– Как быстро забывается добро, Фома. Я знаю, о чем ты думал, разгуливая между пальмами: «Не послать ли мне к дьяволу своего капитана?» Но я рад, что благоразумие у тебя взяло верх. Продолжай и дальше развивать эту спасительную для тебя мысль. Ну хорошо, мы еще поговорим об этом.
Он жадно припал к ореху, глаза его дико сверкнули, и орех просвистел у меня над ухом.
– Кормить гнильем! – наконец заревел он, вскакивая, в руке у него появился парабеллум.- Убью!
Черное отверстие ствола прыгало у меня перед глазами.
Он сунул пистолет за пояс.
– Давай второй, да прежде попробуй сам… Второй раз я тебе этого не прощу. Слышишь?
Я молча поднял второй орех, продолбил в нем дырку, налил немного сока на ладонь, попробовал, сок отдавал прогорклым маслом.
Меня охватило отчаяние. В эти минуты я готов был умереть, чтобы покончить с унизительной жизнью слуги. На корабле еще хоть было какое-то оправдание тому, что я выносил издевательства этого негодяя. Там я находился на службе, впереди была свобода и меня поддерживал дядюшка Ван Дейк, а здесь я становлюсь просто невольником. Я медленно протянул ему орех, чувствуя холодную решимость что-то предпринять, как-то ответить ему на новое оскорбление.
Внезапно меня пронзила сумасшедшая мысль: отнять у него пистолет. Я, не раздумывая больше, подошел к нему и, подавая орех левой рукой, правую быстро протянул к поясу, но получил такой удар в лицо, что едва не полетел в лагуну. Орех покатился по песку. Он поднял его и сказал совсем спокойно, с нотками печали в голосе:
– Видно, с каких-то пор все стали считать меня слюнтяем и рохлей. И знаешь почему? Потому, что я стал слишком мягок и доверчив. Допустить, чтобы корабль разбил о рифы предатель У Син! Я верил ему, верил тебе. Как я был рад, увидав моего юнгу, которого уже оплакивал. Он же хотел застрелить меня из моего же револьвера… Ну вот что, запомни! Покушение на капитана карается смертью. Пока я откладываю приговор. И от тебя зависит добиться смягчения наказания. Но помни: при второй сумасшедшей попытке я вынужден буду, как мне это ни тяжело…- Он положил руку на пистолет и, выразительно подмигнув, щелкнул пальцами.- Поэтому, чтобы не подвергаться риску, советую не подходить ко мне ближе чем на десять метров.
– Могу совсем не подходить.
– Нет, почему же. Когда прикажу. Не знаю почему, но мне трудно без твоего общества.
– Я это почувствовал сегодня ночью, когда вы сбросили меня за борт.
– Разве? Не может быть. Было так темно, и все эти негодяи чуть не перевернули шлюпку. Тебе не встречался У Син? Счастливец. Отделался легкой смертью. Капитан усмехнулся и, не спуская с меня холодных, белесых глаз, поднес орех ко рту.
К моему немалому удивлению, он выпил весь сок и даже похвалил:
– Приятная влага, принеси еще и подумай о более питательной пище для своего капитана. Проклятье, забыл в каюте зажигалку. Если бы нам добыть огонь. В процессе цивилизации мы утратили много полезных навыков. Хотя я слышал, в России еще до сих пор добывают огонь путем трения двух кусков дерева. Тебе не приходилось таким способом добывать огонь? Молчишь? Видимо, не приходилось, так придется. А пока отправляйся на поиски пищи, только учти, что сырыми я могу есть на этом проклятом острове только устрицы да еще содержимое орехов.
Я ушел на берег океана, сел на песок и погрузился в невеселые думы. Каким радостным было мое пробуждение на берегу, но вот прошло несколько часов, и все подернулось печальной пеленой.
«Он не может, не имеет права так с тобой обращаться,- говорил во мне возмущенный голос.- Ты должен высказать этому фашисту все, что о нем думаешь».
«Но у него пистолет»,- возразил другой голос, более благоразумный.
«Пусть! Лучше погибнуть, чем быть рабом».
«Зачем погибать! Надо победить. Воспользуйся своим положением. Ты ему нужен, сделай вид, что смирился со своей участью, дождись удобного случая и только тогда, действуя наверняка, сможешь захватить оружие».
Я стал упиваться своими мечтами. И уже видел поверженного, жалкого врага, просящего пощады. Я еще не знал, что сделаю с ним. По крайней мере мне казалось вполне справедливым унизить его так же, как он унижал меня. Тлетворное влияние этого человека сказалось и на мне. Жестокость и несправедливость заразительны.
«Он будет приносить мне устриц, лазать на пальмы за орехами, а жить станет вон в тех камнях, как павиан в зоопарке». Я захохотал, представив его оборванного, заросшего рыжими волосами, грязного, прыгающего на четвереньках среди камней.
За спиной хрустнул песок, я вскочил. Ласковый Питер подкрался ко мне под шум прибоя и стоял в трех шагах:
– Устал? – спросил он с фальшивым участием.- Не мудрено. Ночь была нелегкой.
– Не очень, я уже хорошо отдохнул,- ответил я, вскакивая.
– Вижу. Тебе даже смешно. Это хорошо. Не будем падать духом, мой мальчик.
– Не будем, герр капитан.
– Похвально… похвально. Постой. Все-таки в чем причина твоего веселья?
– Я смеялся над собственной глупостью.
– Нет, нет, постой. Устрицы подождут. В чем же ты находишь ее… свою глупость, в данное время?
– Я хотел отнять у вас пистолет.
– Да, это покушение с негодными средствами, и если ты так думаешь, то здесь нет глупости, а только благоразумие. Ты радуешь меня, Фома. Все же представ, что твой план удался, что бы ты сделал со мной? А?
– У меня не было никакого плана. Просто мне стало обидно, и я подумал, Что, если бы «вальтер» был у меня, вы бы не так грубо обращались со мной.
– Так, так. Возможно, у тебя и не хватило бы духу продырявить меня, но могли случиться непредвиденные обстоятельства, и дырки появились бы в твоем черепе. Ха-ха-ха! – Он захохотал так добродушно, что невольно улыбнулся и я.- Хватит веселиться, надо подумать и о хлебе насущном, в данном случае – об устрицах. За дело, Фома!
Я брел по колено в воде. Жизнь кишела у меня под ногами. Мелкие крабы сновали по дну, мальки хватали за икры, все камни были густо покрыты водорослями и раковинами разных видов и окраски. Здесь были двустворчатые и спиралевидные моллюски, морские звезды, но устриц не попадалось. Я медленно двигался, стараясь не наступить на морского ежа.
Ласковый Питер шагал по берегу, наблюдая за, мной и что-то недовольно ворча себе под нос. Наконец он остановился и, повелительно махнув рукой, спросил:
– Долго мы так будем бродить? Неужели в этом аквариуме не найдется дюжины приличных устриц?
Я ответил, что пока не встретил ни одной.
– Ты или лжешь, как всегда, или задумал уморить меня голодом, или понятия не имеешь об устрицах.
Держась своего плана, я как можно хладнокровней описал ему внешний вид и вкусовые качества этого моллюска и в заключение предложил перенести поиски в лагуну.
– Хорошая мысль. Но не уходить же нам отсюда с пустыми руками. Давай, что там есть.
Я стал бросать ему мидий, гроздья морских желудей, улиток. Улитки ему понравились. Разбив хрупкие раковины, он проглотил несколько жирных слизняков и сказал:
– Вполне съедобное блюдо, хотя улиткам далеко тдо устриц. Идем к лагуне и не забывай про дистанцию. Закон остается в силе. Первый закон белого человека на этом паршивом острове. И надо сказать, что он принес свои первые благотворные результаты.- Он подмигнул и осклабился.- Законы определяют права и обязанности членов общества. С виду ты как будто понял свои обязанности – служить мне, и только мне. Что же касается твоих прав, то… Я еще подумаю над этой проблемой. Ты почему не смотришь мне в глаза? Все еще не выкинул из головы бредовую мысль укокошить меня?
– Мне это еще не приходило в голову.
– Не может быть. Хотя это вполне логично. Несмотря на всю мягкость, с которой я относился к тебе, ты должен был сделать попытку, жалкую притом, разделаться со мной. Ничего не поделаешь, такова природа человека, даже такого неполноценного, как ты. Ну что стал! Брось камень. И запомни, тебе не разрешается брать в руки тяжелые предметы – ни камни, ни палки, конечно, без моего разрешения. Ну что стал! Марш!
Я побрел, как невольник. Он шел за спиной и бубнил, явно стараясь запугать меня, лишить силы к сопротивлению. Все это стало для меня ясным много позднее, но тогда, чувствуя дуло пистолета, направленное мне в спину, я пережил скверные минуты.
– Запомни раз и навсегда,- говорил он тихим, зловещим голосом,- тебе никогда не одолеть меня. Даже не будь у меня оружия. Я убью тебя ударом кулака. Задушу.
Несколько шагов он прошел молча, затем, вздохнув, продолжал:
– Не знаю, что удерживает меня всадить тебе пулю в затылок и раз и навсегда избавиться от тревог и волнений. Может быть, ты ответишь мне на этот загадочный вопрос?
– Вам невыгодно меня убивать.
– Почему?
– Тогда вы останетесь без устриц и будете есть гнилые орехи.
Он захохотал и сказал:
– Проклятый щенок, ты близок к истине. Но помни, что твоя жизнь в хрупком сосуде и ты держишь его в руках, смотри не споткнись.
Предупредив меня, Ласковый Питер сам грузно шлепнулся о землю. Я стоял и, забыв об опасности, смеялся, глядя, как он силится освободить ногу от цепкого корня кустарника. Был миг, когда он в ярости рвал корень и рукоятка пистолета была обращена в мою сторону. Несколько секунд решительности, и все бы изменилось. Мне тогда не надо было бы вскорости рисковать жизнью, но смех расслабил мою волю, уж больно комичен он был в своей нелепой ярости : рыжий, грязный, трясущимися руками рвавший корень, когда можно было просто вытащить из-под него ногу.
Вскочив, он набросился на меня и ругал до самой лагуны.
Сколько мы ни бродили по берегу лагуны, нам не удалось обнаружить устриц. Дул ветер, поверхность воды сморщилась, и только временами удавалось разглядеть дно.
– Проклятые моллюски, они уморят меня с голоду,- ворчал капитан. Внезапно он остановился, поднял раковину. Внутренняя ее часть была покрыта розовым перламутром.- Жемчужница! В этой луже есть жемчуг. Как ты смотришь на то, чтобы заняться ловлей жемчуга? В этих местах попадаются экземпляры стоимостью в несколько десятков тысяч долларов. Ты не против заработать одну-другую тысчонку? Деньги тебе нужны. Имея тысячу долларов или фунтов, ты можешь начать своё дело в Австралии, Южной Америке или здесь в Океании! Откроешь торговлю каким-нибудь барахлом для туземцев или лучше всего бар. Пиво здесь пьют все. Эх, выпить бы сейчас бутылочку из холодильника. Проклятый У Син! Негодяй, все отправил на дно.- Капитан побагровел, воспоминания о штурмане всегда приводили его в ярость.- Ну, раздевайся – и за дело. Сезон добычи жемчуга уже начался; ни сегодня-завтра сюда могут нагрянуть банды промышленников, и они все выудят у нас из-под носа. Выбирай раковины побольше, ну, с богом, мой мальчик, ты получишь приличную долю из доходов нашего предприятия.- Он оживился, глазки его засверкали. И странное дело, его азарт передался и мне. Конечно, я не думал о наживе, мне просто, захотелось достать раковину с жемчужиной, по крайней мере, величиной с крупную горошину. Я стоял и смотрел в глубину, представляя, как я орудую там, на дне. Я еще думал, что добыча жемчуга притупит его осторожность, и тогда…
Мое раздумье капитан расценил по-своему:
– Я не думал, что ты так труслив. Боишься нырнуть на какие-то пять-шесть метров?
Глубина была гораздо больше, я это видел, нырять я умел и любил плавать в глубине с открытыми глазами. И все же первая попытка не удалась, наверное, я сильно волновался и, едва коснувшись дна, задыхаясь, стал подниматься на поверхность.
– Неплохо для первого раза,- оказал капитан, изобразив на лице улыбку,- совсем неплохо, мой мальчик. Отдохни пару минут, затем несколько раз поглубже вдохни и вот возьми камень, с ним ты без труда достигнешь дна, так поступают все ловцы жемчуга. Не надо тратить лишних усилий. Затем камень оставишь там, а взамен оторвешь пять-шесть раковин. Все довольно просто. Здесь дети ныряют на большую глубину. Пора!
Он подал мне ноздреватую глыбу известняка.
С грузом я довольно быстро достиг дна и, ухватившись за пук водорослей, стал искать жемчужницу. Глаза разъедала соленая вода, грудь давило. В считанные секунды, которые я провел на дне, мне запомнился рак-отшельник, полосатые рыбы, огромный красно-бурый еж. Воздуха не хватало, я уже чуть не выпустил из рук водоросли, как прямо перед главами увидел полураскрытую раковину. Ухватившись за нее обеими руками, я еле отодрал ее и, отчаянно гребя одной рукой, и помогая ногами, понесся вверх. Вынырнув недалеко от берега, я стал жадно глотать воздух. Голова у меня слегка кружилась, в глазах плыли разноцветные круги, в ушах покалывало, лежа на спине, я с каждым вдохом восстанавливал силы, крепко держа раковину в правой руке.
Ласковый Питер исходил от нетерпения.
– Плыви к берегу, нашел время валять дурака! Давай сюда жемчужницу! Ты выронишь ее! – кричал он, стоя у самой кромки берега.
Как только я подплыл, он вырвал у меня раковину и, рассматривая ее со всех сторон, говорил;
– Чем мы ее, проклятую, теперь раскроем? Ждать, пока моллюск сдохнет? Вот бы нож Послушай, у тебя ведь был нож? Где он? Ну, живо!
Я чуть было не припустился за ножом, да вовремя одумался и протянул ему медный гвоздь. С проклятьями, поранив руку, он стал вскрывать раковину, я, не отходя от него, наблюдал за его работой и снова упустил случай завладеть пистолетом, хотя он у него чуть не вываливался из-за пояса.
Раковина хрустнула под его короткими, сильными пальцами, поросшими рыжими волосами, Мы наклонились над ней, касаясь лбами. На розоватой пульсирующей подушечке лежала жемчужина больше самой большой горошины, какую мне приходилось видеть. Она была совершенно круглая и вся светилась нежными красками неба и моря.
Мы долго так стояли, забыв обо всем на свете, кроме этого маленького чуда. Меня распирала гордость, что именно я, а не кто другой, достал со дна моря такую красоту. Капитан взял себя в руки первым. Он схватился за пистолет и медленно отошел, поглядывая на меня с недоброй улыбкой. Когда я сделал попытку приблизиться к нему и еще раз взглянуть на свою жемчужину, он предостерегающе поднял руку:
– Остановись! Нам все-таки лучше держаться на некотором расстоянии. Для твоей же пользы. Жемчуг никогда не был источником хороших отношений, между мужчинами, конечно. Боюсь, что ты полагаешь, что добыл настоящее сокровище. Шарик не совсем правильной формы, тускловат. Будем надеяться, что там ждет нас кое-что получше.
Он сел на землю и, косясь на меня, стал точить кончик гвоздя о камень, затем с величайшей осторожностью надрезал мясо вокруг жемчужины, отделил ее от раковины и стал разглядывать ее со всех сторон, плохо скрывая свое восхищение. Налюбовавшись, вытащил из кармана носовой платок и стал трясти его, говоря:
– Жемчуг требует тонкого обращения, одна царапина, и цена упадет. Ну, кажется, хранилище чисто.
Он положил ее в центр платка, скатал его трубочкой и завязал узлом.
– Теперь она в надежном хранилище. Что ты так на меня уставился? Твоя доля тоже пока здесь, продадим и получишь; к сожалению, я не могу выдать тебе расписки, но мое слово – надежная гарантия. Не так ли?
Я спросил, сколько стоит жемчужина.
– Какой-нибудь пустяк. Но это не твоя забота. Ты получишь свои деньги в любой валюте. Вот за эту безделицу я заплачу тебе пятьсот марок.
– Марки здесь не имеют цены,- сказал я.
– Ну тогда получишь франками, долларами, фунтами стерлингов по курсу. Скажем, двадцать долларов! Неплохая цена за работу в течение минуты.
Мне стало смешно, что мы торгуемся о цене, не зная, удастся ли нам выбраться отсюда. Возможно, остров забыт и на нем никогда не бывают местные жители, о приходе корабля нечего было и говорить: вряд ли кто рискнет пройти между рифами, да и зачем?
– Ты что скалишь зубы? Тебе мало?
Я помотал головой.
– Вот и отлично. Сто жемчужин – и полторы тысячи долларов в кармане. Ну, мой мальчик, за дело! Несколько раз вдохни поглубже – дольше пробудешь под водой и больше соберешь раковин.
Капитан оказался прав – мне удалось взять три раковины, одну я выронил из рук, а две благополучно передал в жадные руки капитана. Жемчужин в них не оказалось.
– Не стоит отчаиваться,- сказал капитан, кисло улыбаясь,- завтра ты сплетешь себе сетку из отрывков такелажа, она необходима, кроме того, тебе надо будет сделать что-то вроде ножа. Там плавают обломки моей шлюпки, мы найдем скобу, наточим ее и тебе будет легче отрывать раковины от камней, А пока попытаем счастья с голыми руками.
Нырнув в третий раз, я выпустил из рук груз, не добравшись до дна, так как заметил акулу – она проплыла совсем близко от меня.
– Акулы – постоянные спутники ловцов жемчуга, мой мальчик,- сказал капитан.- Стоит ли их бояться! Ты же храбрый мальчик. Ну, еще всего один раз. Сегодня счастливый день, и давай используем его на все сто процентов.
Я наотрез отказался. Появилось еще несколько акул, они совсем близко проплыли возле берега.
– И все-таки тебе придется достать ещё пару раковин. Запомни, Фома: кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
– Вот вы и ныряйте.
– Что ты сказал? Немедленно в воду! – Он еще попробовал уговорить меня, изменив повелительней тон на приторно-ласковый: -Ну, смелее, мой мальчик. Мне тоже приходится рисковать, и не малым. Потеряв тебя, я быть может, лишаюсь миллионов. Признаюсь тебе, что не умею нырять даже на такую пустяковую глубину, а самые ценные раковины находятся на глубине пятнадцати – двадцати метров. Ну, смелей!
Я стал одеваться.
Ласковый Питер побагровел.
– В лагуну, или!
Я оделся и стоял, не двигаясь, глядя в его белесые змеиные глаза, и во мне что-то твердело, исчезли страх и осторожность, вдребезги разлетелся мой план захвата пистолета путем лжи и угодничества. Ну хорошо,- сказал он примирительно, мы сегодня устали. Оба провели ужасную ночь. Давай отдохнем немного. Акулы уйдут к вечеру. Пока же раздобудь еды. В горле пересохло. Пару орехов. Вон с того дерева.- Он подбросил на руке парабеллум.
Наверное, в тот миг я хотел умереть, петому что сказал:
– Я тоже устал и не полезу за орехами.
– Нет, полезешь!