Помоги проекту - поделись книгой:
Организационно все получилось несложно. Наутро после их первой ночи Павел быстренько отметился в институте и примчался домой. Потом, они вместе поехали к Рафаловичу, разбудили его (Викуля, слава Богу, уже была им отправлена восвояси) и втроем молча и расторопно собрали Танины вещи. Потом Рафалович достал пухлый бумажник и отсчитал пятьсот пятьдесят рублей.
— Не надо! — хором сказали Таня и Павел.
— А мне таких подарков не надо! — пряча глаза, сказал Рафалович. — Я покупаю Танину мебель, причем покупаю выгодно. В магазине мне это обошлось бы сотни на две дороже в кассу и столько же на лапу. Имею свой гешефт с общей беды!
Он схватил со стола початую бутылку коньяка и приложился к горлышку. Таня и Павел переглянулись. Рафалович поставил бутылку, подхватил сумку и чемодан и выволок в прихожую, где его обгавкал Бэрримор.
— Спасибо, что зашли, голубочки! — криво улыбаясь, сказал он. — Проверьте на дорожку, все ли взяли. Не забудьте песика забрать, а ключики отдать. Ну, доведется бывать в наших краях — заглядывайте!
Таня открыла входную дверь, Павел взялся за чемоданы.
— Ребята, — совсем другим тоном вдруг сказал Рафалович. — Спасибо вам. Спасибо, что есть такие, как вы. Вряд ли мы теперь будем встречаться часто. Но помните — если что, я за вас кому угодно глотку разорву.
— Ой, Ленька, только не надо никому глотки рвать! Павел поставил чемоданы и крепко обнял Леню.
— Не забывай меня, Поль. Ты позволишь?
Павел кивнул. Леня подошел к Тане и поцеловал ее.
— Спасибо тебе. Не поминай лихом. Пусть у вас все хорошо будет.
— И у тебя.
Они медленно и молча спустились по лестнице. Возле почтового ящика Павел остановился.
— Ты что? — спросила Таня.
— Деньги его хочу опустить.
— Не надо. Считай, что это мое приданое!
— Ол райт! — Павел положил деньги в карман. А потом Павел взял отгулы до пятнадцатого, и наступил полный кайф. Днем и ночью. Даже вечера, когда Тане приходилось работать, были великолепны — ведь в зале сидел он, ее единственный, и предупрежденные Таней официантки безропотно обслуживали этого невыгодного посетителя, поднося ему кофе и минералку. Отработав свою программу, она, естественно, не задерживалась…
Появление Тани, Павла и Бэрримора в дачном поселке восьмого мая особого фурора не вызвало. Дачники сосредоточенно копались в грядках, стучали молотками или визжали пилами, и им не было решительно никакого дела, кто там мимо них идет по дорожке. Дмитрий Дормидонтович, завидев сына с хорошо знакомой ему женой беспутного Ваньки, удивления не выказал, помахал им с огорода рукой и только сказал — прыгавшей рядом с дедом Нюточке:
— Ну-ка, посмотри, кто там пришел? Нюточка подняла голову, вприпрыжку подскакала к ним и бросилась на шею отцу.
— Папочка! А что ты мне привез?
— Изюмчику, как просила. Печенья. Собачку. И еще вот… — Он поставил дочку на землю и показал на Таню.
— Тетя мама! — радостно сказала Нюточка. — Ты насовсем приехала?
— А тебе как хочется?
— Насовсем, конечно. Одни мужики в доме — это так скучно!
Таня с Павлом дружно расхохотались, а Нюточка схватила Таню за руки и запрыгала, приговаривая:
— Выше! Выше!
Таня послушно поднимала руки и между делом разглядывала Нюточку. Высокая, крепенькая, черноволосая. Круглая симпатичная мордашка, перепачканная землей. Нежная кожица, чуть тронутая весенним солнышком. Бэрримор отчаянно лаял, требуя внимания и к себе.
— Ну, хватит! — сказал Павел. — Потом еще попрыгаешь. Тетя мама устала.
— А с собачкой можно поиграть? — спросила Нюточка, лукаво глядя на Таню.
— Можно. Он не кусается. Его зовут Бэрримор. Нюточка выпустила Танины, руки, подхватила извивающегося Бэрримора и помчалась на огород, громко вопя:
— Деда! Деда! Тетя мама Беломора привезла! К ним, вытирая руки о фартук, подошел Дмитрий Дормидонтович. Пожав руку Павлу, он остановился перед Таней и склонил голову набок.
— Ну, здравствуй, чернобурая, — сказал он. — В гости или как?
— Или как, — четко сказал Павел.
— Ну, дай Бог. — Дмитрий Дормидодгович пожал плечами и возвратился на огород.
— Ты не думай, что он не рад тебе, — поспешно сказал Павел. — Это он после болезни такой.
— Да, ты говорил… Ты покажи, где тут переодеться можно. Грядка скучает по умелым рукам.
— Давай лучше чайку сначала.
Они поднялись в аккуратный бревенчатый домик, чем-то напоминавший Дмитрия Дормидонтовича…
С дачи они вернулись втроем — Нюточка увязалась вместе с папой и Таней, которая из «тети мамы» быстро стала просто «мамой» и теперь с удовольствием пела Нюточке колыбельные.
В двадцатых числах зарядили дожди, и с дачи вернулся Дмитрий Дормидонтович. Если он и обратил внимание на перестановку и прочие реформы, начатые Таней в их прежде сугубо мужском хозяйстве, то ничем этого не показал. Сунул ноги в новые шлепанцы, рассеянно потрепал по холке сунувшегося лизаться Беломора — бывшего Бэрримора, — прошел по вычищенному ковру, облачился в подштопанный халат, покушал домашних голубцов, принял стакан с чаем, заваренным по-новому, включил телевизор с начисто протертым экраном. Будто так оно было всегда, и иначе быть не должно. И за это Таня была ему бесконечно благодарна.
Утром Павел уходил в институт, Таня отводила Нюточку в детский сад (там и ее, и Беломора начали узнавать со второго дня), днем отправлялась по магазинам, занималась хозяйством, а потом уезжала на свою работу. Слава Богу, в мае не было репетиций — старую программу решено было катать до осени. Дмитрий Дормидонтович каждый солнечный день проводил на участке, а в непогоду сидел у себя в кабинете, «читая литературу», или возился в гараже с машиной.
В первую пятницу июня Дмитрий Дормидонтович собрался везти Нюточку и Беломора на дачу — Павел, естественно, предпочел остаться с Таней, которая ехать не могла. Но с утра закапал противный слепой дождичек, и поездку пришлось отменить. Нюточку отвели в садик, Таня пошла по делам. Старик слонялся по квартире какой-то особенно угрюмый, а когда вернулся с работы Павел, встретил его в прихожей и попросил в гостиную.
Сидя напротив сына, Дмитрий Дормидонтович весомо сказал:
— Вы с Татьяной, я смотрю, будто век женаты.
— А что? — Павел насторожился.
— А то. Во все пазы вы друг другу входите, гладко, плотно, без вихляния. Никакой рихтовки, подгонки не требуется. Такое не каждому в жизни дается, ох не каждому… Это, знаешь, судьба. Да и Нюта вон с одного взгляда мать в ней признала. Ты хоть заметил, как они меж собой похожи?
— Кто?
— Близорукий ты человек, Пашка, честное слово… Все уже заметили, соседи и по даче и по дому, воспитательницы в садике. Меня вон даже старушки на лавочке спрашивали, где это мамаша так долго пропадала… Что отвечать-то?
— Это… В смысле, Таня с Нютой похожи?
— Как две капельки. Только разного колера. Такая вот, брат, игра природы.
— Надо же, а я и не заметил!
— Теперь замечай… В дела ваши я мешаться не собираюсь, люди вы взрослые, да и доктор не велит. Только я так скажу тебе, Павел, — если вы так себе, развлечься решили, то ищи себе другой предмет, да и она пусть тоже… подальше где-нибудь. Если друг другу добра не хотите, о ребенке подумайте. Когда еще она мать-то готовую найдет?
— Что ты говоришь? Какое развлечься?
— А коли серьезно у вас, так давайте расписывайтесь как люди. А то по закону ты, Павел Дмитриевич, получается, сожительствуешь с чужой женой…
— Отец, ты сам сказал — мы люди взрослые. Не беспокойся ты о нашем моральном облике. На парткоме меня разбирать не будут — не те времена…
— Дурак ты, Пашка! При чем здесь партком… Хотя и партком, конечно… Главное-то не в этом.
— А в чем? В штампике? Другие без штампика прекрасно живут.
— Вы не другие… Случись со мной чего — вас вдвоем с Нюточкой вмиг из этой квартиры попросят. А втроем, тем более вчетвером…
— Отец, и думать не смей об этом!
— Ладно, ладно… А ты все же поговори с ней. Скажем так, для моего спокойствия. Мне ведь спокойствие медицински показано… Кстати, возьми вон бумажку, почитай. Ценная бумажка.
Он перевернул лежащую перед ним текстом вниз карточку и протянул Павлу. Павел поднес к глазам и прочел:
«Ларин Иван Павлович. Телефон домашний 221-43-12;
телефон рабочий 274-31-36».
— Вы с Татьяной между собой определитесь. Потом с Ванькой согласуйте, что, как и когда… Я тоже тут свяжусь кое с кем.
— Только ты, батя, не очень усердствуй. Береги себя, ладно?
Таня не спешила — наполнила ванну, добавив в нее ароматной пенки, плескалась часа полтора и на телефонные звонки не отвечала. А звонки начались, как только она плюхнулась в ванну, и повторялись через минут пять. Должно быть, соглядатаи уже сообщили Шерову о ее благополучном прибытии, и он ждал отчета о командировке. Ну и пусть. Надо полагать, он уже дал отмашку Архимеду, и тот в компании Захаржевской-Кварт если еще не летит в Москву, то уже загружается на ближайший рейс. А остальное подождет… Она намыла голову красящим шампунем, чтобы вернуть волосам былую рыжесть, теперь надо дать им просохнуть, чтобы краска легла естественно. Стрижка, конечно, коротенькая, высохнет быстро… Вытерлась, заварила кофейку, закурила сигарету и только потом набрала номер. Трубку сняли мгновенно.
— Здравствуй, Шеров. Это ты мне звонил?
— Я. Ну как?
— Нормально.
— Гостья у тебя?
— Да.
— К восемнадцати ноль-ноль жду обеих у себя на даче. Он повесил трубку.
Что ж, до шести времени предостаточно. Таня позвонила в «Прагу», заказала столик на одного к половине второго. Кстати, не на метро же тащиться в оба конца, надо бы в гараж заскочить, за верной вороной «шестерочкой» (заслуженная желтая «тройка» давно уже была реализована дядей Кокой по доверенности. По какому-то номенклатурному списку Таня без проблем получила нового железного коня. Денег, вырученных за прежнего, хватило с лихвой, даже осталось немножко).
На выезде у ворот встретил Карлыч, бригадир новенького гаражного кооператива — должно быть, дежурный настучал о прибытии важного клиента, — улыбнулся искательно, шлагбаум поднял. Разве что под козырек не взял.
— С приездом, Татьяна Всеволодовна! Отдохнули хорошо? — почтительно осведомился он.
— Спасибо, неплохо.
— Пальчики-то не стучат больше.
— Да и не стучали вроде, — озадаченно отозвалась Таня. Не водились прежде за Карлычем такие ляпсусы. По части автомобильных неполадок память у него феноменальная — по должности положена, чтобы, значит, и клиенту оказать уважение, и от мастеров, которых мгновенно присоветует на любой случай, соответствующие комиссионные получить. — Напутал что-то, Карлыч.
Морщинистое лицо бригадира изобразило обиду.
— Да как же, как же так, Татьяна Всеволодовна? — дрожащим голосом спросил он. — Сами ж с раннего утречка умельца вашего присылали, ну этого, Ларика. Битый час провозился, в ремонтный бокс на яму ставил…
— Я присылала?
— Ну да, он так сказал. Что вы, стало быть, позвонили ему и просили к вечерку отрегулировать.
— Запамятовала, должно быть, — помолчав, проговорила Таня. — Вообще, последнее время память что-то совсем никуда. На дачу вот собралась, да совсем забыла, что сама подругу в гости на сегодня позвала. Спасибо, что напомнил, а то так бы и уехала.
Таня развернулась и откатила машину обратно к гаражу. Ларик. Тот самый шофер при постпредстве, который прикомандирован к Шерову. Мрачный бритый гигант. Да, несколько раз помогал по ее просьбе разобраться со всякими мелочами, резину новую сюда привозил, ставил. Но по собственной инициативе за два года знакомства и парой фраз с ней не перекинулся, а тут вдруг такие знаки внимания. Странно это, а учитывая момент… Стоп, а ведь это ж он Серегу привел! Дядя он ему, или что-то вроде того. На яму, значит, ставил?
Лишний предмет на днище сыскался быстро — плоская металлическая коробочка, закрепленная на мощных магнитах прямо под водительским сиденьем. Таня провела по плоскости пальцем, подумала, но отдирать не решилась. Мало ли что? Здесь нужна опытная рука. Опытная. Архимед? Но его сейчас нет в городе, кроме того, кто может поручиться, что он здесь не замешан. Скорее всего, конечно, не замешан — слишком уж дешево, малограмотно была отыграна подставка, явная семейная самодеятельность дяди с племянничком. Узнал Серега, на какое дело его подписывают, с дядей поделился, тот и научил, как присвоить дорогой трофей. Или сообща решили, теперь уж неважно. Должно быть, договорились об условном сигнале при благополучном исходе, а не дождавшись такого сигнала, почувствовал Ларик, что керосином запахло, и решил на всякий случай подстраховаться. А может, не взорвалась граната, и уцелевший Серега сообщил, что ничего у них не вышло, не купилась прапорщик Лада на их фармазон. Как бы то ни было, рассуждал Ларик, наверное, так: раз сорвалось, значит, Таня в курсе и все теперь Шерову расскажет. Стало быть, надо свидания их не допустить. Когда и как конкретно она вернется, он, как и Серега, не знал, но рассчитал, что по возвращении всяко воспользуется автомобилем. На худой конец, можно будет попросту кнопочку не нажимать, а при случае, до Таниной «шестерки» добравшись, мину снять, будто и не было никакой мины.
Таня приложила ухо к гладкому металлу, такому блестящему на фоне заляпанного грязью днища. Вроде не тикает. Может, и не мина вовсе, а что-нибудь совсем безобидное? Ага, и Ларик, добрая Душа, сделал подарок и из скромности не пожелал афишировать… Очень правдоподобно! Жучок-маячок, чтобы лучше знать о ее передвижениях и, возможно, разговорах, которые она ведет в машине? А почему тогда не в салоне? Ключи-то у него есть. Нет, как ни крути, а вариант остается один — устранить ее вознамерился Лариоша. Кстати, точно ли сам принял решение? Не с подачи ли Шерова? Мотив? Мавр сделал свое дело…
Здравствуй, паранойя! Верить, конечно, нельзя никому, но и у недоверия есть свои границы, а то и рехнуться недолго.
Таня погасила фонарь, вылезла из ямы, откатила машину в личный бокс, сняла спецовку и, наскоро ополоснув руки и лицо, направилась к телефону-автомату. Есть один человек, который определенно разбирается во всей этой террористической пиротехнике и столь же определенно не откажется ей помочь.
Фахри мгновенно втек в ситуацию и был на месте, как обещал, через сорок минут. Машину, со всей навороченной механикой, палестинец знал как облупленную. Не раз, пользуясь возможностями, которые предоставляет загранпаспорт, он подрабатывал, перегоняя из Европы иномарки. Для ооповца и аспиранта по бумагам это был приличный заработок, но прибегал он к этому в крайности, как поняла Таня, дабы лишний раз не светиться.
Работал он споро и молча, дав указание Тане стоять на стреме. Наконец, потный и раскрасневшийся, вышел к ней, вытирая лицо и руки носовым платком. Кинул ей: «Можешь уходить» — и шмыгнул сам вон, быстро нырнув под заграждением, скрылся из вида, унося в кожаной сумке смертоносную машинку. Что ж, эта машинка будет использована по назначению. Так она решила, и Фахри согласился…
Таня зажмурилась и улыбнулась — нравственная симметрия и эстетическая завершенность предстоящей акции были безукоризненны.
— Перебор у тебя получился, явный перебор, — задумчиво проговорил Шеров.
— У нас, — тихо поправила Таня.
— Только не надо меряться ответственностью, ладно? На обоих с избытком хватит. Дело ведь не в том, кто что сотворил, а в том, кто какие следы оставил. Взорванная машина на Московском шоссе, два трупа…
— Жуть! — Таня поежилась. — Кто ж знал, что Серега имел привычку с собой боеприпасы возить?
— Ты так ставишь вопрос? — Взгляд Шерова был колюч. — Что ж, версия имеет право на существование. Однако в сочетании с трупом на Моховой…
— Но этот-то не криминальный! Помер дедок от обширного инфаркта.
— Да, но какое совпадение! Умирает известный коллекционер, в тот же день погибает единственная наследница, за день до этого зверски избит Секретаренко — доверенное лицо коллекционера, бесследно исчезает некая Лада, вхожая в его дом и, между прочим, введенная туда покойной Муриной. От верных людей доподлинно известно, что сильно разыскивают эту Ладу…
Поделиться книгой: