Смерть в Голливуде

— Этим рукам не знаком труд.

— Это плохо?

— Может быть. — Эллери положил ее ладонь обратно к ней на колени.

— Женщина вроде вас не имеет права связывать себя с фактически полумертвым мужчиной. Если бы он обладал ангельским нравом, или если бы вы очень любили друг друга — тогда другое дело. Но я не могу понять: ведь он груб, и вы ненавидите его… Почему вы, в таком случае, не распорядитесь своей жизнью как-нибудь иначе? Не разведетесь? Что, мешают религиозные соображения?

— Если бы я была молода, все было бы возможно. А сейчас… — Она покачала головой.

— Теперь уж что есть — то есть, и иного не будет. Видите, я ничего не скрываю.

На лице Эллери появилось выражение внутренней боли.

Она рассмеялась.

— Вы так любезны со старой женщиной, мистер Куин… Я серьезно! Знаете, я родом из старинной калифорнийской семьи католиков. Воспитана во всей строгости традиций. Хорошие манеры. Дуэньи, гувернантки — все как положено, на старинный манер. Гордость крови и рода. Но я никогда не относилась ко всей этой чепухе так же серьезно, как мои родственники…

Моя мать вышла замуж за «еретика» из Новой Англии. Семья изгнала их, и это доконало мою мать. Она умерла, когда я была совсем крошкой. Я не знала родственников матери до ее смерти, мы не общались с ними. А потом они приказали моему отцу отдать меня им на воспитание. Растила меня тетка, этакая великосветская дама. Я вышла замуж за первого встречного, лишь бы уйти от них. Мужа мне выбрали не они — он был не в их вкусе, «американец», как и мой отец. И не любила я его нисколько. Но он имел деньги, мы же были бедны, а я хотела свободы. Мой брак навсегда отсек меня от моей семьи, моей церкви, моего мира. У меня есть девяностолетняя бабушка, она живет всего лишь в трех милях отсюда. Я не виделась с ней уже восемнадцать лет. Для нее я все равно что мертвая…

Делия болезненно повела головой из стороны в сторону.

— Харви умер через три года, оставив меня с ребенком на руках. Тогда я и встретила Роджера Приама. Мне не было пути назад, в семью матери, отец же в очередной раз развлекался, путешествуя где-то. И Роджеру удалось быстро увлечь меня. Я готова была пойти за ним куда угодно, на край света, в ад… — Она горько рассмеялась. — И вот именно туда-то он меня и привел.

Вскоре я разобралась, что он за птица. А когда его разбил паралич, то тут я лишилась и последнего утешения в нашей с ним семейной жизни… Наступила страшная пустота, которую я попыталась заполнить, вернуться к своим — так сказать, корням… Это было нелегко, — почти прошептала Делия. — Мои родственники никогда не забывают подобных выходок и не прощают их. Но более молодое поколение оказалось не столь консервативным, его уже коснулись веяния современности. Мне, конечно же, во многом помогли… И теперь родные по материнской линии — это единственное, на что я могу опереться в жизни…

На ее лице вспыхнуло выражение горькой неудовлетворенности. Эллери был рад, когда оно наконец исчезло.

— Мои родные даже не подозревают, какую жизнь я веду в доме Роджера Приама. Стоит им узнать и меня вышвырнут без разговоров, откажут от дома. А если я расстанусь с Роджером, они тут же заявят, что я предала своего мужа. Женщины из высшего круга в Калифорнии никогда не разводятся, мистер Куин, какой бы муж ни был. Вот я… и не развожусь.

Сейчас же что-то случилось, я толком не пойму — что. Если бы Лаурел держала язык за зубами, я бы и пальцем не пошевельнула. Но постоянные толки о предполагаемом убийстве создают вокруг нас атмосферу излишнего внимания и любопытства, могут возникнуть подозрения и жизнь моя окажется под ударом. Рано или поздно газеты ухватятся за эту тему — странно, что они до сих пор этого не сделали! — и тогда всплывет тот факт, что над жизнью Роджера тоже нависла угроза. Не могу же я — если я добропорядочная жена — сидеть сложа руки и дожидаться, пока события примут для моего супруга роковой оборот. От меня ожидают, что я буду вести себя самоотверженно, как полагается верной жене. Вот я и веду себя так. Мистер Куин, я умоляю вас действовать так, как будто я безумно обеспокоена безопасностью супруга, — Делия Приам повела роскошными плечами, — или все это для вас слишком хлопотно?

— Знаете, для меня, конечно, было бы гораздо проще умыть руки и поискать себе более спокойное местечко для работы над задуманной книгой, — ответил Эллери.

— Понятно. А я — одно из порождений этого беспокойного места, — она бросила взгляд на расстилавшийся внизу город. Фигурка Лаурел маячила в углу сада. — Я не считаю себя частью пустого маскарада, так характерного для моего родного Голливуда, для его фальшивой суеты, мерцающей там, внизу. Но я плоть от плоти этих холмов, фруктовых садов, старинных особняков в староиспанском католическом стиле… Впрочем, это неважно. Есть еще один повод для моего появления здесь. И он не имеет ничего общего ни со мной, ни с моими родными, ни даже с милой моему сердцу романтикой Южной Калифорнии.

— Что же это за повод, миссис Приам?

— Роджер никогда не позволил бы мне прийти к вам. Он очень свирепый человек, мистер Куин. Вы не … вы не можете… не в состоянии представить себе, как он дьявольски самолюбив и как он умеет давить и угнетать всех вокруг, как он любит … обожает это делать. Иногда мне кажется, что я замужем за маньяком.

Она закрыла глаза. В комнате стояла полная тишина. Было лишь слышно, как внизу в кухне миссис Вильямс жалуется большому золотистому попугаю в клетке над раковиной на немыслимые цены на кофе. Вдали, над Вильширом невидимая рука вывела по небу огромными буквами «Мюнц-ТВ». Эллери случайно задел локтем заброшенную пишущую машинку.

И тут он остро осознал, что помимо всего знакомого и привычного, здесь еще находилась она — воплощение знойных тропических джунглей, колыхающихся в складках батиста и цветного шелка. И его безликий, типичный для Голливуда дом никогда не будет больше таким, как сейчас, если не будет ее… Эллери терял самообладание от одной только возможности сидеть вот так и смотреть на нее, полулежащую в его простом кресле. И мысль, что неизбежен момент, когда кресло окажется пустым, приводила его в отчаяние.

— Миссис Приам.

— Да?

— Почему вы… — Эллери старался не думать о Роджере Приаме, — почему вы не захотели, чтобы Лаурел Хилл слышала наш разговор?

Женщина открыла глаза.

— Я могу, образно выражаясь, раздеться перед мужчиной, — медленно проговорила она, — но я всегда держу определенную дистанцию с женщинами.

Она произнесла эти слова очень непринужденно, но горячая волна захлестнула Эллери и заклокотала у самого горла.

Он резко отвернулся и сказал:

— Ведите меня к вашему мужу.

ГЛАВА III

Когда они появились на пороге дома, Лаурел любезно спросила:

— Ну, как, Эллери, обоюдовыгодный контракт уже заключен? А может быть, вы еще только собираетесь его заключить? Тогда с которой из нас? Хотя, видимо, мой вопрос неуместен, и мне не следует совать нос куда не следует?

— Причем здесь контракт! — оборвал ее бурный монолог Эллери, при этом краска залила его лицо.

— Никакого контракта, Лаурел. Я просто хочу ближе познакомиться с обстоятельствами дела, а там посмотрим.

— Ну и само собой разумеется, что ваше пристальное внимание в первую очередь привлек дом Роджера Приама, а не Лендера Хилла?

— Да.

— В таком случае, раз уж мы совершенно случайно — ведь правда случайно, Делия? — оказались вместе, то вы не будете возражать, если я составлю вам компанию?

— Пожалуйста, дорогая, — ответила Делия. — Но я убедительно прошу тебя избегать стычек с Роджером. Он всегда потом отыгрывается на мне.

— Делия, да ведь он все равно… ты что же, предполагаешь, что он с восторгом примет новость, что ты притащила в дом сыщика?

— Это верно, — сокрушенно вздохнула Делия. Потом ее лицо просветлело.

— Послушай, Лаурел, пусть будет так, будто это ты его привела. Ладно? Ты ведь не против? Я понимаю, это не совсем порядочно с моей стороны, но ведь мне жить с ним! К тому же ты действительно первая обратилась к мистеру Куину.

— Ладно, — махнула рукой Лаурел. — Ты появишься там первая. Поезжай через Франклин и Аутпоуст, а я поеду кружным путем, через Кайенгу и Мильхолланд. Значит, будем считать, что ты отлучилась за покупками, так?

Делия Приам рассмеялась в ответ, села в новый кадиллак кремового цвета и тронулась по направлению к городу.

— Я, конечно, не могу взамен предоставить вам равноценный экипаж, — секунду спустя вздохнула Лаурел. Эллери недоуменно посмотрел на нее. Тогда девушка указала на распахнутую дверцу своего крошечного зеленого остина.

— И машина, и водитель — совсем не то, правда, Эллери? Трудно было бы представить Делию за рулем такого вот автомобильчика. Все равно что царицу Савскую в байдарке —…Садитесь.

— Эта Делия Приам… необычный тип женщины, — рассеянно заметил Эллери, когда машина тронулась с места.

— Что касается прилагательного — то да, действительно необычный, — усмехнулась Лаурел. — А вот насчет существительных вы не правы. Делия единственная в своем роде и ни к какому типу женщин ее отнести нельзя.

— Она производит впечатление такой честной и искренней!

— Неужели?

— Мне так показалось. А что вы думаете на этот счет, Лаурел?

— Неважно.

— Что ж, ваш ответ говорит сам за себя.

— А вот и не так. Но если вам хочется вникать во все, то я отвечу: вы никогда не узнаете, что на самом деле творится в душе Делии Приам. Она, действительно, не лжет. Но и не говорит правду. Всегда что-то оставляет про себя, недосказанное, на что вы наткнетесь позже, гораздо позже. Если вообще посчастливится наткнуться. И больше я ничего вам про Делию не скажу, потому что вы все сказанное обернете против… нет, не ее. Против меня. Делия всегда ведет очень крупную игру и делает это мастерски, куда уж мне. О содержании вашей уединенной беседы спрашивать, полагаю, бесполезно?

— Эй, полегче! — взмолился Эллери, хватаясь за шляпу. — Еще один такой вираж, и мои колени раздробят мне челюсть!

— Лаурел, будь умницей, — громко сказала Лаурел и влилась в поток машин на Фриуэйбаунд.

Через некоторое время Эллери спросил, не глядя на устремленный вперед профиль девушки:

— Вы как-то сказали насчет Роджера Приама, что «никогда» не покидает свое инвалидное кресло на колесах. Это буквально?

— Буквально. Никогда. Неужели Делия ничего не рассказывала вам о его кресле?

— Нет.

— О, это презанимательнейшая штуковина. Некоторое время после инсульта Роджер пользовался обычным инвалидным креслом-коляской. Но его необходимо было сажать в него и вынимать оттуда. Папа рассказывал мне об этом. Ну, а наш Роджер — Львиное Сердце терпеть не может, если он хоть в чем-то зависит от окружающих. Поэтому он сконструировал для себя особое, специальное кресло.

— Интересно, он что, умудрился придумать кресло, само перекладывающее его на кровать и обратно? Вероятно, при помощи рычагов?

— Нет. Кресло само превращается в кровать.

Эллери так и застыл от изумления.

— Он спит в нем, ест, работает — короче, делает буквально все. Кабинет, спальня, гостиная и столовая в одной-единственной конструкции. Вот это вещь! С одной стороны кресла выдвигается небольшая полка, которую можно повернуть и передвинуть в любом направлении. Он ест на ней, готовит себе коктейли и все остальное… Под полкой устроено помещение для ножей, салфеток, ликеров и прочих мелочей. По другую сторону — такая же полка, на ней помещается пишущая машинка, хорошо укрепленная, чтобы не упасть при поворотах. Под ней — место для бумаги, копирки, карандашей и Бог знает чего еще. Кресло оборудовано двумя висячими телефонами: обычная связь и частная линия с нашим домом. Есть еще звонок в комнату Уоллеса.

— Кто это — Уоллес?

— Альфред Уоллес, его секретарь-компаньон. — Лаурел нахмурилась. — В общем, все кресло напичкано всякими ящичками и приспособлениями на любой, самый немыслимый случай. Журналы, сигары, очки для чтения, зубная щетка… Есть все, что может вдруг понадобиться человеку. Кресло устроено так, что спинка его опускается, а подножие поднимается: получается постель. Конечно, он все-таки нуждается в помощи Альфреда. Вместо ванны тот протирает его мокрой губкой, одевает, раздевает и все прочее. Но Роджер постарался устроить все так, чтобы обходиться минимумом чужой помощи и справляться со всем самостоятельно. Всякая поддержка вызывает у него ненависть. Я вчера была у него, а его пишущая машинка как раз находилась в ремонте в городе. Поэтому он был вынужден диктовать Альфреду. И Роджер из-за этого так бесился, что даже Альфред не выдержал. Если Роджер в ужасном настроении, он действительно отвратителен… Простите, если я заболталась, но я думала — вам интересно.

— Что-что?

— Вы не слушаете меня.

— Слушаю. Хотя и вполуха.

Они находились на Миллхоланд Драйв. Эллери вцепился в дверцу остина, пока машину круто бросало из стороны в сторону на многочисленных ухабах и поворотах дороги.

— Лаурел, скажите, кто наследует состояние вашего отца? Кроме вас?

— Никто. Больше никого нет.

— И Приаму он ничего не оставил.

— С какой стати? Роджер и папа были равноправными партнерами. Небольшая сумма наличными завещана сотрудникам и работникам в доме. Все остальное переходит ко мне. Следовательно, Эллери, — заявила Лаурел, приземляясь на очередном повороте, — основные подозрения падают на меня.

— Да, — коротко бросил Эллери. — К тому же вы новый партнер Роджера Приама. Ведь так?

— Мое положение еще не совсем ясно. Адвокаты сейчас как раз разбираются. Конечно, я ничего не смыслю в торговле, да и не хочу ничего об этом знать. Но Роджеру не удастся обвести меня вокруг пальца, если вы это имели в виду. Мои интересы защищает одна из крупнейших юридических фирм Лос-Анджелеса. Во всяком случае я, к своему удивлению, не могу пожаловаться на поведение Роджера. Может быть, смерть папы оказалась для него большим ударом, чем он ожидал… ну и заставила его осознать, как много папа значил для фирмы и как мало — он сам. Что касается дел, так беспокоиться не о чем. У папы был хорошо обученный сотрудник, мистер Фосс, который готов вести дела самостоятельно. Он так и делал в случае папиной болезни или отсутствия. Но дела фирмы меня сейчас не очень волнуют. У меня на повестке дня один, самый главный вопрос. И вы знаете — какой. Если вы не захотите мне помочь ответить на него — я и сама справлюсь.

— Неужели вы до такой степени любили Лендера Хилла?

— Да!

— А может быть, вы в большей степени боитесь, что подозрения падут на вас?

Маленькие ладони Лаурел впились в руль, потом ослабли.

— Эллери, это же бред! — усмехнулась она. — Я упомянула об этом своем опасении чисто умозрительно. А вот и дом Роджера.

К дому вела своя особая дорога. Здание из темного тесаного камня и почерневшего дерева казалось врезанным в склон холма и наполовину терялось в сумраке толстых деревьев, вплотную подступавших к нему. Лес практически начинался от самого порога: плакучие сикаморы, вязы и эвкалипты. Первым впечатлением Эллери было, что участок заброшен. Но потом он заметил следы как старой, так и совсем недавней обрезки деревьев около дома. Он понял, что здесь сознательно стараются создать виды естественной, дикой природы. Беспорядочный ковер из опавших листьев и сучьев не убирался явно намеренно. Все здесь внушало ощущение тайны и мрака. Приам, видимо, основательно окопался на склоне холма и закрылся деревьями от всего мира. Каков же должен быть человек, избегающий солнечного света?

Окрестности скорее подошли бы для заброшенной охотничьей сторожки, чем для богатого жилого дома в Голливуде. Большая часть его была полностью недоступна взглядам проезжающих по главной дороге. Обычный пригородный уголок Южной Калифорнии превратился в дикую лощину словно где-нибудь в Северной Шотландии. Лаурел объяснила Эллери, что участок Приама простирается на четыре-пять акров вверх по холму и весь выглядит подобным образом.

— Джунгли, — пробормотал себе под нос Эллери, пока Лаурел ставила машину на стоянку. Кремового кадиллака нигде не было заметно.

— Этот дом напоминает мне свирепого дикого вепря, который иногда мелькнет сквозь чащу и исчезнет, — сказала Лаурел.

— Но и платить ему за это удовольствие приходится соответственно, не так ли? В счетах за электричество у него должны стоять просто астрономические цифры.

— Еще бы! В доме нет ни одной светлой комнаты. Когда ему хочется — не скажу больше света — но поменьше темноты, он выкатывается вон на ту террасу, на свежий воздух.

С одной стороны дома виднелась огромная веранда, наполовину скрытая под крышей, а наполовину — под кронами двух гигантских вязов, сквозь которые едва проникало солнце.

— Его комната выходит прямо на эту террасу, через стеклянные двери. Но мы пойдем с главного входа. Роджер не очень жалует людей, бесцеремонно вторгающихся в его святая святых. В доме Приама принято сначала докладывать о посетителях.

— Отчего же Делия Приам ничего не сообщила об особенных порядках в ее доме, — спросил Эллери.

— А кто сказал, что это ее дом? — вопросом на вопрос ответила Лаурел.

Их встретила традиционно для служанок одетая горничная, страдающая нервным тиком.

— А, мисс Хилл, — неприветливо кивнула она. — Не думаю, чтобы мистер Приам… Он сейчас занят, диктует мистеру Уоллесу. Лучше бы вам…

— А миссис Приам у себя, Магз?

— Она только что вернулась из города, мисс Хилл. Сейчас наверху, в своей комнате. Сказала, что очень устала и чтобы ее не беспокоили.

— Бедняжка Делия, — вздохнула Лаурел. — Как будет разочарован мистер Куин! Передайте мистеру Приаму, что я хочу его видеть.

— Но, мисс Хилл…

Сдавленный вопль ярости заставил горничную прерваться. Она в панике бросила взгляд через плечо.

— Спокойно, Магси. Я возьму удар на себя. Вперед, Эллери!