Одиссея авианосца «Энтерпрайз»

Перед взлетом все самолеты выстраиваются на кормовой палубе авианосца. На сей раз маневром управляет другой офицер — руководитель взлета. Его пост там же — на полетной палубе, напротив «островка»; в руках у него один-единственный инструмент — либо белая сигнальная палочка, либо флажок в шашечку. Вот на взлетную полосу выруливает первый самолет. Руководитель взлета делает отмашку — «дать газ!». Затем окидывает быстрым взглядом полетную палубу, дабы убедиться, что она свободна, и вскидывает сигнальную палочку одним концом вверх — «на взлет!». Самолет в мгновение ока набирает скорость — отрывается от палубы — убирает шасси. Авианосец остается далеко позади — внизу. Пока первый самолет разгоняется в направлении носовой палубы, на взлетную полосу выруливает следующий. У самолетов-торпедоносцев крылья складываются над кабиной пилота — как  у колеоптера, или самолета вертикального взлета и посадки. Пилоты, выводя эти машины на взлетную полосу, одновременно расправляют крылья — те раскладываются в автоматическом режиме, без помощи техников-механиков.

Маневрирование самолета на палубе сопряжено с большим риском — даже в обычных условиях, когда молчит сирена, подающая сигнал тревоги. Между тем от пилота требуются расторопность и точность в каждом действии — машину на взлет он выводит быстро, под оглушительный рев двигателей и в самой гуще воздушного потока, несущегося над палубой со скоростью выше шестидесяти километров в час (крейсерская скорость корабля плюс скорость ветра). А тут еще винты. Раскручиваясь все быстрее, они создают дополнительную турбулентность. Но, как говорится, не велика беда! При ярком солнечном свете взлеты и посадки являют собой поистине завораживающее зрелище. В нем сочетаются и классический балет, и ритуальные языческие пляски, и полифония звуков. Как ни странно, маневры эти не производят впечатления некоего предбоевого действа: ведь у большого искусства цели исключительно мирные. Впрочем, все это лирика — сейчас же самое время вернуться к главной цели нашего рассказа.

* * *

В свое время операцию по захвату Маршалловых островов и островов Гилберта, а также дальнейшие боевые действия представляли общественности не иначе, как «великие рейды» американского Тихоокеанского флота. На самом же деле, если вспомнить численность задействованных в той и последующих операциях сил, то рейды эти представляются весьма скромными — хотя бы потому, что в походе на Маршалловы острова и острова Гилберта участвовали всего-навсего семнадцать боевых кораблей, тогда как позднее, у острова Ио [11], их было уже восемь сотен, а у Окинавы — аж тысяча четыреста. Те первые рейды американцы проводили прежде всего затем, чтобы нанести удары по противнику там, где это было удобнее всего — по принципу «где тонко, там и рвется», — а во-вторых — с целью помешать японцам перекрыть жизненно важную морскую линию, связывавшую Соединенные Штаты с Австралией. «Случись японцам блокировать этот путь, Северная, Центральная и Южная Америка была бы отрезана от союзных государств в Тихоокеанском регионе, — признавались американские военные и историки. — Американский флот в таком случае  оказался бы практически в роли пленника, и Соединенным Штатам была бы уготовлена незавидная участь боксера, загнанного в угол ринга». Думаю, нам вряд ли удастся описать здесь во всех подробностях боевые операции, в которых участвовали сотни и сотни кораблей, да и незачем: ведь для этого потребовалось бы провести весьма трудоемкое исследование и уложить его в не один десяток томов, к тому же цель у нас с вами совсем другая. Да и потом, сами моряки и летчики «Энтерпрайза» имели об упомянутых операциях довольно ограниченное представление, хотя они принимали в них самое непосредственное участие. Зато в так называемых «малых рейдах» «Энтерпрайз» всегда был главной фигурой — мозгом и сердцем всех боевых операций.

Эскадра, направленная к Маршаллам и островам Гилберта, была поделена на две ударные группы. В первую вошли: авианосец «Энтерпрайз», а также 3 тяжелых крейсера и 6 эсминцев прикрытия; во вторую — авианосец «Йорктаун» вместе с 1 тяжелым крейсером, 1 легким и 4 эсминцами прикрытия. Флагманский флаг развевался на «Энтерпрайзе», поскольку на его борту находился вице-адмирал Хэлси, командующий эскадрой. Второй ударной группой командовал с борту «Йорктауна» контр-адмирал Фрэнк Дж. Флетчер. Эскадра должна была нанести удар по атоллам, входящим в архипелаг Маршалловых островов: островкам Рой и Кваджалейн — в составе атолла Кваджалейн; атоллам Вотье, Джалуит, Мили и Тароа — самому крупному островку в составе атолла Малоэлап. В соседнем архипелаге — Гилберта, лежащем к югу от Маршаллов, предписывалось нанести удар по атоллу Макин. Все перечисленные цели следовало атаковать с воздуха, а Вотье и Тароа было приказано, кроме того, обстрелять из корабельных орудий. Основная ударная группа (во главе с «Энтерпрайзом») должна была уничтожить наиболее укрепленные цели — на Рое, Кваджлейне, Вотье и Тароа, а вторая — все остальные. Расстояние между атоллами Вотье и Макин составляет порядка 400 морских миль, то есть около 740 километров; а между Тароа и Кваджалейном — 150 миль (277 километров). Все это необходимо иметь в виду для того, чтобы получить более или менее ясное представление о масштабах операции. Иными словами, ударные группы должны были действовать на значительном удалении друг от друга — вне пределов видимости. И днем 31 января их пути разошлись — каждая группа взяла курс к намеченным целям. Согласно тактическому плану, обоим авианосцам предстояло выйти в определенные квадраты не позднее 1 февраля, с тем чтобы самолеты могли нанести удары по целям в тот же день ранним утром — за четверть часа до восхода солнца.

* * *

«Энтерпрайз» с каждым часом все глубже продвигался в зону, контролируемую японцами. Погода стояла ясная, солнечная. Хотя море было пустынно, ударная группа шла, соблюдая режим радиомолчания. 

Высоко в небе виднелись только редкие перистые облака — истребителей прикрытия видно не было. Надвигался вечер. И вдруг сзади по курсу, над самой линией горизонта, показался какой-то самолет.

Расстояние до неопознанного самолета составляло порядка 35 миль, но истребители наблюдения верхнего эшелона тут же его заметили, а некоторое время спустя — и моряки, находившиеся на верхней палубе авианосца. Это был японский бомбардировщик — он летел почти перпендикулярно курсу американских кораблей. На спокойном море широкую кильватерную струю за ударной группой, должно быть, было видно еще издали. Моряки неотрывно следили за японцем. А «Энтерпрайз» между тем уже находился в 215 милях от атолла Вотье. Если японец действительно разглядел кильватерную струю, значит, скоро можно было ожидать и целую эскадрилью с Маршалловых островов.

Вице-адмирал Хэлси мог бы, конечно, поднять в воздух несколько самолетов, и они вмиг сбили бы неприятельского наблюдателя. Но зачем? Японец не только не решился бы атаковать американцев в одиночку, не сообщив на базу об их приближении к Маршалловым островам, он не отважился бы даже подлететь к кораблям поближе. Так что Хэлси ничего не оставалось, как просто стоять и следить за ним в бинокль. Японец же продолжал лететь прежним курсом и дальше. Может, он не заметил кильватерную струю? Или попросту не обратил на нее внимания, поскольку, как и все японцы, верно, не мог себе даже представить, что американцы, потерпев сокрушительное поражение, решатся направить жалкие остатки своего флота в глубокий тыл неприятеля? Как бы там ни было, Хэлси вскоре опустил бинокль, так и не отдав никакого приказа. Тем более что некоторое время спустя японец исчез из вида, а следом за ним скрылось и солнце.

«Энтерпрайз» чуть развернулся и стал против ветра, чтобы самолеты воздушного прикрытия могли беспрепятственно совершить посадку, после чего снова лег на прежний курс — к атоллу Вотье. Затем в небе показалась полная луна — в ее ярко-серебристом свете с палубы авианосца были четко различимы все корабли сопровождения. Группа двигалась со скоростью 25 узлов, и на поверхности моря, цвет которого менялся от золотисто-желтого до темно-зеленого — в зависимости от того, куда глядели глаза, — были хорошо видны светлые кильватерные струи за кормой кораблей и белые пенящиеся волны, рассекаемые форштевнями.

Ночью ударная группа вице-адмирала Хэлси разделилась на две подгруппы. Первой, которую возглавил контр-адмирал Реймонд А. Спрюэнс и куда вошли тяжелые крейсеры «Нортхэмптом» и «Солт-Лейк-Сити», а также один эсминец, надлежало обстрелять атолл Вотье, подойдя к нему с той стороны, откуда японцы никак не ожидали бы удара, — другими словами, со стороны Японии. А тяжелый крейсер  «Честер» в сопровождении двух эсминцев выдвинулся к атоллу Тароа. Так что поддерживать «Энтерпрайз остались только три миноносца.

1 февраля в 1 час 50 минут на «Энтерпрайзе» стали готовится к операции: для начала вызвали наряды по камбузу и старших вестовых офицерской кают-компании и столовых. И те принялись бойко сервировать завтрак, какой подавали только в особых случаях: на столах появились бифштекс, яичница с ветчиной, картофель фри, кофе. В 3 часа сигналом громкого боя вызвали летчиков и технический персонал по обслуживанию самолетов. И через каких-нибудь четверть часа они уже сидели за завтраком. Впрочем, потом некоторые пилоты признавались, что так к нему и не притронулись. Оно и понятно: ведь большинство из них даже не нюхали пороху.

В 3 часа 35 минут механики с техниками разошлись кто по ангарам, кто по полетной палубе, а летчики тем временем собрались в просторном помещении ожидания вылета — оно располагалось непосредственно под полетной палубой и было оборудовано кондиционерами, — и расселись по расставленным в несколько рядов, как в кинозале, мягким кожаным креслам. Прямо перед летчиками, на переборке, висела карта в виде светящегося табло с заранее проложенными курсами вроде штурманской прокладки. Пилоты, уже успевшие облачиться в летную форму, получали последние предполетные инструкции. Но вот снова грянул сигнал громкого боя — и весь летный состав авианосца устремился на полетную палубу, к местам по боевому расписанию.

Луна пока еще висела высоко в небе на западе. Авианосец шел на предельной скорости, чтобы облегчить самолетам взлет, поскольку сила ветра была нулевая. Летчики направились к своим машинам, стоявшим на корме, и заняли места в кабинах. Перед самолетами, жавшимися крылом к крылу, точно встревоженные птицы, в лунном сиянии простиралась длинная взлетная полоса. В следующее мгновение из громкоговорителя послышалась команда: «От винта!.. Включить двигатели!» И вот сбившаяся в кучу стая стальных птиц взревела всей мощью своих семидесяти моторов, прогревая их перед взлетом. Вслед за этим палубный громкоговоритель извергнул очередную громоподобную команду: «К взлету товсь!.. Взлет!» И на взлетную полосу стал выруливать первый самолет. Посреди полосы — напротив «островка», в руке руководителя взлета закрутилась мельницей светящаяся сигнальная палочка. Из сопла самолета вырвался сноп ярко-синего пламени. Сигнальная палочка взметнулась вверх — самолет, набирая скорость, покатил по зашитой лунным светом полосе. Вот хвост машины повело резко ввысь — она воспарила над морем. А в это время по взлетной полосе, изрыгая синий огонь, уже мчался другой самолет. 

В общей сложности в ту ночь с борта «Энтерпрайза» взлетели следующие самолеты. Сначала — 36 «дугласов»-»донтлесов», двухместных бомбардировщиков-монопланов с размахом крыла 12,35 метра, оснащенных двигателем мощностью 950 лошадиных сил и специальными закрылками, чтобы гасить скорость пикирования; их вооружение составляли 2 носовых пулемета и 1 хвостовой; кроме того, каждый из них нес на борту одну бомбу весом 500 фунтов и две стофунтовых. За ними последовали 9 «дугласов»-»дивастейторов», трехместных торпедоносцев-монопланов с размахом крыла 15,25 метра, оснащенных двигателем мощностью 850 лошадиных сил, который позволял развивать скорость до 370 километров в час и обеспечивал полет продолжительностью 5 часов; в тот день вместо торпеды каждый из них нес на своем борту по три пятисотфунтовых бомбы. Потом в воздух поднялся еще один «донтлес». Таким образом вышеперечисленные самолеты сформировали первую авиационную группу — ей предстояло нанести удар по островам Рой и Кваджалейн в атолле Кваджалейн. Покуда они кружили над авианосцем, выстраиваясь в боевой порядок, курсом на Тароа вылетели 6 истребителей «грумманов»-»уайлдкэтов», одноместных монопланов с размахом крыла 11,45 метра, оснащенных двигателем мощностью 1200 лошадиных сил, который позволял развивать скорость 575 километров в час и обеспечивал полет продолжительностью 3 часа 45 минут; каждый нес на борту по одной стофунтовой бомбе. Сегодня эти машины кажутся тяжеловесными тихоходами. К примеру, «уайлдкэт» весил около 4-х тонн, «дивастейтор» — 3,2 тонны, а «донтлес» — 3,3 тонны. Однако столь «весомые характеристики объяснялись высокими требованиями — фюзеляжи самолетов палубной авиации, в отличие от наземной, должны были отличаться повышенной прочностью, чтобы выдерживать перегрузки при посадке и резком торможении. Впрочем, в дальнейшем военно-морская авиация Соединенных Штатов пополнилась более легкими и скоростными машинами. «Уайлдкэт», к примеру, заменили истребителем «грумманом»-»хеллкэтом», с двигателем мощностью 2000 лошадиных сил и достигавшем скорости порядка 740 километров в час; к тому же «хэллкэты» были вооружены шестью 50-миллиметровыми крыльевыми автоматическими пушками. А на смену «дивастейтору» пришел торпедоносец «грумман»-»эвенджер», трехместный моноплан со свыше полутораты-сячесильным двигателем и куда более мощным вооружением, состоявшим из 2-х синхронных пулеметов, позволявших вести огонь через воздушный винт, 2-х автоматических 50-миллиметровых пушек, вмонтированных во вращающийся фонарь кабины стрелка на верхней части фюзеляжа, и одной 30-миллиметровой автоматической хвостовой пушки. Ну и, наконец, «донтлес» освободил место «кертису»-»хеллдайверу», вооруженному почти так же, как и его предшественник, правда, с более мощным двигателем — 1700 лошадиных сил. 

Один из истребителей, которым предстояло отправиться на Тароа, при взлете потерпел аварию: чуть отклонившись от указательной линии, он, так и не сумев подняться в воздух, всей тяжестью рухнул в море. «Энтерпрайз», шедший на предельной скорости, не успел развернуться, чтобы подобрать летчика; опоздал на помощь и эсминец, двигавшийся впереди остальных кораблей сопровождения и позади авианосца. К сожалению, летчик не смог выбраться из кабины и пошел ко дну вместе с самолетом.

На западе уже зашла луна. Восточный горизонт расцветился первыми проблесками утренней зари, осветившей низко сидящий корпус эсминца, продолжавшего прочесывать участок моря, где только что случилась авария. А между тем с «Эитерпрайза» взлетели еще шесть истребителей и взяли курс на атолл Вотье. Вскоре наступил рассвет нового дня.

С тех пор как последний самолет покинул борт «Энтерпрайза», прошло минут десять. Наконец моряки, собравшиеся на коре авианосца, оторвали глаза от эсминца, который не прекращал вести поиски упавшего в море самолета; на облачном горизонте показался атолл Вотье. Многие уверяли, будто заметили среди облаков, прямо над Вотье, кружащие самолеты. А кое-кто даже видел, как над островом поднялась и потянулась в небо сначала одна струйка дыма, затем другая. Потом послышались глухие раскаты взрывов — заговорили орудия крейсеров. Внезапно моряки все как один обернулись в сторону палубного громкоговорителя, откуда вдруг стали доноситься голоса и крики летчиков, передававшиеся синхронно по системе дальней радиосвязи. И всем показалось, будто авианосец попал в самую гущу боя, происходившего где-то между небом и землей.

* * *

Трудно сказать, кому впервые пришло в голову ретранслировать радиосообшения между самолетами через корабельные громкоговорители. Имя этого умельца, к сожалению, не запечатлелось в анналах истории. Но как бы там ни было, с психологической точки зрения, это было одно из величайших изобретений, сделанных в годы второй мировой войны. Иногда воздушные бои разворачивались на значительном удалении от авианосца, однако, невзирая на расстояние, экипаж всякий раз оказывался как бы в центре драматических событий. Иными словами, это напоминало трансляцию по радио напряженнейшего футбольного матча. Хотя в действительности все обстояло куда более трагично — много трагичнее, нежели, к примеру, изнурительный поединок боксеров, схлестнувшихся, что называется, не на живот, а на смерть.

Во время воздушного боя, а иной раз до или после него, летчики общаются между собой по радиотелефонному каналу ближней связи. Подробно излагать порядок ее работы, к примеру, во время разведывательных  полетов, довольно скучно и утомительно. Другое дело — когда замечен неприятель. В принципе летчики переговариваются по специальному коду. За каждым самолетом закреплено женское имя. Например: «Эй, Агнесса, на связи Лили. В квадрате 280 засек японца, дистанция — три тысячи». Поимо опознавательного кода летчики используют профессиональный жаргон, совершенно непонятный человеку непосвященному. Зато в пылу сражения пилоты напрочь забывают про всякие коды — и называет все, в том числе самих себя, своими именами: «У ну-ка, отвали, Джо, эта штуковина — моя, сейчас я ей дам прикурить!..» Кроме того, на «Энтерпрайзе» слышали отборную брань и проклятия, а еще — свист и треск пулеметных очередей, насквозь прошивающих фюзеляжи самолетов, и грохот взрывов. То был, с позволения сказать, прямой репортаж из поднебесья над Кваджалейном.

Моряки стояли на верхней палубе «Энтерпрайза» и слушали затаив дыхание. Действительно странно — видеть, как «свои» бомбят Во-тье, и слышать, как то же самое происходит и на Кваджалейне. Механики и котельные машинисты, стоявшие вахту в машинном и котельном отделениях, тоже все прекрасно слышали. На современном боевом корабле у них по большому счету работы не так уж много — знай себе поглядывай на стрелки шкал и циферблатов манометров, следи за уровнем масла да время от времени подкручивай маховики и разные вентили. Американские моряки были неплохо подкованы по части радио, тем более что во время войны оно стало неотъемлемой частью их жизни. И механики с котельными машинистами слушали его, можно сказать, без отрыва от производства. За перипетиями воздушного боя над Кваджалейном следили и на камбузе, и на раздаточных, и в столовых. Коки, старшие вестовые и бачковые громко вскрикивали и разражались хохотом, когда угадывали, что «свои» сбили очередного «желто-пузого»... и разом смолкали, если не слышали переговоров между «своими» же и вместо родной речи из репродуктора доносились раскаты жаркого боя. Но самыми, пожалуй, внимательными слушателями были матросы из группы живучести и пожарной команды — им только и оставалось, что сидеть, облачась в огнеупорные комбинезоны и каски, делавшие их больше похожими на роботов, в глубоком чреве авианосца — у себя в полумрачных водонепроницаемых отсеках, ждать сигналов тревоги да слушать то, что происходило в двух сотнях километров от них.

* * *

У меня перед глазами лежит фотография атолла Вотье, снятая с борта разведывательного самолета через некоторое время после начала бомбардировки — когда в небо только-только потянулись редкие еще струйки дыма. По форме этот атолл напоминает банан — правда, изогнутый чуть ли не кольцом. На снимке четко видна лагуна, а в ней — пирс  и места якорных стоянок японских кораблей. Атолл сплошь покрыт густой растительностью — пальмами, кустарником и травой. Хорошо различимы и бетонные взлетно-посадочные полосы местного аэродрома. Строений практически не заметно. Должно быть, жизнь на атоллах, где японцы понастроили военных баз, была и правда несладкой. Каждая из них больше походила на муравейник, затерявшийся посреди бескрайней синевы океана, а обитатели его были сродни безропотным рабам, ворочавшим беспрерывно песок и бетон. К тому же японцы, страдавшие патологической шпиономанией, держали своих рабочих — а ими в основном были корейцы — в черном теле, с таким расчетом, чтобы ни один из них не вернулся на Большую землю и умер прямо там, не сходя с рабочего места.

Первая шестерка истребителей, отправившаяся к Вотье, должна была отвлечь на себя внимание противника, пока крейсеры будут обстреливать атолл с моря. Неожиданный маневр удался на славу. Подлетев к Вотье, истребители расстреляли из пулеметов восемь или девять японских противолодочных кораблей, стоявших на якоре в лагуне, и аэродром. Японцы в растерянности заметались кто куда. Пока японские летчики тщетно пытались поднять в воздух хотя бы несколько «зеро», американские истребители, сделав очередной заход, снова принялись расстреливать аэродром из пулеметов. Наконец японские зенитчики с грехом пополам зарядили свои орудия и стали было наводить их на цели, но тут вдруг земля под ногами артиллеристов вздрогнула — это дали первый залп только-только подошедшие к Вотье американские крейсеры. В небо над атоллом тут же взметнулись столбы дыма. Все береговые батареи системы ПВО были разбиты, а стоявшие в лагуне корабли — потоплены. Позднее, уже на следующее утро, с «Энтерпрайза» поднялись восемь бомбардировщиков «донтлес», с тем чтобы довершить разгром. Но крушить, по сути, уже было нечего. И тогда они принялись бомбить все, что еще осталось торчать на поверхности острова. Во время налета были сбиты четыре «зеро», которым все же удалось взлететь. Американские же летчики в бою над Вотье не понесли ни одной потери. В целом воздушное сражение за Маршалловы острова американцы провели довольно быстро и легко. В задачу американской авианосной эскадры входили лишь бомбардировка и обстрел японских баз с воздуха и моря — о высадке десанта речи пока не было. Судя по радиотелефонным сообщениям между авиационным командным пунктом «Энтерпрайза» и командирами авиагрупп, занесенным в отчет о проделанной операции, налет проходил по следующему тактическому плану:

1. Капитан Джим Грэй, командир авиационной группы из 5 истребителей, вылетевших к Тароа, доложил, что его подразделение вышло на цель, — она оказалась на поверку куда более значительной, чем  можно было предположить на основании предварительных разведданных. Иначе говоря, это была полностью укомплектованная авиабаза с топливными хранилищами, крупными аэродромными сооружениями и несколькими взлетно-посадочными полосами. На аэродромном поле, насколько было видно с воздуха, насчитывалось 14 двухмоторных бомбардировщиков и 14 истребителей. Американским летчикам удалось накрыть базу стофунтовыми бомбами, невзирая на то что со стороны моря их пытался атаковать японский воздушный патруль. Грэй сбил два «зеро». Кроме того, были уничтожены неприятельские самолеты, дислоцировавшиеся на аэродроме.

2. 6 часов 45 минут. Грэй передал на борт «Энтерпрайза»: «Вижу крейсер «Честер». К нам направляется его ближний самолет-разведчик». От авиационного отряда из 46 самолетов, вылетевших к атоллу Кваджалейн, никаких донесений пока не поступило.

3. В небе над Вотье появилась группа из 6 истребителей без бомб на борту и принялась обстреливать атолл из пулеметов.

4. 6 часов 58 минут. На «Энтерпрайз» поступил доклад от капитана Говарда Л. Янга, командовавшего отрядом из 46 самолетов, отправившихся к атоллу Кваджалейн. При подлете к цели отряд разделился на две группы: 36 «донтлесов» взяли курс на остров Рой, расположенный в северной части атолла, а 9 «дугласов»-торпедоносцев с бомбами на борту зашли с юга и направились к острову Кваджалейн, лежавшему в ста километрах южнее Роя. Атолл Кваджалейн представлял собой довольно крупную цель: в лагуне стояли на якоре 2 крейсера, 1 миноносец, 2 гидросамолета, 3 танкера, 5 подводных лодок, ошвартованных у плавбазы, большое почтово-пассажирское судно, переоборудованное в войсковой транспорт, и несколько сухогрузов. 9 «дугласов» начали бомбардировку.

5. 7 часов ровно. 37 «донтлесов» атаковали Рой. К сожалению, во время первого захода из-за тумана они не заметили цель и пролетели мимо. Однако тут же развернулись и пошли на второй заход. Японцы не замедлили этим воспользоваться и через несколько минут подняли в воздух свои истребители. Завязался бой — и японцы били капитана Холлстеда Хоппинга, командира группы «Рой». Другие самолеты из его группы на бреющем полете нанесли удар по аэродрому, невзирая на ответные залпы зенитных орудий противника. В результате была уничтожена большая часть японских бомбардировщиков, так и не успевших взлететь, — в воздух поднялось лишь несколько машин.

6. Капитан Говард Л. Янг, находившийся в небе над Кваджалейном, обратился по бортовому телефону к капитан-лейтенанту Уильяму Р. Холлингуорту из группы «Рой»: «Прихвати с собой 18 «донтлесов» — и давай скорее сюда!»

7. Остров Рой сотрясся от грандиозного взрыва — на воздух взлетел склад боеприпасов, а заодно — все, что располагалось по соседству. 

Вслед за этим авиагруппа Холлингуорта устремилась на юг — к острову Кваджалейн.

8. После успешного удара по Рою часть американских самолетов легла на обратный курс и под преследованием японских истребителей направилась к «Энтерпрайзу». По пути американцы сбили один «зеро» и два неприятельских же бомбардировщика. На Рое полыхали вовсю топливные хранилища, ничего не осталось и от тамошней радиостанции и большинства других строений.

9. 7 часов 10 минут. Говард Л. Янг доложил на «Энтерпрайз»: «На якорных стоянках близ Кваджалейна вижу несколько целей — Самый раз для крупнокалиберных бомб».

10. 7 часов 11 минут. «Дугласы» из группы «Кваджалейн» развернулись и направились на «Энтерпрайз». За каких-нибудь тринадцать минут, что длился налет, они уничтожили: 9 сухогрузов, 2 четырехмоторных гидросамолета и береговые постройки.

11.7 часов 13 минут. У истребителей, атаковавших Тароа, было на исходе горючее — и все они взяли курс на «Энтерпрайз».

12. 7 часов 15 минут. Крейсер «Честер» начал обстреливать Тароа из корабельных орудий. Истребители, нанесшие удар по Вотье, отправились обратно на «Энтерпрайз».

13. 7 часов 19 минут. К Кваджалейну подлетели 18 «донтлесов» под командованием Холлингуорта и начали бомбить атолл с пикирования. В ответ загрохотали неприятельские зенитки — но все без толку. В один японский легкий крейсер противовоздушной обороны ПВО, только недавно спущенный на воду, угодили две пятисотфунтовые бомбы. А одна из подбитых подводных лодок затонула так быстро, что едва не опрокинула плавбазу, у которой была ошвартована. Другая подлодка взорвалась и разлетелась буквально на куски. Следом за ней пошел ко дну расколовшийся пополам эсминец. А на борту огромного транспорта вспыхнул пожар.

14. В ответ на донесение Янга («На якорных стоянках близ Кваджалейна вижу несколько целей — самый раз для крупнокалиберных бомб») Хэлси отдал приказ поднять в воздух 9 «дугласов»-торпедоносцев, заряженных, правда, не бомбами, а торпедами — по одной на каждом борту. И торпедоносцы под командованием капитан-лейтенанта Лэнса У. Мэсси тут же вылетели в указанный квадрат.

15.7 часов 30 минут. Группа Холлингуорта закончила бомбардировку Кваджалейна и взяла курс на «Энтерпрайз».

16. 7 часов 40 минут. Крейсер «Честер» завершил обстрел атолла Тароа.

17. 8 часов 20 минут. В небе над Кваджалейном показались 9 торпедоносцев из группы Мэсси. Они решили нанести удар с малой высоты, но им наперерез тотчас же устремились истребители неприятеля. Мэсси приказал трем торпедоносцам атаковать легкий японский крейсер,  который было направился к выходу из лагуны. Остальная шестерка, пронесясь над лагуной змейкой, сбросила торпеды и улетела восвояси. В общем, налет на Кваджалейн оказался довольно эффективным: 2 подлодки и I эсминец затонули, 1 крейсер получил серьезные повреждения, I крупный транспорт был выведен из строя, 3 больших танкера, а также несколько сухогрузов, 2 малых транспорта и 2 больших гидросамолета были уничтожены полностью. На берегу в результате прямого попадания трех пятисотфунтовых бомб были разрушены склады, хранилища и другие постройки.

IS. «Энтерпрайз» покинули 9 «донтлесов» и взяли курс на Тароа.

19. Группа Холлингуорта, покинув воздушное пространство Кваджалейна и пролетая над Тароа. заметила, что неприятель уже снял противовоздушное прикрытие, полагая, будто налет закончился. Но не тут-то было. По приказу командира американские самолеты перестроились в боевой порядок и начали бомбометание с пикирования. Так, одним неожиданным ударом группа Холлингуорта уничтожила все японские самолеты, так и оставшиеся стоять на земле, топливные хранилища и множество хозяйственных построек. И после того, как на воздух взлетел последний резервуар с топливом, она взяла курс на «Энтерпрайз».

20. 8 часов 52 минуты. Крейсера «Нортхэмптон» и «Солт-Лейк-Сити» завершили обстрел атолла Вотье.

21. Закончив третью бомбардировку Тароа, на борт «Энтерпрайза» благополучно вернулись 9 «донтлесов», упомянутых в пункте 18.

22. Некоторое время спустя еще одна восьмерка «донтлесов» завершила разгром Вотье.

А теперь, дав волю воображению, мы с вами сможем легко себе представить, как во время налета действовал тот или иной летчик. Благо в свое время были опубликованы многочисленные рассказы пилотов бомбардировщиков, участвовавших в той знаменательной операции, и сохранились документальные хроники, снимавшиеся прямо с борта самолетов. На этих кинолентах отлично видно, как разрываются угодившие в цель авиационные бомбы: взрывы очень похожи на мгновенно распускающиеся громадные цветы или вырывающиеся из-под земли гигантские гейзеры. Что же касается, к примеру, пилота истребителя, то в пылу шальной, головокружительной гонки с преследованием неприятеля он на самом деле мало что видит: разве только цель да сплошные ленты трассирующих пуль, перекрывающих небо смертоносной сетью-ловушкой. Пилот пикирующего бомбардировщика, заходящего на цель, видит летящую на него с бешеной скоростью зыбкую землю (или морскую гладь)... на выходе из пике он уже не видит ничего — результаты бомбометания наблюдает хвостовой стрелок. А во время пикирования, наоборот, хвостовой стрелок лишь чувствует, как его буквально вдавливает спиной в кресло, затем земля у  него перед глазами будто взмывает ввысь, дальше — взрыв. Пожалуй, только экипажам самолетов-торпедоносцев волей-неволей приходится дольше других оставаться в самой гуще жарких событий — главным образом оттого, что их машины не отличаются высокой скоростью. Потом, торпедометание происходит с горизонтального полета и очень малой высоты. Так что зачастую летчики-торпедоносцы четко различают, как прямо по курсу на них глядят пустыми глазницами жерла корабельных орудий, которые вдруг изрыгаются огнем и свинцом. Обычно торпедоносцы действуют под прикрытием истребителей сопровождения. И когда вице-адмирал Хэлси. как мы помним, приказал поднять в воздух девять из них и направить к Кваджалейну, ни словом не обмолвившись о прикрытии, лица многих офицеров из его окружения помрачнели. Но, к счастью, в тот раз торпедоносцам улыбнулась удача: хотя их и жалили свинцом истребители противника, они довольно лихо маневрировали и, что называется, вышли сухими из воды. К тому же японские истребители на Кваджалейне оказались далеко не асами — не в пример своим собратьям, атаковавшим Перл-Харбор. Так что торпедоносцы блестяще выполнили свою задачу и благополучно вернулись на борт «Энтерпрайза» — лишь некоторые из них получили кое-какие повреждения. Таким образом, в результате налета на Маршалловы острова американцы потеряли в общей сложности 5 самолетов, включая истребитель, упавший в море при взлете, и 11 летчиков — четверо пилотов отделались ранениями разной степени. Во время обстрела Тароа пострадал крейсер «Честер»: его атаковали сразу несколько японских пикирующих бомбардировщиков. И хотя в цель попала только одна бомба, при взрыве 8 моряков погибли и 34 были ранены.

Между тем второй ударной группе — той, что командовал контрадмирал Флетчер, повезло меньше, и пострадала она не столько от японцев — те не оказали практически никакого сопротивления, — сколько от непогоды. Так, на полпути к намеченным целям самолеты «Йорктауне» попали в жесточайший грозовой шторм, сопровождавшийся сплошными ливнями. Авиационная группа разделилась на несколько звеньев, которые поддерживали между собой более или менее сносную радиотелефонную связь. Вслед за тем группа вошла в полосу затишья. А на подлете к Джалуиту она снова угодила в шторм, оказавшийся куда более сильным, нежели предыдущий. Дело в том, что над Тихим океаном — в зонах, прилегающих к экватору, нередко образуются грозовые и ураганные фронты, и предсказать их появление и направление более или менее точно просто невозможно. Так что авиагруппе «Йорктауна» вновь пришлось разделиться на звенья. Часть самолетов снизилась аж до пятнадцатиметровой высоты и шла на бреющем полете, едва не срывая крыльями пену с верхушек громадных волн; другие машины, напротив, поднялись ввысь на 4000 метров;  третьи же упорно продвигались сквозь грозовой фронт — при полном отсутствии видимости. В результате шесть торпедоносцев пропали без вести. Наконец, прямо по курсу показалась намеченная группа атоллов — и все цели были уничтожены согласно разработанному тактическому плану. Разгромленные объекты оказались менее значительными по сравнению с теми, что атаковали самолеты «Энтерпрайза».

Тем временем «Энтерпрайз» все утро крейсировал неподалеку от Вотье. В 12 часов, когда к авианосцу присоединились крейсеры и эсминцы сопровождения и когда вернулись все самолеты, первая ударная группа легла на обратный курс — на Гавайи. На борту «Энтерпрайза» царило всеобщее ликование по поводу столь легко одержанной победы. Еще бы: ведь для американских моряков и летчиков разгром японцев на Маршалловых островах был своего рода реваншем за бесславное поражение в Перл-Харборе.

В 13 часов справа по курсу эскадры, на двухкилометровой высоте, из-за облаков показались, пять японских бомбардировщиков, летевших клином. Корабли прикрытия встретили их мощным артиллерийским огнем. Морякам на «Энтерпрайзе» казалось, что от неприятельских самолетов вот-вот ничего не останется. Однако те, несмотря ни на что, продолжали лететь буквально напролом, не обращая никакого внимания на грохот рвущихся в небе снарядов. Впрочем, пальба оказалась малоэффективной: в пылу настоящего боя артиллеристы как будто напрочь забыли все премудрости, каким научились во время учений. Кроме того, своей не умолкающей ни на минуту стрельбой они мешали взлететь истребителям прикрытия, чтобы достать неприятельские самолеты с воздуха. И тут вдруг палуба «Энтерпрайза» резко накренилась — авианосец начал маневрировать, переходя то на один галс, то на другой; примеру флагмана последовали и корабли сопровождения. Вскоре моторы неприятельских бомбардировщиков ревели уже прямо над головой. И моряки на «Энтерпрайзе» увидели сверкающие, точно игрушечные шарики, бомбы, которые, казалось, сыпались прямо на них. Через мгновение-другое вокруг авианосца взметнулись водяные столбы высотой метров сорок-пятьдесят.

К счастью, первые пятнадцать бомб одна за другой упали в море. Но осколками одной из них, разорвавшейся у самого борта «Энтерпрайза», смертельно ранило боцмана и перебило топливный трубопровод, вследствие чего на авианосце вспыхнул пожар, который благодаря сноровке и слаженным действиям пожарной команды удалось, однако, быстро потушить.

Сбросив все бомбы, японские самолеты пронеслись в каких-нибудь пятистах метрах над авианосцем. Потом вдруг головной бомбардировщик круто взял влево и, виражируя змейкой, начал пикировать на корму авианосца, открыв при этом огонь из всех пулеметов. Он снижался с ужасающей быстротой, словно обрушившаяся прямо с неба  каменная глыба, несмотря на рвущийся ему навстречу град снарядов. В тот день американцы впервые стали свидетелями того, как атакует «самолет-самоубийца», пилотируемый летчиком-смертником — камикадзе.

У нас еще будет время поговорить о камикадзе подробнее, тем более что легенды о них ходили уже в самом начале войны. А что до «самолетов-самоубийц», то на самом деле они появились — вернее, получили широкое распространение — лишь к концу войны. Вначале же их можно было по пальцам пересчитать. Как правило, такой самолет поднимался в воздух, чтобы уже никогда не вернуться на базу он был под завязку напичкан взрывчаткой — и обрушивался на цель всей своей смертоносной массой. В японских ВВС даже существовали специальные «эскадрильи-самоубийцы», но созданы они были опять-таки в конце войны. Так что поначалу пилот выбирал участь камикадзе, так сказать, по собственному усмотрению — в основном из чисто фанатических побуждений. Хотя чаще всего он становился самоубийцей поневоле: видя, что машина получила серьезные повреждения, и понимая, что до базы ему не дотянуть, летчик предпочитал направить самолет прямо на цель, чтобы уничтожить ее любой ценой.

Итак, неприятельский самолет-болид, казалось, того и гляди рухнет на палубу «Энтерпрайза». Но в последнюю секунду бомбардировщик, изрешеченный пулеметными очередями и снарядами, резко отвело в сторону — задев фюзеляжем корпус авианосца, ближе к корме, он потерял крыло, обдав при этом палубу потоком горючего из расплющившегося топливного бака, и с оглушительным скрежетом рухнул в море, тотчас же отправившись ко дну. Слава Богу, что капитан Мюррэй, командир «Энтерпрайза», вовремя скомандовал развернуть корабль, иначе пиши пропало. Единственной неприятностью столь поразительной, невиданной доселе атаки было то, что камикадзе, падая, зацепил крылом — тем самым, что отвалилось при ударе о кормовой борт авианосца, — американский самолет, стоявший в ряду самым крайним, и помял его фюзеляж. Хотя пожара за этим не последовало, впечатление от увиденного оказалось ошеломляющим. Причем настолько, что даже после того, как остальные японские бомбардировщики убрались прочь, матросы-артиллеристы на «Энтерпрайзе» словно завороженные еще долго палили им вдогонку, расстреливая пустынное небо: им повсюду мерещились «самолеты-самоубийцы»...

Вслед за тем ударная группа продолжила свой путь дальше. Внезапно, часов около двух пополудни, из облаков вдалеке вынырнул японский поплавковый гидросамолет. Но истребители прикрытия сбили его еще до того, как он успел приблизиться к кораблям. И снова восстановилась тишина — на море и в воздухе. Корабли шли на восток-северо-восток со скоростью 25 узлов. Тень от кораблей быстро скользила по сверкающей в лучах закатного солнца поверхности моря. И  вдруг сзади по курсу, на высоте 5000 метров, истребители верхнего эшелона прикрытия засекли два больших японских бомбардировщика. И вновь нервы у моряков натянулись как струны.

Артиллеристы кинулись наводить орудия на цели, но японцы пока держались на почтительном расстоянии и маневрировали так, чтобы солнце было точно за ними. А после начали быстро приближаться, ловко лавируя между облаками. Моряки на «Энтерпрайзе» отчетливо видели, как истребители прикрытия пытались перехватить японцев, — но тщетно. Несмотря на огромные размеры, бомбардировщики оказались высокоманевренными и скоростными. Они надвигались на ударную группу очень уверенно, нацеливаясь главным образом на «Энтерпрайз». Американские корабли, все до одного, открыли по японцам ураганный огонь из всех бортовых орудий, но снаряды летели мимо целей. Тогда командир звена истребителей прикрытия, которые только что безуспешно пытались перехватить неприятельские самолеты, решил корректировать стрельбу корабельных зенитных установок по радио: «Недолет... — поправлял он артиллеристов с воздуха. — Бери еще выше, метров на девяносто. Так... Так... Порядок!» Но снаряды, похоже, не хотели брать японцев, и те подлетали все ближе. И вот, наконец, из хвостовой части одного бомбардировщика вырвался длинный шлейф дыма, однако же подбитый японец продолжал лететь вперед, прячась за своего товарища. Вслед за тем оба бомбардировщика сбросили по паре бомб, но те упали слишком далеко от цели. Потом японцы резко устремились вверх — под прикрытие облаков. Корабельные артиллеристы получили приказ прекратить огонь — в бой вступили истребители-перехватчики, находившиеся как раз над облаками; быстро перестроившись, они тут же атаковали японцев. Моряки, высыпавшие на верхнюю палубу «Энтерпрайза», наблюдали, затаив дыхание, за тем, как истребители кружили меж облаков, точно осы. В это же время из палубных громкоговорителей послышались голоса летчиков. Люди в воздухе кричали, указывая друг другу то одно направление, то другое, а их пулеметы строчили без удержку. Вскоре из облака вынырнул японский бомбардировщик — тот, что был подбит незадолго до этого; за хвостом у него по-прежнему тянулся длинный дымовой шлейф, только еще более густой и черный. Теперь японец больше походил на тяжелораненого стервятника, который вот-вот издохнет. Морякам сразу же стало ясно — долго он не протянет, да и перехватчики уже не обращали на него никакого внимания. Так что весь удар пришелся на второго японца. Через какое-то время грохот пулеметов послышался уже совсем близко, а следом за ним — рев пикирующего самолета, который продолжал лететь наперекор бешеному шквалу пулеметных очередей. И вдруг громкоговорители едва не взорвались от исступленного крика командира звена перехватчиков капитан-лейтенанта К.У. Макклански: «Бах-бах-бах!..» — брошенного вдогонку японцу. 

И тут моряки увидели, как из-за огромного кучевого облака вынырнул медленно кружащийся волчком, разваливающийся на куски самолет, и среди этих искореженных обломков были четко видны тела двух японских летчиков.

Между тем солнце почти коснулось линии горизонта на западе. А немного спустя истребители прикрытия, целые и невредимые, благополучно вернулись на «Энтерпрайз». Через трое суток, 4 февраля, ударная группа с победой вернулась в Перл-Харбор. Но ее опередило специальное радиосообщение об успешном выполнении боевого задания. И солдаты, которые меньше месяца тому назад бросали в моряков авианосца, чудом избежавшего яростного налета, одни лишь гневные упреки и проклятия, теперь встречали их громоподобными приветственными возгласами, рвавшимися сплошной лавиной с крыш береговых укрепсооружений. А с причалов Форд-Айленда, куда направлялся «Энтерпрайз», авианосцу-победителю радостно махали сотни все еще перебинтованных рук. Успех первого рейда был отмечен и всеми американскими газетами: ведь надо же было вернуть отчаявшемуся народу утраченную было надежду.

* * *

К тому времени японцы уже захватили Малайзию, вторглись на Борнео, Новую Гвинею и Соломоновы острова и начали готовиться к крупномасштабному походу на Австралию. В ответ американское военно-морское командование решило во что бы то ни стало отбить у японцев остров Уэйк — маленький, но очень важный стратегический плацдарм, удобный для подготовки к дальнейшим наступательным действиям по всей западной акватории Тихого океана, — о чем вице-адмирал Хэлси, которому поручили возглавить рейд к Уэйку, был уведомлен 11 февраля. И спустя десять дней — 21 февраля 1942 года по приказу Хэлси вверенная его командованию эскадра, которая, пока суд да дело, практиковалась в стрельбе, взяла курс на Уэйк. Удар был нанесен ранним утром 24 февраля. На море стояла кромешная тьма — почти как ночью. «Энтерпрайз», не сбавляя хода, прорывался вперед сквозь ураганный западный ветер и налетавший шквалами ливень. Вокруг запущенных винтов самолетов клубился влажный пар, перекрывавший пилотам передний и боковой обзор; в довершение ко всему в свете вырывавшегося из выхлопных сопел пламени винты сверкали точно яркие зеркальные диски и слепили летчикам глаза. Нет, взлетать в таких условиях было практически немыслимо. Однако время поджимало, поскольку крейсера, которые должны были обстреливать Уэйк с моря, получили приказ сперва дождаться бомбовой атаки с воздуха и лишь потом открывать огонь. И невзирая на шторм, несколько пикирующих бомбардировщиков все же рискнули взлететь. Одному из них не повезло — рухнул за борт. На эсминцах сопровождения пришлось включить прожекторы  и направить их в то место, куда упал самолет. Пилота успели выловить, а стрелка — нет. Бомбардировщики, которые смогли подняться в воздух, попросту кружили над авианосцем, силясь одолеть сильный встречный ветер и рискуя столкнуться в темноте еще до того, как им удалось бы перестроиться в боевой порядок. В такой критической обстановке раздосадованному Хэлси ничего не оставалось, как отложить атаку на полчаса.

А командиры американских крейсеров, подошедших к Уэйку, видя, что ничего не происходит, и опасаясь, что их вот-вот обнаружат японцы, отдали приказ открыть огонь, не дожидаясь поддержки с воздуха. Вскоре стало чуть светлее, видимость улучшилась — и самолеты смогли наконец благополучно взлететь. На подлете к Уэйку летчики заметили, что весь остров охвачен огнем и дымом от рвущихся снарядов. Японских истребителей в воздухе видно не было, а зенитные орудия противника били робко и мимо цели. Так что атолл Уэйк, за который американцы недавно заплатили японцам слишком дорогую цену, был сплошь перепахан бомбами и снарядами за каких-нибудь сорок минут. Окрыленное столь молниеносной победой, американское военно-морское командование решило закрепить успех и отдало приказ атаковать остров Маркус. Вице-адмирал узнал об этом в море, когда его эскадра возвращалась с Уэйка в Перл-Харбор. Весть о предстоящем походе воодушевила моряков. Маркус — это крохотный островок, всего лишь 8 километров в окружности, расположенный в 700 милях к северо-западу от Уэйка и 975 милях к юго-востоку от Японии, что было немаловажно. С 1880 года остров считался японской территорией и назывался Минамиторисима, что в переводе означает Южный Птичий остров. По сведениям американской военной разведки, на Маркусе были оборудованы аэродром, радиомаяк и метеостанция, имевшие для японцев первостепенное значение, потому как остров был последним защитным рубежом на подступах к Японии со стороны океана. Удар по Маркусу был нанесен 4 марта до восхода солнца. Самолеты — 31 бомбардировщик и 6 истребителей — поднялись в воздух при лунном свете, когда «Энтерпрайз» находился в 125 милях от цели. Японцы не были готовы к столь внезапному удару — впрочем, оно и неудивительно, если учесть географическое положение Маркуса, — и спали безмятежным сном, в том числе и зенитчики из службы ПВО. Бомбы обрушились на остров лавиной, и топливные хранилища вспыхнули и взлетели на воздух еще до того, как успели открыть огонь береговые зенитные орудия. Ни один японский истребитель так и не смог оторваться от земли. Местная радиостанция забила было тревогу, тщетно пытаясь вызвать на связь Токио, но ее тут же накрыла одна из американских бомб. В 7 часов 05 минут, когда налет завершился, командир авиационной группы приказал самолетам возвращаться на «Энтерпрайз», в ответ он услышал голос одного из летчиков: «Дейл на  связи. Моя машина горит. Попробую сесть на восточном берегу острова. В остальном — полный порядок». Один из самолетов действительно пошел на снижение — он был охвачен огнем и дымился. Другой летчик, лейтенант Бест, кинулся на выручку своему товарищу и начал описывать круги над самой поверхностью в том месте, куда рухнул горевший самолет. Вскоре Бест увидел летчика Харта Дейла Хилтона и его бортового стрелка Джека Лиминга: спешно выбравшись из самолета, они возились с ярко-желтым спасательным плотиком, пытаясь спустить его на воду. Удостоверившись, что с летчиками все в порядке, Бест помахал им из кабины рукой, чтобы как-то приободрить. Хилтон с Лимингом, взглянув на небо, вытянули вперед кулаки с поднятыми вверх большими пальцами — в знак того, что с ними и в самом деле все в порядке. Потом дружно налегли на весла и начали грести, стараясь поскорее убраться от острова, превратившегося в один гигантский костер. А до ближайшей дружественной земли между тем было 2400 километров...

Характеризуя в общих чертах первый этап американо-японской войны, можно сказать, что, атаковав Маршаллы, острова Гилберта, Уэйк и Маркус, американцы как бы воспроизвели в миниатюре бомбовый удар, который японцы нанесли по Перл-Харбору. Впрочем, лиха беда начало: следующая операция, более чем предыдущие, показала необоримое желание военно-морского командования Соединенных Штатов сделать все возможное, чтобы поднять дух американского народа. Небезынтересно отметить, что подготовительный этап и дальнейший ход этой операции были под стать захватывающему сюжету детективного романа.

В феврале месяце в армейских бомбардировочных частях и соединениях распространили специальный циркуляр: среди пилотов искали «добровольцев для выполнения ответственного и опасного задания». Из многочисленного количества добровольцев отобрали чуть больше ста кандидатов и переправили на одну из военно-воздушных баз во Флориде, где их встретил лейтенант морской авиации Генри Л. Миллер. Командир авиабазы представил его новоприбывшим так: «Это ваш инструктор. Вы обязаны подчиняться ему во всем. И без лишних вопросов».

Перво-наперво Миллер обучил своих подопечных приземляться по-новому — медленно, осторожно и с коротким пробегом торможения. На отработку этой премудрой технологии ушло несколько дней. Затем он научил их взлетать с маленькой площадки — для этого потребовался куда больший срок. Американский Б-25, принадлежавший к классу легких бомбардировщиков, весил в полете добрых одиннадцать тонн. И когда Миллер в первый раз показал ученикам взлетную дистанцию, те только покачали головой: дело, дескать, невозможное. И все же спустя время они научились взлетать и со сверхкоротких  дистанций. После этого их перевели вместе с инструктором на соседний аэродром. Тамошняя бетонная взлетная полоса была испешрена поперечными белыми линиями, ограничивающими разбег при взлете еще больше. Теперь взлетная полоса казалась и правда до смешного короткой. «И тем не менее, ребята, здесь мы будем учиться и взлетать, и приземляться, — сказал Миллер. И, улыбнувшись, прибавил: — Главное в нашем деле не дрейфить». А начальник аэродрома с загадочным видом предупредил: «И еще, не вздумайте часом сболтнуть кому-нибудь про вот эти самые белые полосы». И все началось сначала: взлет — посадка, взлет — посадка... — и так до бесконечности. Через некоторое время летчики уже могли свободно поднимать в воздух свои Б-25, при полной боевой загрузке, на скорости 100 километров в час (вместо 145, составивших их последнее достижение), и с дистанции в три раза короче общеустановленной. Инструктор, оставшийся вполне довольным своими подопечными, поздравил их с успехами и еще раз попросил держать язык за зубами касательно всего того, что они видели, слышали и чему обучились. В апреле прошедших сверхсекретную летную подготовку пилотов направили служить дальше в военно-морскую авиацию, а точнее — на авианосец «Хорнет», чему они после всего, что с ними было, ничуть не удивились. Капитан I ранга Марк А. Митчер, командир авианосца, в свою очередь тоже не выразил ни малейшего удивления по поводу их прибытия. Дело в том, что два месяца назад на борту «Хорнета» уже проводились взлетно-посадочные испытания двух Б-25 — и пилотировали бомбардировщики летчики военно-морской авиации. Так что теперь, как говорится, их полку прибыло. Но суть предстоящего боевого задания пока хранилась в строжайшей тайне.

Для Б-25 на полетной палубе авианосца приготовили отдельную площадку, потеснив другие самолеты, — и у многих из них крылья свисали прямо над водой. На другой день «Хорнет» снялся из Сан-Франциско. А по выходе из гавани к нему присоединились корабли сопровождения — тяжелый крейсер «Венсенн» и легкий «Нашвилл». Тогда-то капитан Митчер и вскрыл запечатанный конверте предписаниями от высшего военно-морского командования. И вот некоторое время спустя корабельные громкоговорители передали сигнал боцманской дудки, за которым последовало традиционное обращение: «Внимание всему экипажу!..» — после чего прозвучал твердый голос капитана Митчера:

— Нам поручено выполнить ответственейшее боевое задание, о котором только можно мечтать. «Хорнету» предписано доставить полковника Дулиттла и вверенных его командованию пилотов через весь Тихий океан почти к самым японским берегам. И оттуда, с расстояния в несколько сотен миль, им надлежит взять курс на Японию и осуществить бомбовый удар по Токио. 

Экипаж авианосца ответил капитану громоподобными криками «ура!», которые были слышны даже на кораблях сопровождения. Им сообщили о приказе сигналом прожектора — в ответ прозвучали те же приветственные возгласы. Было очевидно: задание подготовить и провести бомбардировку Токио всем пришлось по душе. Однако, несмотря на всеобщее ликование, капитан Митчер терзался сомнениями — насколько оправдан удар, пусть даже успешный, по Токио силами лишь шестнадцати бомбардировщиков, если при этом возникнет прямая угроза не только для «Хориста», только недавно спущенного на воду, но и «Энтерпрайза»: ведь по ходу операции именно его самолетам предстояло вести разведку и обеспечивать прикрытие как бомбардировщиков «Хорнета», так и обоих авианосцев, не считая кораблей сопровождения и двух танкеров. В то время на вооружении ВМС Соединенных Штатов состояло всего лишь шесть авианосцев — из них к Тихоокеанскому флоту были предписаны только три или четыре. Направив объединенную авианосную эскадру «Хорнет» — «Энтерпрайз» в рейд к берегам Японии с последующим нанесением бомбового удара по Токио, американское военно-морское командование решило таким образом отвлечь внимание японцев от судоходной линии Соединенные Штаты — Австралия, с тем чтобы они перебросили часть своих военно-воздушных соединений для защиты своих территорий, подверженных угрозе нападения со стороны американцев и их союзников. Однако ни Митчер, ни большинство других офицеров американских ВМС ничего не знали о стратегических планах своего высшего командования. Они полагали, что предстоящий рейд — всего лишь очередной тактический ход, предусматривающий одну цель: упрочить моральный дух американского народа.

1 апреля 1942 года «Энтерпрайз» снялся из Перл-Харбора и вместе с кораблями сопровождения взял курс норд-вест — но куда именно, экипаж не знал. У Мидуэя эскадра замедлила ход и в течение нескольких дней продолжала крейсировать к северу от острова. Иначе говоря, авианосец ходил галсами — то на юг, то на север, то на запад, то на восток. И все это время моряки недоумевали — дескать, ну сколько можно! Да и потом, бесцельное блуждание по пустынному океану настроения, понятно, никому не прибавляло. К тому же было холодно, шел дождь и на море Штормило. Но вот морякам представилась первая возможность развлечься — наблюдая за тем, как происходит дозаправка топливом в открытом океане. Однажды утром к «Энтерпрайзу» подошел танкер-дозаправщик в сопровождении двух эсминцев — все как положено. И с танкера завели на авианосец топливные шланги — расстояние между кораблями при этом сократилось до пятнадцати метров, невзирая на сильное волнение. Затем из громкоговорителей последовала команда: «Прекратить курение!» И сигареты разом погасли. А некоторое время спустя прозвучала новая команда: «Можно курить!»  И вскоре танкер будто растворился в пелене дождя, оставив авианосец бесцельно блуждать в пустынном океане.

14 апреля в условленное место рандеву прибыл «Хорнет». Моряки и летчики «Энтерпрайза» встречали его широко раскрытыми глазами: слишком велико было их удивление при виде бомбардировщиков, громоздившихся на его полетной палубе. Интересно, как они собираются взлетать, да еще при полной боевой загрузке, не говоря уже о том, чтобы садиться? А может, их надо просто доставить на какую-нибудь базу? Но на какую именно? В общем, моряки и летчики «Энтерпрайза», не мудрствуя лукаво, порешили, что эскадре, вероятнее всего, предстоит взять курс к Алеутским островам [12], а что до крылатых громадин на борту «Хорнета», их, должно быть, потом переправят на «одну из секретных баз в Стбири». На другой день по громкоговорителям «Энтерпрайза» объявили, что на борту «Хорнета» находятся шестнадцать бомбардировщиков Б-25 (как будто раньше их никто не заметил) вместе с экипажами, которым поручено «специальное боевое задание». Но зачем было темнить и молчать до последнего, тем более если экипажи ударной группы, прибывшей из Сан-Франциско, обо всем уже знали? Ничего не поделаешь — стало быть, того требовали обстоятельства. 17 апреля объединенная эскадра дозаправилась топливом и той же ночью на всех парах устремилась на запад. И только на следующий день вице-адмирал Хэлси наконец объявил экипажам кораблей группы «Энтерпрайз», что «эскадре выпала большая честь первой нанести удар по Японии». И снова над океаном громыхнуло многоголосое восторженное «ура!», а сам Хэлси стоял на адмиральском мостике и широко улыбался. Что и говорить, ему такое задание пришлось по душе больше, чем кому-либо другому: ведь прежде о подобном он мог только мечтать.

Между тем на борту «Хорнета» пилоты бомбардировщиков Б-25 проходили предполетный инструктаж — под руководством все того же лейтенанта Миллера. Впрочем, был у них еще один наставник — капитан-лейтенант Стивен Джурика, бывший помощник военно-морского атташе в Токио. Целые дни напролет летчики проводили, склонясь над картами Японии и Китая: американское верховное командование прекрасно сознавало, что приказать авианосцам дожидаться возвращения Б-25 с задания в непосредственной близости от японских берегов — чистое безрассудство. Поэтому после взлета бомбардировщиков авианосцам предписывалось тотчас же ложиться на обратный курс, а ударной авиагруппе — садиться на территории Китая, если, разумеется, операция пройдет без сучка без задоринки. Итак,  согласно оперативно-тактическому плану, эскадра должна была подойти как можно ближе к восточному побережью острова Хонсю, главного острова японского архипелага. Затем в ночь с 18 на 19 апреля командующему авиационным соединением полковнику Дулиттлу надлежало первым подняться в воздух, с тем чтобы, сбросив зажигательные бомбы в определенных точках на японской территории, отметить направление полета для бомбардировщиков, которым предстояло взлететь через два часа. Операцию предполагалось провести ночью.

18 апреля на рассвете поднялся шторм: по морю катили громадные свинцовые валы, дул шквальный ветер. Эскадра находилась пока еще в 700 милях к востоку от маяка на мысе Инубо, расположенного на одной широте с Токио, как вдруг впередсмотрящий на крейсере «Венсенн» заметил в десяти милях прямо по курсу японский сторожевик. Смачно выругавшись, Хэлси приказал срочно изменить курс, в надежде, что японец, быть может, еще не успел засечь приближающуюся эскадру. С «Энтерпрайза» тут же взмыли в небо несколько истребителей — им предстояло действовать в режиме полного радиомолчания. По возвращении на борт летчики доложили, что в японских прибрежных водах полно кораблей: в основном это рыболовецкие суда, длина корпуса каждого — метров тридцать; на всех имеется слабое артвооружение, но радио, похоже, нет ни на одном. О том, что японцы могли не заметить американские самолеты, нечего было и думать. Что же делать? Тогда Хэлси отдал новый приказ — ложиться на прежний курс, к мысу Инубо: каждый километр, пройденный вперед эскадрой, экономил бомбардировщикам пять литров топлива.

Один из японских сторожевиков, первым заметивший крейсер «Нашвилл», двинулся ему навстречу, открыв огонь из своей единственной маленькой пушки. Крейсер дал ответный залп по японцу, но тот продолжал идти вперед и стрелял без перерыва. После третьего залпа крейсера сторожевик разнесло на куски. А следом за ним та же участь постигла и два других сторожевика — американцы успели выловить из воды только четырех японских моряков, остальные же утонули. Теперь-то уж не возникало никаких сомнений: присутствие американской эскадры в территориальных водах Японии было раскрыто. Так что ждать ночи для нанесения удара по главной цели с воздуха не имело ни малейшего смысла.

Оба авианосца, включив прожекторы, обменялись сигналами готовности. На борту «Хорнета» полковник Дулиттл спустился с мостика в помещение для дежурных летчиков и сказал: «Ну, ребята, пора». На полетной палубе уже вовсю трудились механики: они заполняли основные и запасные топливные баки на бомбардировщиках Б-25. Потом летчики запустили моторы, чтобы прогреть двигатели. Погода стояла  на редкость отвратительная. С «Энтерпрайза» было хорошо видно, как нос «Хорнета» то зарывался в серую пенную волну, то вздымался над ней, точно норовистый конь.

Первым в воздух поднялся полковник Дулиттл, показав остальным летчикам пример, как виртуозно можно взлетать даже в сильный шторм. Его самолет взмыл почти вертикально, как лифт, и начал набирать высоту, описывая круги над авианосцем. Второй бомбардировщик тоже взлетел мастерски, но через несколько секунд он вдруг резко потерял высоту и едва не коснулся крыльями гребной волны. Моряки на «Энтерпрайзе», наблюдавшие эту сцену с верхней палубы, все как один затаили дыхание. Но, слава Богу, обошлось: второй Б-25 снова набрал высоту и, рыская в воздушных потоках, подобно скачущему кенгуру, стал постепенно удаляться от того злополучного места, где едва не рухнул в штормовое море. Остальные бомбардировщики взлетели вполне сносно. Когда же от полетной палубы «Хорнета» оторвался последний Б-25, эскадра, набрав обороты, отошла на восток. По пути американские крейсера потопили еще два японских сторожевика. А тем временем где-то далеко-далеко над океаном в поисках американской эскадры рыскали бомбардировщики противника. Но они ее так и не обнаружили.

Между тем моряки на «Энтерпрайзе», припав к карманным радиоприемникам, жадно ловили сообщения Токийского радио на английском языке. Самые наивные никак не могли дождаться, когда же дикторы наконец объявят: «Наша столица только что подверглась бомбардировке» — или когда радиовещание вообще резко прекратится. Однако сегодня, как и накануне, диктор, словно заезженная пластинка, твердил одну и ту же сакраментальную фразу: «Кругом повсюду цветут сакуры, даря всем нам покой безмятежного очарования...» — как бы восхваляя неуязвимость Японии. Когда диктор приготовился в очередной раз произнести эти слова, в небе над Токио показались идущие на бреющем полете американские бомбардировщики. Впрочем, подробности того, как проходил налет на японскую столицу, американцам стали известны лишь много позже — со слов одного из участников этого налета, летчика Теда Лоусона, который назвал свой рассказ «Тридцать мгновений над Токио». Бомбы посыпались на город прямо среди бела дня — ровно в полдень, когда японские рабочие и служащие покидали на обеденный перерыв заводы, фабрики и конторы. Американские самолеты пронеслись над самыми крышами домов; летчики хорошо видели, как заметались по улицам застигнутые врасплох токийцы — мужчины и женщины. Пламя пожаров уничтожило многие «военные и промышленные» объекты. Из восьмидесяти американских летчиков, участвовавших в том налете, один был убит, двое пропали без вести, восемь попали в плен, пятеро совершили посадку на советской территории, где их интернировали, остальные же шестьдесят  четыре человека сели на территории Китая — в Штаты они вернулись не скоро. После бомбардировки Токио американцы воспряли духом как никогда: за дерзкий налет на Перл-Харбор японцы заплатили с лихвой. Но, как бы там ни было, повторный удар по Токио удалось нанести только в апреле 1944 года: слишком большое расстояние отделяло Японию от Соединенных Штатов — новый рейд обошелся бы втридорога, к тому же он был сопряжен с большими опасностями и риском. Что же касается того — первого налета на Токио, американские граждане узнали о нем в тот же вечер из сообщений пилотов Б-25, приземлившихся в Китае (двенадцать часов спустя после взлета). И еще: эта весть стала известна в Соединенных Штатах одновременно с другой, не менее радостной новостью — о сдаче японцами островов Батан, что в северной части Филиппинского архипелага. Хотя капитуляция произошла 9 апреля, столь знаменательный факт почему-то до поры до времени «держали в секрете».

III. Цель — Мидуэй

8 мая 1942 года милях в пятистах от северо-восточного побережья Австралии по штормовому океану продвигался курсом ост американский авианосец с серьезными повреждениями на борту. Его верхняя палуба была искорежена, посреди нее зияла огромная пробоина, а все вокруг несло на себе следы недавнего пожара; на палубе, расположенной ниже, стояли в ряд сорок гробов в окружении почетного караула с оружием в руках; корабельный лазарет был битком забит ранеными. Это был авианосец «Йорктаун». Он покидал воды Кораллового моря, где только что закончилось первое крупное сражение Тихоокеанской войны. Во время того сражения («Энтерпрайз» участия в нем не принимал) надводные корабли даже не произвели друг в друга ни единого выстрела. И тем не менее японцы потеряли один авианосец и несколько транспортов, попытавшихся было высадить десант на северном побережье Австралии. Американцы тоже лишились одного авианосца — «Лексингтона», а «Йорктаун», как мы уже знаем, отделался серьезными повреждениями. Таковы были последствия действий американской и японской авиации. Теперь же «Йорктаун» возвращался в Перл-Харбор — моряки надеялись подольше отстояться там на ремонте. А может статься и так, что авианосец вместе с ними отправят в Соединенные Штаты на капитальный ремонт.

Итак, 27 мая «Йорктаун» ошвартовался в Перл-Харборе, но уже через трое суток, 30 мая, снова вышел в море — только курсом не на  Соединенные Штаты, как рассчитывал экипаж, а к новому месту рандеву кораблей тихоокеанской эскадры. Ремонт на борту авианосца был произведен буквально на скорую руку — с такой поспешностью, какой прежде не видывали ни на одной американской судоверфи. Не успел «Йорктаун» войти в гавань, как его со всех сторон облепили плашкоуты[13] с бригадами ремонтных рабочих — они взяли авианосец в прямом смысле на абордаж и тут же принялись за дело. Так что к месту швартовки он шел под оглушительный грохот пневматических молотков, не смолкавший ни на минуту в течение трех с половиной дней и трех ночей. Бригады трудились посменно, причем смены менялись довольно часто, с тем чтобы можно было поддерживать сверхскоростной, безостановочный рабочий ритм. Последние плавучие краны с лихтерами отчалили от авианосца лишь после того, как он сам отвалил от причальной стенки. Словом, «Йорктаун» будто заново родился — и был готов не только к выходу в море, но и участию в боевых действиях.

А между тем никаких боевых действий в открытом море не велось, и в поле зрения американской эскадры не было замечено ни одного неприятельского корабля. Больше того: во всех оперативных секторах Тихого океана царило небывалое затишье. Да и сами американцы вроде бы не готовили ни одну тактическую операцию. Тогда зачем такая спешка?

Причиной тому, оказывается, были сведения, полученные американской военно-морской разведкой. В самом деле, на горизонте не наблюдалось ни одного японского корабля, однако вместе с тем военному командованию Соединенных Штатов стало доподлинно известно, что от берегов Японии отошел неприятельский флот, а также его приблизительный состав и цель. Он держал курс на Мидуэй.

Смею предположить, что рассказ о том, как американцам удалось раздобыть эти сверхсекретные сведения, был бы не менее захватывающим, чем описание морской битвы, ставшей их прямым результатом. К сожалению, о действиях американских контрразведчиков, получивших те сведения, ничего — или почти ничего — не известно. Однако представить себе механизм этих действий можно вполне. Как обычно добывались подобные сведения? Разумеется, через своих тайных агентов или тех, кого завербовывали из числа иностранцев. А может, через самих японцев? Что, если среди потомков самураев, воспитанных в суровых традициях верности долгу и чести, нашелся предатель?.. В общем, нам с вами остается лишь предполагать, располагает же всем только он — злой гений войны.

Что же касается Мидуэя, этот остров привлек пристальное внимание командования Соединенных Штатов главным образом потому, что с некоторых пор от экипажей американских разведывательных подводных лодок и самолетов стали поступать донесения, согласно которым у берегов Японии происходит невиданная доселе концентрация неприятельских ВМС и ВВС, из чего явствовало, что японцы, вероятно, готовятся к большой наступательной операции. Но по какой цели намеревались они нанести основной удар? Когда? И какими силами? В конце концов американцам удалось узнать и это — из расшифрованных текстов японских секретных теле — и радиограмм. И только-то? Неужели в этих текстах и правда содержалась настолько точная и достоверная информация, что ее вполне хватило, чтобы убедить американское командование в том, что новый удар будет нанесен именно в данной точке, а не в другой? Как бы там ни было, 7 июня — сразу же по окончании битвы на Мидуэй, газеты «Чикаго Трибюн», «Вашингтон Тайме Геральд» и «Нью-Йорк Дейли Ньюс» опубликовали сообщения, согласно которым командование американских ВМС якобы знало и численный состав неприятельского флота, и даже тот день, когда тот покинул Японию. Кстати, незадолго до нападения на Мидуэй японцы провели диверсионную операцию в Датч-Харборе, что на острове Уналашка, входящем в состав Алеутского архипелага. Однако уверенность высшего военного командования Соединенных Штатов в истинности намерений японцев была такова, что, хотя в водах Мидуэя покуда еще не был замечен ни один неприятельский корабль, американская тихоокеанская эскадра имела четкое предписание как можно скорее выдвигаться прямиком к Мидуэю.

* * *

«Битва за Мидуэй представляла собой сложнейшую со всех точек зрения боевую операцию, причем настолько, что я вряд ли смог бы описать ее подробно, хотя располагаю не только всеми деталями, но и соответствующим разрешением свыше», — писал в 1942 году американский военный корреспондент Юджин Берне. То же самое, впрочем, можно сказать и про любое другое воздушно-морское сражение. Лично я твердо убежден: ни одному, даже самому просвещенному военно-морскому историку, самым скрупулезным образом изучившему все документы, хранящиеся в Морском архиве Соединенных Штатов, было бы не под силу с точностью описать сражение за Мидуэй от начала до конца. К тому же по большей части документы эти изобилуют всевозможными неточностями — как по точности во времени, так и по составу и перемещению сил или отдельных соединений противника, что, в общем-то, неудивительно. Не следует забывать, что многие документы составлялись по донесениям, полученным от людей, «которые видели противника считанные секунды, когда пролетали мимо него на скорости 500 километров в час, и под встречным огнем». А в  экстремальных условиях человек, как известно, воспринимает действительность совсем не так, как в обычных — сосредоточившись на главном, он упускает из виду детали, — тем более, если действительность эта трехмерна, не говоря уже о четвертом измерении — времени. Вместе с тем. однако, битва за Мидуэй имеет не такое уж важное значение (в сравнении с последующими сражениями Тихоокеанской войны), чтобы уделить ей «пристальное внимание в общем и при этом не остановиться на некоторых примечательных, в полном смысле завораживающих частностях, исчисляемых не то что часами — минутами.

* * *

Атолл Мидуэй, как явствует из его названия[14], лежит посреди Тихого океана, на 28-м градусе северной широты, в 5500 километрах к западу от Сан-Франциско и в более чем 2000 километрах западнее Гавайев. После того как японцы захватили Уэйк, наученные горьким опытом американцы спешно принялись укреплять Мидуэй, свой новый западный форпост. Но превратить крохотный атолл в мощный плацдарм за каких-нибудь несколько недель — дело, понятно, невозможное, к тому же если учесть, что каждый снаряд, каждый мешок с цементом приходилось доставлять из метрополии, расположенной на расстоянии, значительно превышающем то, которое разделяет, к примеру, Париж и Нью-Йорк. И уже из первых разведдонесений о масштабах подготовки японцев к новой наступательной операции становилось ясно, что Мидуэй будет потерян, если к нему не стянуть все военно-морские и воздушные силы, дислоцированные в Тихом океане. Вот почему поспешно отремонтированный «Йорктаун» получил приказ снова выйти в море, и как можно скорее.

А ведь авианосец, если проследить его путь из Кораллового моря до Перл-Харбора, прошел почти весь Тихий океан — в восточном направлении, покрыв при этом расстояние свыше 5000 морских миль, то есть более 9000 километров. И вот 2 июня 1942 года две ударные авианосные группы встретились в условленном квадрате к северо-востоку от Мидуэя. В состав новоприбывшей группы — во главе с «Йорктауном», — которой командовал контр-адмирал Флетчер, входили 2 тяжелых крейсера и 5 эсминцев; вторая группа, возглавляемая контрадмиралом Спрюэнсом, состояла из авианосцев «Энтерпрайз» и «Хорнет», 5 тяжелых, 1 легкого крейсеров и 9 эсминцев. Чуть позже к эскадре присоединились 35 подводных лодок. Таким образом сформировалась целая эскадра — и возглавил ее Флетчер, а командование авианосным соединением принял Спрюэнс. Точно так же командование американскими эскадрами нередко распределялось между двумя адмиралами и впредь — в течение всей войны. Иногде интересы высшего  порядка требовали смены начальства даже во время одной операции: все зависело оттого, на какие силы возлагалась главная задача — морские или воздушные. Тем не менее, по общему мнению, в сражении за Мидуэй американской эскадрой командовал все же контр-адмирал Спрюэнс. Что же касается вице-адмирала Уильяма Хэлси, как раз тогда он находился на излечении в Соединенных Штатах. Спрюэнсу, как и Хэлси, было шестьдесят. Однако, несмотря на одинаковый возраст, характерами они разительно отличались друг от друга. Спрюэнс, к примеру, никогда не позволял себе действовать нахрапом или идти напролом, как Хэлси, не говоря уже о том, чтобы сквернословить по всякому поводу. И не случайно Спрюэнса прозвали на флоте «человеком-роботом». Во всех своих действиях он руководствовался бесстрастным, холодным расчетом и принципом целесообразности. И все это читалось у него на лице. Спрюэнс твердо решил стать адмиралом, когда ему исполнилось только восемь лет. Он не занимался спортом, зато любил совершать длинные пешие прогулки.

На Мидуэе офицеры из местного гарнизона уже знали о японской угрозе и с нетерпением ожидали прибытия «своей» эскадры — только от нее, пожалуй, и зависело их спасение. А пока личный состав гарнизона укреплял береговые батареи и ставил на песчаных пляжах противотанковые мины. На острове базировалась эскадрилья из 24 истребителей «брюстер» — но к тому времени этот тип боевых самолетов уже несколько устарел. Доставка же на Мидуэй современных машин была сопряжена с немалыми трудностями: совершить самостоятельный перелет с Гавайев на Мидуэй они не могли — не хватило бы горючего; стало быть, переправить их можно было только на борту авианосцев — но тем и без того дел хватало. Так что, за неимением другого выхода, на остров было решено направить несколько легких и тяжелых армейских бомбардировщиков. Словом, в состав военно-воздушных сил, сосредоточенных на Мидуэе, вошли: 23 истребителя «Брюстер»; 34 пикирующих бомбардировщика «донтлес», или, как их еще называли, «вин-дикейтор» («защитники»); 6 торпедоносцев «кертис-эвенджер»; 4 армейских легких бомбардировщика Б-26, весивших 12 тонн; 17 «боингов» Б-17 — по 20 тонн веса каждый и с дальностью полета 5000 километров, — которые еще называли «летающими крепостями»; и, наконец, 30 больших лодочных гидросамолетов, или летающих лодок «каталин», которые летчики в шутку прозвали «службой-доставки-почты-по-воздуху-и-возвращения-по-воде».

* * *

Патрульные самолеты взлетали с Мидуэя по сто раз на дню, поскольку военно-морская разведка сообщила, что с северо-запада к атоллу приближается японская флотилия: 4 авианосца, 4 линкора, 7 крейсеров и 22 эсминца. Однако пока, судя по всему, она была вне пределов видимости. Единственное, что могли разглядеть американские летчики  с большой высоты, так это облачность: она простиралась над океаном как раз милях в трехстах к северо-западу от Мидуэя. Так, дни шли за днями, дозорные самолеты отправлялись патрулировать воды Мидуэя с неба, но те оставались по-прежнему пустынными.

С борта высотного самолета морская гладь казалась неоглядной, точно зашитой цементным раствором, твердой поверхностью, ровной, гладкой и незыблемой. И вот 3 июня лейтенант Рид, пилотировавший «каталину» в семистах милях к северо-западу от Мидуэя, заметил вдали на застывшей глади океана вытянувшиеся в длинную линию крохотные темные объекты размерами не больше муравьев. Рид тотчас же связался по радио с базой. Пилоты разведывательных самолетов в зависимости от обстоятельств либо соблюдали в полете режим радиомолчания (чтобы противник не догадался, что его обнаружили) и докладывали о результатах наблюдения по возвращении на базу, либо выходили на так называемую экстренную связь. Пилоты «каталин» предпочитали связываться с базой с воздуха, потому что никогда не надеялись на благополучное возвращение. Как-то раз, к слову сказать, один из них, обнаружив неприятеля и передав его координаты по радио, закончил сообщение такими словами: «Прошу известить моих родственников — может статься, домой больше не вернусь».

Флотилия, которую заметил Рид, состояла из крейсеров, транспортов и эсминцев — в общей сложности одиннадцати кораблей. Авианосцев с ними не было. По получении сообщения Рида с авиабазы Мидуэя в воздух поднялись 9 бомбардировщиков Б-17 («летающих крепостей»). К вечеру они уже были над японской эскадрой, находившейся пока еще в тысяче километров от острова. В небе не было видно ни одного неприятельского самолета — японцы, похоже, совершенно не ожидали, что их будут атаковать с воздуха на таком удалении от берега. Воспользовавшись замешательством японцев, даже не успевших расчехлить корабельные орудия, американские летчики сбросили все бомбы — и, как им показалось, поразили несколько целей. По возвращении на базу они доложили, что подбили по меньшей мере два линкора. Когда же они сообщили о своих успехах морским офицерам и те принялись выспрашивать у них подробности, выяснилось, что на самом деле после бомбардировки загорелись только один крейсер и один транспорт, — остальные корабли получили лишь незначительные повреждения. Таким образом было очевидно, что японцы вполне могут следовать дальше — курсом на Мидуэй.

Между островом Мидуэй и Перл-Харбором, где размещался главный штаб американского Тихоокеанского флота, действовала постоянная прямая радиосвязь. И адмирал Честер Нимиц, главнокомандующий тихоокеанскими ВМС, находясь на Гавайях, непрерывно следил за продвижением неприятельской эскадры. «Разумеется, — размышлял адмирал, — это далеко не весь японский флот. Где же авианосцы  и линкоры?..» Пока что воздушная разведка их не обнаружила. Внимательно разглядывая карту и анализируя сложившуюся обстановку и расстановку сил, Нимиц понимал, что две американские ударные авианосные группы, крейсировавшие в северо-восточных водах Мидуэя, находятся слишком далеко от того квадрата, где была замечена японская эскадра, и не смогут послать туда свои самолеты. Достать неприятеля можно было только самолетами с Мидуэя. Но и тут возникали сложности: вражеская эскадра пока что находилась за пределами радиуса действия военно-морских пикирующих бомбардировщиков и торпедоносцев. А между тем наступили сумерки. Кроме того, пилоты армейских бомбардировщиков не обладали достаточным опытом ведения боевых действий на море в ночное время. Словом, рассчитывать оставалось только на большие лодочные гидросамолеты — «каталины». И командующий военно-воздушной группировкой Мидуэя решил использовать именно их — самых тихоходных и наиболее уязвимых. «Но ночная мгла будет им надежным прикрытием», — решил он. Каждая «каталина» должна была нести на борту одну торпеду.

Между тем гидросамолеты целый день напролет патрулировали в воздушном пространстве Мидуэя и только-только вернулись на базу. И среди них надо было отобрать те, что могли подняться в воздух еще раз, и притом немедленно. Таким образом, к взлету оказались готовы только четыре «каталины» — их тут же принялись закачивать горючим. Из числа летчиков, добровольно вызвавшихся отправиться в ночной полет, отобрали наименее уставших. И вот некоторое время спустя защитники Мидуэя услыхали, как взревели моторы скрытых ночной мглой четырех крылатых «левиафанов» и как они с гулким рокотом оторвались от безмятежной глади лагуны, подняв волну, с шуршанием накатившую на песчаный берег. Вскоре взошла луна — и озарила бледным сиянием черное небо, посеребрив барашки кучевых облаков, причудливо громоздившихся над будто уснувшим тихим сном океаном. Гул моторов удаляющихся гидросамолетов был слышен еще какое-то время, а потом он словно растворился во тьме.

Ночная атакующая группа медленно продвигалась вперед на бреющем полете над морем. В лунном сиянии поверхность океана казалась еще более гладкой, незыблемой и пустынной, чем в свете дня. Летчики соблюдали полнейшее молчание. На борту каждой «Каталины» находилось по семь человек экипажа. Авиагруппой командовал лейтенант Уильям Ричард.

В 1 час 20 минут штурман-наблюдатель из экипажа Ричарда передал командиру по бортовому телефону: «Вижу цель». Скоро и сам Ричард заметил неприятельскую эскадру: она шла двумя растянувшимися вдаль колоннами, образованными большими черными кораблями, которые окружали суда поменьше; и за каждым кораблем тянулась пенная кильватерная струя, похожая на длинный трепещущий рыбий  хвост. Ричард набрал высоту и сделал вираж, решив сначала удостовериться, что его группа следует за ним в полном составе. И увидел позади только один гидросамолет. Некоторое время он кружил на той же высоте, надеясь, что остальные вот-вот к нему присоединятся. Но на хвосте у него по-прежнему маячил все тот же одинокий самолет. Наконец, отчаявшись дождаться своих, Ричард направил машину на арьергард одной из неприятельских колонн и, перейдя в планирующий полет, взял на мушку самый крупный корабль — по крайней мере летчику показалось, что он был выше других. Сперва он даже подумал, что это один из японских авианосцев, настигших в конце концов свою эскадру. Однако он обознался. Тем не менее в лунном свете корабль уже стал отчетливо виден прямо по курсу и чуть внизу — гидросамолет приближался к нему на полной скорости. Это было грузовое судно. Его надстройка походила на бесформенную глыбу металлолома, как, впрочем, на всех японских сухогрузах. Но как бы то ни было, уж теперь-то Ричард знал наверное: он нацелился на транспорт. Вот уже на верхней его палубе были различимы громадные крышки трюмных люков; летчик мог бы разглядеть и силуэты японских моряков, если бы они в тот момент находились на верхней палубе. И вдруг со стороны носа и кормы сухогруза навстречу самолету вырвались трассирующие пулеметные очереди — но, к счастью, все пули, точно огненные пчелы, пролетели мимо. Вслед за тем длиннющие сверкающие свинцовые ленты потянулись в затянутое ночной мглой небо и с других кораблей — Ричард заметил это своим опытным глазом, привыкшим в считанные мгновения охватывать все, что происходит вокруг. Как ни странно, летчик успел обратить внимание и на то, что из трубы сухогруза тонкой струйкой вился дымок, — совсем как в мирное время. «Внутри корабль, должно быть, битком набит желтопузыми коротышками, — рассуждал про себя Ричард. — Сидят себе там и щебечут на своем тарабарском языке. И поди еще разбери, что они щебечут... Надо же, в какую далищу их занесло! До Японии-то отсюда, считай, две тысячи миль будет, а то и больше... Да и нас тоже! Мидуэй не самый ближний свет, до Сан-Франциско никак не меньше трех тысяч миль...» Однако рассуждать дальше было некогда — Ричард выпустил торпеду. Завалился на одно крыло и, петляя, змейкой пошел вверх. Через несколько мгновений японский сухогруз уже лизали языки пламени, а над ними в небо тянулся гигантский клубящийся столб дыма. Но Ричарду было не до того, чтобы оценивать результаты торпедной атаки, — эту возможность он охотно предоставил второму пилоту и хвостовому стрелку.