший год): «Надеюсь, что я его не переживу». В январе 1946 года он писал своему приятелю Хофвеберу, что очень печалился о том, что не скончался месяц назад от удара. Далее он замечал: «Колин Росс и его супруга выбрали правильное время, чтобы уйти из жизни. Но были обеспокоены судьбой наших сыновей, а потому упустили момент. Теперь мне предстоит влачить бессмысленное существование».
28 января 1946 года Карл Хаусхофер узнал, что его лишили университетской пенсии. Теперь его не хотели видеть даже в Мюнхенском университете. Оставшись без средств к существованию, супруги Хаусхофер были обречены на прозябание. Судя по всему, именно в это время они решили добровольно уйти из жизни. Когда в 1933 году национал-социалисты стали преследовать евреев, то Карл Хаусхофер отказался разводиться со своей женой. Он хотел, чтобы его судьба была связана с судьбой его избранницы. Он настолько любил Марту, что был готов преодолеть вместе с ней любые трудности, разделить все тяготы. В 1945–1946 годах ситуация изменилась с точностью до наоборот. Теперь уже Марта решила последовать за своим супругом. Дело всей его жизни было разрушено, проявленные политические амбиции привели к катастрофе, Германия лежала в руинах, а старший сын был казнен без суда и следствия. Допросы и издевательства оккупационных властей сломили 75-летнего старика. 9 октября 1945 года он был шокирован тем, что его не узнал Рудольф Гесс, друг, ученик, которого он считал названным сыном. Карл Хаусхофер более не мог бороться с угрызениями совести. Подорванное здоровье и нервное истощение заставили его назначить себе самому дату смерти. Фрау Марта решила разделить участь своего супруга. Едва ли она мота принять другое решение. Очень сложно сказать, насколько Карл Хаусхофер решил последовать примеру японских самураев, что нередко утверждается в исследовательской литературе и научно-популярных статьях. Как бы то ни было, но когда утром 10 марта 1946 года Хайнц Хаусхофер пришел в дом родителей, то не обнаружил их. Он нашел лишь две предсмертные записки и небольшой набросок, на котором его отец от руки нарисовал план. На этом плане указывалось, где Хайнц мог найти их тела. Он поспешил в указанное место в тщетной попытке предотвратить очередную семейную трагедию. Но было слишком поздно. В 800 метрах от дома он нашел под большим буком тело своего отца. Он лежал, уткнувшись лицом в землю. Он принял яд. Рядом на дереве повесилась Марта Хаусхофер.
Этим последним актом закончилась семейная трагедия семьи Хаусхофер. Казалось бы, в разрушенной Германии смерть двух пожилых людей никого не должна была взволновать. Послевоенная страна, свыкшаяся с сотнями тысяч смертей, жила своими проблемами и заботами. Однако даже в этих условиях раздались голоса сочувствия. Одним из приславших соболезнования Хайнцу Хаусхоферу был профессор Обет. «Многие годы назад мне несказанно посчастливилось поближе познакомиться с Вашими отцом и матерью. К сожалению, мне лишь изредка удавалось писать им письма. Тем сильнее моя боль. Меня охватывает щемящее чувство утраты и одиночества. Я с пониманием отношусь к выбору покойных и их последнему желанию. Пусть в ином мире их ожидает упокоение, которого им так не хватало на протяжении последних десятилетий». Соболезнования прислали очень многие, в том дети казненных дипломатов, которые были причастны к заговору 1944 года. Позже Хайнц Хаусхофер узнал, что отец позаботился о нем, выразив свою последнюю волю в письме семейному адвокату.
«Наш добровольный уход из жизни продиктован множеством причин. Нестерпима скорбь за страну и народ, которому я напрасно служил всю свою жизнь и посвятил дело своей жизни. Преждевременная гибель нашего сына Альбрехта, в лице коего я потерял человека, который должен был унаследовать мои научные изыскания. Прошедший год очень сильно повредил моему здоровью, я не предвижу, что мое тело и мой дух пойдут на поправку. Возвращение моего сына Хайнца из заключения избавляет меня от обязанности заботиться о его семье и отвечать за сохранение нашего дома и имущества. Я благодарю свою супругу, которая была моей спутницей жизни на протяжении полувека. Она подарила мне настоящую, ни с чем не сравнимую любовь. Она была счастьем всей моей жизни. Даже когда я совершу последний шаг в темноту иного мира, она продолжает хранить мне верность. Я желаю сыну и внукам всего наилучшего! Пусть они будут счастливы.
Карл Хаусхофер.
P.S. Я не хочу, чтобы меня погребли по какому-либо официальному или церковному обряду. Я не желаю, чтобы имелись надгробия с эпитафиями. Я хочу всё забыть и быть забытым».
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Идеи Карла Хаусхофер как при его жизни, так и после смерти изучали и критиковали, восторгались и проклинали, брали за основу и подозревали. Однако осознание его личности невозможно без учета того, что сейчас принято называть колоритом эпохи. Только с учетом политических реалий первой половины XX века можно выносить суждения о деятелях того времени. Многочисленные вопросы остаются без ответа даже в настоящее время. Это объясняется тем, что очень сложно объективно и всеобъемлюще оценить столь сложную и противоречивую фигуру, как Карл Хаусхофер. В нем воплотились самые разнообразные, нередко уникальные таланты. В некоторых случаях они не всегда могли дополнять друг друга, что еще более затрудняет вынесение однозначных оценок. Сложно ответить даже на такой простой, казалось бы, вопрос: каких политических идей придерживался Хаусхофер? Был ли он баварским монархистом, либеральным националистом или умеренным национал-социалистом? В любом случае его студенты, ученики и читатели видели в нем исключительно образованного, творчески одаренного человека, который обладал не только энциклопедической эрудированностью, но и великолепной памятью. Отдельного восхищения заслуживала его неимоверная работоспособность, которая, с одной стороны, выражалась во множестве работ и публикаций, с другой — являлась объектом зависти (причем не всегда белой) его коллег. Карл Хаусхофер являл собой ошеломительный и достойный удивления синтез истинного немецкого офицера, народного трибуна и идеалистичного ученого, заслужившего признание во всем мире. Он не был самодовольно замкнут в своей славе. Он с охотой общался с молодежью, будучи всегда открытым для новых идей. Уже одно это обстоятельство указывает на то, что Карл Хаусхофер жаждал приблизить науку к простым людям, хотел сделать ее более простой и востребованной в обыкновенной жизни. Люди, лично знавшие этого профессора геополитики, всегда отмечали его доброту, обходительность, благородство, что дополнялось тонким юмором и личной непритязательностью. Его умение вести беседу или читать лекции было сродни актерскому таланту. Будучи убежденным германским патриотом, он никогда не скатывался до уровня пангерманского шовинизма.
Впрочем, как и все люди, Хаусхофер не был лишен слабостей. По большому счету, они были неким следствием его несомненных преимуществ. По понятным причинам эти недостатки не были заметны большинству людей, общавшихся с ним. Но именно выставление баланса между этими «плюсами» и «минусами» позволит получить ключ к пониманию внутреннего мира Карла Хаусхофера. К негативным сторонам его характера можно отнести неспособность к самокритике, политическую наивность, доверчивость, которая сыграла роковую роль в судьбе профессора. Кроме того, он не был чужд честолюбивых устремлений. Доверившись национал-социалистам, Карл Хаусхофер стал объектом собственного же «пророчества», которое он высказал в 1903 году. Тогда он любил цитировать своего друга, поэта Пауля Хайзе. Больше всего Хаусхоферу нравилась одна строка: «Мудрец, который через ошибки познают истину, продолжают ошибаться, оставаясь глупцом». К тому же нельзя не обратить внимание на разительные отличия между тем, что Хаусхофер говорил своим знакомым в узком кругу и что публиковал в официальной национал-социалистической прессе. Также он заблуждался относительно Рудольфа Гесса, полагая, что в какой-то судьбоносный момент сможет использовать заместителя фюрера по партии. Его сын Альбрехт не раз критиковал подобную позицию, но в итоге сам оказался втянут в политические игры национал-социалистической элиты. По большому счету, Карл Хаусхофер не был политиком или мировоззренческим бойцом. Он был сентиментальным, обожавшим кошек исследователем, которого было очень легко застать врасплох. Ко всему этому добавлялись тщеславие и слабость к внешнему признанию (похвалы, награды). Хаусхофера можно было легко подкупить при помощи обычной лести.
С 1919 года Хаусхофер не мог определиться с выбором уготованной ему роли. Быть баварским генералом или мюнхенским профессором? Быть вождем или «серым кардиналом»? Иногда Хаусхофер проявлял излишнюю импульсивность и несдержанность. Но почти во всех случаях это относилось к негативным оценкам его научных разработок. Будучи поглощенным своей исследовательской и журналистской работой (а писал Хаусхофер поразительно много), он не всегда мог обращать внимание на то, что происходило в реальной жизни. Ему просто не хватало времени, чтобы оглядеться по сторонам и увидеть, что же действительно творилось в Германии. В своих политических и геополитических построениях он оказался оторванным от реальной жизни, которая шла своим чередом у него под боком. Тот факт, что долгое время Хаусхофер не видел реалий Третьего рейха, было связано с его психологическими установками. Он и не хотел их видеть, предпочитая доверяться Рудольфу Гессу и Иоахиму фон Риббентропу. Хаусхофер любил произносить фразу, принадлежащую его научному наставнику профессору Эриху фон Дригальски: «Надо воспринимать иные народы такими, какие они есть на самом деле, а не такими, какими они кажутся». Но при этом у него не хватало мужества взглянуть столь же объективным взглядом на Третий рейх и национал-социалистическое правительство. По этой причине он был склонен к вынесению предвзятых суждений. Например, он несколько однобоко проводил в жизнь «народную политику». В своей заботе о зарубежных немцах он фактически забывал о потребностях тех, кто продолжал жить в Германии. То есть его интересовало больше то, что происходило по ту сторону границу, нежели по эту. Когда внешняя среда становилась для него невыносимой, то он предпочитал уединяться на «мирном островке», каковым являлась его семья.
Юлиус Шауб, адъютант Гитлера, вспоминал об отношении фюрера к Хаусхофера. Шауб однозначно указывал на то, что слухи о влиянии идей Хаусхофера на Гитлера были явно преувеличенными. Всего же с 1922 по 1938 год Гитлер и Хаусхофер встречались не более десяти раз. Фюрер никогда не считал профессора геополитики национал-социалистом, хотя и находил, что некоторые из его тезисов можно было использовать для задач Национал-социалистической партии. При этом Гитлер отнюдь не нуждался в геополитическом обосновании курса на развязывание агрессии в Европе. Поскольку ему было известно о «еврейском происхождении» супруги Хаусхофера, то относился к профессору геополитики всегда с «некоей осторожностью». Впрочем, по словам Шауба, Рудольф Гесс иногда прислушивался к рекомендациям Хаусхофера. Именно заместитель фюрера добился того, что Альбрехт Хаусхофер не раз делал доклады Гитлеру. Но опять же о реальном влиянии и воздействии не приходилось говорить. По этой причине Хаусхофер обманывался относительно того, что он мог «воспитать» или «усмирить» национал-социалистов. Большинство руководителей Национал-социалистической партии придерживались диаметрально противоположных взглядов на другие страны, нежели сам Хаусхофер. Предложенная им «система мира» никогда и никем не учитывалась. Поздравления от Гитлера, которые изредка получал создатель геополитики, были отнюдь не признанием его заслуг перед Третьим рейхом, а лишь формальными жестами. Гитлер считал геополитику как таковую «сектантской причудой». Когда Рудольф Гесс улетел в Англию, фюрер решил сорвать всю свою злобу «на породнившемся с евреями профессоре». Гитлер замечал, что «давно уже стоило заставить замолчать этот мюнхенский выводок».
Подобного рода утверждения фактически ставят крест на работах западных исследователей, которые как после окончания Второй мировой войны, так и по настоящий день пытаются доказать, что идеи Хаусхофера «бесспорно» вдохновляли Гитлера. В некоторых случаях профессора даже называют «духовным отцом» национал-социалистической агрессии. Подобный подход не имеет ничего общего с реальностью. Впрочем, можно предположить, что при принятии своих решений в 1940–1941 годах Гитлер мог все-таки руководствоваться тремя принципами Макиндера. Они звучали следующим образом: «Кто господствует в Восточной Европе, тот контролирует активное пространство. Кто владеет активным пространством, тот правит Мировым островом. Кто обладает Мировым островом, тот управляет миром». Нельзя не отметить, что с самого начала и сам Хаусхофер весьма неоднозначно относился к Гитлеру. Он испытывал нечто среднее между восхищением, скепсисом и разочарованием. Впрочем, очень многие люди в мире в свое время не смогли увидеть агрессивный потенциал национал- социализма. В случае с Хаусхофером виной тому был Рудольф Гесс, который сразу же вынудил профессора занять некритическую позицию в отношении его партии. В семье Хаусхофер национал-социализм воспринимали именно со слов Гесса. В итоге его наставник был ограничен в возможностях самостоятельной оценки гитлеровского движения.
После того как в 1941 году в Англию улетел его партийный покровитель, Карл Хаусхофер был вынужден составить для партийного руководства нечто вроде истории его отношений с Рудольфом Гессом. Этот документ, который должен был снять с профессора подозрения о провоцировании «инцидента», был одной из многих автобиографий Хаусхофера. В нем, конечно же, был сделан акцент в первую очередь на дружбе с Гессом, но подавалась она исключительно с точки зрения выполнения геополитических и «народных заданий». Даже если сделать поправку на время и обстоятельства создания этой рукописи, нельзя не отметить, что отношение к Гессу было принципиально иным, нежели к Гитлеру или Мартину Борману. Для Карла Хаусхофера будущий заместитель фюрера после Первой мировой войны предстал преисполненным смутных надежд молодым человеком, который «не утратил веру в Германию», несмотря на военное поражение страны. «Редкостная самоотверженность, социальная восприимчивость, благородное сердце и ясный характер» заставили Рудольфа Гесса (по мнению Хаусхофера) добиваться нового подъема империи, дабы та вновь стала играть ключевую роль в мировой политике. После 1933 года профессор никогда не ожидал невозможного и без лишней на то надобности не беспокоил Гесса со своими просьбами. Гесс же видел в Хаусхофере «воспитателя, опыт которого он ценил». Это не исключало разнообразных противоречий, которые в итоге привели к тому, что оба деятеля решили идти своим путем. Карл Хаусхофер признавал, что видел внутренние терзания Гесса. Однако он не мог знать о причинах этого. Рудольф Гесс повторял любимую фразу Альбрехта Хаусхофера: «Тот, кто хочет властвовать, не должен привыкать слишком рано принимать правду от своих друзей и слишком поздно — от своих врагов». В итоге стиль руководства, которого придерживался Гитлер, неизбежно вел к тому, что Гесс, находясь на высоком партийном и государственном посту, фактически никак не влиял на внешнюю политику Германии. Роковая ошибка Хаусхофера заключалась в том, что он не осознавал, какая роль была отведена заместителю фюрера, и заблуждался относительно «чистоты национал-социалистических помыслов». Только после окончания Второй мировой войны он мог заметить, что влияние Гесса не соответствовало его статусу.
Впрочем, в 1937 году «мощь движения» и так называемые «заслуги фюрера» заставляли Хаусхофера верить в инстинктивные качества Гитлера. Профессор вполне искренне полагал, когда писал Гессу, что «передал интеллектуальный капитал всей своей жизни в достойные руки». Когда через несколько лет военные победы вермахта буквально потрясли весь мир, то он писал Гессу: «То, что на протяжении многих лет мы незаслуженно страдали, было исправлено твоими действиями, остается надеяться, что они приведут в восстановлению мира в Европе». Но уже некоторое время спустя Хаусхофер начинает мучительно догадываться о сути происходившего в Европе. Шаг за шагом он сознательно шел к неприятию национал-социалистического режима. Не исключено, что когда-нибудь Карл Хаусхофер непременно бы примкнул к оппозиционным кругам. Он не был полностью втянут в национал-социалистическую систему, но прозрение приходило слишком медленно.
Имеет смысл задаться вопросом: насколько национал-социалистической идеологии отвечал один из центральных тезисов хаусхоферовской геополитики, а именно фраза: «История — это борьба народов за жизненное пространство»? Нет никакого сомнения, что эта мысль была логичным продолжением всей имперской политики, которую Германия проводила как в XIX, так и в XX веках. В программе НСДАП 1920 года подобные воззрения были положены в основу по меньшей мере трех пунктов: первый — объединение всех немцев в Великой Германии на основании права на самоопределение; второй — равноправие немецкого народа с другими нациями, отмена Версальского и Сен-Жерменского мирных договоров; третий — использование земли для пропитания народа, расселения избыточного населения внутри Германии. Тем не менее совершенно иначе дела обстояли со вторым главным принципом «фёлькише-мировоззрения», то есть той тотальной идеологии, которая должна была привести к преобразованию Европы и всего мира. В четвертом пункте национал-социалистической программы значилось: «Гражданином Германии может быть только тот, кто принадлежит к германской нации, в чьих жилах течет немецкая кровь, независимо от религиозной принадлежности. Ни один еврей не может быть отнесен к германской нации и являться гражданином Германии». В Третьем рейхе еврей по определению не мог стать «народным товарищем». Если руководство Национал-социалистической партии не уставая культивировало мифы об «избранной расе», об «арийцах — основателях и хранителях культуры», то это дополнялось призывами к безжалостной борьбе с «разрушителями культуры» (евреями). Пропаганда фанатичного антисемитизма преследовала не только «национальные», но и «международные» цели. Например, национал-социалисты никогда не скрывали, что их «служение человечеству» должно было закончиться после уничтожения всех евреев, то есть после осуществления планомерного геноцида. Едва ли стоит объяснять, что эти экстремистские воззрения (так называемый «вульгарный антисемитизм») никак не соответствовали представлениям Карла Хаусхофера. Он не дистанцировался от идей «крови и почвы». Например, во время посещения Балтийского региона он даже мог вынести некоторые суждения по расовому вопросу, которые в первую очередь касались проблем формирования немецкого национального характера. Однако его высказывания были слишком «либеральными» и отвечали идеологии НСДАП только в части использования специфического лексикона национал-социалистов. Карл Хаусхофер никогда не имел ничего общего с планами геноцида, которые вынашивались руководством Третьего рейха. Более того, Хаусхофер пытался заступаться за своих знакомых — евреев по национальности.
Однако нельзя отрицать, что, подобно многим консерваторам и монархистам, Карл Хаусхофер все-таки испытывал некоторую неприязнь к национальным меньшинствам, в том числе к евреям. В данном случае речь шла не о радикальном «вульгарном антисемитизме», в основу которого были положены расовые теории, а о «культурном антисемитизме», который являлся одной из составляющих консервативного национализма, присущего кайзеровской империи. Это явление было следствием модернизации, происходившей в конце XIX века. Культурный пессимизм консерваторов был связан с критикой того, что евреи неуклонно увеличивали свое влияние на общественную, культурную и хозяйственную жизнь страны. Консервативный антисемитизм был ориентирован против «толпы торгующих брюками юношей, которые из года в год прибывали в Германии с восточных территорий». Подобного рода воззрения были вызваны не расовыми или религиозными предубеждениями, но обострением конкуренции в экономической сфере. Традиционный для консервативных монархистов список противников включал в себя масонов, социалистов, плутократов и евреев. Сами же германские консерваторы считали, что только общие идеалы и энергичная внешняя политика могли стать крепкой основой империи.
Для Карла Хаусхофера понятие «еврейство» было связано не столько с биологическими и расовыми принципами, сколько с национально-государственным делением Европы. Он четко разделял «сильные волей» и «слабые» народы. Консервативный антисемитизм Хаусхофера в первую очередь относился к евреям из Восточной Европы, именно их он считал выразителями англосаксонских интересов, «биржевыми и банковскими спекулянтами», «пацифистами, в годы войны предавшими Родину». Однако при всем этом он не уделял ни малейшего внимания сионистскому движению, которое от года к году набирало силу в Европе.
Весьма показательным является тот факт, что до начала 20-х годов Карл Хаусхофер скрывал от сыновей национальное происхождение их матери. Только когда в школе на партах стали появляться антисемитские лозунги, он должен был им раскрыть семейную тайну. Но даже в этих условиях в семье Хаусхофер не считали зазорным вести дискуссии о проблемах антисемитизма, что было весьма актуальной для Германии проблемой после убийства министра иностранных дел Ратенау (24 июня 1922 года). Для Карла Хаусхофера, который никогда не отрицал культурных заслуг евреев, важным был вопрос о проникновении инородных представителей в систему управления государством. Его не могло не беспокоить, что это «вторжение» неуклонно возрастало. При этом его нисколько не беспокоили эмансипированные евреи, он лишь желал остановить приток национальных меньшинств с территорий Восточной Европы. Многое говорит о том, что он в принципе был согласен с политикой, которая предусматривала, с одной стороны, прекращение подобной иммиграции, с другой — была направлена на выселение всех «восточных евреев», которые оказались на территории Германии после 1919 года. Хаусхофер полагал, что в интересах нации было сократить влияние евреев в отдельных общественных сферах жизни. Но все-таки профессор пытался вести себя тактично и деликатно в «еврейском вопросе». На это указывает составленный его сыном в 1934 году меморандум, в котором высказывалась идея о «дифференцированном решении неарийского вопроса». Оба Хаусхофера предлагали провести принципиальное различие между евреями, которые на протяжении многих поколений жили в Германии, и «восточными евреями», прибывшими в страну после окончания Первой мировой войны.
После прихода к власти национал-социалистов «еврейский вопрос» приобрел для семьи Хаусхофер отнюдь не отвлеченное значение. Под угрозу была поставлена не только дальнейшая академическая карьера Карла и Альбрехта, но и судьба самой семьи. Как уже рассказывалось ранее, ситуацию удалось исправить только благодаря вмешательству Рудольфа Гесса. Сами Хаусхоферы не могли не видеть, что в Германии происходило лишение евреев гражданских прав. И они не остались в стороне. Карл и Альбрехт использовали все свои связи в партийных и государственных структурах, чтобы помочь своим знакомым. Но уже с осени 1933 года стало ясно, что их помощь не могла изменить ситуацию в целом. По этой причине с подобными просьбами, которые были сами по себе небезопасными, приходилось обращаться очень осторожно. Слишком частое заступничество за евреев могло привести к тому (а в итоге и привело), что Хаусхоферы попали бы под надзор гестапо. Впрочем, даже в 1940 году Карл Хаусхофер пытался верить в то, что фюрер и его заместитель руководствовались «высокими принципами». Но уже некоторое время спустя до профессора стали доходить слухи о творящихся на оккупированных территориях массовых расправах. Он не хотел не верить, что эти сведения были правдой. Однако летом 1945 года Хаусхофер узнал об истинном размахе преступлений национал-социалистического режима. Он был шокирован и повержен. Он полностью утратил веру в человечество.
Сыновья Карла Хаусхофера выбрали разный путь в жизни. Младший, Хайнц, был более беззаботным. Он никогда не стремился в политику. В подачи Рудольфа Гесса он смог сделать карьеру сельскохозяйственного эксперта, за что не раз был упрекаем своим старшим братом. Однако Альбрехт был более осведомленным об истинной ситуации, нежели его младший брат или даже отец. Зверства на оккупированных территориях и курс на геноцид ужаснули его, заставив присоединиться к антигитлеровской оппозиции. За этот шаг он заплатил своей жизнью.
ПРИЛОЖЕНИЯ
Поделиться книгой: