— Нет, для чего бы…
— Вы звонили мне сегодня утром с просьбой галстук сжечь?
— Нет. Вы получили галстук сегодня?
Я кивнул:
— Да, утром. А телефонный разговор состоялся в четверть десятого. У моего собеседника был скрипуче-писклявый голос, который потребовал, чтобы я сжег вложение в конверт. У вас нет ли поблизости вашей фотографии?
— Зачем?.. Да. Но для чего?
— Вот вы меня узнали, а я вас не узнал. Вы спрашиваете, что это за игра? Я тоже. А что если вы вовсе не Бэнс?
— Что за нелепое предположение!
— Возможно, но почему бы мне не пошутить?
Он собирался объяснить, почему, но передумал. Пройдя через все помещение, он обошел кругом пианино и приблизился к полкам, прикрепленным к стене, взял что-то с одной из них и вернулся ко мне. Это была тоненькая книжечка в кожаном переплете, на которой было вытеснено золотом: «Музыка будущего Джеймса Невилла Бэнса». Внутри две первые страницы были пустыми, на третьей внизу имелись всего лишь два слова «Частное издание», а на четвертой портрет автора.
Одного взгляда было достаточно.
Я положил книжечку на ближайший столик.
— О'кей, удачная фотография. Какие идеи, соображения?
— Откуда они могут у меня быть?
Он возмущенно пожал плечами:
— Галстук должен быть моим. Впрочем, это я смогу проверить. Пошли.
И снова вздохнул:
— Какое-то безумие!
Он снова двинулся в конец помещения, я шел следом, обошли второе пианино, за которым начиналась винтовая лестница, впрочем, слишком широкая для обычной винтовой, с устланными ковром ступеньками и полированными деревянными перилами. У подножия я увидел дальний край просторной общей комнаты, Бэнс повернул направо через распахнутую дверь, и мы очутились в спальне. Он быстро прошел еще к одной двери, открыл ее и остановился в двух шагах от порога. Это было подобие стенного шкафа для одежды, устроенного в отдельном помещении. Один мой друг как-то сказал мне, что гардеробная женщины расскажет вам о ней больше всех остальных комнат дома, и если это распространяется так же на мужчин, я получил возможность узнать полную характеристику Джеймса Невилла Бэнса. Но меня интересовали только его галстуки. Они висели на вешалке в правом углу, их было три ряда. Целый ассортимент, некоторые кремовые с коричневым, но не только такие. Бэнс прощупал пальцами часть одного ряда, пересчитал, еще раз пересчитав повернулся и вышел из своей гардеробной, с уверенностью заявил:
— Это мой галстук. У меня их было девять, один я кому-то отдал, а тут их всего семь.
Он потряс головой:
— Ничего не понимаю… Какого черта…
Эти восклицания повисли в воздухе.
— И ваша бумага и конверт?
— Да, конечно.
— Ну а телефонный звонок с распоряжением сжечь галстук? Скрипучий голос?
— Да-да. Вы уже спрашивали меня, есть ли у меня какие-то дела или соображения. А у вас?
— Возможно появятся, но они будут дорого стоить. Я работаю у Ниро Вулфа, я стану расходовать его время, так что счет вам не доставит радости. Вы должны знать, у кого имеется доступ к вашим письменным принадлежностям и этой гардеробной, ну и вам придется поразмыслить о том, кто и почему. Галстук вам не понадобится. Он прибыл ко мне по почте, так что фактически и по закону он находится в моем владении. И я должен его хранить.
Я протянул руку:
— Если вы не возражаете!
— Да, да, конечно.
Он отдал его мне:
— Но я мог бы… Вы ведь не собираетесь его сжечь?
— Нет, конечно.
Я сунул галстук в боковой карман, конверт и записка уже лежали в моем нагрудном кармане:
— У меня имеется небольшая коллекция сувениров. Когда у вас появится…
Где-то прозвучал звонок, какой-то музыкальный мотивчик, возможно, музыка будущего. Бэнс нахмурился, повернулся и пошел назад, я, разумеется, следом. Мы пересекли общую комнату и оказались еще у одной двери, которую он и отворил. Там, в маленькой прихожей, находились двое мужчин, один невысокий коренастый парнишка в рубашке с короткими рукавами и штанах из грубой холщовой ткани. Второй, тоже коренастый, но высокий, был типичным полицейским.
— Да, Берт? — спросил Бэнс.
— Этот полицейский, — сказал коротышка, — хочет попасть в квартиру миссис Кирк.
— Зачем?
Заговорил верзила:
— Просто посмотреть, мистер Бэнс, Я на патрульной машине и получил вызов. Возможно, ерунда, обычно так и бывает, но я обязан посмотреть. Извините, что приходится вас беспокоить.
— Что посмотреть-то?
— Не знаю. Возможно, ничего, как я уже сказал. Просто убедиться, что все в порядке. Закон и порядок.
— Очень хорошо, но почему там не должно быть порядка? Это мой дом, офицер.
— Да-а, знаю. А это моя работа. Я получил сигнал, и сделаю так, как мне сказано. Когда я позвонил к Киркам, мне никто не ответил, тогда я вызвал управляющего домом. Пустая формальность, конечно. Я уже говорил, что не хотелось бы вас беспокоить, но…
— Ну ладно. Берт, у вас есть ключ?
— Да, сэр.
— Позвоните, прежде чем… — хотя нет. Лучше я сам пойду.
Он решительно шагнул через порог, а когда и я оказался снаружи, запер дверь. После того, как мы вчетвером втиснулись в кабину лифта, туда бы и мышь не влезла. Когда кабина остановилась на втором этаже, я вышел вместе со всеми, прошел с ними в другую небольшую гостиную. Бэнс нажал кнопку на косяке двери; обождал с полминуты, нажал вторично, продержав на ней палец секунд пять, подождал уже подольше.
— Олл-райт, Берт, — произнес он и отступил в сторону. Берт вставил ключ в замок, рэвсоновский, как я заметил, повернул его, нажал на ручку, отворил дверь и пропустил вперед Бэнса. За ним вошел полицейский, а за ним уж я. Сделав два шага, Бэнс остановился, оглянулся на нас и повысил голос:
— Бонни! Это Джим.
Я первым заметил голубую домашнюю туфельку, надетую на женскую ножку, высунувшуюся из-под края кушетки. Я автоматически двинулся было вперед, но тут же резко остановился. Пусть полицейский первым сделает открытие. Он сделал, он тоже все это увидел и пошел к кушетке, а когда достиг ее края, буквально остолбенел, едва слышно пробормотав:
— Боже всемилостивый!
И продолжал стоять, глядя вниз.
Тогда прошел вперед и я, и Бэнс.
Когда Бэнс увидел полностью всю картину, он на какое-то мгновение замер, издав звук, похожий на лягушечье кваканье, потом из его горла вырвалось нечто, вроде икоты или предсмертного хрипа, и он тут же рухнул на пол. Это не был обморок, просто у него подкосились ноги. Удивляться не приходилось. Даже свежая кровь на живом лице выглядит устрашающе, а когда лицо мертвое, наполовину покрытое запекшейся кровью, колени хоть у кого подогнутся!
Не стану уверять, будто на меня это не произвело соответствующего впечатления, но моей проблемой были не ослабевшие колени! Мне потребовалось не более шести секунд, чтобы все продумать и принять решение. К нам присоединился Берт и реагировал вполне естественным, хотя и неаппетитным образом. Бэнс ухватился за спинку кушетки, чтобы подтянуться и встать с пола. Полицейский, бедняга, наклонился, чтобы поближе всмотреться в мертвое лицо. Короче говоря, никто не знал, нахожусь ли я в комнате или нет, и уже еще через шесть секунд меня уже не было.
Я неслышно прошел к выходу, осторожно отворил дверь, вышел в прихожую, спустился на лифте вниз и быстренько оказался на тротуаре. Полицейская машина была припаркована прямо против входа, а полицейский, сидевший за рулем, внимательно посмотрел на меня, видя, что я выхожу из дома, но не задержал меня, и я зашагал на запад.
Подойдя к Шестой авеню, я почувствовал, что пот струится у меня по лбу, и достал платок. Солнце было в зените, день для августа был достаточно теплым, но не настолько жарким, чтобы я вспотел при ходьбе, тем более что такое со мной никогда не случалось. Да и потом, почему я почувствовал наличие пота только тогда, когда он накопился в большом количестве? Вот и подумайте, как это бывает. У одних коленки подгибаются незамедлительно, а другие взмокают лишь через пять минут, не сознавая этого.
Я вышел из такси перед нашим стареньким коричневым особняком без четверти час, подняться по семи ступенькам на высокое крыльцо и отомкнул дверь собственным ключом.
Прежде чем пройти через прихожую в кабинет, я еще раз тщательно обтерся носовым платком. Вулф, от глаз которого ничего не скроешь, никогда не видел бисеринок пота у меня на физиономии и не должен увидеть. Я вошел. Он сидел со своей книжкой и едва скользнул по мне взглядом, когда я проходил к своему столу. Усевшись, я произнес:
— Мне не хочется вас отрывать от чтения, но я должен доложить.
Он буркнул:
— Так ли это необходимо?
— Желательно. До ленча еще почти полчаса, а если кто-нибудь явится, например, служитель закона, будет лучше, если вы будете в курсе дела.
Он чуть опустил книжку:
— Черт возьми, в какую историю ты влип на этот раз?
— Выслушайте мой доклад. Мне хватит десяти минут, пятнадцати много даже на дословный пересказ.
Вулф достал закладку и вложил ее между страницами.
— Ну?
Я начал рассказывать дословно, и к тому моменту, когда я дошел до разговора с Бэнсом о телевизоре ближнего действия, Вулф уже сидел в кресле с закрытыми глазами, откинувшись на его спинку. Просто в силу привычки. Когда я упомянул заголовок частным образом изданной книжечки, я услышал презрительный звук и не удивился, поскольку Вулф относит любую музыку к остаточным явлениям от варварства, ну а музыка будущего для него вообще бред. Когда же я закончил, он фыркнул и открыл глаза.
— Я этому не верю, Арчи! — заявил он напрямик. — Ты что-то пропустил. Насильственная смерть, и ты, не имея ни поручения, ни отношения к случившемуся, ушел… Чепуха!
Вулф выпрямился.
Я кивнул.
— Вы не заинтересованное лицо и не собираетесь им быть, так что вы не соизволили хорошенько подумать. Я присутствовал при обнаружении мертвого тела, очевидно — убийство. Если бы я там болтался, меня бы задержали. Ровно через минуту полицейский приказал бы нам остаться на месте, он бы записал наши имена и сразу же узнал, кто я такой. Когда приедет представитель Отдела по убийствам, Стеббинс или кто-то другой, он сразу же примется выяснять, почему я здесь, и если не от меня, то от Бэнса он это узнал бы и отобрал бы и конверт, и записку, а я хотел сохранить их как сувениры. Как я говорил Бэнсу, они фактически и по закону находятся у меня.
— Фи!
— Я не согласен. Я бы очень хотел остаться там подольше и раздобыть образец крови, чтобы сравнить ее с пятном на галстуке. Если бы они совпали, я бы первым узнал об этом, а первым всегда быть приятно. Далее, конечно, Бэнс расскажет им про меня, и возникает вопрос, могут ли меня привлечь к ответственности за обструкцию правосудию, если я откажусь вручить полиции галстук? Я не вижу, как можно мне пришить такое обвинение… Ничто не соединяет галстук с убийством, если только и до тех пор, пока не будет сравнена кровь.
Вулф хмыкнул:
— Мальчишество. Провоцировать полицию разрешается только в том случае, если это служит какой-то определенной цели.
— Конечно. И если Джеймс Невилл Бэнс явится или позвонит сюда сообщить, что он опасается, что его обвинят в убийстве миссис Кирк, если убили именно ее, отчасти из-за галстука, который он мне не посылал, и он желает нанять вас, не было бы удобно иметь галстук, а также конверт и записку?
— Я не жду, чтобы меня нанял мистер Бэнс. И не хочу этого.
— Конечно. Потому что вам пришлось бы работать. Только вчера я вам говорил, что наши доходы за первые семь месяцев нынешнего года заметно снизились по сравнению с тем же периодом прошлого. Я отношусь добросовестно к одной из многочисленных обязанностей, за которые вы мне платите жалованье, и переживаю за состояние вашего счета в банке.
— Не блестяще, — сказал Вулф непонятно и взял в руки книгу. Что за детская выходка, ведь ровно через восемь минут придет Фриц звать нас в столовую.
Я прошел к сейфу и спрятал свои сувениры во внутреннее отделение.
Глава 3
Инспектор Кремер из Южного отдела по расследованию убийств приехал в десять минут седьмого.
Весь день я что-то делал, не могу похвастаться, чтобы очень успешно. Во время ленча, сидя против Вулфа, я слушал вполуха его застольные разговоры, решив про себя уйти со сцены, пока не придумаю, как надо действовать. Было бы бессмысленно подвергать себя опасности просто из любви к искусству. Представитель полиции мог появиться с минуты на минуту, поэтому, выйдя из-за стола, я заявил Вулфу, что поскольку мы не рассчитываем и не желаем официально участвовать в намечаемом расследовании, я намерен заняться собственными делами. Вулф подозрительно посмотрел на меня, поморщился и пошел в кабинет. В тот момент, когда я повернулся к прихожей, зазвонил телефон, и подошел и взял трубку, чертыхаясь в душе. Ведь если бы меня сейчас пригласили в прокуратуру, мне пришлось бы принимать свое окончательное решение по дороге туда!
Но нет, звонил Лон Коэн.
Он рассыпался в комплиментах:
— Арчи, скажу без преувеличения, что для любого издательства в нашем городе, в особенности же для «Газетт», ты воистину бесценный источник информации! В 9.30 ты позвонил, интересуясь личностью Джеймса Невилла Бэнса, а в 12.20, менее чем через два часа, полицейский находит в его доме труп, причем присутствуете вы оба, он и ты. Потрясающе! Любой сыщик способен выяснить, что произошло, но предугадать, что произойдет, — ты один на десять миллионов. Какова программа на завтра? Мне достаточно по одному событию на день.
Я с ним живенько разделался, потому что в данный момент меня больше всего занимала программа сегодняшнего дня.
Я успел дойти почти до Восьмой авеню, так и не решив, куда направить свои стопы, когда сообразил, что игнорирую главный пункт. Нет, два основных пункта. Один, если полицейский явится до того, как Вулф поднимется в теплицу в четыре часа, он, не раздумывая, способен отдать посланнику сувениры, чтобы избавить меня от неприятностей. Второй, если пятно на галстуке не было кровавым, а то, что галстук послали мне, является всего лишь глупым розыгрышем и не имеет никакого отношения к убийству, я поднимаю шум из-за ничего.
Поэтому я повернулся и пошел назад.
Вулф, сидевший по-прежнему в кресле со своей книжкой, внешне не обратил никакого внимания на то, что я отворил сейф и достал свои сувениры, но, конечно, он все видел.
Я сунул их в карман и ушел.
А через двадцать минут я уже сидел в комнате на десятом этаже здания на Сорок третьей улице и разговаривал с человеком за стойкой:
— Это лично для меня, мистер Хирш, не для мистера Вулфа, но не исключено, что в скором времени он тоже воспользуется этими сведениями.
Я растянул галстук на стойке и указал на пятно:
— Сколько времени потребуется на то, чтобы определить, что это такое?