Австралия (Путеводитель)

Записки Худа о его приключениях в буше дают занимательный срез жизни на австралийском «фронтире». Притом, что ближайший полицейский участок, кабинет врача или церковь находились за много миль, обитатели землевладения в Коннобаласе постоянно жили в страхе подвергнуться нападению бушрейнджеров. Эта перспектива настолько ужаснула Худа, что он зарыл свои наиболее ценные вещи в землю.

Сын и отец Худы предприняли путешествие в Веллингтон — сегодня туда ведет живописное шоссе, окаймленное высоченными эвкалиптами и протянувшимися до горизонта зелеными полями. Но в 1841 г. над этими бесплодными степям лишь гуляли сухие ветра. Они провели ночь в Молонге, «более убогой харчевни мне за всю жизнь не доводилось видеть. Похоже, в неё набились все окрестные пьянчуги, не давая нам спать и всю ночь раздражавшие наш слух сквернословием и гоготом».

Долгие серые дни в пограничной глухомани были Худу в тягость. Тоска по дому особенно измучила Худа под Рождество: «удушливый зной малоприятным образом перечеркивает наши привычные думы о веселой поре морозов и снегопада и уютного сиживания перед камином.» Он тосковал по общению, по своим книгам и переписке с друзьями и жаловался, что газеты приходят в эту глушь лишь раз в неделю. «Причем, к несчастью, одни только сиднейские» — словом, он в конец концов решил вернуться в родную Шотландию.

Ему пришлось возвращаться в Сидней на «самом ужасном виде транспорта, который только можно вообразить» — в сиднейском почтовом дилижансе. Рядом с ним на пассажирской скамье оказался шотландский священник, которого колониальная жизнь довела чуть ли не до помешательства. Он вцепился за Худа, как утопающий хватается за соломинку, и при прощании, теребя его за рукав, жалобно умолял: «Если кто-нибудь там у нас спросит вас обо мне, скажите, что старик ещё жив и все ещё проповедует слово Божье…»

Прощаясь с сыном в Сиднее и понимая, что уж больше им не суждено свидеться, Худ жестоко раскаивался в том, что в свое время отправил его в Австралию. «Вынужден признаться, что тамошняя жизнь не имеет никаких преимуществ, компенсировавших бы её неудобства».

Впрочем, для тех английских джентльменов, которые все же обдумывали посещение далекого континента, Худ составил список необходимых вещей, кои надобно было взять в дорогу: не менее 50 выглаженных рубашек, 32 пары носков, пять фланелевых сюртуков, 10 носовых платков (8 цветных и 2 белых)…

Пропавшая экспедиция Лейхгардта. В 1842 г. 29-летний пруссак Людвиг Лейхгардт, бежавший от воинского призыва, прибыл в Сидней. Дезертир едва ли обладал всеми необходимыми качествами для удачливого следопыта: он не умел стрелять, был близорук и к тому же слабо ориентировался на местности. Однако он обладал талантом находить щедрых благодетелей.

К 1844 г. он уже нашел достаточное число спонсоров для финансирования его амбициозного похода на север-запад через Квинсленд в Северную Территорию. Его целью было исследовать земли от Брисбена до Порт-Эссингтона (ныне — Дарвин), расстояние между которыми составляло 4800 км. Он двинулся с караваном волов, взяв с собой десять компаньонов и проводников-аборигенов. Ему пришлось пережить невероятные лишения, он растерял провиант, а в стычках с туземцами трое членов его экспедиции были ранены (один — смертельно).

Через 14 месяцев, когда все сочли его экспедицию погибшей, Лейхгардт появился-таки в Порт-Эссингтоне. По возвращении в Сидней морем, этих «пришельцев с того света» встречали как национальных героев. Прусское военное командование даже сняло с Лейхгардта обвинение в дезертирстве.

В апреле 1848 г. он вновь отправился в путь, на этот раз по маршруту из Ромы в южном Квинсленде к Индийскому океану. Его экспедицию, которая состояла из 7 человек и 77 животных, с тех пор больше никто не видел, и её судьба стала одной из величайших тайн австралийского буша. Первые поисковые партии докладывали, что пропавшая экспедиция, вероятно, стала жертвой жестоких аборигенов в западном Квинсленде. Невзирая на это предположение, спасатели продолжали поиски ещё несколько лет, поскольку время от времени возникали слухи, будто кто-то нашел в буше человеческие скелеты, кострища недавних стоянок и беспризорных лошадей. А цветистые рассказы об одичавшем белом, жившем в 1860-х гг. среди квинслендских аборигенов, породили легенду о том, что одному из членов экспедиции, Адольфу Классену, удалось выжить.

Между 1852 и 1938 гг. поискам останков экспедиции Лейхгардта занимались девять поисковых партий. Эти поиски сами по себе стали примером мужества и послужили поводом для новых географических открытий и трагических смертей. Но несмотря на все предпринятые усилия, немая пустыня так и не раскрыла тайну пропавшей экспедиции Лейхгардта.

Герои и негодяи. Аборигены сыграли немалую роль в освоении Австралии европейцами, иногда помогая, иногда противостоя им. В летописи континента запечатлено немало случаев сотрудничества и предательства.

В 1848 г. экспедиция Эдмунда Кеннеди исследовала материковую часть полуострова Кейп-Йорк. Недостаток провизии, набеги враждебных туземцев и труднопроходимая местность вынудили его вернуть своих компаньонов обратно к побережью, сам же он продолжал идти вперед вместе со своим чернокожим проводником Джеки-Джеки. В одной из стычек с аборигенами Кеннеди был смертельно ранен и умер на руках проводника. Джеки-Джеки тоже был ранен, но пробился сквозь джунгли к морю и сообщил капитану ожидающей там шхуны о местонахождении уцелевших членов экспедиции.

Эдвард Джон Эйр в 1840 г. совершил беспримерный пеший переход с востока на запад по берегу Великого Австралийского залива. Он вышел вместе со своим помощником Джоном Бакстером и тремя аборигенами. Через четыре с половиной месяца, покрыв 2000 км по пустыне, он с последним проводником-аборигеном Уайли вышел к Олбани со стороны залива Короля Георга. Бакстер же погиб от стрел двух других проводников, которые после предательского убийства сбежали в буш. До нас дошло немало похожих рассказов о мужестве и подлости, которые иногда были записаны на коре деревьев или на обрывках бумаги и закопаны рядом с иссохшими костями. О других безмолвно повествовали лишь лужицы крови на песке в безлюдных пустынях материковой части Австралии.

В августе 1860 г. Роберт О» Хара Берк и У. Дж. Уиллс вышли из Мельбурна с хорошо экипированной командой на верблюдах (специально доставленных для этой экспедиции из Афганистана). Они поставили своей целью первыми совершить переход через континент от восточного побережья до западного. Повесть об их злоключениях давно стала достоянием австралийского фольклора.

Берк был неопытным хвастливым и невероятно самоуверенным честолюбцем. Сгорая от нетерпения, он не дождаться каравана верблюдов с провиантом и уговорил Уиллса и других членов группы — Грея и Кинга — отправиться в путь. От р. Купер-Крик группа двинулась через пустыню при 60-градусной жаре. В феврале 1861 г. они вышли к заливу Карпентария и тотчас пустились обратно по своим следам. Грей умер в пути. Трое оставшихся первопроходцев наконец добрались до лагеря у Купер-Крик, где оставался их компаньон Брае. Но Брае, ожидавший их четыре месяца, ушел со стоянки всего лишь за семь часов до их появления. Отказавшись от предложенной помощи местных аборигенов, Берк и Уиллс вскоре погибли в непроходимой Каменной пустыне. Выжить удалось лишь Кингу, и то благодаря заботе аборигенов — он-то и донес до австралийцев эту трагическую историю.

Жила Лассетера — ещё один кладезь австралийских легенд. Подобно рассказам о Лейхгардте и о бушрейнджере Неде Келли, предание о золотоносной жиле стало неотъемлемым достоянием австралийской мифологии, искусства и литературы. Как утверждал Генри Лассетер, в 1900 г. во время одиночного перехода от Элис-Спрингс до Карнарвона на западном побережье он обнаружил золотоносный пласт — в метр глубиной и 16 км длиной. Ему не поверили, да и найти такую исполинскую жилу казалось делом безнадежным.

Во время Депрессии, однако, он вновь заявил о своем открытии. В Сиднее была набрана поисковая партия и в 1930 г. экспедиция под водительством Лассетера вышла в поход. После многомесячных бесплодных поисков руководители экспедиции решили отказаться от затеи и, оставив Лассетеру двух верблюдов, предоставили ему возможность одному заниматься розысками своего мифического золотого рифа. Живым его больше не видели, но потом был найден его дневник и, как кое-кто утверждал, и его тело. Дневник повествует о том, как он нашел и застолбил участок, но взбесившиеся верблюды убежали от него, а он скитался по пустыне и, потеряв рассудок, умер от истощения в горах Петерманнового хребта на краю пустыни Гибсона.

Молва о его открытии, смерти и дневниках передавалась из уст в уста, и вплоть до 1970 г. новые экспедиции продолжали упорно искать Лассетерову жилу. Как и в случае с Лейхгардтом, великая австралийская пустыня по сию пору хранит трупы неудачливых золотоискателей и тайну их судьбы.

«ЗОЛОТЫЕ ЛИХОРАДКИ» И БУШРЕЙНДЖЕРЫ

Закон посадит в тюрягу любого,

Кто сопрет гуся на базаре

Но те негодяи, что грабят базарных торговцев,

Разгуливают на свободе

— Баллада XVIII века

В то время как следопыты по несколько месяцев, а то и навсегда пропадали в охряных песках австралийских пустынь, поселенцы продолжали трудиться на земле и строили процветающее общество.

В первой половине XIХ в. в европейских поселениях произошли зримые перемены. С 1840 по 1868 гг. транспортировка заключенных из Англии была приостановлена. К 1860 г. территория была поделена на пять самостоятельных колоний, которые частенько выказывали старой родине большую лояльность, нежели своим ближайшим соседям.

Главной движущей социальной силой в колониях была так называемая «скваттократия», богатые офицеры и вольные поселенцы, бросившиеся по следам первооткрывателей осваивать новые плодородные земли внутри материка. Они просто заявляли о своих притязаниях (или «садились» — англ. «squat») на огромные участки земли — нередко площадью в 8 тыс. га или больше. Подобно овцам-мериносам, скваттеры жили за счет «богатств земли», сами будучи главным её богатством.

В то время нередки были конфликты между скваттерами и новыми мелкими фермерами («свободными селекционерами»), между сельской «скваттократией» и городской буржуазией, а также между «местными» (т. е. уроженцами Австралии) и недавними иммигрантами. Продолжались также трения между белыми и чернокожими, причем увещевания с помощью ружья или яда, как и экспроприация племенных земель приводили к печальным последствиям. И все же несмотря на это, континент и новое общество находились на пороге нового пробуждения.

Золото! Пробуждение настало в 1851 г. Эдвард Харгрейвс, австралийский золотоискатель, вернулся из Калифорнии переполненный впечатлениями о золотой лихорадке 1849 г. Он не сомневался, что при явном сходстве геологического строения Калифорнии и Австралии, в Новом Южном Уэльсе непременно должно быть золото. Он не мог знать, что золото в этих местах было обнаружено ещё 10 лет назад преподобным У. Б. Кларком, чье открытие, однако, осталось в тайне. Увидев золотые самородки, губернатор сэр Джордж Гиппс заявил: «Запрячьте это подальше, мистер Кларк, иначе нам всем тут не жить!»

Обнародовав в Сидней-тауне свое намерение найти золото, Харгрейвс сполна изведал горечь насмешек, но не смутился и ушел исследовать русло р. Макуэйри близ Батерста в 170 км к западу от Сиднея. Придя на место, он взял первую пробу грунта и заявил своим компаньонам: «Вот оно! Сегодня великий день в истории Нового Южного Уэльса. Я стану баронетом, вам присвоят рыцарские звания, а из моей кобылы сделают чучело, поставят под стекло и выставят в Британском музее».

15 мая 1851 г. весть о том, что «найдено золото!», облетело австралийские колонии. В Батерст хлынул столь бурный поток золотоискателей, что в Виктории начался демографический и экономический бум. А в Мельбурне работодатели сулили 200 фунтов вознаграждения всякому, кто найдет золото в окрестностях их города.

В июле было заявлено о первой находке, и к концу года уже разрабатывались богатейшие золотоносные жилы в Виктории — вокруг Балларата, Бендиго и Кастлмейна. Для мельбурнских бизнесменов эти находки были не всегда желанными. Хотя цены на муку, хлеб, одеяла, лопаты и шахтное оборудование удваивались и утраивались, при этом, однако, обнаружился острый дефицит продавцов в лавках: Мельбурн и Джилонг почти полностью лишились мужской части своего населения.

Славные деньки. Районы золотых приисков представляли собой зрелище весьма бурной трудовой активности: команда из четырех-пяти мужчин от зари до зари горбатились не покладая рук — копали, просеивали грунт, мыли песок. В призрачном лунном пейзаже, испещренном башенками шахт, насыпями отвальной породы, палатками и наскоро сбитыми дощатыми хибарами и рюмочными-времянками, они самозабвенно работали и наградой за их труд могли оказаться либо рудные пустышки, либо самородки вроде «Привет, незнакомец!» весом в 78 кг.

Несмотря на хаотичность раскопов, в среде золотоискателей царил порядок, строгая дисциплина, взаимное доверие и политическая солидарность, что резко отличалось от беспредела на калифорнийских приисках. Но едва только бородатые золотоискатели в наглаженных рубашках и кованых башмаках появлялись в городе, они пускались во все тяжкие, нередко просаживая по сотне фунтов в день. Бравые бородачи забавляли горожан небылицами о золотых приисках, потчевали слушателей шампанским, раскуривали сигары «пятерочками» (т. е. пятифунтовыми банкнотами) и разъезжали по улицам верхом или в кэбах.

Это были «Славные деньки». В мельбурнском театре, по свидетельству очевидца, актеры, выходившие после спектакля на сцену, вынуждены были стоять под градом золотых слитков, которыми их осыпали вместо букетов цветов. Многие из них весили по полфунта и, не долетая до сцены, падали в оркестровую яму».

На протяжении последующих двух десятилетий «золотые лихорадки» вспыхивали по всему континенту точно пожары в буше, а потом спорадически возникали вплоть до конца столетия. Последней крупной находкой стали золотые прииски Калгрули-Кулгарди в Западной Австралии в 1892-93 гг. Золотая лихорадка поражала воображение не только лавочников Сиднея и моряков Порт-Филлипа. Прослышав о гигантских самородках и золотоносных ручьях, люди со всех концов света устремились в Австралию. В 1852 г. 92 тыс. приезжих запрудили улицы городов Виктории и Нового Южного Уэльса. К 1860 г. население Австралии перевалило за миллион, увеличившись за десять лет на 600 тыс. чел.

Баррикады в Эврике. Для уха австралийца слово «эврика» никак не ассоциируется с методом Архимеда, придумавшего способ измерить вес сплава в короне сиракузского царя. Оно скорее вызывает ассоциации со словом «баррикады» и воспоминания о вооруженном мятеже против диктаторского режима властей, символизируя первый всплеск идеи независимого республиканизма в общественном сознании австралийцев.

Первые золотоискатели в Балларате близ Мельбурна ужасно страдали от взимавшегося с них непомерной пошлины: вне зависимости от успеха или провала их предприятия, им приходилось платить за лицензию по одному фунту ежемесячно. А частые рейды алчных полицейских (нередко бывших заключенных с Тасмании, которых прозвали «Вандемонами»), собиравших пошлины и присваивавших себе половину взимаемых штрафов, ещё больше обострили народное возмущение.

В октябре 1854 г. один старатель был забит до смерти местным полицейским, который, несмотря на неопровержимые улики против него, был оправдан. Столь явный случай беззакония вызвал волну митингов протеста, в которых участвовало около 5 тыс. старателей. Митингующие требовали предоставления всеобщего и неограниченного права на золотодобычу и отмены платы за лицензии. Они образовали Балларатскую лигу реформ и 29 ноября устроили публичное сожжение своих лицензий.

Лейтенант-губернатор Виктории сэр Чарльз Хотэм послал полицейских и войска для усмирения бунтовщиков. Тогда пятьсот старателей выстроили оборонительный вал и, поклявшись вести битву «за наши права и свободы», выбросили над своей баррикадой бело-голубой флаг с изображением созвездия Южного Креста. Таким образом они выказали презрение к «Юнион-Джеку» — флагу Британской империи.

Ранним утром 3 декабря 1854 г. 300 пехотинцев и конной полиции напали на спящих защитников баррикады, чья численность в эти ночные часы сократилась до 150. За 15 минут все было конечно. В ход боя погибло 6 солдат и 24 старателя. Предводителю мятежников Питеру Лейлору удалось спастись, но его 13 единомышленников были преданы суду за государственную измену.

Однако вскоре обвинения с них были сняты, Лейлора и других участников мятежа амнистировали, а пошлину за лицензию отменили. Хотя в этом инциденте смешались трагедия и фарс, образ Баррикады в Эврике и её флаг впоследствии олицетворяли идеалы мятежа против колониальной администрации и власти буржуазии. Как отмечал Марк Твен, «Эврика явилась знаменательным событием в австралийской истории… очередным примером победы в войне, одержанной после проигранного сражения».

Парадоксально, но памятная доска на монументе, в 1923 г. воздвигнутом в Балларате на месте восстания, имеет весьма двусмысленную надпись: «Славной памяти героических пионеров, которые на этом священном месте сражались и обрели смерть во имя свободы, и солдатам, павшим по зову Долга».

Бушрейнджеры и бунтовщики. Бушрейнджерство — искусство отъема драгоценностей, денег и прочих ценных вещей у путешественников, практиковалось на пустынных трактах в колониях ещё с 1790-х гг. Обыкновенно этим занимались беглые каторжники. К 1820 г. грабежи на проезжих дорогах стали столь распространенным явлением, что грабители все чаще объявлялись в розыск за солидное вознаграждение и кончали жизнь на виселице.

С самого начала бушрейнджеры часто находили приют у сельских бедняков, многие из которых были иммигрантами-ирландцами или потомками политических ссыльных. Они были носителями прочных республиканских убеждений и считали беглых каторжников бунтарями против своих же врагов англичан-протестантов, землевладельцев и властей предержащих.

Эти бандиты с большой дороги нередко носили экзотические клички — под стать рассказам об их подвигах. «Янки-Джек» Эллис, Черный Цезарь, Капитан Гром, Капитан Лунный свет, «Безумный Дэн» Морган, Еврей-Бандюга и «Джентльмен Мэтт Кэш» (между прочим, предок уимблдонского чемпиона-австралийца Пэта Кэша) внезапно вылетали из-за придорожного утеса или из эвкалиптовой рощицы и захватывали почтовые кареты, караваны с грузом золота или одиноких путников.

Бум бушрейнджерства. Если золотая лихорадка дала толчок росту численности населения Австралии, развитию её экономики и образованию единой нации, она также стала причиной расцвета дорожных грабежей. Многие беглые или отсидевшие каторжники, как и бедняки-поселенцы, очень быстро уяснили, что золотишко не обязательно выкапывать из земли.

Добыча от налетов нередко была куда богаче, а работа по изъятию золота куда чище, чем на приисках. Одна викторийская шайка в 1853 г. умудрилась захватить караван с 70 кг золота и 700 фунтами наличности. Однако трое членов банды потом отправились на виселицу.

В 1860-е гг. в Новом Южном Уэльсе самыми знаменитыми среди «крутых ребят из колонии» были бушрейнджеры Бен Холл, Френк Гардинер и Джон Гилберт. Хорошо вооруженные и имевшие в своем распоряжении великолепных скакунов — нередко это были краденые жеребцы-скороходы — они устраивали дерзкие налеты. В ноябре 1864 г. орудовавшая на дороге Мельбурн-Сидней банда Холла числом в три человека сразу захватила 60 путешественников. Потом им досталась и долгожданная добыча — охраняемый почтовый дилижанс. Пока один бушрейнджер держал 60 пленных на мушке, Холл и Гилберт расстреляли полицейских-охранников и обчистили дилижанс. При этом несколько заложников вышли из кустов на дорогу — но не помочь несчастным полицейским, а поглазеть на перестрелку.

Банда Келли. Нед Келли родился в 1854 г. близ Беналлы в северной Виктории и вырос среди бедных ирландских фермеров. В первый раз он нарушил закон в 1877 г., ранив констебля. Сколотив шайку, куда взял своего брата Дэна и двух приятелей, Джо Бирна и Стива Харта, он скрылся в буше и стал бандитом. На следующий год в перестрелке у ручья Стрингибарк Нед убил трех полицейских, потом подстерег поисковую группу полицейских и убил троих из четырех. С той поры банда Келли стала достоянием австралийского фольклора. Общественное мнение в отношении них разделилось: высшие классы видели в Неде жестокого и кровожадного разбойника, в то время как для городских и деревенских работяг он стал кумиром.

Нед считал себя современным Робин Гудом, ненавистником полиции и защитником свободных, но угнетенных масс от притеснений английских господ. Налеты Неда были всегда дерзкими и отчаянными. Вместо того чтобы просто грабить беззащитные фургоны и кареты, его банда захватывала целые поселки, обрывала телеграфные провода и перед бегством грабила все местные банки.

В 1879 г. банда укрылась в горах Уомбат, но в июне 1880 г., прослышав об измене одного из своих сообщников, в результате чего к месту их стоянки был выслан целый поезд полицейских, бушрейнджеры Келли вышли из укрытия, чтобы вступить в отрытое сражение. Казнив предателя, они захватили деревню Гленрован в Виктории, взяли всех жителей в заложники и разобрали железнодорожную ветку, по которой к ним двигался состав с карательным отрядом.

Один из заложников тем не менее уговорил сердобольного Неда разрешить ему сходить по нужде. Он тут же бежал и предупредил машиниста паровоза о повреждении путей. Между засевшими в городской гостинице ребятами Келли и полицейскими разгорелась яростная перестрелка, которая длилась всю ночь до рассвета. Раненый Нед скинул самодельную кольчугу и предпринял попытку бегства. Но он сразу же был схвачен полицейскими, которые поначалу решили, что перед ними явился призрак. Неда поразили штыками, но не убили. Полицейские подожгли гостиницу и трое оставшихся в живых дружков Келли предпочли сгореть заживо, но не сдаться. Четыре месяца спустя в Мельбурне, после одного из самых знаменитых в австралийской истории судебных процессов, 26-летнему Неду был вынесен приговор.

Судья сэр Редмонд Барри, преуспевающий вольный поселенец, представлял социальные силы, враждебные Неду и его беднякам-разбойникам. «Эдвард Келли, возвестил судья в притихшем зале. Я приговариваю вас к смерти через повешение. Да благословит господь вашу душу». Нед, который был остр на язык, ответил в тон судье: «До скорой встречи на небесах, ваша честь!» 11 ноября 1880 г. Келли был повешен, а Редмонд Барри умер через две недели от воспаления легких.

Китайский акцент. «Без злоключений нет истории», писал австралийский историк Чарльз Мэннинг Кларк. Если несомненно положительным итогом «золотых лихорадок» стало то, что население Австралии к 1880 г. выросло до 2 млн. чел. и состоялись первые парламентские выборы (правом тайного голосования обладали только мужчины), то отрицательным их итогом стал всплеск расизма, этого родового пятна молодой нации.

Подавляющее большинство старателей составляли выходцы из Британии, но среди представителей других национальностей самый многочисленный отряд золотоискателей составляли китайцы. За пять лет с 1854 г. на викторийские золотоносные просторы прибыло более 40 тыс. китайцев. Они жили обособленными коммунами и как правило были трудолюбивыми работниками. Нередко они транжирили драгоценную воду и этот их грех, вкупе с завистью белых старателей к «китайскому счастью», часто служил поводом для национальной дискриминации и антикитайских погромов.

К 1887 г. поток иммиграции из Азии иссяк. После взятия курса на «политику белой Австралии» в 1901 г. был провозглашен Австралийский Союз. Закон об иммиграции позволял устраивать для всех иммигрантов-неевропейцев экзамен по любому европейскому языку (причем отбор языка производился таким образом, чтобы испытуемый неминуемо провалился). Лишь в 1966 г. этот откровенно расистский параграф закона был отменен. Сегодняшние критики столь вопиющего расизма по крайней мере могут утешаться хотя бы тем, что был в те времена и один бушрейнджер-китаец — Сан-Пу.

АВСТРАЛИЙСКИЙ СОЮЗ И МИРОВЫЕ ВОЙНЫ

Австралоазиат будет не шибко силен умом, но с умелыми руками… У него будут плохие зубы и отличные легкие. У него будет пошаливать печень, и он рано начнет лысеть. Исповедовать он будет некую форму пресвитерианства. Основой государственного устройства станет демократия, чьи рамки будут определяться курсом национальной валюты.

— Маркус Кларк, 1877 год.

В сентябре 1900 г. королева Виктория провозгласила свою императорскую волю: 1 января 1901 г. будет положено начало не только новому столетию, но и новой нации. Стол, на котором она подписала эту прокламацию, потом был доставлен из Лондона в Сидней, где в парке Столетия в канун Нового года и было объявлено об образовании «нерушимого федеративного содружества» Австралии во главе с первым генерал-губернатором лордом Хоуптауном.

Создание самостоятельного государства и Союза шести австралийских колоний отнюдь не было бунтом нового общества против старого бога, королевы и родины. Скорее, это была новая фаза естественного взросления отпрыска «юного, белого, счастливого и цветущего». А также весьма нервного. На протяжении всего периода отрочества с 1850 г. Австралия предавалась мучительным раздумьям о том, насколько пользительна идея отрыва от юбки мамы-Англии — особенно в условиях, когда тихоокеанские просторы бороздили корабли русского и японского флотов.

Не желая предлагать слишком радикальные новшества, авторы австралийской конституции были весьма умеренны в своих политических притязаниях. Главой государства оставалась английская королева, в чьем ведении находились внешние сношения новообразованного государства, её непосредственным наместником в Австралии был генерал-губернатор. Постановления Британского парламента имели приоритет над законами, принятыми в Содружестве, а правовые споры решались в последней инстанции Тайным советом в Лондоне. Очень немногие австралийцы выразили протест против подобной регуляции отношений между метрополией и колонией, так как каждой из шести колоний было легче вести дела со старой родиной, нежели с соседними колониями.

Со своей стороны Англия не имела намерения позволять какому бы то ни было новому государству нарушать интересы империи. Метрополия надеялась получать — и получала — поддержку во всех военных конфликтах, равно как и солидную прибыль со щедрых капиталовложений в Австралии.

Политика и война. Первым премьер-министром Австралии стал Эдмунд Бартон, член либерально-протекционистской партии. Его оппонентами в парламенте стали консерваторы-фри-трейдеры и лейбористы. (Эти три партии имели равное представительство до 1910 г., когда лейбористам удалось завоевать абсолютное большинство в палате представителей). Названия партий олицетворяли основные политические течения эпохи — протекционисты из Виктории против сторонников свободной торговли из Нового Южного Уэльса, против лейбористского движения. Однако все три партии сходились в том, что Австралия должна быть страной белого большинства, европейской культуры и либеральной демократии, чьи граждане должны иметь защиту в виде торговых тарифов и системы социального обеспечения.

Новому государству требовалась столица. Сидней и Мельбурн намеревались сохранить свой независимый статус и, будучи давними соперниками, не хотели уступать друг другу пальму первенства. После долгих дискуссий примерно посередине между обоими крупнейшими городами, в 320 км от Сиднея на красивом плато Монаро, была выделена отдельная Территория Федеральной столицы Австралии. Кто-то предложил назвать новую столицу Шекспиром, но едва ли это предложение можно было счесть удачным, учитывая, что костяк социально активного большинства общества тогда составляла малокультурная, полуграмотная масса. И в 1913 г. выбор был остановлен на аборигенном слове «Канберра» (странно, но факт: оно означает «женские груди»).

Когда 4 августа 1914 г. Англия объявила войну Германии, Австралия, как член Британской империи, автоматически вступила в войну. Лейбористы и либералы отреагировали незамедлительно. К концу октября Первая австралийская пехотная дивизия численностью 20 тыс. добровольцев после тренировочных сборов была направлена в Европу с остановкой в Египте.

Пока новобранцы экспедиционного корпуса продолжали проходить военную подготовку в Египте, Уинстон Черчилль (в ту пору — первый лорд Адмиралтейства) составил план, призванный ослабить турецкое давление на русском фронте путем прорыва к Черному морю. Черчилль рассчитывал взять Дарданеллы и отдал приказ соединенным силам австралийцев, новозеландцев, французов, англичан, индийцев и гуркхов нанести с моря удар по турецким позициям.

Боевое крещение нации. Турки, предупрежденные об этих намерениях Антанты, закрепились на оборонительных рубежах в горных районах Галлипольского полуострова. Их командующим, Мустафе-Кемалю и германскому генералу Лиману фон Зандерсу, удалось вести из своих орудий прицельный огонь по открытому побережью.

С момента высадки британских частей 25 апреля 1915 г. и вплоть до 20 декабря, когда они покинули неприступные рубежи, их войска были практически заперты у подножья почти отвесных утесов и в узких скалистых бухтах. Бои на мысе Хеллас, побережье у Лоун-Пайн и в залива Сувла были ознаменованы катастрофическими потерями и беспримерным героизмом — эти названия встречаются на бесчисленных военных мемориалах по всей Австралии.

Поражение при Галлиполи послужило поводом для создания легенды об Австралийско-новозеландском армейском корпусе (АНЗАК). Впоследствии в обеих странах о героях этих сражений воспоминали примерно в тех же выражениях, в каких о них написал английский поэт Джон Мейсфилд: «Это был цвет молодежи нашего времени. По физической красоте и благородству крови они превосходили всех тех, с кем мне доводилось встречаться. Своей походкой, статью и манерами они были подобны рыцарям-королям из средневековых поэм».

Объединенные силы англичан потеряли 78 тыс. ранеными и 33,5 тыс. убитыми. Среди убитых было и 8587 «Анзаковцев». Австралийцы часто забывают о том, что в тех боях погибло примерно столько же французов и вдвое больше англичан, индийцев и непальцев. Да и турки потеряли убитыми четверть миллиона. Возможно, эта забывчивость объясняется тем фактом, что у старых наций издавна существовали мифы о смерти и возрождении богов, а у австралийцев подобной жизнеутверждающей мифологии не было. В этом боевом крещении окопной слякотью, шрапнелью и доблестью возникли австралийский патриотизм и чувство своей национальной самобытности.

Западный фронт. В апреле 1916 г. австралийские «копатели» были размещены на западном фронте, во Франции. В ходе кровопролитных наступлений, в клубах иприта и в трескучие зимние морозы, их потери вновь оказались весьма внушительными: за девять недель битвы на Сомме погибло 23 тыс., 38 тыс. полегло на Ипре и 10 тыс. при Бюлькуре. В этих местах, как и в других — при Позьере, Виллер-Бретонне и на линии Гинденбурга — сгинули лучшие представители своего поколения. Государство-то родилось, но первая поросль молодой нации была безжалостно выкорчевана.

Теперь многие австралийцы стали выражать сомнение в целесообразности поддержки Британии, которая, как выражались в Австралии, вела свою «грязную торговую войну». Но решающим фактором стало красноречие австралийского премьер-министра — своенравного и отчаянного коротышки, который в равной степени изведал народную любовь и ненависть. Его звали Уильям Моррис («Билли») Хьюз, по прозвищу «Малютка-Копатель».

В 1916 г. Хьюз потребовал ежемесячно перебрасывать в Европу по 16,5 тыс. австралийцев. Такое число могло быть обеспечено только обязательным воинским призывом — ранее служба в армии была добровольной. Общественный протест против воинской повинности был весьма решительным. Лейбористы политические соратники Хьюза — также воспротивились закону о всеобщей воинской повинности. Законопроект был провален на референдуме, и Хьюза исключили из партии. Тогда он приступил к формированию коалиционного правительства и в декабре 1917 г. провел второй референдум. И вновь потерпел поражение, но вновь вернулся на политическую арену, вытребовав себе место на Версальской мирной конференции, где с присущим его ораторским искусством и жаром отстаивал национальные интересы Австралии.

Когда американский президент Вудро Вильсон покритиковал шумные выступления «Малютки-Копателя», Хьюз сделал единственный выпад, заявив: «Мистер президент, я говорю здесь от имени 60 тысяч мертвых. А много ли мертвецов представляете вы?». Он также блокировал — хотя и не в одиночку предложение японской делегации включить в преамбулу хартии Лиги Нации заявление о расовом равенстве.

Билли Хьюз вернулся на родину героем. Тем, в ком нуждалась молодая нация. Из 330 тыс. участников войны 226 тыс. (68,5 %) составляли раненые и убитые — больших потерь не понесла ни одна из стран-союзниц.

Депрессия. Между 1929 и 1933 гг. все австралийские правительства, как на федеральном уровне, так и в штатах, сменялись на очередных выборах по принципу: «Пускай теперь другие бандиты поруководят — хуже уже не будет». Но и лучше быть не могло — ибо это было время разгула Великой Депрессии. 30 % трудоспособного населения страны жило на пособия. На улицах многие ходили в бесплатных солдатских шинелях — перекрашенные из серого в черное, их раздавали населению. Сотни мужчин бродили по проселочным дорогам, соглашаясь браться за любую работу на фермах.

Австралийская экономика жила за счет экспорта пшеницы и шерсти, а также английских займов. Когда мировые цены на продукты первой необходимости подскочили на 50 % и когда Великобритания изъяла 30 млн. фунтов из австралийской экономики, последствия оказались весьма плачевными, особенно для тех, кто находился на самых нижних ступеньках социальной лестницы.

Сэр Отто Нимейер, представитель английского банка, был командирован в Австралию с двоякой целью: сурово попенять австралийцам за привычку жить на широкую ногу (он предложил урезать заработную плату и пособия), а также удостовериться, что по всем займам его банку сполна выплачиваются оговоренные проценты. В глазах многих австралийцев он выглядел заезжим судебным исполнителем.

Тем не менее, когда премьер Нового Южного Уэльса лейборист Джек Ланг назвал Нимейера «Шейлоком» и попытался добиться снижения процентов за предоставленный заем, ни политический истеблишмент, ни население штата не поддержало его мятежных устремлений. В 1932 г. он был смещен с должности губернатором, а затем лишен доверия избирателями.

Австралия вступила в полосу тяжелейшего кризиса. Что нашло отражение даже на спортивных площадках. В сезоне 1932-33 гг. англо-австралийского чемпионата по крикету игры розыгрыша были сорваны из-за споров по поводу легализации «бодилайна» (особо опасного удара, нацеленного непосредственно в игрока противника). Возмущение местных крикетистов в связи с нововведением англичан было столь острым, что отношения между обеими странами на некоторое время серьезно осложнились.

На ипподромах события развивались куда успешнее. Сильнейший скаковой жеребец Австралии Фар-Лэп, уродившийся в Новой Зеландии, завоевал сердца тысяч болельщиков. Он выиграл все заезды в стране, в том числе и Мельбурнский кубок 1930 г. Но потом «Красный ужас» (так прозвали этого жеребца) отправился в Калифорнию, где вскоре после победы на самом престижном в мире дерби, он умер. Австралийцы всегда подозревали, что это все подстроили «гады-янки».

Фар-Лэп ныне обрел вечную жизнь, и память о нем увековечена в трех музеях. Его скелет хранится в Новой Зеландии, чучело выставлено в Мельбурне, а мощное сердце покоится в Канберре. Как писал журналист Лес Карлион: «Австралию замечательно характеризуют самые популярные темы нашего фольклора — сокрушительное военное поражение (при Галлиполи), преступник (Нед Келли) и скаковая лошадь (Фар Лэп)».

Вторая мировая война. Когда в сентябре 1939 г. Англия вновь вступила в войну с Германией, Австралия опять автоматически оказалась втянутой в конфликт. Был сформирован второй австралийский экспедиционный корпус, отправленный на Средний Восток.

В 1939 г. австралийским премьер-министром был лидер Объединенной Австралийской партии Роберт Гордон Мензис — умный и хитрый адвокат-англофил, консерватор до мозга костей. Он заслужил кличку «Металлолом Боб» — за то, что накануне войны он продавал металлолом Японии, чем вызвал в Австралии неодобрение. Япония вскоре стала угрожать Юго-Восточной Азии и выбрала Австралию очередной целью вторжения.

Пока австралийские сухопутные, воздушные и военно-морские силы воевали у берегов Великобритании, на Средиземноморье, в Северной Африке, в Греции и на Среднем Востоке, Япония начала продвижение на юг, сначала захватив французский Индокитай. После этого австралийские части, дабы воспрепятствовать дальнейшему продвижению японцев, были переброшены на Малайский полуостров, в голландскую Ост-Индию, в Дарвин и в Рабаул (Новая Гвинея).

Проводимая до войны политика «Металлолома Боба», очень напоминавшая политику Чемберлена по умиротворению стран оси «Берлин-Рим-Токио», вызывала в Канберре бурное негодование. Ни ораторское искусство, ни изворотливый ум не смогли спасти ни его, ни его партию. На выборах в октябре 1941 г. победу одержало лейбористское правительство во главе с Джоном Куртином. Впрочем, впоследствии Мензис с триумфом вернул себе премьерское кресло, которое он занимал с 1949 по 1966 гг.

Пора мужания нации. Нападение японцев на Перл-Харбор подтвердило главное опасение Австралии: она осталась в изоляции, оказавшись государством белого большинства в Азии, охваченной пламенем войны. Когда 15 февраля 1942 г. пал Сингапур, из 130 тыс. захваченных там пленных 15 тыс. составляли австралийцы. Страна столкнулась с тем непреложным фактом, что перед лицом неминуемого вторжения Японии далекая осажденная Британия не сможет оказать никакой действенной помощи. Куртин уже заявил: «Без каких-либо обиняков я открыто говорю, что Австралия устремляет свои взоры на Америку, не испытывая угрызений совести из-за забвения традиционных связей и родства с Соединенным Королевством».

Японские эскадрильи нанесли первые бомбовые удары по Дарвину (19 февраля) и Бруму (3 марта). В северной части континента спешно создавались склады продовольствия и боеприпасов. Над Австралией нависла прямая угроза японского вторжения.

Именно тогда австралийский военный кабинет, вызвав ярость Черчилля, перебросил Седьмую австралийскую дивизию, участвовавшую в обороне Британской Бирмы, на Новую Гвинею и Тихоокеанский театр. Если верно, что австралийская нация родилась в боях на Галлипольском полуострове, то не менее верно и то, что с падением Сингапура она окончательно вышла из отроческого возраста.

В мае 1942 г. Японии было суждено изведать горечь первых поражений, когда соединенные части американского и австралийского флотов разгромили японцев в битве на Коралловом море. А победа Соединенных Штатов при о. Мидуэй в июне укрепила позиции союзников на Тихом океане, хотя на Новой Гвинее японская пехота продолжала замыкать кольцо окружения вокруг главной австралийской базы в Порт-Морсби. Но в августе после недели кровопролитных рукопашных боев в джунглях горстка австралийцев остановила японские части.

Японцы продолжали наступать, утопая в малярийной слякоти горной дороги, вьющейся по новогвинейскому хребту Оуэн-Стэнли. Это была так называемая тропа Кокода, где в течение многих месяцев разыгрывались партизанские бои, которые вела 25-я австралийская бригада при поддержке бойцов папуасского сопротивления (их ещё иногда называли «Ангелы Фаззи-Ваззи»). В сентябре японцы находились всего в 52 км от Порт-Морсби, но в ноябре они уже были отброшены к береговым плацдармам на севере. Когда угроза вторжения миновала, в австралийском фольклоре к старой компании героев присоединился новый персонаж: Солдат Джунглей встал рядом с Бушрейнджером, Старателем и Спасателем.

Коренной перелом. К концу 1942 г. и в Европе наступил коренной перелом. Австралийская 9-я дивизия в решающей битве при Эль-Аламейне помогала союзникам вытеснить немцев и итальянцев из Северной Африки. Русские армии остановили немцев под Сталинградом. Страны «оси» на всех театрах военных действий перешли к обороне.

Из 1 млн. австралийских добровольцев 10 тыс. погибли в Европе и более 17 тыс. на Тихом океане. Из общего числа пленных 8 тыс. не вынесли пыток и унижений, которым их подвергали японцы.

Победа наступила слишком поздно и для Джона Куртина, который умер на своем посту в мае 1945 г. А в 9.00 в субботу 15 августа новый премьер-министр Бен Чифли объявил об окончании войны. Вся Австралия возликовала. В Мельбурне более 200 тыс. чел. присутствовали на поминальном молебне в святилище Поминовения. Очередная великая битва народов завершилась.

СОВРЕМЕННАЯ ЭРА

Австралийская история после второй мировой войны представляет собой сагу взлетов и падений — подъема к неслыханному процветанию 50-х и 60-х, за которым последовало неожиданное крушение великой «среднеклассовой» мечты. В конце ХХ столетия идея страны как консервативного англо-саксонского анклава, затерянного в Азии, была полностью переосмыслена. Но путь к космополитической, либеральной среднеклассовой Австралии оказался мучительным и долгим. Маленькая страна, где, как говорили раньше, «ничего не происходит», пережила целую череду экономических бумов и спадов, политических кризисов, культурных шоков и социальных перемен.

1940-е годы были самыми тяжелыми в австралийской истории. Долгая война с Японией доказала, насколько уязвимой была страна для внешней угрозы. Война также потрясла австралийское общество изнутри: немало женщин служили в вооруженных силах, работали на фабриках и заводах или в учреждениях, выполняя традиционно мужские обязанности, и после войны они не захотели вновь жить в условиях социального неравноправия полов. Да и демобилизованные солдаты тоже не желали возврата к старым порядкам. Спустя год после окончания войны австралийцы вновь проголосовали за реформы лейбористского правительства Бена Чифли, который выдвинул расширенную программу социального обеспечения. Вскоре после победы на выборах Чифли выступил инициатором создания государственной авиакомпании, обнародовал широкомасштабную программу государственного жилищного строительства и образования (в Канберре был открыт Национальный Австралийский университет) и ряд крупных проектов общественных работ вроде проекта строительства гидроэлектростанций в Снежных горах, которые должны были обеспечить электроэнергией всю юго-восточную часть континента.

Коренные перемены произошли и в области иммиграции. Японское вторжение убедило австралийцев в необходимости быстрейшего роста населения страны. Министр иммиграции в лейбористском правительстве Артур Колуэлл стал автором одной из крупнейших иммиграционных программ в нашем веке. 50 % иммигрантов, получавших государственную поддержку, должны были иметь британское гражданство, зато остальные 50 % могли прибывать из любой страны — при условии, что они белые. Между 1945 и 1965 гг. в Австралию въехали более 2 млн. переселенцев. Население подскочило с 7 до 11 млн. чел.

Государство по-прежнему проводило политику «белой Австралии», и Колуэлл сам был откровенным расистом. Когда у него спросили, допустит ли он иммиграцию азиатов, он ответил печально известной грубой остротой: «Одного слепого белого я не променяю даже на двух косоглазых». Однако впоследствии расистская иммиграционная политика смягчалась, а в 1973 г. была формально отменена. Отказ от варварских взглядов был столь стремительным, что в настоящее время выходцы из Азии составляют уже треть всех иммигрантов. (см. также главу «Поликультурное общество»).

Эта полиэтническая иммиграция имела весьма далеко идущие последствия. В 1945 г. Австралия оставалась в общем конформистским обществом с англо-саксонским населением, 98 % которого имели британские корни. И вдруг их захлестнули толпы итальянцев, греков, немцев, голландцев и югославов, едва способных связать два слова по-английски — они создавали свои общины, открывали магазины и газеты. пополняли армию рабочей силы, приходили в школы и скоро потрясли до основания стерильное благополучие жизни австралийского обывателя. И все это, как ни странно, произошло почти бесконфликтно, хотя, конечно, «новым австралийцам» пришлось преодолеть немалые трудности. Именно они обеспечили интенсивный экономический рост страны в 1950-60 — гг., составив костяк рабочей силы в сталелитейной и горнодобывающей промышленности, на фабриках и на дорожно-строительных работах, в том числе и на таких «национальных стройках», как сооружение ГЭС в Снежных горах. В середине 60-х примерно половину рабочих на сталелитейных заводах Порт-Кембла, что у югу от Сиднея, составляли недавние иммигранты.

Путь в современный мир. И все же перемены в жизни австралийского общества происходили тяжело и долго. В 50-е годы Австралия была инертным обществом, которое возникло и развивалось в относительной изоляции от остального мира, с убеждением в собственной непогрешимости и чуждым идеям современного либерализма. В нем по-прежнему доминировал мужчина, невзирая на все протесты, которые — особенно после войны — выражали женщины. Мужской досуг посвящался ритуальным занятиям — спорту, дружеским попойкам и потасовкам, гомосексуалисты считались «извращенцами», а бородачи или длинноволосые юнцы — «чудиками». Больше всего в моральном кодексе общества ценилась мужская верность друзьям-приятелям, а «бабцы» должны были сидеть дома и воспитывать детей. В общем и целом это было сообщество простых работяг в кованых башмаках и фетровых шляпах, завсегдатаев пабов, которые обращались друг к другу не иначе как «мужик» или «приятель».