Смерть в Голливуде

— Интересно, отчего она… — забормотал Эллери, увлекаемый Лаурел вверх по лестнице.

— Никогда не задавайте вопросы, если дело касается Делии, — наставительно сказала Лаурел.

Дом оказался еще мрачнее, чем ожидал Эллери. Они проследовали мимо ряда угрюмых комнат, выходивших в холл, обшитый темными деревянными панелями, тяжелыми и безрадостными, с мрачными портьерами и громоздкой, неудобной на вид мебелью. Этот дом удивительно подходил для жестоких и страшных тайн.

Свирепый рев перешел теперь в глухое рычание.

— А мне начхать, что мистер Хилл собирался делать с этим счетом, Фосс! Мистер Хилл сейчас заперт в уютной урне в Форест-Лаун и никак не может осчастливить нас своими драгоценными советами… Нет, я не буду ждать ни секунды, Фосс! Я здесь хозяин, и вы обязаны либо выполнять мои приказы, либо выметаться вон!

Лаурел сжала зубы. Подняла кулак и забарабанила в дверь.

— Кого еще там принесло, Альфред! Фосс, вы слышите?

Дверь открылась, из-за нее выскользнул мужчина и сразу же захлопнул дверь за собой, не отпуская ручки.

— Подходящий момент вы выбрали для визитов, Лаурел, ничего не скажешь! Он звонит в контору.

— Я слышу, — махнула рукой Лаурел. — Вот мистер Куин. Мистер Уоллес. Его должны были бы звать Джоуб[2], но он — Альфред. Я зову его «универсальный Альфред». Сверхполезный человек. Само благоразумие и выдержка. Никаких промахов. Посторонитесь, Альфред. У меня дело к моему партнеру.

— Лучше дайте мне сначала подготовить его, — усмехнулся Альфред и проскользнул обратно в комнату, бросив быстрый взгляд на Эллери. Когда дверь за ним захлопнулась, Эллери бережно потер свою правую ладонь. Она онемела от крепкого рукопожатия Альфреда, когда Лаурел представила их друг другу на скорую руку.

— Вы удивлены? — прошептала она.

Эллери был удивлен. Он ожидал встретить тщедушного угодливого человечка. Вместо этого Альфред оказался огромным мужчиной, мощного телосложения с правильными, довольно крупными чертами лица, густыми седыми волосами, загорелым и сдержанным в манерах. Его голос обладал силой и звучностью, в нем чувствовалась глубина мысли и легкое… превосходство? Что бы это ни было, но оно создавало смутное ощущение, тревожащее, но слишком слабое, что бы раздражать или возмущать. С первого взгляда Эллери охарактеризовал его как тип, подходящий для съемок сцены в гостиной из жизни высшего света. Но в следующее мгновение ему уже так не казалось: разворот плеч Альфреда был совсем домашним и провинциальным, не голливудским. И пиджак казался надетым с чужого плеча!

Эллери сказал:

— Вот вам достойный противник, Лаурел, с которым вы вряд ли совладаете, даже при вашей напористости. Сильная натура. Видно, что умен как черт, при этом полное самообладание.

— Староват, где ему против меня, — небрежно бросила Лаурел.

— Ему не больше пятидесяти пяти. А на вид не дашь и сорока пяти, вот если бы только не седина…

— Альфред был бы слишком стар для меня, даже если бы ему было только двадцать. Такой тип характера… Ну что, Альфред? Буду я вынуждена прибегнуть к помощи мистера Куина, чтобы убрать вас с дороги, или сегодня Великий Визирь сам будет милостив?

Альфред Уоллес улыбнулся и пригласил их войти.

Мужчина, только что оравший в телефонную трубку, а теперь свирепо разъезжающий на кресле по комнате, как моторист на лесозаготовках, был воистину безмерным созданием. Каждая часть его тела была чудовищно раздута, он казался воплощением всего чрезмерного. Глаза буйвола полыхали над скулами, словно высеченными из камня. Вместо носа торчало нечто массивное и свирепое, а чудовищная черная борода клоками падала на грудь. Огромные ручищи яростно орудовали рычагами кресла, а рукава рубашки трещали по швам. Гигантская человеческая машина находилась в непрерывном движении, как будто энергия сама вырывалась из Роджера, как пар из кипящего котла. Рядом с этим чудовищным торсом крепкая фигура Альфреда Уоллеса казалась почти детской. А уж Эллери и подавно чувствовал себя рахитичным ничтожеством.

Но вниз от пояса Роджер Приам был совершенно мертв. Колосс на глиняных ногах. Фундаментом этой свирепой громадине служили высохшие кости, обтянутые тонкой пленкой истаявших мышц. Он был одет и обут. Эллери старался не думать о том, какой адский труд дважды в день надо приложить, чтобы переодеть его. Из-под брючин торчали лодыжки — две морщинистых палки, а колени беспомощно и неестественно выворачивались наружу, подобно двум концам потолочной балки, пробитой молнией.

Эллери подумал, что все несоразмерности его облика легко объяснимы: торс развился сверх всякой меры, потому что простейшее действие требовало в данной ситуации невероятных усилий. Бороде позволялось расти как придется, чтобы избежать ежедневной утомительной процедуры бритья. Его бешеные манеры выражали злобу на судьбу, сыгравшую с ним такую жестокую шутку. А вечное беспокойство — признак постоянного отчаяния, оттого, что он пожизненно прикован к креслу в четырех стенах. Но несмотря на подобные простые причины, что-то в его характере оставалось необъяснимым… Лютая свирепость — жуткая сила, жуткие эмоции, жуткая реакция на людей и любые препятствия в жизни… эта лютость, казалось, была заложена в его характере изначально. Эллери подозревал, что даже если убрать все побочные тяжелые обстоятельства, свирепость все равно кипела бы в нем. Должно быть, он был таким уже в утробе матери — дикий зверь по самой своей природе. И несчастье, происшедшее с ним, дало простор для развития подобных свойств его натуры.

— Лаурел? Чего тебе? А это кто? — встретил он их угрожающим басом, извергающимся из его груди подобно раскаленной лаве. Он весь еще клокотал от гнева после разговора со злополучным Фоссом. В глазах горела ненависть.

— Что ты уставилась на меня? Ты будешь отвечать, когда тебя спрашивают, или нет?

— Это Эллери Куин.

— Кто-кто?

Лаурел повторила имя Эллери.

— Не знаю такого. Чего ему надо? — Эллери достался свирепый взгляд. — Ну так чего же, а?

— Мистер Приам, — раздался от дверей спокойный голос Альфреда Уоллеса, — Эллери Куин — знаменитый писатель.

— Писа-а-атель?

— А также частный детектив — сыщик, — мистер Приам.

Губы Приама свирепо надулись, так что борода встала торчком, а огромные ладони инстинктивно сжались в кулаки.

— Я же говорила вам, Роджер, что я этого так не оставлю, — ровным голосом произнесла Лаурел. — Моего отца убили. На это должны были быть причины. И каковы бы эти причины ни оказались, вы тоже замешаны в этом, как и папа. Я пригласила Эллери Куина расследовать это дело, и он изъявил желание встретиться с вами.

— Ах он изъявил желание, надо же! — В голосе Роджера послышались раскаты грома, глаза угрожающе загорелись. Убирайтесь вон, мистер! Встречайтесь с кем-нибудь другим!

— Во-первых, мистер Приам, — заговорил Эллери, — я хотел бы спросить…

— Я отвечаю — нет, — сверкая глазами и зубами в дебрях бороды, рявкнул Роджер Приам. — Чего желаете во-вторых?

— Мистер Приам… — все так же терпеливо попытался продолжить Эллери.

— Без толку, мистер. Плевать я хотел на ваши вопросы. И вот что я тебе скажу, Лаурел, — его правый кулак с грохотом опустился на ручку кресла. — Что ты суешь во все свой проклятый нос? Это не твоего ума дело, ясно? А моего. И я чего захочу, то и буду делать, и в указчиках не нуждаюсь. Заруби это себе на носу!

— А вы, видно здорово струсили, Роджер, — отвечала ему Лаурел Хилл.

Приам приподнял свой кулачище, глаза его медленно закипели. Словесная лава уже клокотала у него в глотке.

— Я стр-р-русил? Чего, спрашивается? Какого-то призрака, тени? Ты что же меня, за второго Лендера Хилла принимаешь? За сопливую нюню? Что я как он, сразу в штаны наложу от страха? Не боюсь я никаких привидений, а он как родился тряпкой, так и концы отдал…

Лаурел с размаху врезала ему кулаком по щеке. Он мгновенно вскинул левую руку и отшвырнул ее прочь. Девушка пролетела почти через всю комнату и рухнула в объятия Альфреда.

— Пустите меня, — шипела она, вырываясь, — да пустите же!

— Лаурел, — окликнул ее Эллери.

Она остановилась, тяжело дыша. Уоллес молча выпустил ее.

Лаурел повернулась и вышла из комнаты.

— Ишь ты, — струсил — передразнил ее Роджер. На щеке у него проступило красное пятно. Он бросил ей вслед:

— Думаешь, струсил? Ну так кое-кому придется убедиться, что мой пыл не остывает с первым же ударом! Струсил, надо же… Это я-то! Да будь я проклят, если не смогу… Да в любое время дня и ночи! Да пусть он только попробует сунуться ко мне! Я дам ему отведать моих кулаков — хоть живому, хоть мертвому! — И он свирепо сжал огромные кулачищи.

— Роджер. В чем дело?

В дверях стояла она. Она успела уже переодеться в домашнее платье из золотистого шелка, облегавшее ее фигуру с нежным трепетом любовника. От колен шел разрез. Она переводила холодный взгляд с Эллери на мужа и обратно.

Уоллес вытаращил глаза. Казалось, он не скрывал своего восхищения ее видом.

— Кто этот человек?

— Никто. Неважно, Делия. Тебя это не касается. — Приам уставился на Эллери. — Эй, ты! Пошел вон.

Она молча повернулась и отошла к двери, на террасу, всем своим видом показывая, что они с Эллери незнакомы. Такое поведение должно было бы обрадовать его своим благоразумием. Вместо этого Эллери почему-то почувствовал раздражение и досаду. Но почему — он и сам не отдавал себе отчета. Господи, да — «что он Гекубе» Хотя и подросток бы давно уже понял — «что ему Гекуба» [3] … Он был огорчен и растерян. И в то же время мучился вопросом, так же ли парализует она сознание других мужчин, смотрящих на нее…

Уоллес стоял, откровенно довольный собой и наблюдаемым зрелищем, как посетитель театра, уловивший забавный момент, который ускользнул от внимания остальной аудитории, но слишком хорошо воспитанный, чтобы вслух рассмеяться. Она же смотрела на своего мужа совершенно безразлично, без тени страха или другого какого-либо чувства.

— Чего вы дожидаетесь? — заревел опять Приам. — Вы тут не требуетесь. Убирайтесь!

— Я вот все никак не могу решить для себя, — задумчиво произнес Эллери. — То ли вы просто трепло — то ли набитый дурак.

У Приама затряслась борода. Его гнев, всегда готовый прорваться наружу, опять вспыхнул с новой силой. Эллери же мысленно поздравил себя с небольшим успехом. Да, Приам чего-то явно опасается. Уоллес — молчаливый, предупредительный, готовый к услугам Уоллес — также замечает это. И Делия Приам тоже, судя по улыбке, мелькнувшей у нее на губах.

— Альфред! Если этот тип еще раз сюда сунется, вышвырни его вон!

Эллери не успел даже бросить взгляд на свои руки, как почувствовал, что ладони Альфреда крепко сжимают его запястья.

— Боюсь, мистер Куин, что я вынужден буду подчиниться приказу, — пробормотал он.

Компаньон Роджера держал Эллери мертвой хваткой. Приам усмехался премерзкой, действующей на нервы усмешкой. А женщина — этот живой кусочек джунглей — молча наблюдала за происходящим… Тогда, неожиданно для самого себя Эллери почувствовал, как его захлестывает волна холодного бешенства и он почти теряет сознание. Когда же он пришел в себя, Альфред уже лежал на полу, со стоном потирая свое плечо и глядя на Эллери снизу вверх. Он не был сердит — только удивлен.

— Славный прием, — сказал он. — Я запомню его.

Эллери вытащил сигарету, помял ее и сказал:

— Теперь я понял, мистер Приам. Вы и трепло и набитый дурак одновременно. — И обернулся. У двери на террасу никого не было…

Эллери невероятно злился на себя. Так потерять всякое самообладание! А ведь первое и золотое правило, усвоенное им еще от отца, — держи себя в руках. И при всей этой безобразной сцене присутствовала она! Видела, как Уоллес взлетел в воздух. Как скривился Приам. Наверно, это лишит ее душевного равновесия на целую неделю…

Когда он шел через холл, то поймал себя на том, что повсюду ищет ее глазами. Помещение было слишком темным, и она могла оказаться в любом углу, теряющемся во мраке. Стоять, полуприкрыв глаза, но все равно замечая все на свете…

Однако холл был совершенно пуст.

О, этот разрез от колен! Эта женская уловка древнее египетских пирамид. А чего древнее, спрашивается тогда, его мужская глупость? Она, скорее всего, берет свое начало от сотворения мира…

Но тут он вспомнил, что Делия Приам принадлежит к высшему обществу, а он сейчас вел себя как пылкий неуравновешенный мальчишка. И Эллери с грохотом захлопнул за собой парадную дверь.

Лаурел ждала его в своем остине. Она была очень бледна и судорожно курила. Эллери рухнул на сиденье рядом с ней и простонал:

— Ну, чего же мы еще ждем?

— Он сегодня просто вне себя, Эллери, — возбужденно заговорила Лаурел. — Сам не свой! Уже не раз я наблюдала, как он вот так ревет и мечется по комнате, но сегодня просто совсем ни на что не похоже! Нечто невероятное. Я рада, что привезла вас именно сегодня. Какие теперь у вас планы?

— Добраться домой. Если вы не можете меня подбросить, то поймайте мне такси.

Она заколебалась.

— Ну, а как насчет расследования? Вы беретесь?

— Я не могу позволить себе тратить время на безумных идиотов.

— То есть на меня?!

— Да нет, я не имел в виду вас.

— Но ведь уже так много удалось выяснить! — начала убеждать его Лаурел. — Ведь он признался! Вы слышали, он сказал — «призрак», «тень», «он»… И еще — «кое-кому придется убедиться»… Я слышала, когда выходила. Как это по-вашему? Мало? Теперь вы видите, что это не просто мой бред. Роджер явно считает, что кто-то напугал папу до смерти. И даже более — он наверняка знает, что означала мертвая собака…

— Необязательно, — устало возразил Эллери. — Вы совершаете ошибку всех непрофессионалов. Торопитесь с выводами. Вцепились в этого Приама, а он и ухом не ведет. Ему на вас плевать.

— А кто ведет? А кому не плевать? Делии? — возмутилась Лаурел.

— Делии? То есть миссис Приам? А что с Делией?

— Знаете что, оставим-ка Делию в покое, — буркнула Лаурел. — Вместе с универсальным Альфредом. Делия кому хочешь голову заморочит. Вот и вам…

— Ну и что с того? — в свою очередь возмутился Эллери. — Да, я не отрицаю, что она обладает определенной привлекательностью… даже для меня. Только слишком уж вызывающе выглядит. — Он изо всех сил старался не смотреть на окна второго этажа, где наверняка располагалась ее спальня. — Лаурел, мы не можем больше торчать здесь, в машине, прямо посреди дороги, как пара заблудившихся туристов. — Он должен увидеть ее хотя бы еще один раз! Просто увидеть…

Лаурел посмотрела на него долгим и странным взглядом и тронулась с места. Медленно свернула налево, на шоссе.

Эллери сидел, обхватив руками колени. У него было такое чувство, как будто он непоправимо теряет что-то дорогое с каждым оборотом колес остина. А тут, совсем рядом, сидит Лаурел и пристально смотрит в лобовое стекло. Маленькая упрямая чудачка. И ей, наверное, еще более тошно, чем ему сейчас. Эллери внезапно почувствовал, как его сердце сжало сострадание. И он спросил:

— Что вы собираетесь предпринимать дальше, Лаурел?

— Буду по-прежнему копаться во всей этой истории. До самого конца.

— Неужели вы рассчитываете справиться сама?

— Не надо так жалостливо говорить со мной. Я справлюсь.

— Тогда я скажу вам, что собираюсь предпринять я. Она с интересом обернулась в его сторону.

— Я помогу вам с этой запиской. Ну, пока вы не заимеете на руках что-нибудь существенное, чтобы дальше действовать самостоятельно. Или обратиться в полицию. Если получится.

— Что вы имеете в виду? — Она резко затормозила.

— Я имею в виду записку, которую ваш отец нашел в серебряной коробочке на ошейнике. Вы убеждены, что он уничтожил ее?

— Я же говорила вам, что безуспешно разыскивала ее повсюду.

— Может быть, стоит поискать мне самому.

Лаурел несколько секунд пристально смотрела ему в лицо. Потом рассмеялась, и маленький остин рванулся вперед.

Дом Хилла располагался высоко на склоне холма, дружелюбно подставляя солнцу красную черепичную крышу. Это был обычный двухэтажный особняк испанского типа, чисто выбеленный, с коваными ажурными решетками, арками и балконами, с небольшим внутренним двориком и кучкой деревьев в нем. Его окружало несколько цветочных клумб и ряды кустарников. Дальше все было аккуратно засажено плодовыми и ореховыми деревьями, пальмами, эвкалиптами. В их листве порхали райские птички. А еще дальше начинался лес.

— Граница нашего участка идет вниз, под гору, — сказала Лаурел, когда они вылезли из автомобиля. — Прямо по направлению к дому Приама. Наш лес непосредственно переходит в его. Если идти напрямик, то тут совсем рядом.