Круги на Земле

Макс растерянно взглянул себе под ноги — там обнаружился обрыв, а ниже — берег реки, густо поросший камышом, с узкой рыжей тропочкой.

— Ты мяне чуешь?

— Ага. Спускайся. — Он все еще какой-то частью сознания был на кухне, дома… но постепенно возвращался. — Я передам.

Дениска примерился, присел, спрыгнул. Опустили велосипед, потом спрыгнул и Макс.

Тропочка была узкая, вдвоем не разминуться, так что Дениска пошел впереди, катя за собой велосипед, а Макс отправился следом.

Слева из воды за мальчиками надменно наблюдали лягушки, высунув острые мордочки и время от времени переквакиваясь. Вдруг, распугивая лягух, впереди на тропе задвигалось что-то громадное, тяжеленное и явно настроенное враждебно. Взрыкнуло, сопнуло, ударило копытом о землю.

— Прывет, — сказал Дениска. — Як жывецца, Сцепаныч?

Спавший поперек дорожки мужик — длиннющий и небритый, в затертых пиждачишке и брюках — кашлянул, выплевывая вбок угасшую папироску:

— Ты штоль, Дзяниска? Чаго ж людзей пужаешь? «Як жывецца»! Так и жывецца. Рыбалим памаленьку, — мужик потянулся через тропу, выудил из прибрежных зарослей оброненную снасть, но выдергивать из воды леску и проверять крючок не стал — сунул «инструмент» обратно и прищурился: — А гэта хто з табой? Няужо Мацвеяуны унук?

— ‚н самый. Знаемцеся: Цимафей Сцепаныч — Макс.

Тот настороженно кивнул мужику; а руку подать все равно нельзя было, Дениска впереди стоял, мешал.

— Дзень добрый, — делово оглядев Макса, кивнул рыбак. — А куды гэта вы прамуеце, хлопцы?

— Гуляли, — Дениска неопределенно махнул рукой. — Я паказывау што ды як. Вось да Струйнай дайшли, цяпер назад вяртаем.

— Я-асна, — протянул Степаныч и смачно зевнул. — Ну, тады добрай дароги, — и он посторонился, пропуская ребят.

Некоторое время шли в молчании.

— Пъяничка наш, — объяснил Дениска, когда оказались уже на порядочном расстоянии от рыбака. — Вудки хапае и у кусты: рыбалю, значыць. А сам тольки и знае, што пляшку.

— А живет на что?

— Дык жонка ж есць. Яна и кормиць. А вось й хацинка. Трэба выбирацца.

— А велосипед?

Дениска вздохнул:

— Думау тут захаваць, цяпер ня ведаю. Сцепаныч може знайци ды «загнаць» камусь.

— Как?! Село же, все свои.

— Та! — Дениска удивленно покачал головой. — А да суседняга што, далека? Ды и я не настольки тут усим знаемый, я ж не Мейсон який з серыяла.

В конце концов решили-таки взять машину с собой. Положим у задней стены, сказал Дениска, а там заберем. Макс вздохнул: «а там» означало «после того, как сходим внутрь хаты». Внутрь забираться мальчику совсем не хотелось.

Приблизились.

Сзади избушка выглядела не краше, отсюда она даже еще больше пугала: не жилье человеческое, а берлога какая-то, черная, мшистая, бурьянистая; окна

— крест-накрест заколочены. Забора не оказалось, хотя раньше он, несомненно, был. Сначала Макс подумал, что его растащили местные, на дрова или еще зачем — потом засомневался. Если этот заброшенный дом обходят стороной, то вряд ли кто-нибудь мог позариться на старые доски. И уж лестницу, почти скрывшуюся в здешнем буйнотравье, тогда точно уволокли бы.

— Не удзиуляйся, — шепнул в это время Дениска. — Агарожы ля яе дауненька не было. За жицце згнила. А новую не паставила — ды и не патрэбна ей была агарожа.

И правда, присмотревшись, можно было заметить, что за домиком когда-то давно возделывали грядки, а во-он там, ближе к речке, до сих пор пара яблонек-плодоносок кривит стволы, — да вот только ни единого намека на зданьице, похожее на хлев, здесь нету. И как хозяйка жила, чем кормилась — непонятно.

Так ведьмарка же, пояснил Дениска, тем и кормилась. К ней же люди бежали со всякими бедами, и не только из Стаячего Каменя, а и из других сел. К ней да к чертячнику. У них, видно, разделение труда было. Так сказать, распределили сферы влияния. Хотя в чем-то и пересекались.

Ребята обошли домик слева, со стороны реки, и крадучись в густых зарослях будяка, репейника и непременной крапивы, оказались наконец у двери. В глубине души Макс надеялся, что здесь их авантюре и придет конец. Ну почему, почему бы не навесить добрым ведьмаркиным односельчанам на дверь какой-нибудь амбарный замок?! — пускай и поплоше, главное, чтобы Дениска «обломался».

Но, конечно, замка не было. А если и был, то давно уже перекочевал в другие края (может даже, стараниями «рыбака» Степаныча).

«И не отвертишься», — тоскливо подумал Макс.

А Дениска уже тянул на себя проклятую дверищу — и та распахивалась с поскрипыванием да посапыванием, точно медведица, разбуженная от долгого зимнего сна первой обманчивой капелью.

До конца открывать не стали. Юркнули в щель, замерли на пороге. Дениска потянулся в карман за фонариком.

Бледный луч нагло выхватил из неловких пальцев тьмы кусок обклеенной бумагой стенки. (Потом, приглядевшись, ребята поняли, что это не просто бумага, а обои, но настолько старые, что рисунок там давно уже смешался в одно целое с грязевыми разводами). Судя по всему, мальчики находились в прихожей — небольшой комнатенке, откуда в жилую часть вела широкая дверь.

Запертая, как выяснилось секундой спустя, на амбарный замок.

И следовало бы, наверное, им уйти, но Дениска никак не желал примириться с таким постыдным провалом. Это же надо! разведать все, высчитать, продумать, даже углядеть с дороги, не приближаясь к дому, что дверь без замка, — а вот теперь так круто обломаться! Он попросил приятеля подержать фонарик, а сам принялся за обследование замка. Новехонький, чертяка, тяжелый, в масле. Видно, кто-то недавно нацепил. Эй, да что ж там Макс светит куда попало!..

Макс, порядком заскучавший после такого обыденного финала их приключений, и в самом деле устал светить на замок (ну замок и замок, чего на него смотреть, тоже, шерлоки холмсы выискались!). Вот и повел фонариком в сторону, в дальний угол прихожей.

— Слышь, Дениска… Ты глянь!..

Дениска глянул. И с перепугу потянулся было выключить фонарик, но потом догадался, что в темноте… короче, выключать не стал. А вот палец к губам приложил: тише, мол, не шуми. Как будто Макс и так не понимал!

Зато другого Макс понять и в самом деле не мог: откуда здесь такая гора обуви? Ну, положим, не гора, но пар пятнадцать-двадцать точно наберется. И все поношенные, ни одной новенькой. Впору бы на Степаныча подумать: устроил себе, понимаешь, «рыбак» гардероб в заброшенной избушке… — так ведь не получалось подумать. Вряд ли местный «пьянычка» способен был носить одновременно обувь и женскую, и мужскую, и даже детскую. Сандалии, шлепки, пара ботинок без шнурков (один — хищно оскалился на малолетних пришлецов гвоздями), даже калоши… Можно было бы решить, что в доме кто-то есть: пришли гости, а обувку в передней оставили, чтобы пол не затаптывать.

«Ага, а потом их Степаныч, добрая душа, на замок снаружи закрыл! Чтобы не разбежались…»

— Ну, пойдем обратно или как?

Дениска растерянно дернул плечами:

— Пайдзем. Чаго тут стаубычыць?

Но фонарик выключил только когда оказались снаружи.

— Кстати, — сказал Макс, — ты запаха никакого не почувствовал?

Приятель невесело засмеялся:

— Разны запах! И ни воднаго прыемнага.

— А звериный, — не отставал Макс, — звериный запах? Как в зоопарке? Был?

— Ну, у нас, у Минску, заапарк невяличкий. Але ж штось такое было.

Остальной путь до велосипеда проделали в молчании. Дениска явно расстроился из-за неудачи, и ему было не до разговоров. А Макс размышлял.

Благо, ни Степаныч, ни кто-либо другой на велосипед не покусился: «Аист», как оставили его лежать в траве, так и лежал; на рог руля уже успели вскарабкаться две пестрые кобылки и теперь стрекотали друг другу о последних луговых сплетнях. Когда тени ребят накрыли говоруний, обе ловко выстрелились в траву: «Ладно вам, уже и посидеть нельзя!» Ехать Максу расхотелось (вернее, он уважал Денискины растроенные чувства), так что машину попросту катили за собой. Не опасаясь посторонних взглядов, ребята выбрались на дорогу и побрели к мосту.

— Ты выбачай, што так здарылася, — на Дениске прям лица не было. — Я…

— Да ладно, — отмахнулся Макс. И признался в приступе откровения: — Если честно, я бы вообще в одиночку к этому дому и близко не подошел. А ты сделал, что мог: и наружную дверь проверил, и придумал, как подкрасться, чтобы никто не заметил. Ничего, что-нибудь придумается.

— Ага, — невесело вздохнул Дениска и так посмотрел на реку (ребята как раз шли по мосту), будто всерьез размышлял, не утопиться ли, после такого-то бесславного похода.

— А знаешь, что, — наигранно бодро сказал Макс, — давай мы с тобой что-нибудь придумаем!

— Давай…

— Например… — взгляд мальчика остановился на поле, — давай сделаем пшеничные круги!

— Чаго? — кажется, решил Дениска, у приятеля в голове колесики порушились.

— Якие круги?

— Это я в журнале читал. Сейчас придем, я тебе покажу.

И Макс принялся рассказывать другу об идее, только что пришедшей ему в голову.

Мальчик и думать забыл о странном зоопарковском запахе — запахе, которого попросту не могло быть в избушке с намертво заколоченными окнами и надежно запертыми дверьми.

4

— Короче, все очень просто: «деревянная планка», «моток бечевки», — Макс еще раз проглядел статью и удовлетворенно покачал головой: — Как будто специально для нас написали. И даже рассказано, как их делать: «Один человек становится в центре, другой — ходит по кругу, держа бечеву с планкой на уровне колен. Колосья молодой пшеницы прогибаются…»

— А навошта «бейсбольная кепочка»? — вмешался Дениска.

Макс перечитал. И правда, в статье, кроме деревянной планки и мотка бечевки, в качестве инструментария фигурировали «примитивное оптическое устройство» и… кепка. Бейсбольная.

— Не знаю. Наверное, чтобы голову не напекло.

Дениска скептически хмыкнул.

— Зато с примитивным оптическим устройством все ясно. Это они, наверное, проверяли правильность кругов.

— Чым?

— А какая разница? — резонно вопросил Макс. — Нам-то оно не надо. Ну сделаем не круг, сделаем эллипс — и что с того? В лучшем случае напечатают в вашей районной газете. Прославитесь…

Он озабоченно посмотрел на небо и перевел взгляд на Дениску:

— Слушай, а мы сегодня успеем?

— Чаго ж не? — удивился тот. — Дзеравянная планка — есць, маток вяроуки — есць. Кепачку можно паискаць…

— Не надо. …Слушай, а нас точно никто не заметит?

— А кали и замецяць? Мы ж ня шкодзим пасевам, мы ж нават ламаць яе не будзем — так, прыгнем, каб расла у другий бок. Ды и пакуль дайдзем, якраз сцямнеець — нихто нас там и не пабачыць.

Совещание «рисовальщиков» происходило аккурат после обеда, когда оба, вернувшись после неудачной вылазки к ведьмаркиному дому, поели и отпросились у родных на улицу. Теперь вот сидели на скамеечке, журнал читали — с той самой статьей про круги на злаковых полях.

— Вяроуку и планку я абяспечу, — подытожил Дениска. — А ты забяжы да хаты, скажы дзядзе, што мы гуляць пайдзем. Абы не шукау — гэта нам не патрэбна, каб нас шукали.

— Куда сказать?

— Скажы, што на Струйную.

На Струйную так на Струйную. Они ведь и в самом деле к Струйной пойдут. Только свернут раньше (так Дениска объяснил). Поэтому и никакого особенного обмана тут нету.

Кажется, дядя поверил.

5

На сей раз пошли пешком — на велосипеде были бы слишком заметны. По дороге мальчики смаковали свой будущий триумф:

— Нет, только представь: в газете, на первой странице, с фотографией!..

— Ага, а яшчэ и прозвишча дадуць: такий-сякий растудынавич. Па целику пакажуць.

— И никто в целом мире не будет знать, что на самом-то деле это никакие не НЛО навертели!

— И ня вожыки!..

Засмеялись в два голоса, заливисто, заразительно — как только и умеют смеяться мальчишки, отбывающие последние месяцы своего детства. Взрослые так смеяться уже не способны, они могут только с оглядкой, с одергиванием пиджачка, с поглаживанием усов: не серьезно все это, так, забавки. А тут — вечер спело-черничный, и ветер, и по обе стороны дороги ворочается с боку набок теплое натруженное село. Ну как не засмеяться! А пиджачков у нас нету, да и усы еще не отрастили! …хоть и очень хочется, усы…

А вон, гляди-ка, из-за поворота дороги как раз и вышагивает дед-усач: прямо капитан Сильвер, только попугая и не хватает. Зато вместо левой ноги

— костыль, все как положено… то есть, по книжке положено. В жизни такого и Ниндзю, старшекласснику-хулигану не пожелаешь.

— Оп! — тихонько прошептал Дениска.

Похоже, деда-усача он хорошо знал — и не с лучшей стороны.

— Не зупыняйся, — велел приятель Максу. — Але паздаровайся.

И обратился к старикану:

— Добры вечар, Иван Петрович.

— Добрый вечер, — эхом подтвердил Макс.