– Да ну?! – изумился Юрий. – Неужели прямо туда?

– Туда, туда...

– И что?..

– Ну, как ты думаешь? Надеть-то они его надели, а вот снять... К утру отчаялись, вызвали «скорую»... И смех и грех! Невеста в слезах, жених весь трясется – прощается в мыслях со своей мужской гордостью... И смеяться нельзя, и, главное, чем мы ему поможем? Пришлось звонить в ЖЭК, чтобы прислали слесаря с инструментом...

– Все, – сказал Юрий, – решено. Как только вернемся, сразу же иду устраиваться водителем «скорой помощи». Вокруг жизнь бьет ключом, а я от скуки помираю... Непорядок!

Ника промолчала, и, повернув голову, Юрий увидел на ее лице выражение мрачной задумчивости.

– Ах да! – спохватился он. – Я забыл, я же подрядился к тебе в телохранители... Значит, трудоустройство временно отменяется.

– Можешь не беспокоиться, – сказала Ника с улыбкой. Вид у нее был такой, словно слова Филатова пробудили ее от тяжелого сна. – Думаю, ты прав, телохранитель мне не понадобится. Саша действительно очень быстро вспыхивает и так же быстро гаснет. Вот именно, как петарда... Возможно, он уже жалеет, что поддался импульсу и отправил мне этот свой рассказ.

– Вот бы почитать, – забросил удочку Юрий. – Сто лет не читал детективов, особенно свеженьких, с пылу, с жару...

– Нет, – отрезала Ника. Это прозвучало сухо и коротко, как щелчок хлыста. – Даже не мечтай. Как только вернемся, я съезжу домой и уничтожу распечатку. Не хочу, чтобы она находилась в моей квартире. Сожгу в ванне... Нет, жечь нельзя, у меня соседи нервные – сразу пожарных вызовут...

– Да, – сказал Юрий, – это проблема.

– Ничего, с этой проблемой я как-нибудь справлюсь. В конце концов, порву в клочья и спущу в мусоропровод.

Юрий промолчал, подумав про себя, что пресловутый рассказ длинноволосого литератора Саши, похоже, напугал Нику гораздо сильнее, чем она говорила. Иначе откуда такое нежелание показывать его Юрию? Видно, было в этом рассказе что-то, что, по мнению Ники, могло заставить Филатова нарушить данное ей слово, разыскать господина литератора и хорошенько отполировать ему мослы...

«Поживем – увидим», – решил Юрий, ведя машину на восток и краем уха вслушиваясь в веселое щебетание Ники.

Они ехали не спеша, с частыми остановками, и к вечеру преодолели каких-нибудь двести километров. На ночлег остановились в райцентре, название которого Юрий забыл сразу же, как только придорожный щит с этим названием остался позади. Гостиницу они отыскали не без труда – городок явно строился без генерального плана, как попало, и Юрий довольно долго утюжил ухабистые немощеные улочки, прежде чем какой-то абориген верхом на облезлом, скрипучем велосипеде указал ему дорогу к центру города.

Гостиница располагалась на центральной и, видимо, единственной площади городка. Помимо гостиницы, здесь имелись двухэтажное вместилище местной власти под вылинявшим трехцветным флагом, универмаг, ресторан и притаившееся за углом отделение милиции. В крошечном скверике посреди площади нелепо торчал крошащийся бетонный постамент, на котором когда-то, по всей видимости, возвышался памятник вождю мирового пролетариата. На утыканной серо-желтыми стеблями прошлогодних сорняков клумбе в тени постамента отдыхала большая компания разномастных дворняг. Напротив универмага возвышался еще один постамент, на котором, задрав к закатному небу толстый хобот орудийного ствола, стояла самоходная установка времен Второй мировой, свежевыкрашенная – надо полагать, в преддверии праздника – ядовито-зеленой краской, с обведенными белым катками, с красной звездой, белым бортовым номером и красной же деревянной заглушкой в стволе. Этот ствол, на глаз примерно стодвадцатимиллиметрового калибра, с бессмысленной угрозой смотрел в окна второго этажа гостиницы. У подножия монумента, прямо под мощными гусеницами, кучковалась компания обшарпанных личностей с подозрительно красными физиономиями, делавшая вид, что не замечает стоящего поодаль милицейского «уазика». Из приоткрытого окошка «лунохода» ленивыми космами выплывал табачный дым; на крыше гостиницы рядком сидели голуби.

Юрий загнал джип на стоянку перед гостиницей, помог Нике спуститься на мостовую и тщательно запер дверцы машины под заинтересованными и явно небескорыстными взглядами скучавших возле самоходки аборигенов. Держа в левой руке две сумки – свою и Ники, – он потянул на себя тяжелую дубовую дверь гостиницы и пропустил Нику в сумеречный вестибюль с потрескавшимся лепным потолком, грубо разрисованными «под мрамор» стенами и выгоревшими репродукциями Левитана в облезлых золоченых рамах. Обернувшись, он увидел, что Ника все еще стоит на пороге и, хмуря тонкие брови, с каким-то странным выражением – не то удивления, не то испуга – смотрит на машину, стоящую рядом с их джипом. Филатов выглянул наружу и тоже посмотрел на машину. Машина была как машина – изрядно потрепанная «Субару» темно-синего цвета, запыленная и забрызганная грязью до такой степени, что было невозможно разобрать номер. Почувствовав рядом с собой Юрия, Ника едва заметно вздрогнула и, повернув к нему бледное – очевидно, от усталости – лицо, виновато улыбнулась.

– Что-то не так? – спросил Юрий.

– Да нет, – ответила она, украдкой бросив еще один быстрый взгляд на «Субару», – все в порядке. Так, показалось...

– Что?

– Да я сама не знаю что... Говорю же, показалось...

За стойкой сидела пожилая и, вопреки ожиданиям, приветливая дежурная в очках. Увидев Юрия и Нику, она с готовностью отложила в сторону книгу, которую до этого читала, – судя по обложке, любовный роман, – поправила на переносице очки в старомодной золотой оправе и выжидательно улыбнулась. Юрий тоже улыбнулся, поздоровался и осведомился, имеются ли в наличии свободные номера.

Оказалось, что свободных номеров в гостинице сколько угодно.

– Превосходно, – сказал Юрий, опуская на пол сумки. – Тогда, если не возражаете, мы у вас переночуем.

– Добро пожаловать, – с улыбкой сказала дежурная. Было в ней что-то от пожилой учительницы начальных классов. – Ваши паспорта, пожалуйста.

– Пожалуйста, – сказал Юрий, вынимая из кармана и кладя на стойку свой паспорт.

Он оглянулся на Нику и понял, что что-то не так. Ника выглядела обескураженной.

– Ой, – тихонько сказала она, – а у меня паспорта нет...

Юрий почесал в затылке. Честно говоря, ему и в голову не пришло поинтересоваться, есть ли у Ники при себе паспорт. Она жила у него уже три дня, при ней была сумка с самым необходимым, но, очевидно, паспорт не входил в перечень вещей, без которых Ника не могла обойтись.

– Дома оставила? – зачем-то спросил Юрий, хотя ответ был очевиден.

– Ага, – потерянно ответила она. – Дома, на книжной полке. Совсем забыла, что он может понадобиться...

Юрий покосился на дежурную и понял, что дело дрянь. Дежурная сидела за стойкой очень прямо, будто аршин проглотила, и смотрела в свою книгу, делая вид, что все это ее ни капельки не интересует. Она не читала – глаза за стеклами очков оставались неподвижными, – и в лице ее не осталось и следа былой приветливости. Судя по всему, эта дама работала здесь с незапамятных времен, хорошо помнила советские порядки и считала, что менять их незачем.

– Какая же я дура, – тихонько, но с большим чувством произнесла Ника. – Опять я все испортила...

– Глупости, – сказал Юрий. – Обыкновенное недоразумение. Было бы из-за чего расстраиваться. Сейчас мы все уладим. Правда? – обернулся он к дежурной.

Та поджала густо подведенные губы и сделала неопределенное волнообразное движение плечами, не отрывая взгляда от книги. Юрий незаметно махнул Нике рукой, чтобы подождала где-нибудь в сторонке, и облокотился на барьер. Барьер недовольно скрипнул, дежурная бросила на Юрия быстрый взгляд поверх очков, и он поспешно убрал локти.

– Послушайте, – просительно сказал он, – ведь вы же видите, что налицо явное недоразумение. Ну забыл человек паспорт, с кем не бывает? Не прогоните же вы нас на ночь глядя из-за такого пустяка!

Дежурная с огромной неохотой отложила книгу.

– Это вам пустяк, – непримиримо заявила она. – А у меня инструкция, которую, между прочим, никто не отменял. Я из-за вас работу терять не намерена.

– Да полно, – сказал Юрий, – кто тут говорит о потере работы? Мы ведь только переночуем, а завтра утречком нас и след простынет...

– Завтра утречком, – передразнила его дежурная, – здесь будет сидеть моя сменщица. Знаете, сколько человек претендует на мое место? Если меня выгонят, работы в нашем городе я уже не найду – возраст не тот. Поэтому без паспорта я никого не заселю. С паспортом – пожалуйста, а без паспорта – извините, не имею права.

Юрий поскреб ногтями щеку. Его, как всегда, сбивало с толку то обстоятельство, что дежурная выглядела и говорила как вполне нормальный, вменяемый человек – не кричала, не ругалась визгливым базарным голосом, не грозилась вызвать милицию. Из-за этого казалось, что с ней можно договориться по-человечески; но это, увы, только казалось, и Юрий, подавив тяжелый вздох, потащил из заднего кармана бумажник.

– Помните такого литературного героя – барона Мюнхгаузена? – спросил он, открывая бумажник и выуживая из него стодолларовую купюру. – Этот персонаж утверждал, что безвыходных ситуаций в принципе не существует. Выход всегда найдется, если поискать. Вы со мной согласны?

Говоря, он осторожно подталкивал купюру ногтем по полированной поверхности стойки, пока ее краешек не повис в воздухе прямо перед носом у дежурной. Та бросила на деньги беглый взгляд и снова подняла глаза на Юрия.

– Молодой человек, – сухо отчеканила она, – вы будете заселяться? Вы, персонально, – будете? Или мне вызвать милицию?

– Ну вот, так сразу и милицию, – огорченно сказал Юрий, извлекая из бумажника еще сто долларов. – Неужели нельзя обойтись без милиции?

– Может, у вас в Москве и можно, – с неприязнью сказала дежурная, – а у нас нельзя. Здесь вам не Москва, поэтому уберите свои деньги.

– Это ваши, – сказал Юрий, уже понимая, что ничего не выходит, но не желая сдаваться. Не умел он давать взятки, никогда не умел, но поворачивать обратно в Москву из-за такой мелочи, как забытый паспорт, ему совершенно не хотелось. – Берите, берите. За принципиальность...

Дежурная вспыхнула. У нее даже лицо пошло красными пятнами, а губы вытянулись в тонкую, почти неразличимую ниточку. Не спуская с Юрия глаз, она положила ладонь на трубку архаичного телефонного аппарата.

– Все понятно, – сказал Юрий, забирая со стойки деньги и паспорт. – Жаль. Разве мы похожи на террористов?

– Это вам виднее, на кого вы похожи, – отрезала дежурная. Одержав победу над Юрием, она буквально на глазах приходила в норму, и рука ее, оставив в покое телефон, как бы невзначай легла на переплет отложенной минуту назад книги – теперь Юрий видел, что это был один из романов Даниэлы Стил. – У меня инструкция, молодой человек, и нарушать ее я не имею права. В другой раз будьте внимательнее. Время сейчас такое, что без паспорта из дома лучше не выходить.

Юрий поколебался, решая, промолчать ему или все-таки сказать какую-нибудь колкость, но так и не успел ничего решить, потому что на верхней площадке лестницы, что вела на второй этаж, появился какой-то растрепанный, одетый по-домашнему человек и благим матом завопил на весь вестибюль:

– Дежурная! «Скорую», срочно! Человек умирает!

Поднялся жуткий переполох. Дежурная уронила книгу, чуть не сбила со стола телефон, потом все-таки поймала болтающуюся на шнуре трубку, и тут обнаружилось, что телефон не работает. Человек на лестнице продолжал кричать и размахивать руками; похоже, он был основательно пьян. Ника почти сразу же бросилась наверх и принялась трясти его, спрашивая, в каком номере больной; дежурная, вскочив со своего места, принялась истошно вопить, требуя, чтобы беспаспортная девица немедленно вернулась.

– Успокойтесь, она медик, – сказал ей Юрий и выбежал из вестибюля на площадь.

К счастью, милицейская машина еще стояла на прежнем месте, и из ее окна все так же, лениво клубясь, выплывал табачный дым. Юрий подбежал к «луноходу» и постучал в стекло. Некоторое время ушло у него на то, чтобы убедить двух сонных сержантов в том, что он не пьян и никого не собирается разыгрывать, после чего они все-таки вызвали по рации «скорую». Покончив с этим делом, они зачем-то проверили у Юрия документы – надо полагать, просто на всякий случай. Документы оказались в порядке, и Юрию позволили уйти, окинув его напоследок долгим запоминающим взглядом.

«Скорая» прибыла минут через десять. Юрий видел, как через вестибюль пробежали пожилой врач с чемоданчиком и двое санитаров, которые волокли свернутые носилки. Он подумал, не подняться ли и ему наверх, но решил, что в номере, где лежит больной, и без него достаточно тесно. Пожилая дежурная, вернувшись за стойку, капала что-то из коричневого аптечного пузырька в стакан с водой. По вестибюлю распространился запах валерьянки. Юрий заметил в углу удобный с виду диван, подле которого стоял журнальный столик. На столике поблескивала чистенькая хрустальная пепельница. Восприняв это как приглашение, Юрий присел на диван и закурил. Дежурная метнула в него поверх стойки недовольный взгляд, но промолчала.

Затем на лестнице опять послышался шум шагов, пыхтение, и в поле зрения Филатова появились санитары, с натугой тащившие носилки, на которых горой громоздился смуглый гражданин, весивший никак не меньше полутора центнеров. Гражданин был до пояса укрыт простыней, давно не брит и одет в несвежую белую рубашку. С другой стороны из-под простыни выглядывали огромные ступни в полосатых носках. Его приятель в тренировочном костюме семенил следом за носилками, заметно покачиваясь на ходу. Когда носилки проносили мимо Юрия, его обдало волной коньячного перегара. Санитары, шагая в ногу, вертели носами, и на их физиономиях виднелось одинаковое выражение черной зависти.

Юрий встал с дивана и открыл перед санитарами дверь. Они молча протиснулись через нее со своей ношей, даже не взглянув на Юрия, и направились к поджидавшему их «уазику» с красным крестом на борту. Там их уже дожидался водитель, предупредительно распахнувший задние двери автобуса. Санитары вдвинули носилки в кузов и стали закуривать, обмениваясь с водителем какими-то неразборчивыми репликами, из коих Юрию удалось разобрать только одно слово: «допился». Собутыльник больного продолжал выписывать вензеля вокруг машины, норовя пробраться внутрь, пока его не отогнали, пригрозив милицией. Тогда он, вздыхая, отошел в сторонку, присел на бордюр и тоже закурил, горестно покачивая взлохмаченной головой.

Юрий выбросил окурок в стоявшую на крыльце мятую жестяную урну и вернулся в вестибюль, где за время его отсутствия уже объявились Ника и пожилой врач «скорой помощи». Врач что-то объяснял дежурной, которая слушала его, взволнованно поблескивая очками. Затем он повернулся к Нике.

– Еще раз спасибо, – сказал он, устало кивнув, будто в подтверждение своих слов. – Вы его сегодня вытащили. Не знаю, правда, стоило ли его вытаскивать, но это уже вопрос философский и к нашей работе отношения не имеющий.

Он переложил свой чемоданчик в другую руку и двинулся к выходу, на ходу доставая из кармана сигареты. Возле Юрия он остановился и спросил, нет ли огонька. Филатов поднес ему зажигалку, он закурил, молча кивнул в знак благодарности и вышел на залитую теплым закатным светом площадь. Через минуту там заворчал двигатель «уазика», скрежетнули шестеренки коробки передач, звук работающего двигателя удалился, и стало тихо.

Ника подошла к Юрию и устало прислонилась лбом к его плечу.

– Все в порядке? – спросил он.

– Да, – сказала она, отстраняясь от него и убирая со лба упавшую прядь. – Все в порядке. Просто перепил немного, вот сердце и не выдержало. Обычный случай, ничего страшного. Полежит немного в кардиологии и оклемается. Поехали?

– Ну, поехали.

Стараясь не смотреть на дежурную, Юрий подошел к барьеру, взял свои сумки и двинулся к открытым дверям, из которых тянуло вечерней прохладой и слабым, но явственно различимым запахом коровника. По дороге он обнял за плечи Нику И увлек ее с собой.

– Молодые люди! – окликнула их дежурная.

Юрий оглянулся через плечо. Дежурная, привстав со стула, протягивала ему через барьер ключ с прикрепленной к нему старомодной деревянной грушей.

– Номер двадцать четыре, – сказала она. – Если вы еще не передумали. Душ и туалет, к сожалению, в коридоре. Ресторан работает до двадцати трех ноль-ноль.

– С чего вдруг такая перемена? – не удержался Юрий и немедленно устыдился своей внезапно проснувшейся мстительности.

– Будете брать номер? – строго, как ни в чем не бывало, спросила дежурная.

– Будем?: – спросил Юрий у Ники.

– Придется, наверное, – ответила та, пожав плечами. – Что-то я совсем устала. Не люблю делать прямой массаж сердца людям с избыточным весом. Наверное, мешки с цементом разгружать и то легче.

– Не знаю, – честно признался Юрий. – То есть насчет мешков я в курсе, а вот делать массаж сердца не пробовал, не довелось как-то...

Номер оказался довольно просторным, но при этом сумрачным и, как показалось Юрию, грязноватым. Выгоревшие дешевенькие обои местами отставали от стен, потолок отливал нехорошей желтизной, рассохшиеся половицы на разные голоса вскрикивали под ногами, а продавленная двуспальная кровать выглядела так, словно ее неоднократно выбрасывали в окошко, а затем, кое-как собрав из обломков, снова водворяли на место. Помимо кровати и тумбочек, в номере имели место два просиженных кресла с изрядно засаленной обивкой и шаткий журнальный столик, испятнанный белыми кругами от донышек бутылок и стаканов, а также многочисленными подпалинами от сигарет. Все это великолепие было кокетливо прикрыто застиранной, желтоватой салфеткой, поверх которой красовалась стеклянная пепельница – точь-в-точь такая, как та, которую Юрий видел в вестибюле. Запах в номере стоял затхлый, нежилой, и, бросив сумки на кровать, Юрий первым делом открыл форточку.

Покончив с этим несложным делом, он обернулся. Ника все еще стояла на пороге, озираясь по сторонам, и вид у нее был какой-то потерянный, словно она никак не могла взять в толк, каким ветром ее занесло в эту затхлую нору. Строго говоря, Юрий и сам это не очень-то понимал. Ему вдруг пришло в голову, что за неделю вполне можно было бы смотаться в какой-нибудь Египет, окунуться в теплое море и полюбоваться на пирамиды. И что с того, что он уже бывал в Египте и не получил от поездки никакого удовольствия? В тот раз он летал в Египет один, а теперь с ним была Ника, и это все меняло самым решительным образом. Да что там говорить! Как ни крути, а номер в самом дешевом туристическом отеле наверняка выглядел бы получше, чем вот эта провонявшая грязными носками командировочных и челноков сырая берлога...

Юрий посмотрел на шаткую, рассохшуюся, явно очень скрипучую кровать, вспомнил дежурную по этажу, скучавшую за своим столиком в конце коридора, метрах в десяти от двери номера, и понял, что никакой любви у них с Никой сегодня ночью не будет. Ника продолжала стоять в дверях прихожей, с каким-то болезненным изумлением разглядывая висевшую на стене репродукцию Левитана под засиженным мухами стеклом.

– Да, – сказал Юрий, – это не «Хилтон»... До меня только сейчас дошло, что можно было бы махнуть куда-нибудь к морю. В Египет, например, или хотя бы в Турцию... Или в Таиланд.

– Но это же, наверное, очень дорого, – рассеянно, явно думая о чем-то другом, откликнулась Ника.

Филатов открыл рот, чтобы возразить, но Ника не дала ему заговорить.

– Хочу танцевать, – неожиданно объявила она. Задумчивость слетела с нее, как снег с потревоженной еловой ветки, и Юрий снова увидел ее улыбку – веселую, задорную; а сейчас еще и слегка вызывающую: дескать, ну, господин ухажер, что ты на это ответишь?

Ответить на это было непросто. Честно говоря, Юрий как-то позабыл, что на свете бывает такое развлечение, как танцы, и что молодые девушки это развлечение, как правило, очень любят. Сам-то он не танцевал, пожалуй, со времени выпускного вечера в военном училище, да и тогда великим танцором его назвать было нельзя. У него возникло сильнейшее желание уклониться от танцев, сославшись на свою хромоту, но это получилось бы, мягко говоря, некрасиво: Ника, конечно, приняла бы отказ, тем более что профессия обязывала ее относиться к таким вещам с пониманием и сочувствием, но вечер, и без того не слишком удачный, был бы испорчен окончательно.

– Танцевать так танцевать, – сказал Юрий, постаравшись, чтобы это прозвучало не слишком обреченно. – Только имей в виду, что танцор из меня... В общем, танцевать в обнимку со шкафом, наверное, приятнее. Во всяком случае, проще.

– Подумаешь, удивил, – легкомысленно сказала Ника. – В наше время, если хочешь знать, очень трудно найти мужчину, танцевать с которым легко и приятно. – Она бросила на него лукавый взгляд. – И вообще, чего ты испугался? Здешний ресторан – это тебе не московский ночной клуб, тут особого умения не требуется. Заодно и поужинаем.

– Да, – сказал Юрий. – В самом деле, не в номере же нам весь вечер сидеть.

На мгновение Ника едва заметно помрачнела, а потом снова улыбнулась.

– Вот именно. Поэтому ты тут располагайся, а я быстренько сбегаю в душ.

После Ники в душ пошел Юрий. Душ в гостинице оказался под стать номеру – грязноватый, с черным от сырости потолком и пожелтевшим кафелем. Вода текла чуть теплая, но бывшего боевого офицера Филатова подобные бытовые мелочи никогда не смущали, и он с удовольствием смыл с себя пот и дорожную пыль. Спешить ему было некуда – собираясь в ресторан, женщины, как правило, проводят перед зеркалом уйму времени, и Ника вряд ли была исключением из этого правила, – поэтому он долго, с наслаждением плескался под вяловатыми струйками жесткой, отдающей железом воды, падавшими из заросшей толстым слоем известкового налета жестяной воронки душа.

Занимаясь этим приятным делом, он мрачно думал о том, что путешествие, кажется, не задалось с самого начала. Что-то было не так то ли с самой этой поездкой, то ли с ним, то ли с Никой. Пожалуй, именно с Никой. Ее явно мучили какие-то сомнения и страхи, делиться которыми с Юрием она не сочла нужным. Возможно, она уже жалела о том, что связалась с ним, и Юрия это нисколько не удивляло. В конце концов, чем он мог ее привлечь? Тем, что заступился, не дал длинноволосому Саше ударить ее по лицу? Смешно, ей-богу! Благодарность – это еще не любовь и даже не увлечение. Да и были ли у Ники веские причины, чтобы испытывать к нему чувство благодарности? Ну, получила бы пощечину, поплакала бы, а потом вспыльчивый Саша приполз бы к ней на коленях, сжимая в зубах роскошный букет роз, и было бы у них все даже лучше, чем прежде... А что вместо этого? Вместо этого – заштатная провинциальная гостиница, будто целиком выхваченная из позапрошлого века, и замшелый кавалер, помятый жизнью.

От этих мыслей на душе у него стало совсем скверно, прямо как перед визитом к стоматологу, и, чтобы немного прийти в себя, Юрий до упора завернул кран с горячей водой, а другой – тот, что с холодной, – наоборот, открыл, и тоже до упора. Холодная вода текла лучше, чем горячая, напор ледяных струек сразу усилился, и Юрий, непроизвольно лязгая зубами, стоял под холодным душем до тех пор, пока все тело не покрылось зябкими пупырышками.

Когда он вошел в номер, все еще растирая голову тощим гостиничным полотенцем, Ники там не было. На кровати стояла ее развороченная сумка, вокруг которой были разбросаны вещи; в прихожей, на полочке под зеркалом, лежала массажная щетка с запутавшимися в железных зубьях светлыми волосами. В изголовье кровати виднелось аккуратно разложенное платье – Юрий и не подозревал, что у Ники в сумке имелись туалеты на все случаи жизни. «Женщины, – подумал он с улыбкой. – Это ж надо! Паспорт она забыла, зато, отправляясь в путешествиё по российским проселкам, прихватила вечернее платье. Воистину, надо было ехать в Египет! Эх, Юрий Алексеевич, товарищ старший лейтенант! До чего же вы, друг любезный, задним умом крепки! Впрочем, это всегда так было. В России, как известно, испокон веков всего две беды: дураки и дороги... И ведь что характерно, ни черта не меняется! Однако куда же это она подалась? И номер не закрыла – заходи кто угодно, бери что хочешь... Выскочила, наверное, на минутку, сейчас вернется».

Он повесил влажное полотенце на спинку кровати, закурил и подошел к окну. За окном медленно сгущались синие теплые сумерки поздней весны, которой оставалось всего ничего, чтобы превратиться в настоящее лето. В открытую форточку тянуло странной смесью запахов: нагретым за день асфальтом, пылью, зацветающей сиренью и немножко навозом. Потом пахнуло дымком – очевидно, где-то неподалеку затопили печку. Пыльная площадь с нелепым пустым постаментом посередке потихоньку тонула в густых вечерних тенях; в здании управы горело всего одно окно, за которым, по всей видимости, скучал, попивая крепко заваренный чай, ночной дежурный. В пыльной витрине универмага тускло горели дежурные лампы, заливая ее сумеречным голубоватым светом; аборигены, час назад обсуждавшие какие-то свои дела у постамента с самоходной артиллерийской установкой, куда-то исчезли – очевидно, откочевали поближе к ресторану. Ресторан из окна виден не был, но Юрий слышал доносившуюся оттуда музыку – кажется, это было что-то блатное, лагерное. «Танцы», – подумал он с огромным неудовольствием и, отыскав на столе часы, взглянул на циферблат.

Было начало десятого. С учетом того обстоятельства, что ресторан закрывался в двадцать три ноль-ноль, времени на ужин и тем более на танцы у них с Никой оставалось всего ничего. Пожав плечами, Юрий застегнул на запястье ремешок часов, натянул рубашку и, вернувшись в прихожую, причесался перед зеркалом. В конце концов, чем меньше танцев, тем лучше...

Он заправил подол рубашки в джинсы, придирчиво осмотрел свое отражение в зеркале и решил, что так сойдет. Не денди, конечно, но для провинциального кабака, где с эстрады звучат блатные песни, а посетители – по крайней мере, добрая их половина – только и смотрят, кому бы начистить физиономию, такая форма одежды в самый раз. Скромно, прилично, без вызова, а если что – старых джинсов и рубашки не будет жаль...

Поймав себя на этой мысли, Юрий криво усмехнулся. Воистину, пуганая ворона куста боится. Для человека, который не может даже помыть машину, не ввязавшись при этом в безобразную потасовку, поход в провинциальный ресторан за полтора часа до закрытия и впрямь может стать рискованным приключением. «Прогулка в стиле кантри, – вспомнил Юрий собственные слова. – Бездорожье, джип и ночевка в сонном городишке, где из культурных развлечений есть только телевизор да вечерние драки в единственном шалмане... Надо было лететь на курорт».

Он снова посмотрел на часы. Ника отсутствовала уже четверть часа. Вернее, столько времени прошло с тех пор, как он впервые бросил взгляд на циферблат. До этого он выкурил сигарету, стоя у окна, а еще до этого как минимум четверть часа проторчал в душе. Он вернулся к окну и, прижавшись лицом к самому стеклу, осмотрел площадь, На которой уже зажглись тусклые, вполнакала, фонари. Они освещали пустую асфальтированную стоянку, на которой одиноко скучал его джип. Через освещенное пространство пробежала, помахивая лохматым хвостом, угольно-черная дворняга; на некотором удалении от гостиницы, в той стороне, откуда доносилась набирающая силу музыка, рубиновым светом горели габаритные огни милицейского «лунохода».

Юрий пересек номер, распахнул дверь и выглянул в коридор. Коридор был пуст и тих, даже дежурная отсутствовала за своим столиком – так же, впрочем, как и сорок минут назад, когда Юрий направлялся в душ. Видно, сидела внизу, пила чай с администраторшей и перемывала косточки жильцам – как старым, одного из которых увезла «скорая», так и новым, только что заселившимся. Дверь душа была слегка приоткрыта, и оттуда доносилось звонкое шлепанье воды о резиновый коврик.

Юрий дернул щекой, закрыл дверь и закурил еще одну сигарету. Это переставало ему нравиться. Куда, в самом деле, могла подеваться Ника? Наверняка не в ресторан – вон оно, платье, да и что ей делать в ресторане одной, без него? То есть с ее наружностью занятие в ресторане найти не так уж сложно...

Юрий отогнал эту подлую мыслишку раньше, чем она успела до конца оформиться в мозгу. Черт знает, какая чепуха лезет в голову, когда не знаешь, что думать!

Он сел в кресло, придвинул к себе пепельницу, в которой, к его удивлению, обнаружилось целых два окурка сигарет, которые курила Ника, и постарался спокойно, не давая воли фантазии, перебрать все мыслимые возможности. Впрочем, с фантазией у него во все времена было не ахти, так что особенно сдерживать ее полет Юрию не пришлось. Напротив, чтобы придумать, куда могла отправиться Ника в такое неурочное время, да еще и в чужом городе, да еще зная, что ее ждут, ему довелось основательно напрячь мозги.