Помоги проекту - поделись книгой:
Займа чуть в ладоши не захлопала от радости, да сдержалась. Приказала отправить погоню за беглецами да с гончими, чтобы те лапы поразмяли.
— Недалеко убегут человечишки, Снежнейшая, — заверил Мороз, склонившись в низком поклоне. — От меня еще никто не уходил.
Размышляя, нахмурилась Займа, недовольно сморщив носик:
— Ненадежных и дерзких людишек прислал нынче Леттий. Сплошные заботы, а пользы никакой.
С поклоном подтвердил Иней:
— Мудрая мысль, Властительница. Никак подарок с подвохом был.
Появилась Холодная Вечность — забрать, что положено.
— Верно чуешь ты поживу. За хорошую службу не обижу тебя, — похвалила её Властительница. — Подарю тебе всех до единого, как вернется погоня. Кроме этой, — указала пальчиком на ледяную статую. — Для нее у меня особая награда, по заслугам, — косо глянула на раненого. — Ишь, посмела меня лишить лучшего услужника. А ну как собачки не поспели бы вовремя? Убила бы она тебя, Буранчик!
— То неправда, — слабым голосом воспротивился лежащий и устало прикрыл пустые глаза. — Отпусти ее, Снежнейшая. И того достаточно, что отобрана жизнь у нее.
— Вот еще, — властительной ножкой топнула. — Поигрались, и хватит. Теперь мой черед настал. Позвать сюда немедля Ледяного Мастера.
Привели ледяных дел Мастера, и велела Властительница изготовить ледяную темницу для разлучницы, хоть и простой человечишки, но возымевшей силу немереную над беловолосым красавцем. Люто завидовала Займа людишке и ненавидела ее, исходя злобою даже после смерти соперницы, хотя виду и не показывала.
Щелкнула изящными пальчиками Снежнейшая, и рассыпалась ледяными брызгами статуя.
Видела Властительница, что больно смотреть Бурану на это зрелище, и мстительно улыбнулась. Самолично извлекла из осколков душеньку девки человеческой и в темницу её запрятала. Провела рукой, запечатала — не словами и знаками, а собственной злобой.
Напоследок колко обронила раненому:
— Как оправишься, жду тебя на торжественном пиру. А пока полюбуйся, отдыхаючи. Развей скуку с новой игрушкою.
И ледяную темницу ему бросила.
Бурное, мрачное, беспредельное море штормило под нависшими свинцовыми тучами. Альбатрос, расхаживавший по льдине, оказался единственным свидетелем угрюмой решимости странника, сидевшего на краю огромного айсберга. Морской Ветер, неразговорчивый соглядатай, трепал волосы одинокого гостя.
Сумрачно и пусто в голове. Тоскливо до отчаяния в том месте, где у людишек находится сердце. То самое, что размеренно и четко билось у нее в груди, учащаясь при несмелых поцелуях нежных горячих губ.
Таял, таял в жарких объятиях и не чувствовал боли.
Тонул, тонул в её глазах, не пытаясь выбраться на поверхность.
Если кто-нибудь когда-нибудь сказал, что боль, природу которой не смогли объяснить лучшие знахари Чертогов, будет съедать его заживо, он рассмеялся бы тому в лицо. И не физические муки погнали его к краю света и за край, а потребность, названия которой он не знал.
Странник достал из кармана небольшой льдистый шарик — крошечный саркофаг, в сердцевине которого мягко переливалось нежно-коралловое сияние, резко контрастирующее с монохромной картинкой непогоды.
Заперто, запечатано, и открыть его смогла бы лишь добрая воля Властительницы Займы. Но разве захочет Снежнейшая отпустить на свободу то немногое, что осталось от соперницы? Ни за что! Пропадай же ты пропадом, человечишка! Коли не пришел Буран к Властительнице по собственному желанию, то и не видать никому счастья, а сам он пусть катится на четыре стороны. А уж Займа постарается забыть нанесенную ей обиду, утешаясь в объятиях очередного любимчика.
Беспредельна сила Займы, и все же изгнанный из Чертогов нашел способ взломать заклятие. Не напрасно он провел немало нетленностей в поисках, странствуя по свету, и стал частым гостем во владениях Леттия, возненавидевшего его за неуловимость. Среди дымящихся на солнце песков, и ночами холоднее, чем самые студеные ночи в Чертогах, в руинах, оставшихся от давней эпохи, странник нашел то, что искал.
Слова. Набор звуков, обладающих древней и страшной силой, способной стереть с лица земли страны, повернуть вспять реки и пробудить к жизни спящие вулканы.
И сейчас, вглядываясь вдаль, туда, где на горизонте небо перемешивалось с морской пучиной, он, наконец, решился. Прочь сомнения, задуманное должно свершиться.
Медленно и отчетливо произнес Слова, и каждый звук, слетая с взволнованных уст, с тихим шипением взрезал поверхность шарика, покоящегося в сложенных лодочкой ладонях, въедаясь вспышками огненных прожилок в бесцветную белесость сферы. Удар за ударом, звуки хлестали бичом, проникая вглубь ледяной темницы.
Когда эхо последнего звука растаяло в глубине шарика, на миг страннику показалось, что тот вздрогнул в руках. Прошло немало времени, прежде чем наблюдавший понял, что ничего не изменилось. С растущей тревогой и отчаянием вглядывался странник в прозрачные стенки ледяного саркофага. Возможно, сила Слов ослабла со временем, став такой же хрупкой, какими становятся вещи, сотнями нетленностей ждущие бросивших их хозяев?
Надежда медленно угасала, как вдруг, стремительно наливаясь цветом, коралловое пламя внутри шарика вспыхнуло нестерпимо яркой вспышкой и с невероятной мощью разорвало оковы, распыляя на множество крошечных ледяных осколков.
Странник замер, не в силах поверить увиденному. Расцветший цветок в его ладонях медленно закрылся, свернувшись в бутон и, оторвавшись, поплыл ввысь, плавно покачиваясь на воздушных потоках.
Её душа заслужила покой.
Скиталец следил за удаляющейся точкой, пока та не исчезла в тучах, отяжелевших от дождя. Догонять и преследовать не имело смысла.
Тем более, он знал, что обязательно найдет её — нетленностью раньше или позже. Ведь на коралловом цветке души теперь стояла его метка. Недаром он вплел в древние Слова и свою силу.
Ночь. Полвторого. Раскрытая книжка. Не спится, а в голове пусто и гулко.
Лада с трудом дочитала дешевый детективчик до середины и отложила в сторону. Хитросплетения взаимоотношений подозреваемых невероятно утомили мозг и зрение.
Зевая и потирая уставшие глаза, девушка встала с измятой постели и подошла к окну. Хорошо, что стекло в пластике не замерзает в сильные морозы.
Пейзаж за окном состоял из многоэтажки, полностью загораживающей обзор бетонным фасадом. В нескольких окнах, разбросанных по стене здания, горел свет. Интересно, за ними собратья по несчастью, также бессмысленно убивающие ночное время?
За окном властвовал буран со снегом. Порывы ветра поднимали снежную крупу с земли и швыряли её в стены, в окна, в машины, закручивали в сумасшедшие хороводы вьюги под свист метели — охотницы.
Снежные горсти прилипли к стеклу, в вентиляционной шахте надрывно гудел ветер. Край крыши соседней высотки выделялся мрачной темной полосой на фоне белесых облаков, стремительно движущихся по ночному небу. Погодка не ахти.
Лада зябко повела плечами. Она с детства не любила зиму, и та отвечала ей взаимностью. Лыжи, коньки, санки, горки и прочие активные виды зимнего отдыха неизменно заканчивались ушибами, вывихами, переломами, кровотечениями и разными мелкими или крупными неприятностями. Посыпанная песком дорожка обязательно грозила разбитыми коленками или сломанным каблуком у сапога. В прошлом году зима же отняла у Лады единственного близкого ей человека — бабушку. Баба Тоня воспитывала внучку с младенчества, когда её беспутная мать, едва девочке исполнился год, отправилась завоевывать столицу и канула в неизвестности.
Возможно, выверты судьбы являлись лишь цепью случайных совпадений, и морозное время года было не причём, но факт оставался фактом — жизненные неприятности валились на девушку как из рога изобилия именно зимой.
И все же, каждый раз, когда весна заявляла о своих правах звонкими ручьями и наглым мартовским солнцем, Лада испытывала тоску и чувство беспредельной утраты.
Еще горше девушке становилось от непонятных и тяжелых снов, в которых она кого-то ждала, искала и не могла найти. После безысходных сновидений в душу заползала хандра, и хотелось забраться с ногами под бабушкин вязаный плед, чтобы плакать и жалеть себя. Чем, собственно говоря, Лада и занималась.
Зима в этом году выдалась морозная, снежная, вьюжистая. Деревья стояли в живописном махровом инее, окна в домах разукрасились морозными узорами, ветки сгибались под тяжестью богатых снежных шапок. Радости для Лады в том было мало — она успела дважды тяжело переболеть простудой, и потому предпочитала проводить свободное время в тепле и уюте крохотной квартирки, наблюдая в окошко за зимней роскошью и разгулом стихии.
Вот и сейчас девушка смотрела на ночной двор, увязший в сугробах. Буран, начавшийся вечером, и не думал прекращаться. Сильный порыв ветра с глухим звуком врезался в окно, заставив вздрогнуть от неожиданности.
Снег царствовал. И на крыше высотки тоже нагло хозяйничал. Ветер сдувал его белыми космами и тут же, играясь, насыпал новые снежные барханы.
На самом краю крыши скопилась огромная снежная гора. Опасно. Свалится такая куча на голову — и каюк случайному прохожему.
А меж тем гора на крыше каждую секунду меняла форму на ветру и в следующее мгновение стала похожей на силуэт сидящего человека, непринужденно болтающего ногой. Заглядевшись, Лада представила, будто бы снежная фигура по сторонам посматривает и выискивает, на кого бы упасть. А та вдруг как повернёт голову к её окошку!
У нее на миг замерло сердце, подскочив в груди. И чего только не привидится глубокой ночью!
Вдоль подъездов проехала машина, высвечивая фарами занесенную снегом колею и распугивая стелющуюся по земле поземку. Та, словно огрызаясь, с еще большей силою набросилась на капот машины.
Девушка вернулась глазами к крыше. Точно, показалось — всего лишь мираж, игра света и тени. На самом деле это снег скопился у подветренной стороны шахты.
Вдруг снежная гора стремительно ухнула вниз. В три взмаха ресниц — и к земле. Лада в испуге зажмурила глаза, закрыв для верности ладонями. Разобьется ведь!
Вот смешная. С чего бы и кому бы?
Отняла руки от лица — и не поверила своим глазам. Странные шутки играет зрение глубокой ночью. В свете подъездного фонаря девушка разглядела неподвижную темную фигуру в балахоне с непокрытой головой. Длинные светлые пряди развевались на ветру, а лицо было сокрыто в тени. Но Лада точно знала, что незнакомец смотрел на нее.
Она отпрянула от окна с колотящимся сердцем. Опрометью бросилась в прихожую, проверила замки, прислушалась к шорохам за входной дверью. На цыпочках вернулась в комнату, выключила ночник. Чуть дыша, тихонько выглянула в окно, прячась за шторой.
Безлюдно на улице. Лишь ветер играл с проводами, извлекая стонущие звуки.
Лада судорожно вдохнула и выдохнула несколько раз, приводя дыхание в норму. Потерла виски.
Вспомнила, что сегодня ходила в аптеку за витаминами, как вдруг поднялась метель и, швыряя в лицо горсти снега, норовила утянуть в глубокий снег, повалить в сугробы. Но, странное дело, вскоре ветер и снег будто стали обходить девушку стороной. Вроде и не стихла пурга, а умело огибала ее, позволив с комфортом дойти до аптеки. Лишь зайдя в помещение, Лада, машинально протянув руку к воротнику, заметила, что стряхивать нечего — на пуховике не было ни капелюшечки снега.
Домой она дошла, чувствуя себя более чем странно. Вокруг бесновалась непогода, а девушка, словно в незримом коконе, без приключений добрела до дома, если можно считать приключением отсутствие неприятностей. Правда, у подъезда она все же умудрилась едва не упасть, но какой-то неведомой силой удержала равновесие. Сквозь завывания ветра ей послышался рядом, над ухом, тихий шепот: «Не обиж-жу…», и легкое дуновение погладило щеку.
Отгоняя воспоминания, взбудоражившие не на шутку, Лада вновь обратила взгляд в окно.
А там господствовала неукротимая стихия, устроившая настоящий разгул. Клубились снежные пушинки, завиваясь в спирали, стягиваясь в косы, соединяясь в завихрения снежных россыпей. Собирались снежинки — а потом бросались врассыпную.
Вот и на перилах соседского балкона закрутилась воронка. И почудилось девушке, будто в снежной круговерти наметились слабые контуры человеческого лица, по крайней мере, отдельных его черт. Вот проявились брови, линия носа, глазницы, очертания улыбающегося рта. Пляшут, вертятся снежные вихорьки — то соберутся в лицо, то снова рассыпаются.
Как завороженная смотрела она на это зрелище. Уже и слабый абрис человеческой фигуры, сидящей на перилах, привиделся. Вскинуло кипенное облако снежную бровь, и снежная улыбка съехала на бок. А в её голове прошелестело: «Я не х-хотел напугать…»
Докатилась! Уже и голоса мерещатся!
Но почему-то было совсем не страшно, а таинственно, и пахнуло … чем-то странно знакомым? В груди защекотало, и защипало глаза.
Ну, и пусть почудилось, ну, и пусть потом окажется, что сон! Зато в этом сне царапало где-то там, в глубине, немыслимой нежностью, и ноги дрожали от непонятного смятения, накатившего высокой волной. Поэтому Лада, сглотнув, молчала, крепко вцепившись в штору, и зачарованно смотрела на снежный танец.
«А ты з-забавная…»
— Почему? — хриплый голос прозвучал нелепо в темной комнате.
«Не з-знаю. Не такая, как все. И я з-знаю, как тебя з-зовут».
— Мне не нравятся, когда за мной следят, — нахмурилась она.
«С-следить? Нам это не интерес-сно…», — с тихим присвистом отозвалось в голове.
— Кому это «нам»? — спросила с неприятным осадком.
«Ну, нам… мне…»
Фигура то рассыпалась в снежную пудру, то воссоединялась вновь, поигрывая теперь снежком.
«Точно, крыша поехала», — подумала Лада, потирая виски, лоб и крепко зажмуривая глаза.
«Не-ет, крыш-ша на месте. Но и там скуш-шно», — заверил голос в голове.
Снежный собеседник склонил голову набок, словно изучая девушку и перестав подкидывать шарик. А может, все это игра ее разнузданного воображения? И чужой голос в голове — сплошной бред?
«Ты грустишь?»
— Я спать хочу.
«Так спи-и…»
— Не спится.
«Почему-у?»
— Не знаю.
«Ты боиш-шься?»
«Кого?» — почти выкрикнула она. Хорошо, что мысленно.
«Не бойс-ся…»
— Я и не боюсь.
«Боиш-шься. Закроешь глаза, и што-то прис-снится. А што долж-жно прис-сниться?» — допытывался голос.
— Кошмар, наверное, — уныло согласилась Лада. — Мне часто снятся кошмары.
«Я их прогоню, — уверенно заявил голос в голове. — Я с-смогу. Не вериш-шь?»
Призрачная снежная рука отшвырнула в сторону шарик, и эфемерный собеседник развернулся лицом к окошку. Девушка почувствовала волну азарта, выплеснувшуюся от снежной галлюцинации.
«Я поймаю твой с-сон, и он до тебя не доберется. Я умею. Иди с-спать и не бойс-ся».
— Ну-ну, — скептически отозвалась она, — а зачем тебе это все?
«Ш-што все?»
— Ну, это… Зачем ты мне помогаешь?
Снежная физиономия смутилась, не торопясь с ответом.
«Я бы хотел… Я думал….»
Поделиться книгой: