Ирина Стрелкова
ЧЁТ И НЕЧЕТ
ЛЕТО
Начальник станции в выгоревшей добела, в бывшей красной шапке показал, где остановится пятый вагон.
- Что же вы, товарищ полковник, никого на подмогу не взяли? Стоянка всего минуту.
- Справимся своими силами.
Степанов знал: сколько бы ни набралось в дорогу вещей, Наталья Петровна четко проведет высадку десанта. Она с ребятами уже стоит в тамбуре, двери открыты, навстречу стелется серо-желтая потрескавшаяся земля. Нехорошо впервые попадать в такие места, как Чупчи, на исходе лета, в безоблачный, но серый от зноя день: к полудню жара переваливает за тридцать, нигде ни клочка тени, ветер как из адова пекла.
Сам-то он приехал в Чупчи ранней весной. На русском севере, откуда Степанова перевели на новое место службы, громоздились городские сугробы, почернелые и ощетинившиеся, солнце шало окуналось в ледяные лужи. А тут, в Чупчи, степь цвела: по чистой зелени разлились озера алого степного мака, в небе высокая синь, горы на горизонте то рыжие, то лиловые. И прибегал в городок ветер, всласть вывалявшись в степных травах. Но уже к маю, к лучшему месяцу русской весны, степные краски стали быстро угасать. Небо вылиняло, трава превратилась в бурьян, степь с белыми солонцовыми проплешинами сделалась похожей на старую, вытертую шубу. Казалось с непривычки: накатывается всеобщее бедствие.
- Человек тоже не всю жизнь молодой, - сказал полковнику чабан Садвакасов. - Молодой - глаза горят, кожа как шелк. Состарился - глаза плачут, кожа высохла, сморщилась, - Мусек #233; провел ладонями по лицу. - Старый стал, но не хочет помирать, еще долго старый по земле ходит. Дети растут - ему радость.
К чабану Садвакасову полковника возили для знакомства с местным населением майор Коротун и лейтенант Рябов. Майор дольше всех других офицеров служит в Чупчи - да и вообще в армии, а Рябов, как оказалось, неплохо объясняется на казахском языке: он родился и вырос в станице под Алма-Атой.
Впрочем, толмач не понадобился. Старый Мусеке сразу заговорил с гостем по-русски.
Сидели они в юрте. Толстая кошма не пропускала зноя, понизу край был приподнят: сквозь решетчатые стенки потягивало ветерком. Чабан угощал гостей кумысом, взбалтывал черпаком в большом эмалированном тазу, налитом до половины. Пришел хмурый, диковатый на вид подросток, помогавший Садвакасову пасти отару. Рябов ему обрадовался:
- Ерк #250;н! Давай в шахматы, а потом в тогыз-кумалак. Идет?
Подросток вытащил откуда-то из-под одеял шахматную доску, высыпал на кошму фигуры, взял белую и черную пешки, отвел руки за спину.
- Сколько тебе лет? - спросил Степанов.
- Пятнадцать будет, - ответил за подростка Мусеке.
Степанов подумал: «Ровесник моей Маши. Красивое имя - Еркин. Но мальчишка какой-то чудной».
Еркин протянул Рябову оба кулака, лейтенант поколебался и показал на правый; подросток раскрыл кулак - черная пешка. Рябов с досады крякнул. Степанов удивился: играя с чабанским подпаском, лейтенант мог бы без жребия взять себе черные, а то и дать вперед фигуру.
Разговаривая с Мусеке, полковник поглядывал: что там шахматисты? Черным приходилось туго. Рябов морщился, беспрестанно снимал и протирал очки. Диковатый подросток оставался безразличным.
- Интеллигентные люди в таких ситуациях признают себя побежденными, - советовал не без злорадства Коротун.
Рябов потянул еще несколько ходов и сдался.
- Давай тогыз-кумалак! - приказал помощнику Мусеке. - Гость шахматы для тебя спросил, он кумалаки ждет…
Еркин перевернул шахматную доску - на обратной стороне были долблены продолговатые лунки.
- «Тогыз-кумалак» означает в переводе «девять катышков», - яснил полковнику Рябов, беря от Еркина горсть черных шариков и раскладывая их по лункам. - Игра идет в чет-нечет. Вся хитрость в математическом расчете.
Лейтенант и подросток сражались азартно, загребали друг у друга шарики из лунок. Наконец Мусеке объявил:
- Выиграл Геннадий Васильевич.
На обратном пути Степанов спросил:
- Этот парнишка, Еркин, - он внук Садвакасова?
- Нет, - сказал Рябов, - сын, самый младший, последышек. А старший сын в Алма-Ате живет. Геолог знаменитый, академик Садвакасов. В степи говорят: он давно зовет отца в город, но Мусеке ни в какую, и Еркин целиком на его стороне.
- Садвакасов себе цену знает, - заметил Коротун, - поглядишь, чабан как чабан, а все начальство к нему ездит.
Летом Мусеке со своей отарой и с юртой откочевал на юг, к горам. Теперь уже не вдвоем с Еркином. Просторная юрта набилась мальчишками всех возрастов. Городские внучата чабана типом лица - скуластое, но узкое и нос с горбинкой - походили на Еркина, однако всем обликом несхожи: очень городские, из большого города, из интеллигентных семей, уверенные в себе, не стесняющиеся перед старшими. Скучавший по своим, по Вите и Маше, Степанов приглядывался к шумной и деятельной садвакасовской ребятне. Отдать бы Витю на все лето в их компанию - вот бы славно!
Он знал: Витя-то не будет в обиде на Чупчи.
В тот день, когда Степанов наконец послал жене телеграмму «Выезжайте», в Чупчи прибыл капитан из округа. Расстегнул объемистый портфель, отдал пакет с печатями и начал торопливо выставлять на стол прозрачные кульки, наполненные водой. В кульках суетились мелкие, с ноготок, рыбешки.
- Поручено передать живность вам, товарищ полковник. Тут меченосцы, скалярии, гуппи и эти… как их… Простите, всех не запомнил. Вот список. И инструкция вашему сыну от генерала.
- Виктору от Карпенко?
- Генерал большой любитель по части аквариумов, - ухмыльнулся порученец. - У него дома одна стена в кабинете сплошь стекло-вода. Ей-богу, сам видел!..
Степанов с тоской оглядывал прозрачные кульки, расставленные по столу.
- Что же мне теперь с ними делать? Жена писала - Витя раздарил приятелям все свое хозяйство. И ежа, и черепаху, и ак-салотлей. И рыбок всех раздал, и аквариумы оставил другу своему. Увидел на карте, что рядом с Чупчи показаны пески, и везет с собой только кактусы.
- Да-а… - посочувствовал капитан. - Ситуация.
- И обратно не отправишь.
- Придется зажарить рыбешку! - хохотнул капитан. Но тут, на счастье Степанова, появился лейтенант Рябов.
- О-о-о!..Красотища-то какая! Да это скалярии… И вуалехвосты… И меченосцы, конечно… И гуппи. Неплохой подбор. И водоросли не забыты.
- Геннадий Васильевич! - взмолился Степанов. - Я вижу, вы в этом деле разбираетесь. Можно рыбешек как-то пристроить?
- Отчего же нет! - Рябов один за другим брал со стола кульки и разглядывал на свет. - У Коротуна есть оргстекло, сварим отличный аквариум, лучше покупного.
- Тогда, пожалуйста, делайте сразу два аквариума. Как это мы раньше сами не сообразили! При здешнем климате и здешних пейзажах солдату в радость посидеть у воды, у зелени.
- Акватерапия, - с удовольствием выговорил Рябов, - очень успокаивает - научно доказано. Мы аквариум в солдатском кафе поставим.
- Вот и отлично. Действуйте.
На другой день в квартире Степанова стоял аквариум, наполненный водой. Разноцветными огоньками посверкивали рыбешки. Дно устилал тонкий песочек. Уж чего-чего, а песочка в Чупчи хватало.
Мимо Степанова катили горячие пыльные стенки вагонов. Он искал глазами своих, не находил, и делалось тревожно на душе, хотя давно бы пора привыкнуть к разлукам и встречам с семьей.
Поезд загремел - вагоны стукнулись буферами. Напротив Степанова повисли узорные ступени, стертые до блеска. Сверху прыгнула ему на шею девчонка в узких джинсах, с рюкзаком за спиной, с тяжеленной сумкой в руке.
- Машка! - выдохнул он, словно бы и не ожидал ее появления.
- Как хорошо, что ты сам за нами приехал! - Родной голос прозвенел радостью и слезами. - Пап, ты такой черный, не узнать!..
Следом за Машей из пятого вагона поплыли на платформу чемоданы, коробки. Пассажиры всех возрастов, одетые по-вагонному, в спортивном трико и пижамах, в шлепанцах на босу ногу, складывали на бетон знакомую Степанову поклажу, подбадривали приятельскими репликами:
- Полный порядок.
- Держи, браток, тут что-то бьющееся…
- Бывай, полковник! Счастливо оставаться!
И вот по ступенькам спускается Наталья Петровна: светлый немятый костюм, лакированные туфли именно на том, вошедшем в моду, каблуке, по которому сходят с ума все офицерские жены в Чупчи. За ней - невозмутимый Витя с клеткой: в клетке мечется мелкий рыжий зверек.
- С приездом! - Степанов притиснул Витю к себе: все косточки прощупываются. Осторожно поцеловал жену в напудренную щеку. Даже неловко стало: явился на станцию вовсе незначительно и без цветов.
Поезд уходил за семафор.
- Пап, а пап! - Витя потянул отца за рукав. - Мы с Машкой в вагоне поспорили. Здесь настоящая пустыня?
- Полупустыня. - Степанов порадовался: Витя вырос на целый вершок.
- Полу… - Витя предпочел бы поселиться в полной пустыне, с миражами, барханами, каракуртами. - Пап, а что во-он там?.. Древнее жилище? - Витя показал на глинобитный домик с круглым куполом.
- Не древнее. Недавняя могила. Мазар. - Степанов поглядел на разочарованную физиономию сына, поманил рукой: - Пойдем-ка. Я тебе сейчас что-то покажу.
Там, где кончался бетон платформы, вдоль железной дороги, метров на двести, выстроились деревянные щиты.
- Видишь?
- Вижу. Щиты от снежных заносов. Они всюду стоят.
- Эх ты! Невнимательный какой… Приглядись получше. Витя спрыгнул с платформы.
Щиты накренились под тяжестью навалившегося песка. Казалось, невысокий песчаный гребень приполз сюда откуда-то из степной дали, и щиты еле-еле придержали песок перед рельсами.
- Обычное явление, - сказал отец с нарочитым равнодушием. - Движущийся песок.
- Бархан? Как же он движется, если даже ноги в нем не вязнут? - Витя присел, копнул песок рукой. - Плотный! - Сквозь корку пробивался неказистый кустарник: кривые ветки, узкие серые листики. - Тут что-то растет!
- Саксаул. Песок только саксаулом и остановишь.
- Сак… - у Вити дрогнул голос- Саксаул?! - Он с величайшим почтением уставился на знаменитое дерево пустыни, невзрачными побегами поднимающееся у его ног.
- Что вы там нашли? - нетерпеливо окликнула Наталья Петровна.
Степь, пески, саксаул… Все это казалось ей не таким уж интересным и что-то значащим для нее, мужа и детей. Конечно, не Россия. Не старинный город на Волге. Но чего уж там вспоминать, какие бывают на свете благодатные края! Есть и похуже Чупчи! Скажем, не полупустыня, а пустыня окончательная и бесповоротная. Или голая тундра, непроходимые горы… Иной раз кажется: военное начальство нарочно выбирает для своих городков забытые богом места.
- Пошли к машине! - Наталье Петровне хотелось поскорее увидеть военный городок: какой он! Жить-то она собиралась не среди природы, а в городке.
Степанов внимательно поглядел на дочь: что с Машей? Стоит безучастно, будто не только что впервые сюда приехала, а, напротив, наконец-то собралась уезжать из надоевшего Чупчи неизвестно куда.
Вскоре после приезда семьи полковник встретил старого Мусеке на районном активе и завез к себе в гости. В квартире Степановых чабан обдернул полы дорогого костюма, звякнула кольчуга орденов и медалей, гость мелкими чинными шажками прошел впереди хозяина в столовую и с радостной, словно детской улыбкой заспешил к освещенному аквариуму:
- Волшебная рыба! Пошкин! Золотая рыба!
- Пушкин? - догадался Степанов.
- Пошкин! - повторил старик.
Маша заметила: гость выговаривает «о» не кругло, а вроде бы сжато с боков. Сухонький, с богатыми наградами, он показался ей в великоватом костюме похожим на мальчика. Гость внимательно слушал Витины пояснения: чем кормятся рыбы, как отсаживать мальков.
- Кто рыбу в стекле разводит, не знает, зачем казах овцу по степи гонит, - непонятно для Маши сказал Мусеке отцу, и оба засмеялись.
Полковник перед тем по дороге говорил старику о несовременности степного отгонного животноводства, когда овцы, а с ними и чабан круглый год под открытым небом. Витю Мусеке погладил по голове:
- Ученый человек.
- Возьмете этого ученого на лето в помощники?
- Можно.
- И кониной будете кормить? - полюбопытствовал Витя.
- Кониной? - Мусеке призадумался. - Можно не кониной. Барана резать будем. Консервы куплю: мясо с вермишелью, золотая рыба - бычок в томате. По рукам, помощник?
- Не-е-ет, - заволновался Витя, - я не против конины.
Вмешался Степанов:
- Я ему рассказывал, что ел у вас в гостях конину, а он читал про воинов Чингисхана - вот и охота попробовать вяленую, из-под седла…
- Попробует, - обещал Мусеке.
- А что надо знать помощнику чабана? - наседал Витя.
- Зоологию надо. Еще больше ботанику надо. В школе плохо учат ботанику. Мои ребята учились - я знаю, мало трав в школе учат. Чабан все травы должен знать. Казах раньше землю пахать не умел, какая земля, не разбирался. Овец пасли, каждый отец сына ботанике учил, главная наука у казахов. Арифметика наука вторая - овцам счет нужен. Землю пашешь - один раз в год урожай считаешь. Чабан каждый день считает. Звезды тоже учить нужно - дорогу показывают… - Мусеке примечал: уши у сына полковника внимательные, оттопыренные, чуть заостренные кверху - признак наблюдательности и надежной памяти.