Помоги проекту - поделись книгой:
— Ну не знаю, — нахмурилась Бренди. — Не имею ничего против Препа и вашего Короля, но боюсь, что заморочек не миновать.
— Декларация прав легионеров, статья четыре, пункт четыре А. «Возбраняется любое ущемление религиозного волеизъявления», сержант, — послышался хорошо поставленный голос.
Бренди негромко застонала. Этот голос она не могла не узнать. Это был Махатма, ясноглазый легионер с темными волосами, забранными в хвостик, — неизменный камешек в ее ботинке.
— Махатма, — сдерживаясь из последних сил, проговорила Бренди, — никто не сказал ни слова ни о каких там ущемлениях. Я всего-навсего подумала о том, что, если в бою не будешь знать, с кем конкретно имеешь дело, последствия могут быть самые непредсказуемые.
Бренди, конечно, понимала, что ни Махатму, ни кого бы то ни было еще она таким прямолинейным аргументом не убедит, но должна же она была бы хотя бы попробовать! В прежние деньки она запросто могла бы задавить выскочек своим авторитетом, а теперь… Чтобы хоть немного утешить себя, Бренди мысленно напомнила себе о том, что теперь многое все же лучше, чем было раньше. Ностальгия теряла всякую привлекательность, когда в добрые старые деньки происходило слишком мало такого, что счел бы хорошим любой здравомыслящий человек.
Махатма вышел из строя. Как обычно, его круглую очкастую физиономию озаряла лучистая улыбка.
— Если это так важно, — сказал он, — то почему тогда нас заставляют носить единую форму? Будь мы одеты по-разному, нас было бы куда как легче отличить друг от друга.
— Махатма, сейчас не время и не место задавать такие вопросы и отвечать на них, — отрезала Бренди. — У нас, если ты не забыл, идут учения.
— Они еще не идут, — возразил другой легионер. — Они только начались.
Бренди не поняла, кто это сказал. Буквоедство Махатмы, к несчастью для Бренди, оказалось заразительным. Но к несчастью для тех, кто подхватил эту препротивную привычку, им недоставало виртуозности, с коей свои вредные вопросики задавал Махатма.
— Молчать!!! — рявкнула Бренди на пределе своих голосовых способностей. Наступившая после ее властного возгласа тишина показалась ей поистине блаженной. Вперив в легионеров зловещий взор, сержант продолжила:
— Так вот… Я как раз собиралась сказать, что сегодня мы проведем учения на реке. Те трое, что заявили, что умеют обращаться с лодками, станут командирами групп. Остальные — рассчитаться на первый-второй-третий!
— Первый!
— Второй!
— Третий!
Легионеры начали расчет.
Вытерпев это безобразие в течение нескольких минут, Бренди гневно подняла руку и рявкнула:
— Хватит! Падальщик, тебя никто не просил участвовать в расчете.
Падальщик обиженно надулся.
— Но, сержант… Я тоже хочу считаться! Я люблю считаться!
— Люби на здоровье, — прорычала Бренди, — но сейчас ты считать не должен! Ты — командир группы!
— А я вот не понимаю, почему Падальщику нельзя считаться, — заметил кто-то из легионеров. — Считаться — это очень здорово.
— Если Падальщик будет участвовать в расчете, от этого не будет никакого толку, — одарив зловещим взглядом наглеца, объяснила Бренди. — Начинаем заново. На первый-второй-третий рассчи-тайсь… все, кроме Падальщика!
Падальщик набычился, но все же ухитрился промолчать, пока другие рассчитывались.
— Первый!
— Второй!
— Третий!
— Первый!
— Второй!
Бренди снова, подняв руку, остановила расчет.
— Минуточку! Махатма, ты тоже командир группы и не должен участвовать в расчете.
— Но вы сказали: «Все, кроме Падальщика», сержант, — возразил Махатма, сопроводив свои слова извечной обезоруживающей улыбочкой. Бренди не сомневалась, что эту свою гадскую улыбочку он часами отрабатывает перед зеркалом. — Я просто дисциплинированно выполнял ваш приказ.
— Ладно… — процедила сквозь зубы Бренди. — Ты тоже исключаешься из расчета. Все, кроме трех командиров групп, на первый-второй-третий — рассчи-тайсь! И чтоб без глупостей на этот раз!
— Первый!
— Второй!
— Третий!
На этот раз расчет прошел без сучка без задоринки. Бренди вздохнула. В такие дни, как этот, она с вожделением думала о том, что пора бы уже уйти в отставку и свить где-нибудь уютное гнездышко… Собственно говоря, финансовые возможности Бренди в этом плане разительно возросли с тех пор, как командиром роты «Омега» стал Уиллард Шутт, которого по его настоянию его подчиненные должны были называть капитаном Шутником. Но с другой стороны, в данный момент рота была расквартирована на курортной планете галактического класса, солдаты и офицеры проживали в роскошном отеле, трижды в день питались в превосходном ресторане, и за все это еще получали жалованье. Как ни безумно было возиться со строптивыми новобранцами, отказаться от всей этой роскоши и уйти в отставку было бы еще безумнее. Порой у Бренди мелькала мысль о том, чтобы продлить контракт… а уж вот это точно было полным безумием…
Как ни приятно было пребывание на Ландуре, мой босс зависел от воли вышестоящего начальства, у представителей которого были свои соображения. Эти соображения во многом диаметрально расходились с соображениями моего босса. Командованию Космического Легиона было совершенно чуждо понятие о том, что человек, добившийся успеха на каком-либо поприще, имеет право воспользоваться плодами этого успеха.
Но такое положение дел не должно удивить никого, кто когда-либо имел дело с начальством.
По крайней мере моему боссу удалось обрести союзников среди властей предержащих. Однако я не сказал бы, что из-за этого у него стало меньше врагов.
— Очнись, мой сладенький, тут кое-кто желает с тобой повидаться, — проворковал ласковый голосок в наушниках Шутта. Это, естественно, была Мамочка — голос главного связного пункта роты «Омега».
Шутт оторвал взгляд от дисплея портативного компьютера, в просторечии именуемого карманным мозгом, с помощью которого он изучал состояние ротных финансов, и осведомился:
— Кто же, Мамочка?
Его голос был передан на связной пункт с помощью широконаправленного микрофона, вмонтированного в ремешок наручных часов.
— Да этот красавчик, посол Гетцман, — томно отозвалась Мамочка. — Может, выкроишь минутку и пришкандыбаешь сюда, а?
Шутт не выдержал и рассмеялся.
— Скажи ему, что я уже иду, Мамочка! Извини, что придется прервать ваше рандеву.
На самом-то деле Шутт намеревался оказать Мамочке, которую в действительности звали Розой, большое одолжение. Дело было в том, что Роза-Мамочка была способна разговаривать в такой вот разбитной манере только по коммуникатору, но стоило ей встретиться с кем-то с глазу на глаз, как она сразу становилась невероятно стеснительной. Так что, уведя посла к себе в кабинет, Шутт дал бы Мамочке возможность снова расслабиться даже в том случае, если она действительно считала Гетцмана неотразимым.
Сделав буквально несколько шагов по коридору, Шутт оказался в помещении связного пункта. Импозантный, безупречно одетый посол сидел перед принтером, из которого медленно выползала лента с распечаткой последних новостей, и усиленно делал вид, что погружен в чтение с головой, дабы не замечать мучений Розы. В конце концов, Гетцман был опытным дипломатом, и с Розой встречаться ему уже доводилось. Когда капитан вошел, посол тут же встал.
— Приветствую вас, господин посол, — сказал Шутт, пожал послу руку и предложил. — Пройдемте ко мне в кабинет.
— Рад снова видеть вас, капитан, — ответил посол, тепло улыбаясь. — Надеюсь, теперь вы наконец получили возможность немного расслабиться — после того как ваш парк аттракционов наконец заработал.
— Благодарю, — улыбнулся в ответ Шутт, предложив послу сесть и выпить, и сам уселся за письменный стол. — Я действительно время от времени расслабляюсь — когда выпадает возможность отвлечься от обычной рутины.
Несколько минут разговор вертелся вокруг общих тем, но потом посол Гетцман поставил свой стакан на стол и заметил:
— Вы здесь провели большую работу, капитан. С государственной точки зрения ее ценность не оставляет никаких сомнений.
— Спасибо, — вежливо кивнул Шутт. — Надо сказать, операция была весьма интересная. Надеюсь, другие ведомства также разделяют вашу точку зрения в плане оценки нашей деятельности.
— Насколько я понимаю, вы имеете в виду генштаб Космического Легиона?
Шутт кивнул. Посол сокрушенно покачал головой.
— Боюсь, ваше положение теперь не стало лучше, чем прежде, — сказал он. — Ваше начальство на все имеет свою точку зрения, и она далеко не всегда совпадает с тем, как смотрим на вещи мы, люди гражданские. Безусловно, скорее всего представители командования могли бы то же самое сказать о государственных служащих. Однако могу вас заверить в том, что наше расположение к вам — это очень и очень неплохо. Как минимум для вас оно чревато попаданием в горячий список кандидатур на весьма и весьма интересные назначения. На самом деле именно поэтому я и нахожусь здесь.
— Я так и думал, — вздохнул Шутт. — Теперь, когда мы поставили здешнюю экономику на рельсы, по которым она медленно, но верно должна добраться к высотам процветания, миротворческому контингенту тут по большому счету делать нечего. Я все гадал: когда же эта мысль придет в голову кому-нибудь еще.
— Что ж, вероятно, эта мысль и вправду пришла кому-то в голову, но я здесь вовсе не за этим, — возразил посол. — Итак, к делу. Правительство одной дружественной планеты обратилось к нам с просьбой об оказании им консультативной военной помощи. С их стороны были высказаны весьма, недвусмысленные пожелания относительно того, чтобы в качестве военных советников на планету было прислано именно ваше подразделение. Мне хотелось бы выяснить, как вы смотрите на такое назначение. Нам вовсе не хочется поручать вам дело, с которым ваша рота не смогла бы справиться.
— Буду с вами честен, посол Гетцман, — мечтательно проговорил Шутт, откинувшись на спинку стула и забросив руки за голову, — я не думаю, что на свете есть хоть что-нибудь такое, с чем бы не справились мои ребята при том условии, что у меня будет возможность их к этому заранее подготовить, Поэтому мне бы хотелось загодя узнать, что же нам такое предстоит. — Он немного помолчал, наклонился к столу, подпер подбородок кулаком. — А эта дружественная планета, о которой вы говорите… Это, случаем, не Зенобанская Империя?
— Угадали с первого раза, капитан, — усмехнулся посол. — Отчет летного лейтенанта Квела о его пребывании в вашей роте, по всей вероятности, произвел сильнейшее впечатление на правительство его страны. На вашем месте я бы усмотрел в этом возможность произвести не меньшее впечатление на наши власти, заинтересованные в сотрудничестве с Зенобианской Империей. Это был бы прекрасный карьерный ход.
— Это я понимаю, — довольно потер руки Шутт и, немного подумав, проговорил:
— И все же я несколько удивлен. Никакое правительство и не подумает запрашивать о помощи военных советников, когда на планете тишь и гладь, верно? У зенобианцев явно появились какие-то проблемы, иначе они ни за что не попросили бы ни о какой помощи. И мне бы хотелось заранее выяснить, что это за проблемы, прежде чем я окуну в них своих ребят. Или с моей стороны недипломатично этим интересоваться?
— Напротив, это зверски дипломатично и разумно, капитан, — горячо возразил посол. — И мне бы очень хотелось ответить вам на этот вопрос, но мы пребываем точно в таком же неведении на этот предмет, как и вы. Наши отношения с Зенобией пока пребывают на стадии налаживания, поэтому мы еще не располагаем надежными данными разведки. Военную миссию на Зенобии решено провести в то время, когда там еще не побывал никто из дипломатов. Мне это не по душе, честно говоря, но меня никто не спрашивал.
Как бы то ни было, боюсь, что я предлагаю вам, образно говоря, заманить поросенка на вертел. Ну что, как вам мое предложение при таких условиях? Интересно?
— Да, интересно, — без малейших колебаний ответил Шутт. — Глупо было бы отказываться. Сомневаюсь, что какое-либо другое подразделение Легиона, кроме нашего, справится с этим поручением.
— Отлично! Именно это я и надеялся от вас услышать, — обрадовался посол Гетцман и приветственно поднял стакан. — Выпьем за возможности и за тех, кто не преминет ими воспользоваться!
— Если не возражаете, я сочту ваш тост личным комплиментом, — улыбнулся Шутт и чокнулся с послом.
— А как же иначе! — воскликнул посол. — Я именно это и хотел сказать.
Затем они оба выпили.
— Приятно слышать, — сказал Шутт. — Однако хотелось бы попросить вас о любезности. Если вам все же удастся узнать, зачем мы понадобились зенобианцам, дайте мне знать, хорошо? Если там правда что-то неладно, хотелось бы, чтобы нас предупредили об этом заранее.
— Не волнуйтесь, капитан. Как только я что-нибудь узнаю, я тут же сообщу вам, — пообещал посол. Пригубив спиртное, он невесело усмехнулся. — Но позвольте мне дать вам совет, исходя из моего личного опыта… Ведь ни за что не узнаешь, что надо пригнуться, пока у тебя над головой впервые не промелькнет луч бластера, верно? Так что подготовьте своих подчиненных к чему угодно, тогда и сюрпризов будет не так много.
Шутт ухмыльнулся:
— Знаете, посол, мои ребятки и сами способны преподнести немало сюрпризов кому угодно. Мне они их каждый День преподносят.
— Вот почему галактическое правительство так верит в вас, капитан, — кивнул посол и залпом допил содержимое стакана.
Его улыбка в это мгновение могла означать что угодно.
Глава 2
Сам того не желая, мой босс стал символом. И как это часто бывает, для разных людей он символизировал разное.
Для кого-то в Космическом Легионе он являл собой блестящую надежду на будущее — этот светловолосый молодой капитан, который был способен вернуть Легиону его былую славу. Точно так же смотрели на моего босса и некоторые симпатизировавшие ему особы из правительства Галактического Альянса — в особенности те из них, кому было по душе наблюдать за тем, как с помощью молодцов из Легиона достигаются высоты прогресса. А уж для своих подчиненных (среди которых были не только люди — мужчины и женщины, — но и несколько инопланетян) мой босс был настоящим героем, первым командиром этой роты, который подарил им возможность кем-то стать в этой жизни.
Но вот для других представителей командования, занимавших весьма и весьма высокие посты, мой босс являлся угрозой всему тому, что, по их мнению, представлял собой Легион.
— Военные советники? Только через мой труп! — проревел генерал Блицкриг. В свой рев он вложил вполне достаточно возмущения для того, чтобы те, кто его слушал — ветераны генштабовских заварушек, — на миг оторопели.
Но всего лишь на миг.
— Несомненно, это — высочайшая честь для Легиона, — пробасил генерал Смутьян — представитель Легиона в правительстве. Произнесено это было спокойно, но генерал явно сказал именно то, что хотел сказать. — Между прочим, Блицкриг — это я на всякий случай говорю, вдруг вы не замети ли, — Легиону не так часто выпадает возможность увенчать себя славой. И будь я проклят, если мы откажемся от этого предложения только из-за того, что одного из наших офицеров от этого воротит.
— Боюсь, вы меня не поняли, генерал, — вздернув бровь, заметил Блицкриг. Он понял, что задавить Смутьяна ему не удастся, поэтому теперь решил продумать другую тактику.
Это для Блицкрига было непросто, поскольку он не привык иметь дело с людьми, которых не мог задавить. — Дело вовсе не в том, что меня от этого, как вы выразились, воротит.
Капитан Шутник известен своей способностью нарушать порядок и спокойствие, он совершенно некомпетентен, а его подчиненные — сборище недотеп и неудачников. Мы не имеем права рисковать и посылать его туда, где он может испортить отношения с важным для нас союзником.
— Полковник Секира сказала мне о том, что он добился целого ряда выдающихся успехов, — глянув на Секиру, возразил генерал Смутьян.
— Это верно, генерал, — подтвердила Секира и многозначительно продемонстрировала Блицкригу внушительную по толщине папку-портфолио. — Рота под командованием капитана Шутника не только успешно справилась со всеми порученными заданиями. Капитану удалось добиться наибольшего числа положительных отзывов о Легионе в средствах массовой информации. Будет только справедливо, если это назначение получит его рота. Они это заслужили.
Блицкриг вскочил и вытянулся во весь рост.
— Заслужили? За-слу-жи-ли?! — Он ткнул пальцем в лычки на своем мундире и затем вложил в свой вопрос всю издевку, на которую только был способен:
— Этот капитанишка прослужил в Легионе сколько лет? А? Три года? И при этом вы хотите мне сказать, что Шутник почему-то заслуживает большего, нежели офицер, переживший вместе с Легионом столько хорошего и плохого на протяжении почти сорока лет?
— Честно говоря, генерал, я не вижу, чем новое назначение для Шутника грозит вашему положению, — сказал генерал Смутьян. — Шутник — всего лишь маленькое перышко в кокарде Легиона, и все его заслуги — это плюс для всех нас. Вы являетесь непосредственным начальником капитана и имеете полное право оспаривать это назначение. Однако я бы вам очень не советовал этого делать. Поступая так, вы не только лишаете Легион возможности выслужиться перед правительством — если вы не забыли, прежде они нас не очень-то жаловали. Если вы наложите вето на запрос правительства Альянса по поводу роты под командованием капитана Шутника, это задание будет поручено какому-нибудь подразделению регулярной армии — ну, скажем, «Красным Орлам». Мы не можем позволить, чтобы это случилось.
Блицкриг, свирепо сдвинув брови, подошел к окну своего кабинета и какое-то время постоял там, таращась на панораму старого города, обрамленного заснеженными вершинами Северных Гор.
— Ладно, черт подери, — буркнул он наконец. — Пусть катятся! Но пусть в протоколе будет записано, что я был против! И когда Шутник увязнет там по самые уши, когда половину его роты кокнут местные бандиты, когда он устроит какую-нибудь дипломатическую катастрофу, виноват будет только он сам, а не я! Я хочу, чтобы в протоколе было записано, что я с самого начала был против! Ясно?
— Яснее ясного, — не спуская пристального взгляда с Блицкрига, проговорил генерал Смутьян и, немного помолчав, добавил:
— Но вы, конечно, понимаете, что, если мы занесем эти ваши слова в протокол, вы тем самым лишите себя лавров славы в случае успеха означенной операции?
— Шутнику ни за что на свете так долго не продержаться, — осклабился Блицкриг. — Пока этот ушлый хорек выкручивался только чудом. Но рано или поздно некомпетентность скажется, а рота «Омега» — худшее подразделение Космического Легиона. Да, им удалось набрать пару-тройку очков, но день расплаты неминуем. Стоит им столкнуться с теми, кто задаст им перцу в настоящем бою, — и от них останутся жалкие клочки!
— А я заявляю, что все, о чем вы говорите, — дерьмо собачье, генерал, — зловеще усмехнулась полковник Секира. — Вы все время ошибались насчет капитана Шутника, и на Зенобии он снова докажет, что вы не правы.
— С вас тысяча долларов, если он там расквасит свою наглую физиономию, — объявил Блицкриг.
— Договорились! — радостно воскликнула Секира. — Генерал Смутьян, будьте свидетелем нашего пари.
Поделиться книгой: