Помоги проекту - поделись книгой:
Проникнуть в глубь ядра кометы и узнать свойства материала не только на поверхности кометного ядра, но и в его недрах — такая задача была поставлена перед американской автоматической станцией Deep Impact («Сильный удар»), запущенной в самом начале 2005 года в сторону кометы Темпеля-1. Эта комета имеет удлиненное ядро размером 11х5х5 км (немного меньше, чем у кометы Галлея), совершающее один оборот вокруг своей оси за 42 часа. Приблизившись к цели, станция легла на параллельный с ней курс. Через некоторое время от нее отделился аппарат Impactor («Ударник»), состоявший в основном из крупных блоков меди. Пока аппарат подлетал к ядру кометы, с ним столкнулось несколько небольших частиц, немного изменивших траекторию «Ударника». Используя датчики, настроенные на поиск самого яркого объекта, аппарат восстановил нужное направление движения и продолжил путь к намеченной цели.
Спустя сутки, 4 июля 2005 года, Impactor на огромной скорости 10,3 км/с (37 000 км/ч) столкнулся с кометой. При этом из-за громадной температуры, возникшей при ударе, произошел тепловой взрыв, превративший аппарат размером с бытовую стиральную машинку, массой 370 кг в облако пыли и газа. Что касается кометы — вещество ее поверхностного слоя выбросило взрывом на большую высоту. При этом была вспышка света, очень удивившая исследователей, поскольку она оказалась более яркой, чем ожидалось. Выброшенный материал полностью рассеялся лишь спустя 12 часов. Обработка данных, полученных при наблюдении этого столкновения, показала, что вещество верхнего слоя кометы сильно отличается от того, которое там ожидали обнаружить. Считалось, что ее ядро представляет собой огромную глыбу льда с включениями каменных горных пород, возможно, в виде мелких обломков вроде щебня. На самом деле оказалось, что ядро кометы состоит из очень рыхлого материала, напоминающего даже не кучу камней, а громадный ком пыли, поры в котором составляют 80%.
Когда произошло столкновение зонда с ядром кометы, то выброшенное вещество взлетело узким высоким столбом. Такое возможно лишь при очень рыхлом и легком грунте. Будь ее вещество плотнее, разлет выбросов оказался бы ниже и шире, а если бы комета была каменной, то материал разлетался бы в виде низкой и широкой воронки. Результаты этого эффектного эксперимента в космосе привели к появлению новой модели строения ядра комет. В прошлом ядро считали загрязненным снежным шаром или заснеженным комком грунта, а теперь его рассматривают как весьма рыхлое тело, немного удлиненной формы (вроде картофелины), состоящее из порошка или пыли. Остается неясным, как в такой «пушистой» субстанции могут сохраняться кратеры, холмы и резкие уступы поверхности, которые отчетливо видны на снимках ядра кометы Темпеля-1, полученных как с самой станции Deep Impact, так и с отделившегося от нее ударного аппарата, который передал последние изображения совсем незадолго до столкновения. На этих подробных снимках видно, что поверхность не сглажена и не покрыта пылью — она имеет весьма отчетливые, резкие формы рельефа и выглядит примерно так же, как поверхность Луны, — с множеством кратеров и небольших холмов. Пытаясь соединить полученные данные в единую картину, исследователи вспомнили о небезызвестном Тунгусском метеорите.
В 1994 году комета Шумейкеров—Леви-9 подошла слишком близко к Юпитеру и была попросту разорвана его гравитационным полем на 23 фрагмента размером до 2 км. Эти обломки, вытянувшись в одну линию, наподобие нитки бус или железнодорожного состава, продолжали свой полет наперерез Юпитеру, пока не столкнулись с ним. Падение кометы Шумейкеров—Леви-9 на Юпитер стало наиболее необычным из когда-либо наблюдавшихся событий в Солнечной системе. Растянувшись на 1,1 млн. км (это втрое больше, чем от Земли до Луны), кометный «экспресс» стремительно двигался к своей конечной станции — Юпитеру. Целую неделю, с 16 по 22 июля 1994 года, длился своего рода пулеметный залп по планете. Одна за другой происходили гигантские вспышки, когда очередной обломок кометы входил в атмосферу Юпитера с гигантской скоростью 64 км/с (230 тыс. км/ч). В процессе падения нарушения в структуре радиационных поясов вокруг планеты достигли такой степени, что над Юпитером появилось очень интенсивное полярное сияние. Обширный пояс планеты от 40° до 50° южной широты оказался испещренным яркими округлыми образованиями — следами атмосферных вихрей над местами падения обломков. В мощной газовой оболочке Юпитера, состоящей на 90% из водорода, эти «воронки» продолжали вращаться еще продолжительное время, пока атмосфера постепенно не восстановила свою обычную циркуляцию в виде серии поясов, параллельных экватору, и планета приняла свой привычный «полосатый» облик.
Кометы — весьма зрелищные, но наименее изученные объекты Солнечной системы. Даже то, что они расположены далеко от Земли, стало известно сравнительно недавно. Древние греки, например, полагали, что эти небесные объекты — явления в земной атмосфере. Лишь в 1577 году датский астроном Тихо Браге доказал, что расстояние до комет больше, чем до Луны. Однако их все еще считали чужеродными странниками, которые случайно вторгаются в Солнечную систему, пролетают ее насквозь и навсегда «отходят в неизмеримую даль». До открытия Ньютоном закона всемирного тяготения не было объяснения тому, почему кометы появляются на земном небосводе и исчезают. Галлей показал, что они движутся по замкнутым вытянутым эллиптическим орбитам и неоднократно возвращаются к Солнцу. Их не так уж много — за века наблюдений зафиксировано лишь около тысячи. 172 являются короткопериодическими, то есть они пролетают вблизи Солнца не менее одного раза за 200 лет, но большинство из комет делают один пролет за время от 3 до 9 лет. Их путь по Солнечной системе обычно ограничивается орбитой самой дальней из планет — Плутона, то есть превышает расстояние от Земли до Солнца не более чем в 40 раз. Такие кометы наблюдались с Земли многократно. Большинство же комет движется по сильно вытянутым орбитам, уводящим их далеко за пределы Солнечной системы. Такие долгопериодические кометы наблюдают лишь один раз, после чего они исчезают из поля зрения землян на несколько тысяч лет. Названия кометы получают по фамилии первооткрывателя (комета Черных, комета Копфа), а если таковых двое или даже трое, то перечисляют всех (комета Хейла — Боппа, комета Чурюмова — Герасименко). Когда же один человек обнаружил несколько комет, то после фамилии добавляется номер (комета Вильда-1, комета Вильда-2).
В свое время научным сюрпризом стали результаты расчетов плотности Тунгусского метеорита, выполненные 30 лет назад, в 1975 году, специалистами в области аэродинамики и баллистики академиком Георгием Ивановичем Петровым, директором — основателем Института космических исследований, и доктором физико-математических наук Владимиром Петровичем Стуловым. Многие сочли полученную величину просто-напросто нереальной — ведь из расчетов этих математиков следовало, что над Сибирью в 1908 году взорвалось небесное тело, плотность которого была в 100 раз меньше, чем у воды, — она не превышала 10 мг/см
Когда в большинстве стран мира было уже 30 июня 1908 года, а в Российской империи, жившей по календарю «старого стиля», — еще только 17 июня, небо над просторами сибирской тайги прочертил огненный след, который наблюдали несколько сотен человек в разных городках и поселках к западу от Байкала. В районе реки Подкаменной Тунгуски было 7 часов 15 минут утра, когда сильнейший грохот разнесся над почти безлюдными местами. Горячий ветер обжег лица эвенков, пасших стадо оленей примерно в 30 км от места взрыва, сильнейшая ударная волна повалила на землю гигантские лиственницы, как будто это были травинки, по которым прошлась огромная коса. Даже в 70 км, в ближайшем к месту взрыва поселке Ванавара на берегу Подкаменной Тунгуски, тряслись дома и лопались оконные стекла. Впоследствии были записаны рассказы нескольких сотен очевидцев. Многие из них называли предшествовавшее взрыву явление «огненной метлой», летевшей по небу со стороны Байкала, то есть с востока на запад. Неоднократные экспедиции в район взрыва, проводившиеся начиная с 1927 года, не обнаружили следов метеоритного вещества, но выявили интересную картину поваленного леса. Оказалось, что вывернутые с корнем деревья располагались радиально от точки взрыва в виде двух овальных пятен, напоминающих крылья гигантской бабочки с размахом 80 км. Такая картина указывала на то, что взорвавшееся тело двигалось под углом к земной поверхности, а не падало на нее вертикально.
Случись это столкновение на 5—6 часов позднее, взрыв произошел бы над одной из северных столиц: Санкт-Петербургом, Хельсинки, Стокгольмом или Осло. Все они расположены примерно на той же географической широте, что и место падения метеорита в сибирской тайге, поэтому суточное вращение Земли могло привести к тому, что на пути небесного тела в тот день оказался бы один из этих городов. Взрыв, поваливший лес на участке 40х80 км, произойди он над городом, поразил бы и центр, и окраины, и окрестные места. В 1949 году было сделано заключение, что Тунгусский метеорит при своем взрыве полностью превратился в газ, поскольку не был метеоритом в классическом смысле, то есть каменным или железным, а представлял собой ядро небольшой кометы и состоял главным образом изо льда с примесью пыли. Изучение траектории полета этого космического тела показало, что оно двигалось по той же орбите, что и метеоритный поток Бета-Таурид, порожденный распадом кометы Энке. Вероятно, Тунгусский метеорит был небольшим обломком кометы Энке. Ведь известно, что многочисленные мелкие космические тела — метеориты и болиды — образуют так называемые метеорные рои, движущиеся по кометным орбитам и появляющиеся на небосводе Земли строго в определенное время года, когда наша планета пересекает их траекторию. Когда комету Энке открыли в 1786 году, она была довольно яркой, видимой невооруженным глазом. Но вскоре развалилась на части и к настоящему времени потеряла 85% первоначальной массы. Сейчас диаметр ее ядра — около двух километров. Она самая «юркая» и подходит к Солнцу каждые 3,3 года. Это вторая комета, для которой была обнаружена периодичность. Не исключено, что очередное приближение к Солнцу в 2007 году станет заключительным в ее истории, поскольку совсем уже небольшой запас льдов иссякнет, она перестанет испускать газовый хвост и превратится в небольшой астероид. Очевидно, что в 1908 году буквально на глазах у людей произошло столкновение с кометой, хотя и довольно маленькой, а жертв удалось избежать лишь потому, что по счастливой случайности небесный пришелец взорвался над безлюдным районом тайги.
Совершенно неожиданным «поставщиком комет» стал запущенный в 1995 году спутник SOHO, название которого означает «Солнечная и гелиосферная обсерватория». SOHO регулярно фотографирует околосолнечную область, где маленькие кометы становятся хорошо заметными. В августе 2005 года число комет, обнаруженных на снимках с SOHO, достигло 1 000. Большинство из них микроскопического размера и плохо различимы при обычных наблюдениях в телескоп с Земли. Первые кометы на снимках с SOHO были идентифицированы специалистами NASA и Европейского космического агентства (SOHO — их совместный проект). Но затем, после размещения на интернет-странице проекта SOHO, сотни снимков стали доступны широкой публике. В первый же день астроном-любитель из Австралии обнаружил на них сразу две кометы. Вслед за этим десятки людей, не выходя из дому, начали открывать кометы-крошки, отыскивая их на экране собственного компьютера. Все эти объекты представляют собой фрагменты трех наиболее ярких комет, наблюдавшихся в прошлом и позапрошлом веках, которые подошли слишком близко к Солнцу и развалились на части под действием его мощного гравитационного поля. Многим из этих «крошек» предстоит исчезнуть, испарившись при очередном близком пролете возле Солнца. Такие события уже наблюдались на фотографиях, полученных со спутника SOHO. Гибнут небольшие кометы не только от Солнца, но и от контакта с земной атмосферой. Когда искусственные спутники взяли Землю под постоянное наблюдение, выяснилось, что имеется целый класс неизвестных ранее космических объектов, постоянно контактирующих с нашей планетой. Небольшие ледяные кометы размером от 1 до 20—30 м при входе в верхние весьма разреженные слои атмосферы превращаются в крохотные облачка водяного пара, вытянутые узкими полосами наподобие следа от реактивного самолета.
Наиболее впечатляющим исследованием обещает стать миссия Европейского космического агентства к комете Чурюмова— Герасименко, которую открыли в 1969 году сотрудник Киевского университета Клим Иванович Чурюмов и аспирантка Светлана Ивановна Герасименко, проводя наблюдения на обсерватории Астрофизического института имени В. Фесенкова в горах близ Алма-Аты. Этот совершенно новый этап в изучении комет начался в 2004 году запуском автоматической станции Rosetta. Предполагается также получить сведения о двух астероидах, вблизи которых пройдет траектория полета. До сих пор космические станции находились около комет довольно короткое время. Полученные ими сведения можно сравнить с одним кадром из жизни этого космического объекта. Для создания подробной картины, своего рода кинофильма с кометой в главной роли, необходимо пробыть вблизи нее длительный промежуток времени. Планируется, что станция Rosetta впервые станет искусственным спутником кометы и будет около двух лет перемещаться вместе с ней, фиксируя сведения о том, как по мере приближения к Солнцу нагревается поверхность кометного ядра, выбрасывая вещество, из которого возникнет и вырастет газово-пылевой хвост.
Пожалуй, даже в самых смелых мечтах открыватели кометы не могли представить, что через 35 лет к «их» объекту будет направлена космическая станция. Тем не менее такое случилось, и в марте 2004 года профессор Киевского университета Чурюмов и научный сотрудник Института астрофизики Академии наук Таджикистана Герасименко оказались в Южной Америке на космодроме Куру (Французская Гвиана) в качестве почетных гостей при запуске станции Rosetta.
Целых 10 лет потребуется космическому аппарату, чтобы выйти в точку встречи с кометой. За это время его траектория несколько раз изменится под влиянием гравитационного воздействия Земли и Марса. Сначала в марте 2005 года Rosetta пройдет вблизи Земли, затем в феврале 2007-го — около Марса, в ноябре того же года и в ноябре 2009-го — еще дважды недалеко от Земли. После каждого такого сближения путь станции будет становиться иным, отклоняясь именно в том заранее рассчитанном направлении, которое должно привести ее к встрече с кометой в мае 2014 года. Станция подойдет к ней вдалеке от Солнца — в холодной области, где у кометы еще нет хвоста. Затем произойдет самое необычное событие во всем полете: от станции отделится небольшой посадочный модуль Philae и впервые совершит посадку на кометное ядро. Этот модуль назван по имени острова Филэ на Первом пороге Нила, где в 1815 году был обнаружен красный гранитный обелиск с надписью на двух языках — греческом и древнеегипетском, который, как и Розеттский камень, помог в расшифровке знаковой письменности. Процесс посадки на комету будет походить, скорее, на стыковку космических аппаратов, а не на приземление. Скорость посадочного модуля уменьшится до 0,7 м/с (2,5 км/ч), что меньше скорости пешехода, а по космическим меркам она совсем ничтожная. Ведь сила тяжести на кометном ядре, диаметр которого равен 5 км, совсем небольшая, и аппарат может просто отскочить от поверхности назад в космос, если будет двигаться слишком быстро. После соприкосновения с кометой посадочный модуль должен прикрепиться «сухопутным якорем», напоминающим гарпун. В дальнейшем «якорь» удержит его на комете, когда тот начнет бурение ее поверхности миниатюрной буровой установкой. Полученный образец вещества будет проанализирован мини-лабораторией, находящейся внутри Philae. Видеокамера, установленная снаружи, покажет ландшафт кометного ядра и то, что происходит на нем при выбросах газовых струй из недр. Внутреннее строение ядра будет «просвечено» с помощью радио– и звуковых волн. Столь подробная информация поступит впервые и даст объяснение тому, как устроено и из чего состоит кометное ядро. Можно ли считать это необычное образование древнейшим веществом, «законсервированным» материалом времен формирования Солнечной системы, как это сейчас предполагается, или же кометы представляют собой что-то иное, до чего не дошла не только наука, но даже фантазия.
Георгий Бурба, кандидат географических наук
Зоосфера: Рыбья участь капибары
Спокойная жизнь самых больших из ныне живущих на Земле грызунов — капибар заканчивается с наступлением засухи, когда на них открывают сезон охоты. Всадники-гаучо окружают мирно пасущихся животных таким образом, чтобы отрезать им путь к воде, в которой они могли бы укрыться от преследователей. Остается только накинуть лассо.
«Капиюва» на языке индейцев гуарани означает «хозяин травы». Так жители Южной Америки прозвали гигантского грызуна, обитающего по берегам рек и озер и питающегося исключительно травой и водными растениями. Правда, в качестве самого популярного международного имени этого вегетарианца прижился несколько искаженный вариант слова, а именно — «капибара». В Европе же его зовут более прозаично — водосвинкой за гротескную схожесть с ближайшей родственницей морской свинкой, да и научное название Hydrochoerus лишено пафоса и переводится с латыни как «водяная свинья», что, по мнению людей, имевших возможность наблюдать за животными, является крайне несправедливым. Так, например, известный натуралист Джералд Даррелл считает, что «вид у капибары весьма аристократический: ее плоская широкая голова и тупая почти квадратная морда имеют благодушно-покровительственное выражение, придающее ей сходство с задумчивым львом».
Длина тела капибары составляет 1,5 м, а вес взрослого животного может достигать 60, а по некоторым данным — и 70 кг. Водосвинка вдвое больше дикобраза и бобра и является самым крупным представителем отряда грызунов современной фауны, сумевшим уцелеть в эволюционной борьбе за кормовые ареалы с копытными. В процессе отвоевывания места под солнцем капибара даже обрела некую схожесть с крупными травоядными и в облике, и в повадках. Ее ноги, конечно, не так длинны и стройны, как у антилоп или лошадей, но и не похожи на короткие конечности грызунов. Она научилась стремительно бегать, резко прыгать и жить под открытым небом, не занимаясь рытьем нор. Ее дети рождаются не голыми и слепыми, как у сородичей, а в шерстке и зрячими, способными практически сразу следовать за семьей. Все это очень похоже на примитивных копытных. Однако на лапах у водосвинки все-таки не копыта, а перепонки, что позволяет ей жить на суше и в воде. Несмотря на внушительные размеры, она не только прекрасно плавает, но и отлично ныряет и может подолгу оставаться под водой. Эта особенность капибары как раз и позволила пережить вторжение настоящих копытных и оказаться вне конкуренции.
Такой образ жизни и по сей день имеет несомненные преимущества для выживания. Во-первых, водные растения обычно содержат очень мало механических тканей и легче усваиваются пищеварительной системой грызунов. Во-вторых, это дает возможность прятаться в зависимости от обстоятельств от наземных врагов в воде, и наоборот. Впрочем, у взрослых капибар врагов не так и много — только ягуар и человек, хотя на детенышей нередко нападают кайманы.
Однако у этих выгод есть и оборотная сторона: жесткая привязанность к воде сильно ограничивает территорию, пригодную для проживания. Но во многих районах Южной Америки, пожалуй, труднее найти сухой луг, чем переувлажненный. Область распространения капибар как раз и совпадает с «влажной» частью континента — от Панамы до северной Аргентины, исключая высокогорную часть Анд и их западные склоны.
Живут капибары стадами, которые состоят в среднем из 20 животных: взрослого самца и нескольких самок, при которых, естественно, состоят дети разных возрастов. В такой группе или возле нее могут жить и подчиненные самцы, не имеющие права претендовать на самок гарема. Впрочем, даже если кто-то из молодых самцов и допускает некорректное поведение, конфликты крайне редко заканчиваются драками. Жизнь самок полностью посвящена воспитанию потомства, причем не только своего: они охотно нянчатся со всеми детьми в группе.
Исключительно покладистый характер капибар отмечали все, кто держал их в неволе: даже взрослые животные очень доверчивы и легко приручаются, мирно уживаются с прочими домашними животными и даже обучаются командам, а наиболее способные — цирковым трюкам.
Тем не менее история взаимоотношений капибар с человеком далеко не идиллична. Еще в доколумбовы времена коренные жители континента охотились на водосвинок. Вкус мяса понравился и прибывшим в Америку конкистадорам. А после того как католическая церковь в XVI веке вдруг признала их «рыбой», разрешив своим чадам вкушать мясо этих животных в постные дни, охота на капибар приобрела невиданный размах. Кстати, практика подобных богословско-кулинарных уловок была уже хорошо отработана — в средневековой Европе в «рыбы» попали не только киты и тюлени, но и бобры, и даже выдры.
Настоящая же угроза нависла над капибарами, когда в странах, где они живут, стало интенсивно развиваться сельское хозяйство. Фермеры увидели в кротких грызунах вредителей посевов и конкурентов домашней скотине и объявили им беспощадную войну.
Однако во второй половине прошлого века скотоводы убедились, что вытеснение капибар совершенно бессмысленно. Обвинения в адрес грызунов были сплошным недоразумением, ведь их процветание основано как раз на том, что они сумели уйти от конкуренции с копытными. Их кормовые угодья — болота, топкие берега и мелководья. В других местах, у водоемов с твердым берегом дикие капибары действительно нередко пасутся вместе с домашним скотом, но поедают при этом опять-таки водные растения, мало интересуясь злаками и прочей коровьей едой. По этой же причине они не опасны и посевам сельскохозяйственных культур. Но к тому моменту, как животные были оправданы, в ряде районов численность водосвинок сократилась настолько, что там пришлось вводить полный запрет на их промысел. Однако согласно закону противоречий, как только табу на охоту обрело силу, в мире сильно увеличился спрос на «нетрадиционные» сорта мяса, в том числе и на мясо капибары. И в 80-е годы в Венесуэле появились первые капибаровые фермы. Идея не только себя оправдала — разведение капибар позволило превратить «бесполезные» болота в продуктивные пастбища, — но и оказалась чрезвычайно эффективной: капибара, став крупным травоядным, в значительной мере сохранила репродуктивные привычки грызунов. Самки рожают 2—4 (иногда и до 8) детенышей, физиология и климат позволяют им делать это до трех раз в год. Через 15—18 месяцев эти свинки уже сами способны к размножению, а до размера взрослых вырастают еще раньше. Из традиционных домашних животных такой плодовитостью и скоростью роста обладает только свинья, но ее не разводят на пастбищах. Сегодня фермы, специализирующиеся на выращивании капибар, очень рентабельны, ведь с каждого гектара угодий можно получить вчетверо больше мяса, чем при разведении крупного рогатого скота.
Правда, пасти капибар — дело хлопотное: там, где они кормятся, часто не может проехать ни джип, ни всадник-гаучо, да и электропастуха не поставишь — высокая влажность. Поэтому капибаровые фермы расположены в основном в районах с сильно выраженной сезонностью климата. Во время дождей животные обитают на больших пространствах, почти не встречаясь с людьми, и приносят там приплод. В сухой же сезон они собираются на берегах постоянных водоемов, давая возможность «пастухам» пересчитать поголовье и отделить нужную часть взрослого стада.
При таком полувольном содержании капибары, похоже, и не замечают, что их одомашнили.
Борис Жуков
Загадки истории: Декабрьская репетиция октября
Ровно сто лет тому назад Российская империя впервые в своей истории оказалась на пороге гражданской войны. Декабрьское вооруженное восстание в Москве стало самым драматичным эпизодом первой российской революции, до основания потрясшей страну. Современники и историки по-разному оценивали эти события: одни считали их преступным антиправительственным мятежом, другие — героическим подвигом московских рабочих. Попробуем же взглянуть на декабрьскую трагедию глазами ее участников и очевидцев и восстановить реальный ход событий.
Революция началась в Петербурге с трагических событий 9 января, когда власть, не сумевшая проявить ни такта, ни выдержки, довела дело до расстрела массовой манифестации столичных рабочих. На протяжении 1905 года противостояние правительству народных масс, радикальных революционных партий и более умеренной либеральной оппозиции все больше и больше накаляло обстановку в стране. Внезапно оказалось, что существующим порядком вещей недовольно подавляющее большинство жителей России, в том числе и те, кто вроде бы должен был его поддерживать, — значительная часть дворянства, многие государственные служащие и предприниматели, не говоря уже об интеллигенции.
Правительство металось от запоздалых уступок к попыткам продемонстрировать твердость. На усмирение революции силой не хватало ни воли, ни средств, поскольку значительная часть армии вела изнурительную и неудачную войну с Японией, а после ее окончания сама являла собой потенциальную угрозу для власти. Но и уступки мало кого удовлетворяли. Наоборот, они убеждали недовольных в том, что необходимо продолжение борьбы. Революция как бы «нащупывала» пределы сопротивляемости власти, а та, в свою очередь, «училась» иметь дело с революционной стихией.
Напряжение в стране достигло апогея осенью. В октябре 1905 года началась всеобщая политическая стачка, буквально парализовавшая жизнь крупных городов. Бастовали все — от служащих Государственного банка до булочников и водопроводчиков. В Петербурге забастовка едва не началась даже в одном из полицейских участков! В этом всеобщем протесте слились самые разные силы. Одни хотели демократической республики и всеобщего избирательного права, тогда как других устраивало ограничение самодержавия. Одних удовлетворили бы повышение заработной платы и 8-часовой рабочий день, а другие желали ни много ни мало как отмены частной собственности и установления всеобщего имущественного равенства. При этом совершенно очевидно, что ожидания и цели, скажем, рабочих и фрондирующих предпринимателей, мягко говоря, не всегда совпадали.
В этой обстановке многим, в том числе и части государственных деятелей, не говоря уже о либеральной оппозиции, казалось, что революцию можно остановить с помощью конституционной реформы, то есть создания представительного органа, который вместе с царем будет управлять государством. Как утверждал будущий председатель I Государственной думы, московский профессор С.А. Муромцев, «только конституция может умиротворить и успокоить, а потому надлежит ее требовать». Ставку на такое «умиротворение» сделали граф С.Ю. Витте и ближайший советник царя Д.Ф. Трепов, убедившие Николая II издать знаменитый Манифест 17 октября, провозглашавший политические свободы и создание законодательного народного представительства. Надежды, что манифест удовлетворит всех и откроет путь для примирения власти и общества, были так широко распространены, что, узнав о его подписании, один из руководителей политического сыска, П.И. Рачковский, даже заявил с улыбкой начальнику столичного Охранного отделения: «Вот ваше дело плохо. Вам теперь никакой работы не будет».
Но все они жестоко просчитались. Манифест не только не умиротворил страну, а привел к прямо противоположному результату. Эйфория от достигнутой победы буквальнFо окрылила революционеров и либералов. И те, и другие не собирались останавливаться на достигнутом. Революционные партии еще в начале 1905 года взяли курс на вооруженное восстание. Именно в то время появляется известная теория «перманентной революции», согласно которой российские события должны были положить начало установлению диктатуры пролетариата во всемирном масштабе. Характерны те советы, которые в октябре давал товарищам по партии лидер большевиков В.И. Ленин: вооружаться револьверами, ножами, тряпками с керосином для поджогов, самодельными бомбами и т. п., а в качестве «тренировки» перед восстанием — убивать шпионов, устраивать взрывы полицейских участков, нападения на банки для конфискации средств на нужды революции, избивать городовых.
По всей стране начинаются формирование, вооружение и обучение боевых дружин, которые должны были стать «ударной силой революции». В Петербурге огромный авторитет приобрел созданный в октябре Совет рабочих депутатов, формальным руководителем которого был адвокат Г.С. Хрусталев-Носарь, а реальным — социал-демократ Л.Д. Троцкий. По столице даже гуляла злая шутка: в России существуют два правительства — графа Витте и Носаря, причем неизвестно, кто кого арестует. По меткому замечанию одного из лидеров партии социалистов-революционеров (эсеров) В.М. Зензинова, ситуация к концу 1905 года складывалась так: «Революция и правительство — как два человека, нацелившихся уже один в другого из пистолета. Вопрос в том, кто первый нажмет собачку».
В конце ноября — начале декабря напряжение в обоих лагерях дошло до предела. Революционеры опубликовали так называемый Финансовый манифест — призыв к населению забирать вклады из сберегательных касс и требовать всех выплат золотом, что грозило государству полным банкротством. В ответ правительство после долгих колебаний решилось отдать приказ об аресте Совета рабочих депутатов в полном его составе, что и было сделано 3 декабря. После этого революционные партии, руководители которых находились тогда в Петербурге, призвали народ к всеобщей стачке протеста. При этом было ясно, что стачка будет лишь прологом вооруженного столкновения революционных сил с властью. Инициативу выступления взяла на себя Москва, менее истощенная предшествовавшими выступлениями, нежели Петербург.
Прошедшие в Москве 3—5 декабря фабрично-заводские собрания и конференции трех главных революционных партийных организаций — большевиков, меньшевиков и эсеров — продемонстрировали, что большая часть рабочих буквально рвется в бой. Как заявил партийным функционерам один из них, «если вы и дадите приказ воздержаться от вооруженного выступления, мы все равно выйдем; рабочий класс готов биться…» Многие лидеры революционеров предпочли бы отложить выступление до весны. Однако «настроение масс» заставляло их отбросить всякие сомнения в необходимости восстания. «Столкновение приближалось со стихийной силой, — вспоминал позже В.М. Зензинов. Так приближается гроза с громом, молнией, ливнем… Думаю, что в глубине души мы все были уверены в неизбежности поражения: что, в самом деле, кроме поражения, могли мы ждать при столкновении с войсками, вооруженными пулеметами и артиллерией? Что могли мы сделать со своими жалкими револьверами и даже динамитными бомбами? …Если бы даже удалось овладеть Москвой, на что, по правде сказать, никто из нас и не надеялся, исход столкновения ни в ком не мог вызвать сомнения, потому что Москва, конечно, была бы все равно раздавлена. Но бывают положения, когда люди идут в бой без надежды на победу — это был не вопрос стратегии или политического расчета, а вопрос чести…»
Конечно, Зензинов задним числом упрощал ситуацию: на поражение революционеры во все не настраивались. За неделю до начала восстания в одном из полков московского гарнизона произошли волнения, подавленные командованием с большим трудом. В войсках действовало множество агитаторов, и большинство частей (особенно саперных и пехотных) считались ненадежными. Собственно, как и в 1917 году, в 1905-м революция могла рассчитывать на победу только в одном случае: если армия перейдет на ее сторону. Поэтому, кстати, некоторые партийные лидеры и стремились отсрочить восстание до будущей весны, когда ожидалось возвращение воинских частей из Маньчжурии. Надежды, что солдаты откажутся стрелять в восставших, в Москве были очень сильны, особенно поначалу. Ожидалась и мощная поддержка страны, которая могла заставить власть капитулировать.
Реальные же силы самих революционеров действительно были не очень значительны и сплоченны. Точных данных о количестве «боевиков» в Москве в декабре 1905 года нет. По оценкам мемуаристов и историков, в восстании принимало участие до 8 тысяч вооруженных и полувооруженных дружинников, организованных в несколько крупных отрядов. Есть и гораздо более скромные оценки их численности, но проверке эти данные не поддаются. Так, например, действовали партийные дружины (большевистская, меньшевистская и эсеровская), студенческая, кавказская, железнодорожная, типографская, а также заводские (на предприятиях Гужона, Шмита, Цинделя, Трехгорной мануфактуре и др.) В Москву подтягивались также боевики из Подмосковья (Мытищ, Коломны, Люберец, Перова). Оружия не хватало, а степень обученности боевым действиям у большинства дружинников была минимальной. Характерно, что когда восставшие захватили артиллерийское орудие, им не удалось, несмотря на все старания, не только ни разу из него выстрелить, но даже обезвредить его, сняв замок.
У революционеров изначально не было ни единого руководства, ни авторитетного харизматического вождя, ни четкого плана действий. Члены ЦК большевиков Ленин или, например, Л.Б. Красин, а также такие лидеры эсеровской партии, как В.М. Чернов и Б.В. Савинков, в дни восстания в Москве не появились. Руководители же отдельных отрядов (например, З.Я. Литвин-Седой, А.В. Ухтомский и другие) действовали лишь в пределах небольших районов. Мы не знаем, что именно помешало авторитетным революционным лидерам приехать в декабре 1905 года в Москву — недостаток личного мужества, занятость более важными делами (хотя что может быть важнее решительной схватки с врагом?) или неверие в успех затеянного дела. А может быть, недостаток информации помешал им своевременно оценить серьезность происходящего во второй столице? К сожалению, документы и мемуары хранят на этот счет молчание. Известно лишь, что Ленин, который, в общем-то, тогда еще не был знаковой фигурой, с 12 по 17 декабря был занят на партийной конференции в Таммерфорсе (Финляндия). Большевики командировали в Москву только одного из второстепенных партийных функционеров И.А. Саммера, который не оказал на ход событий никакого влияния.
Стоит заметить, что среди будущих участников восстания были и фанатики, горевшие желанием отомстить за страдания народа и убежденные, что на силу нужно отвечать только силой, и просто «рисковые» молодые люди, жаждавшие открытой схватки с властью и верившие в свою счастливую звезду. Были и такие, кто поддался настроению минуты и шел на баррикады из чувства солидарности с товарищами или любимыми людьми. Были, наконец, среди повстанцев и просто дисциплинированные члены революционных партий, не привыкшие рефлексировать над приказами партийного центра. Московские власти также не располагали большими резервами. В их распоряжении были 15-тысячный гарнизон и около 2 тысяч полицейских, но лишь примерно десятая (!) часть войск считалась надежной. Как докладывал царю адмирал Ф.В. Дубасов, незадолго до того назначенный московским генерал-губернатором, в первые дни восстания он мог полагаться только на 1 350 штыков (главным образом кавалерию — драгун и казаков). Как сам Дубасов, так и московский градоначальник барон Г.П. Медем еще до начала восстания неоднократно обращались в Петербург к министру внутренних дел П.Н. Дурново и командующему округом великому князю Николаю Николаевичу с просьбой о присылке дополнительных подразделений, но неизменно получали отказ. Масштабы происходящего правительству поначалу не были ясны, а опыт октябрьской забастовки заставлял опасаться, что основные волнения произойдут именно в Петербурге. Неудивительно, что московская администрация оказалась в очень сложном положении. Впрочем, и революционеры, и власть имели лишь самое приблизительное представление о силах друг друга и поначалу действовали, скорее, «на ощупь», методом проб и ошибок.
Что же касается основной массы жителей города, то предшествовавшие месяцы революции и годы глухого недовольства правительственной политикой заставляли москвичей сочувственно относиться к тому, что оценивалось многими из них как массовый протест против угнетения и несправедливости. Не нужно забывать, что в 1905 году россияне еще очень плохо представляли себе, что такое гражданская война. Может быть, поэтому в стране не нашлось ни одной политической или социальной силы, которая попыталась бы остановить приближавшуюся бойню.
Непосредственное решение о начале всеобщей политической стачки принял на заседании 6 декабря Московский Совет рабочих депутатов по инициативе местных комитетов РСДРП и эсеров, подчеркнув при этом, что надо «стремиться перевести ее в вооруженное восстание».
С середины дня 7 декабря город с более чем миллионным населением начал на глазах менять свой привычный вид. Остановились крупнейшие предприятия, прекратилась подача электроэнергии, встали трамваи, один за другим закрывались магазины, с прилавков которых москвичи буквально сметали все продукты. На всякий случай запасались также водой, керосином, свечами. Перестало работать и большинство московских учреждений, прекратился выпуск газет, кроме «Известий Московского Совета» (в дальнейшем отсутствие газет способствовало массовому распространению разнообразных слухов и панических настроений). Закрылись театры и школы. Было почти полностью парализовано железнодорожное сообщение (функционировала только Николаевская дорога до СанктПетербурга, да и то лишь потому, что ее обслуживали солдаты). С 4 часов дня город погружался в темноту, поскольку Совет запретил фонарщикам зажигать фонари, многие из которых были к тому же разбиты. Оставлены действующими были только газовые и водопроводные сети из опасения, что они могут выйти из строя.
В первый день всеобщей забастовки атмосфера в городе была относительно спокойной: «ни запаха пороха, ни крови». Несмотря на обилие угрожающих внешних признаков, настроение москвичей было, скорее, бодрое и радостное. «Точно праздник. Везде массы народу, рабочие гуляют веселой толпой с красными флагами, — записала в дневнике графиня Е.Л. Камаровская. — Масса молодежи! То и дело слышно: «Товарищи, всеобщая забастовка!» Таким образом, точно поздравляют всех с самой большой радостью… Ворота закрыты, нижние окна — забиты, город точно вымер, а взгляните на улицу — она живет деятельно, оживленно». По словам приехавшего в этот день в Москву А.М. Горького, «в отношении войска в публике наблюдается некоторое юмористическое добродушие»: «Чего же вы — стрелять в нас хотите?» — спрашивают солдаты, усмехаясь. — «А вы?» — «Нам неохота». — «Ну и хорошо». — «А вы чего бунтуете?» — «Мы — смирно…»
Первое столкновение, пока без кровопролития, произошло вечером в саду «Аквариум» (возле нынешней Триумфальной площади). Полиция попыталась разогнать многотысячный митинг, разоружив присутствовавших на нем «боевиков». Однако действовала она очень нерешительно, и большинство дружинников сумели скрыться, перемахнув через невысокий забор. Несколько десятков арестованных на следующий день были отпущены. Однако в ту же ночь слухи о массовом расстреле митинговавших подвигли нескольких эсеровских боевиков на совершение первого теракта: пробравшись к зданию охранного отделения в Гнездниковском переулке, они метнули в его окна две бомбы. Один человек был убит, еще несколько ранены.
9 декабря события приняли уже по-настоящему драматический оборот. Первые кровавые столкновения восставших и правительственных сил произошли на Страстной (ныне — Пушкинская) площади. А вечером войска осадили и расстреляли из орудий училище Фидлера на Чистых прудах, где по обыкновению собирались революционеры. Засевшие там «боевики» поначалу просто не верили, что по ним будет открыт огонь, уповая на нерешительность солдат. Ночью и в течение следующего дня Москва покрылась сотнями баррикад. Вооруженное восстание началось. Многих интересует вопрос: кто первым начал стрелять? Совершенно очевидно, что к этому были готовы обе стороны, и вооруженный конфликт стал практически неизбежным. Вместе с тем факты говорят, что инициатива все же принадлежала правительственным силам, которые посреди дня обстреляли из пулемета и разогнали демонстрацию рабочих и оказавшихся поблизости от Страстной площади обывателей, что и подтолкнуло революционеров к началу активных действий. При этом возведение баррикад началось не по чьему-то приказу, а стихийно.
Из инструкции «Советы восставшим рабочим» Боевой организации при Московском комитете РСДРП. 11 декабря 1905 года:
1. Главное правило — не действуйте толпой. Действуйте небольшими отрядами человека в три-четыре, не больше. Пусть только этих отрядов будет возможно больше и пусть каждый из них выучится быстро нападать и быстро исчезать…
2. Кроме того, товарищи, не занимайте укрепленных мест. Войско их всегда сумеет взять или просто разрушить артиллерией. Пу сть нашими крепостями будут проходные дворы и все места, из которых легко стрелять и легко уйти…
7. Казаков не жалейте. На них много народной крови, они всегдашние враги рабочих…
8. На драгун и патрули делайте нападения и уничтожайте.
9. В борьбе с полицией поступайте так. Всех высших чинов до пристава включительно при всяком удобном случае убивайте. Околоточных обезоруживайте и арестовывайте, тех же, которые известны своей жестокостью и подлостью, тоже убивайте…
10. Дворникам запрещайте запирать ворота. Это очень важно. Следите за ними, и если кто не послушает, то в первый раз побейте, а во второй — убейте…
…Мы начнем с окраин, будем захватывать одну часть за другой. В захваченной части мы сейчас же установим свое, выборное управление, введем свои порядки, восьмичасовой рабочий день, подоходный налог и т. д. Мы докажем, что при нашем управлении общественная жизнь потечет правильнее, жизнь, свобода и права каждого будут ограждены более чем теперь…
«Строили баррикады с энтузиазмом, весело, — не без иронии вспоминал Зензинов. — Работали дружно и с восторгом — рабочие, господин в бобровой шубе, барышня, студент, гимназист, мальчик… На короткое время все чувствовали какую-то взаимную близость, чуть ли не братство — и потом все снова расходились по своим делам… Баррикады строил обыватель. Это было так весело! Разрушать и строить! Разрушать и строить! В постройке, казалось, было даже какое-то соревнование — как будто люди старались построить у своих домов баррикады, которые должны были быть лучше соседних». В ход шли заборы, рухлядь, фонарные и телеграфные столбы, домовые ворота, афишные тумбы. Все это опутывалось проволокой, обсыпалось снегом и заливалось водой, превращаясь в ледяной панцирь. Первая линия баррикад протянулась пунктиром по Бульварному кольцу от Покровских ворот до Арбата, вторая — по Садовым улицам от Сухаревой башни до Смоленской площади, третья — как бы соединяла Бутырскую, Тверскую и Дорогомиловскую заставы. Много их было также в Замоскворечье, в Лефортове и Хамовниках, на Арбате и Пресне, Пречистенке и Мясницкой, Лесной и Долгоруковской улицах.
Поначалу баррикады оставались без защитников, и значение их было, скорее, моральное. Вместе с тем они разрезали город на множество мелких участков и не давали возможности войскам маневрировать. В результате в Москве появилось немало своеобразных небольших «оазисов», где восставшие чувствовали себя полными хозяевами и куда в течение нескольких дней не смели показаться правительственные отряды, действовавшие поначалу довольно робко и как бы наобум. У наблюдателя могло сложиться впечатление, что власть в городе вот-вот окончательно перейдет в руки восставших. В их среде господствовали самые радостные настроения. По словам того же Зензинова, «в первые дни впечатление от неожиданного, сказочного успеха… было опьяняющее. Москва — сердце России, оплот реакции и самодержавия, царство черной сотни — покрыта баррикадами, и эти баррикады держатся против регулярных войск с артиллерией и пулеметами!»
Огромную роль в этом успехе сыграла тактика партизанских действий, которой придерживались революционеры. Перемещаясь мелкими группами, обстреливая солдат из окон и подворотен, дружинники не вступали с ними в открытый бой, а старались рассеяться после коротких и внезапных нападений. Разрушавшиеся баррикады постоянно возводились заново. В таких условиях правительственные силы находились в постоянном напряжении, необычайно выматывавшем их силы.
Настоящую охоту революционеры открыли на полицейских. Дошло до того, что возле городовых, дежуривших в центре Москвы, власти вынуждены были выставлять армейские караулы. Зачастую, не имея перед глазами противника и неся потери от непонятно откуда летевших пуль, войска открывали беспорядочную стрельбу из пулеметов и пушек во все стороны. «Боевики» при этом страдали гораздо меньше, чем простые московские обыватели, которых любопытство и всеобщее возбуждение толкали на улицы. «Картечь и шрапнель летели в густые массы, в толпы любопытных, пулеметы стреляли вдоль улиц и веером обстреливали сверху город, — писал Зензинов. — Интересно было поведение публики: несмотря на стрельбу и раненых, толпы народа весь день собираются на тротуарах, на углах и за углами улиц и везде, где было какое-либо подобие прикрытия.
…Все смотрели на происходящее как на какой-то народный праздник. Как будто по всем улицам города летал какой-то веселый, шаловливый, задорный дух бунта. Вот, между прочим, почему в эти и особенно в позднейшие дни пострадали на московских улицах главным образом совершенно случайные люди: выбегавшие на угол посмотреть кухарки и горничные и вообще любопытные. Можно было отметить странную особенность этих дней — даже тогда, когда кровь уже пролилась — это какое-то детское задорное веселье, разлитое в воздухе: казалось, население ведет с властями какую-то веселую кровавую игру…» Но постепенно настроение обывателей менялось: льющаяся кровь была устрашающе реальной, а противоборствующие стороны все больше втягивались в процесс взаимного истребления, что не могло не действовать на москвичей отрезвляюще.
В течение трех дней, 11—13 декабря, по всему городу продолжались ожесточенные столкновения. 12-го числа Дубасов сообщал в Петербург: «Положение становится очень серьезным, кольцо баррикад охватывает город все теснее, войск становится явно недостаточно». Московские власти пошли на жесткие меры. Был введен комендантский час (с 9 вечера и до 7 утра), отключены все частные телефонные линии. Войска получили приказ открывать огонь по группам более трех человек и по домам, из окон которых велась стрельба. Наконец, под угрозой конфискации домовладельцев обязали постоянно держать закрытыми все двери и ворота, ведущие на улицу. По словам московского губернатора В.Ф. Джунковского, эта мера «возымела действие»: «Домовладельцы уже без войск, собственными силами стали разбирать баррикады и ставить ворота на свои места, а три дня назад эти же домовладельцы, управляющие домами и другие из трусости и малодушия, быть может, помогали революционерам и тащили сами свои ворота на баррикады».
Перелом в ходе восстания стал особенно очевидным уже 14 декабря, когда власти зафиксировали отток народа из города: «В разных направлениях от застав можно было видеть целые толпы — это крестьяне, рабочие и извозчики разъезжались по деревням». А на следующий день правительственные силы получили долгожданное подкрепление: из Петербурга прибыл гвардейский Семеновский полк — одна из самых лояльных власти воинских частей. До гвардейцев было доведено распоряжение царя: «Действовать крайне энергично; огня не прекращать, пока не будут нанесены серьезные потери… пока все сопротивление и все сопротивляющиеся не будут сметены окончательно…» К 16-му числу, когда семеновцы и другие прибывшие подразделения вступили в дело, в руках восставших остались один из пролетарских районов города — Пресня, а также линия Московско-Казанской железной дороги до Голутвина.
Бои на Пресне, где правительственными силами руководил командир Семеновского полка Г.А. Мин, стали агонией Московского восстания. Взять район с ходу не удалось, и войска приступили к его систематической бомбардировке и штурму. Основными центрами сопротивления стали мебельная фабрика Шмита и Прохоровская мануфактура («Трехгорка»). Н.П. Шмит — 22-летний социал-демократ, студент Московского университета — сам был одним из активных участников восстания. Этот «нетипичный» фабрикант еще до его начала много делал для улучшения положения своих рабочих, оказывал финансовую поддержку революционерам и на собственные деньги организовал на своей фабрике боевую дружину. Арестованный Мином, он получил ультиматум: выдать членов фабричной дружины и указать место хранения оружия. Шмит ответил отказом. В итоге фабрика была расстреляна и сгорела, а ее хозяин оказался в тюрьме и позже погиб там при невыясненных обстоятельствах.
Иначе действовал Н.И. Прохоров, живший на территории мануфактуры и потому оказавшийся в роли своеобразного «заложника» восставших. Заботясь о своей жизни и имуществе, он постарался отвести удар от предприятия, являвшегося последним оплотом сопротивления. По настоянию Прохорова рабочие обратились к Мину с просьбой не обстреливать их казармы, где находились женщины и дети. Однако, воспользовавшись прекращением огня, дружинники лишь переместились на соседний сахарорафинадный завод, который войскам пришлось на следующий день брать штурмом. Позднее Прохоров активно участвовал в выявлении «злостных бунтовщиков», передав властям списки своих рабочих — членов дружины.
К вечеру 21 декабря «зачистка» Пресни была завершена. Еще днем раньше закончилась операция по подавлению сопротивления на станциях Казанской железной дороги. Руководивший ею полковник Н.К. Риман прославился крайней жестокостью. Буквально поняв приказ: «Арестованных не иметь и действовать беспощадно» — он расстрелял 63 человека, причем некоторых — собственноручно, хотя серьезного сопротивления уже не встретил.
По одному из подсчетов, декабрьские события унесли жизни 1 059 человек, в том числе 137 женщин и 86 детей. Потери войск были незначительны: 28 убитых и 78 раненых. 36 человек потеряла московская полиция.
Перед Рождеством на улицах города уже, как всегда, царила предпраздничная суета. Обыватели оправились от шока, в магазинах и на рынках творилось что-то невообразимое, а за вином выстраивались длиннейшие очереди…
После подавления московского восстания революция пошла на спад, хотя волнения продолжались еще около полутора лет. Представители основных политических сил в стране кардинально разошлись в оценке итогов и уроков декабрьских событий. Большевики во главе с Лениным считали восстание «естественным и неизбежным завершением массовых столкновений и битв, нараставших во всех концах страны» в течение 1905 года. А выводы, которые делал Ленин, анализируя ошибки и просчеты революционеров, касались не сожаления по поводу пролитой крови, а подготовки к «следующей борьбе». Либералы сочли восстание легкомысленным и заранее обреченным на провал. Что же касается правых, то они откровенно ликовали по поводу разгрома «смутьянов». Но, пожалуй, меньше всего уроков из произошедшего, как показали события последующих лет, извлекла российская власть.
Станислав Тютюкин, доктор исторических наук,
Игорь Христофоров, кандидат исторических наук
Редакция благодарит Т.П. Ильясову, ст. научного сотрудника Государственного Центрального музея современной истории России, за помощь в подготовке материала.
Хотя впоследствии лавры организаторов и руководителей московского восстания большевики стремились приписать исключительно себе, на самом деле в этих трагических событиях все леворадикальные партии сыграли примерно одинаковую роль. Ни ясных целей, ни соответствующей организации, ни более или менее продуманного плана действий ни одна из них не имела. Зато после результативного нажима на правительство методами всеобщей стачки в октябре 1905 года все были одинаково убеждены в необходимости «раскачивать лодку» и дальше — по нарастающей. Голоса тех немногих «профессиональных революционеров», кто пытался хотя бы отсрочить безрассудную «революционную импровизацию», назревавшую в Москве, тонули в хоре сторонников немедленного перехода к решительным действиям. К тому же партийные лидеры опасались, что в случае, если «рабочая партия ограничит свою активную роль только тем, что будет вырывать… политические уступки у самодержавия», плоды ожидаемой победы достанутся презренной «буржуазной демократии». Им же хотелось непременно возглавить революцию и всецело «овладеть политическим положением», как выразилась в декабре 1905 года эсеровская газета «Революционная Россия». Человеческая цена этого лидерства значения для «борцов за народное счастье» не имела. 3—5 декабря в Москве прошла череда партийных конференций, которая была увенчана резолюцией пленума Московского Совета рабочих депутатов об объявлении всеобщей политической забастовки. Это решение было принято вечером 6 декабря, а уже на следующий день в «Известиях» было опубликовано их совместное постановление о немедленном начале этой забастовки — с 12 часов дня того же 7 декабря. В нем подчеркивалась задача превращения стачки в вооруженное восстание, руководителем которого был объявлен Федеративный совет, или комитет. Однако в тот же день этот «боевой штаб» был арестован в полном составе, а новый появился только в ночь на 10 декабря, когда Москва уже стала стихийно покрываться баррикадами. Понимая свое бессилие, Федеративный совет нового изготовления перепоручил руководство восстанием районным Советам, несколько из них, в свою очередь, образовали собственные боевые организации. После этого восстание распалось на ряд очагов, никак не связанных между собой. В создании районных штабов городские партийные комитеты прямого участия не принимали, но направляли в них своих представителей — отнюдь не лидеров, а третьестепенных партийных функционеров. Те либо являлись в районы в качестве «командированных», либо входили в боевые штабы явочным порядком. Так, в Боевой комитет пресненского Совета МК РСДРП командировал З.Я. Литвина (Седого) и З.Н. Доссера (Лешего). Здесь их ближайшими соратниками стали представители «левой» эсеровской оппозиции, будущие максималисты — М.И. Соколов (Медведь) и Г.А. Ривкин (Ильин), явившиеся на Пресню по собственному почину. Соколов вместе с большевиком Литвиным выполнял руководящие функции и, по общему признанию, был «душой» Пресни; Ривкин, химик по образованию, наладил в лаборатории Прохоровской мануфактуры кустарное производство бомб и фугасов для боевиков, число которых достигало 400. Он же вместе с эсером В.Я. Зоммерфельдом (Мартыновым) организовал постройку баррикад. Под руководством комитетчиков дружины «прохоровцев» устраивали перестрелки с правительственными войсками с баррикад и из засад в домах и подворотнях, нападали на полицейских и отнимали у них оружие, «именем революции» расправлялись со «слугами правительства». «Отсталых» рабочих, не желавших участвовать во всем этом, принуждали угрозами и силой. Однако первые выстрелы в Москве прозвучали все же не на Пресне, а у сада «Аквариум». Вечером 8 декабря эсеровская боевая дружина обстреляла здесь отряд, присланный для разгона митинга, который она охраняла. Московские революционеры не ограничились призывами убивать городовых без разбора и громить полицейские участки. Вечером 15 декабря они привели в исполнение собственный приговор в отношении начальника московской сыскной полиции 37-летнего А.И. Войлошникова, хотя тот по роду службы не имел прямого касательства к преследованиям по политическим делам. Вот как описывала эту расправу консервативная газета «Новое время»: «Около 6 часов вечера у дома Скворцова в Волковом переулке на Пресне появилась группа вооруженных дружинников… в квартире Войлошникова раздался звонок с парадного хода. Прислуга не отворила… С лестницы стали кричать, угрожая выломать дверь и ворваться силою. Тогда Войлошников сам приказал открыть дверь. В квартиру ворвалось шесть человек, вооруженных револьверами… Пришедшие прочли приговор революционного комитета, согласно которому Войлошников должен был быть расстрелян… В квартире поднялся плач, дети бросились умолять революционеров о пощаде, но те были непреклонны. Они вывели Войлошникова в переулок, где тут же у дома приговор и был приведен в исполнение… Революционеры, оставив труп в переулке, скрылись. Тело покойного было подобрано родными». В те же декабрьские дни пресненские боевики «предали смерти через удушение» А.Н. Юшина, брандмейстера пожарной части при Прохоровской мануфактуре, чем-то им не угодившего; ими же были расстреляны околоточный надзиратель Пресненской части В.А. Сахаров, надзиратель Сущевской части Яковинский, десятки рядовых блюстителей уличного порядка.
Как выяснилось впоследствии, бессудной и бессмысленной казнью Войлошникова, не вызванной никакой, даже революционной, необходимостью, руководил знаменитый среди московских революционеров сорви-голова Володя — 24-летний В.В. Мазурин, будущий максималист-экспроприатор, в числе революционных титулов которого был и «истребитель городовых». Этого представителя известной московской купеческой фамилии и бывшего студента Московского университета близко знавшие современники (в их числе писатель Леонид Андреев) запомнили как «прирожденного бунтаря», человека «отчаянного мужества». Его головорезы (одного из них, безработного Е.Г. Зверева, в своем кругу так и называли «Зверем») отличились не только на Пресне, но и на Чистых прудах, и на линии Казанской железной дороги. После подавления Декабрьского восстания Мазурин бежал из Москвы, но скрывался недолго. В революционных кругах о нем снова заговорили в марте 1906 года, когда он организовал и возглавил невиданное по дерзости ограбление Московского купеческого общества взаимного кредита на Ильинке. «Экспроприированные» при этом 875 тысяч руб. пошли на организацию взрыва казенной дачи премьер-министра П.А. Столыпина на Аптекарском острове в Петербурге, произведенного максималистами 12 августа 1906 года. Вскоре Мазурин был арестован и 1 сентября повешен в Таганской тюрьме по приговору военно-полевого суда. В закономерности такого исхода не усомнились даже ближайшие соратники Володи.
7 декабря Москва забастовала. Несмотря на тревожную обстановку в городе, вход в Кремль оставался свободным и в здание судебных установлений по-прежнему мог войти каждый. Утром в субботу 10 декабря, в день выдачи жалованья, судейские чиновники, как обычно, собрались в своем кремлевском здании, живо обсуждая последние городские события, особенно состоявшийся днем раньше артиллерийский обстрел правительственными войсками училища И.И. Фидлера, в которой, как потом выяснилось, засело около 150 революционеров-боевиков. Неспокойно было и 10-го: накануне ночью в Москве продолжали строиться баррикады, началось массовое разоружение городовых, произошло несколько нападений на полицейские участки. Казалось, что высшая московская администрация теряет контроль над ситуацией в городе и власть постепенно переходит в руки революционеров. В Кремле уже знали, что в три часа ночи судебный следователь по особо важным делам К. Головня по «словесному предложению прокурора московской судебной палаты» приступил к следствию по делу о взрыве двух бомб, брошенных в эту ночь в здание Московского охранного отделения в Большом Гнездниковском переулке, в результате которого его первый этаж получил серьезные повреждения, а двое служащих были тяжело ранены. С Пресни и из Замоскворечья был отчетливо слышен грохот орудий правительственных войск, атаковавших баррикады, хлопки разрывов самодельных бомб их защитников, треск винтовочных выстрелов. В общем, нервы у всех судейских были напряжены до предела. В полдень в здании судебных установлений внезапно появилась группа представителей самозваного «стачечного комитета», которая начала обходить служебные помещения. Требование было выдвинуто одно — под угрозой физической расправы немедленно присоединиться к забастовке.
Поделиться книгой: