Планета катастроф

Тем же успехом увенчались мои попытки обнаружить третью, а за ней и четвертую станции. Пешком, ориентируясь по солнцу, без рукавиц и защитной маски для лица, которые я потерял, я кружил по ледяной пустыне. Результат один: ни палаток, ни оборудования, ни людей. Шахты закрыты и покинуты.

Через четыре дня я добрался до о морского берега. В свое время мы ставили там на мелководье небольшое суденышко. Команда исчезла бесследно. Однако запасы продовольствия и горючего оставались. И я рискнул.

Семь дней я провел в открытом море. В это трудно поверить, но на восьмой я увил ал берега Батон-Гуж. Из осторожности я подплыл к порту ночью, выбрал дальний причал и как следует спрятал лодку. Пошел в город. Пытался связаться с Вашингтоном, но безуспешно. В Батон-Гуж уже царил хаос, начинался голод: все беженцы с побережья и других опасных районов искали пристанища именно там. Атмосфера раскалилась, словно в плавильном цеху, в воздухе носилась сажа, и подземные толчки повторялись ежедневно.

Найдя подходящий автомобиль, я направился на восток. Но и на шоссе все было не слава Богу: меня «пасла» какая-то «тачка», постоянно норовя сбросить в кювет. Но не на того напали. В момент, когда эта сволочь вновь начала прижимать меня, я резко прибавил скорость, и машина-преследователь, выведенная из равновесия, закувыркалась по дороге. Я вернулся и осмотрел «трофей»: без признаков жизни застыли двое мужчин, одетые в штатское. Документов при них не было. На вид — лет сорок-пятьдесят, а других примет никаких, ни национальных, ни социальных…

На всем пути города почти перестали существовать: большие дома рухнули, малоэтажки разграблены дочиста, редкие машины на дороге держатся как-то робко.

Сюда, в Гринлиф, я прибыл на третий день. Кажется, это было неделю назад. Но здесь меня накрыло землетрясение.

— Ты думаешь, что полярную экспедицию уничтожили те же люди, которые преследуют тебя здесь? — перебил я его.

— Да я могу поклясться жизнью! — прохрипел он.

— Они и сейчас здесь, в городе. Они повсюду, они меня ищут. Но я схитрил: оставил машину за несколько кварталов отсюда. Думал вернуться…

— Их уже нет, — пытался я его успокоить.

— Рыщут по городу, — возразил моряк. — Они не сдадутся, они меня найдут в конце концов. Но я их встречу. — Он приподнял руку, гнев на его лице сменился недоумением. — Где же мое оружие?

— Оно тебе не понадобится, — сказал я. — Я увезу тебя…

— Они его украли, — слеза покатилась у него по щеке. — Когда я заснул…

— Поехали, — приказал я. — Пора двигаться. — Я встал, надел респиратор и попытался поднять раненого. Он издал неестественно тонкий крик.

— Возьми вот это, в кармане, — простонал он. — Покажи им… Пусть выслушают… — Нижняя челюсть бедняги отвисла, глаза остекленели, я пощупал пульс — его не было.

Целую минуту в полной тишине я смотрел на бездыханное тело незнакомца, соображая, была ли хоть доля смысла в том, что он мне рассказал. Очень похоже на бред. Он, кажется, упомянул карман… Но в обоих была только пыль. Продолжая поиски, я обнаружил у пояса маленький старомодный кармашек для часов, какие делались на брюках в старые добрые времена. Запустив туда пальцы, я нащупал что-то гладкое и прохладное. Вытащил. Это оказалась большая увесистая монета, чуть меньше серебряного доллара. На одной стороне ее Красовалось стилизованное изображение какой-то птицы, на другой — сложнейшая вязь.

Я опустил монету в карман, немного постоял, как вдруг услышал шум с улицы.

Я упал плашмя на груду битого стекла и кирпича, прямо под оконным проемом. Рука судорожно сжимала револьвер. Шум повторился. Теперь я понял, что это под чьими-то ногами стонет моя доска, переброшенная через пропасть. Перепрыгивая через груды консервных банок и бутылок, я незаметно выскользнул из магазина.

Спрятавшись за углом, я следил за развитием событий. Человек в темном костюме вышел из «моей» продовольственной лавки. Подойдя к оврагу, он ступил на доску. Скрип ее взорвал давящую тишину мертвого города. Преодолев пропасть, «черный костюм» спрыгнул на землю. Если он нашел в лавке мертвого моряка, то на какое-то время должен успокоиться, а может, и убраться восвояси. Кажется, можно покинуть свое укрытие. Я вышел из-за угла.

«Щелк!» — услышал я сухой звук и, еще не успев понять, что произошло, пригнулся и покатился по щебню. И снова характерное «щелк!» — звук выстрела. Откуда целились, я из-за пылевой завесы не понял. Но ко мне явно кто-то приближался. Шаги замедлились, теперь этот кто-то стоял совсем рядом.

Времени на раздумья не оставалось; я собрался в пружину и ринулся вперед. Моя пуля угодила во что-то мягкое. Тяжело дыша, я обыскал его карманы. Они были пусты: ни часов, ни кольца, ни водительских прав.

Через десять минут, так и не отдохнув и не поев, я снова влез в свою машину и помчался на восток, держась на одном адреналине. По грунтовой дороге я постепенно выбрался на шоссе 90.

3

Через час после того как совершенно стемнело, я остановился у небольшого мотеля с кафе и бензоколонкой. Долговязый белобрысый парень, чей рот напоминал незастегнутый карман, встретил меня с ружьем в руках, но потом, успокоившись, наполнил бак бензином и даже напоил меня кофе с пирогом, испеченным, кажется, из черепицы с ванилью. Я сунул ему потрепанную двадцатку и, уже отъезжая, заметил хитрую улыбку на его лице: поистине вековые традиции обсчета клиентов не вытравить даже землетрясению.

Через час моему взору открылось океанское побережье. Теперь вода простиралась много дальше обычного. На целую милю из нее торчали крыши и верхушки деревьев. До наводнения здесь была слегка холмистая местность, которую облюбовали фермеры. Суша исчезла у меня под колесами без предупреждения, и я быстро задействовал воздушные подушки своего автомобиля. В принципе делать это над водой не рекомендуется: рискуешь потопить машину, но у меня не было ни времени, ни желания искать лодку. Я прибавил газу и взмыл над водой…

Рассвет я встретил, мчась по аллее, на местоположение которой указывали лишь верхушки деревьев, возвышающиеся над водой. В тот момент, когда мрачное красноватое солнце начало свой поход, я выбрался на сушу.

Это был Майами. Его пляжи совершенно опустели и превратились в полосу голого песка, хотя в самом городе и на берегу все еще красовались белые здания. На воде чернели куски пемзы и переливались радугой нефтяные пятна, берег покрывали кучи хлама, принесенного океаном. Однако жизнь здесь, кажется, была более-менее стабильной. Судя по сохранившимся домам-башням разных цветов — кораллового, зеленовато-желтого и бирюзового, землетрясение не тронуло город. Может быть, сыграло роль то, что дома в этой ветреной местности строили особо прочные. С облегчением я заметил, что торговля идет нормально, всюду достаточно полицейских, весело горят огни в магазинах и ресторанах, по улицам снуют автомобили. Народу, правда, было поменьше, чем в былые времена, но это как раз меня устраивало.

Я остановился в гостинице «Гольфстрим», роскошном стопятидесятиэтажном здании, где я бывал и раньше. За стойкой портье я увидел знакомое лицо: Сэл Анзио работал в свое время в Лае-Вегасе. Он потряс мою руку и скривил левую щеку, что означало улыбку.

— Мэл Айриш! — не задумываясь, выпалил он. Что привело тебя в наш город?

— Кисловато жилось на юге, — ответил я. — Когда что-нибудь не так, мексиканцы приходят в возбуждение и валят всю вину на американцев. А что интересного здесь?

— Да всякое. Когда докатилась весть о землетрясениях, кое-кто из туристов отчалил, но большая часть осталась. У нас все о'кей. В отеле есть электричество, вода, большие запасы еды. Каждая гостиница готовилась к сезону, как обычно, значит, забила подвалы всем необходимым. В «Гольфстриме» всего хватит на полгода, не меньше. А если что — у меня припасена лодка. За хороший куш оставлю и тебе местечко.

Я ответил, что подумаю, взял у него ключ от номера на сто двенадцатом этаже и вошел в кабину скоростного лифта.

Комната мне досталась приятная, просторная, обставленная со вкусом, с двуспальной кроватью. Ванна была такой величины, что в ней свободно можно было выкупать маленького гиппопотамчика. Я смыл с себя грязь, накопленную за время скитаний, позвонил в гостиничную службу и заказал новый костюм. Потом пропустил рюмочку прямо в номере и, ощущая потребность в общении с себе подобными, спустился на десятый этаж, где располагалась открытая обеденная терраса.

Наступал час мрачного заката. Тучи, черные, как ночь, обрамленные золотом, угрожающе нависли над чернильно-фиолетовым океаном. Бледное желто-зеленое небо бросало жуткий таинственный свет на террасу, на пальмы в кадках, на парочки за столиками.

В северной части небосвода мерцал приглушенный свет — отражение раскаленной докрасна лавы. Поверхность залива тоже выглядела необычно: в безветренную погоду волу рябило из-за несильных, но постоянных колебаний дна. Однако на нашей террасе джаз-оркестр потихоньку наигрывает что-то о любви, люди улыбались и поднимали бокалы за здоровье друг друга. И — к черту все, что ждет нас завтра.

После очень недурного обеда — порции гондурасских креветок и розового анжуйского вина — я отправился на третий этаж, где располагался игорный зал. Сэл Анзио был уже на месте; облаченный во фрак сиреневого цвета, он осматривал столики очень по-деловому, то есть был похож на любимого палача Цезаря, выбирающего очередную жертву.

— Привет, Мэл! — окликнул он, окинув меня взглядом, способным пересчитать содержимое бумажника до последнего цента. — Не желаешь ли попытать счастья?

— Может, чуть попозже, — ответил я. — А кто есть в городе? — Он тут же отбарабанил фамилии не очень богатых завсегдатаев Плюс паразитов, которые ухитряются наживаться даже на них. Я слушал его рассеянно. Это был приятный вечер, мимо сновали милые посетители, но что-то не давало мне покоя: то и дело вспоминался незнакомец с перебитыми ногами и безмолвные, какие-то заторможенные люди, которые почему-то стремились убить сначала его, а потом и меня. Двое из них уже мертвы. И убил их я — вполне мирный человек. Но разве я мог выбирать? Они охотились за мной, а я лишь оказался быстрее.

— …Люди в городе, — говорил тем временем Сэл.

— Странноватые типы, но при деньгах, Мэл, все при деньгах.

— А кто это? — спросил я, кивнув в сторону человека в черном фраке с белой бабочкой. Среди модной толпы он выделялся консерватизмом.

— Этот? Не знаю. — Сэл отвернулся, словно не желая о нем говорить. — Один из тех, что слетелись на свой съезд.

— Какой съезд? — переспросил я, потому что в этом человеке мне что-то не понравилось. Этакий ухоженный господин лет сорока, но лицо — не выразительнее омлета.

— Да эти съехались, как их… нумизматы, что ли. Заняли два этажа: двадцать восьмой и двадцать девятый. Такой толпы чокнутых я еще в жизни не видел. С ними каши не сваришь, Мэл.

Нумизматы? Люди, собирающие монеты. А ведь у меня есть монета, тяжелая, золотая, предсмертный подарок человека, который успел поведать такие ужасы, что на ночь рассказывать не стоит. Он хотел, чтобы я взял эту монету и передал ее кому-то вместе с его историей. Ничего себе история. Если рассказать ее где-то в официальном месте, меня либо спустят с лестницы.» либо запрячут всерьез и надолго. Мастодонты, вмерзшие в ледяные стены, пещерные люди, стреляющие из современного оружия. Может, бедный малый бредил, и это был последний, самый яркий бред в его жизни? Нечего мне трепыхаться по этому поводу. Монета, возможно, отлита недавно, состоит из никеля с небольшой добавкой золота, а выпущена в честь победы баскетбольной команды местного масштаба примерно в 1997 году.

Все-таки — это мои домыслы. Нумизматы как-никак разбираются в монетах. Стоит потратить десять минут на то, чтобы один из них осмотрел мое наследство и высказал компетентное мнение. Это решит вопрос раз и навсегда, и я смогу, ни на что не отвлекаясь, подумать о более серьезных вещах, а именно о том, как и на что жить некоему Мэлкому Айришу, недавно демобилизованному из военно-морских сил США и влившемуся в армию безработных. У парня, между прочим, хороший аппетит и неуемное желание испытать все мыслимые удовольствия.

— Спасибо, Сэл, — сказал я и направился к лифту.

На двадцать восьмом этаже было тихо, осветительные трубки, составлявшие на потолке геометрический орнамент, излучали мягкий розовый свет. В конце коридора я увидел двустворчатую стеклянную дверь, а за ней — ярко освещенную комнату, в которой беседовали приглашенные на коктейль люди. Ступая по роскошному светлому ковру, я окунулся в ровный гул разговора. Ко мне со всех сторон повернулись лица — невыразительные, ординарные и такие бесстрастные, словно их одолевала смертная скука. Откуда-то вынырнул официант с подносом и предложил мне выбрать что-нибудь из напитков. Взяв один из них, я окинул взглядом собравшихся.

Почему-то здесь были одни мужчины — неопределенного возраста, одетые в вечерние костюмы темных тонов, и только некоторые — поярче и помоднее. Когда я двинулся вдоль комнаты, их взгляды последовали за мной, не отрываясь. Откуда-то возник высокий субъект с зализанными седыми волосами и как-то ненавязчиво пристроился рядом. Мне оставалось либо заговорить с ним, либо отодвинуть локтем. Я постарался улыбнуться как можно более открыто:

— Не подумайте, что я случайный гость. Ли правда ни с кем не знаком, но тоже интересуюсь монетами.

— Понимаю, сэр, — промурлыкал он. Углы его губ чуть-чуть приподнялись в улыбке. — Вы, видимо, любитель, вольный стрелок?

— Да, наверное, так. Собственно говоря, мне хотелось бы знать мнение специалиста по поводу монеты, попавшей ко мне не так давно… — С этими словами я выудил из кармана свою добычу. Она сверкнула при свете ламп.

— Может, это и подделка, — продолжал я, словно не придавая особого значения этому факту, — но вдруг вы сможете сказать мне что-либо определенное? — Я протянул ему монету. Он не взял ее в руки, однако смотрел, не отрываясь. Протокольная улыбка исчезла, на лице залегли морщины.

— Не беспокойтесь, я не прошу бесплатной консультации, — поспешил заверить я, — понимаю, что мнение эксперта стоит дорого.

— Н-да, — ответил он. — Не соблаговолите ли вы, сэр, пройти со мной ненадолго к одному господину? Я попрошу его взглянуть на вашу… находку.

У него был какой-то легкий акцент и немного странная интонация. Он повернулся и направился к выходу. Я последовал за ним. Спустившись по ступенькам, мы оказались в маленькой гостиной, словно предназначенной для приватных бесед.

— Будьте любезны на минуту присесть, — предложил мне седой, указав на очень низкое мягкое кресло, и исчез за дверью. Я остался стоять, зажав монету в ладони. Наверное, она из чистого золота, уж больно тяжела. А может, через минуту меня ждет разочарование. Какой-нибудь дока с презрительной улыбочкой переведет надпись на монете: «Каждую минуту в мире рождается простофиля» — или что-нибудь в этом роде. Зажав монету между зубами, я слегка прикусил ее и почувствовал, что на металле образовалась вмятина. Если это золото, то абсолютно чистое.

Дверь открылась у меня за спиной, и я вздрогнул, как человек, слишком долго и напряженно чего-то ждавший. Мой провожатый вернулся с маленьким полноватым мужчиной; взгляд его был беспокойным, а тщательно уложенные черные волосы напоминали парик.

— Познакомьтесь с мистером Заблуном, — сказал Седой. — Он с удовольствием взглянет на монету мистера…

— Филберта, — подсказал я. — Меня зовут Джимми Филберт, я проживаю в штате Монтана.

Короткая шея мистера Заблуна дернулась как-то резко, на прусский манер. Подойдя ко мне, он протянул сразу все свои пальцы, сколько у него их было. Я вложил в них монету, и он быстро поднес ее к глазу таким манером, словно был ювелиром и смотрел через лупу. Потом, прищелкнув языком, нацелил на объект другой глаз.

После этого он обменялся взглядом с Седым. Я протянул руку за монетой, но мистер Заблун направился к боковой двери.

— Приглашаем вас, мистер Филберт, последовать за нами, — сладко пропел Седой. Он сделал изящный жест, указывая направление, и я потащился вслед за ними по узкому коридору. Потом мы оказались в комнате с низким потолком, в которой стоял простой стол, а над ним чертежная лампа. Заблун быстро открыл один из ящиков стола, вытащил оттуда какой-то прибор, набор линз и начал колдовать над моим трофеем.

Седой стоял рядом с застывшим лицом и не говорил ни слова.

Наконец Заблун выпрямился и произнес как-то равнодушно:

— Монета настоящая. Это золото, проба двадцать девять. Чеканка.

— Вам раньше такие попадались? — спросил я.

— Не такая уж редкость.

— А откуда она?

— Несколько лет назад подобные экземпляры появились на Крите. Не такие новые, как ваша; эта еще не была в обращении.

— Монета греческая?

— Точное происхождение неизвестно. А где вы ее достали? — Он спрашивал все это с каменным лицом, как дежурный полисмен, снимающий показания по стандартному протоколу.

— Я выиграл ее в покер в Потаен, недели две назад. Боялся, что меня надули. Кстати, какова ее стоимость?

— Могу предложить вам пятьдесят долларов сразу, мистер Филберт, — вмешался Седой.

— Мне не хотелось бы продавать ее прямо сейчас, — ответил я. — Это красивый сувенирчик. — Протянув руку, я взял монету со стола. — Просто хотел знать, нефальшивая ли.

— А если я предложу вам сто долларов?..

— Дело совсем не в цене. — Я беззаботно улыбнулся. — Она мне досталась за десятку. Подержу у себя, может, она счастливая? Недавно я остался в живых, а в наши дни это уже везение.

Я направился к двери. Седой, обогнал меня, указал дорогу обратно в зал с кремовым ковром.

— Сколько я вам должен? — спросил я, доставая бумажник и непринужденно улыбаясь.

— Да что вы! — Седой отмахнулся от денег, — но если все же вы передумаете…

— Я вам первому сообщу, — пообещал я. Он наклонил голову, а я продефилировал в сторону лифта. Уже у дверей я обернулся: в большой комнате, где шел прием, стали гасить свет. В лифте я снова вынул из кармана золотой кружок и внимательно его осмотрел: вмятина, оставленная моими зубами, исчезла. Заблун подменил монету.

4

Бизнес и любопытство для Сэла Анзио — вещи, исключающие друг друга. Пятидесятидолларовая бумажка, перешедшая к нему, обеспечила мне беспрепятственный доступ в никем не занятый номер на двадцать девятом этаже, что находился в пустынном северном крыле отеля. Отсюда был виден абсолютно весь западно-восточный блок, тем более что Сэл снабдил меня и сильным биноклем, который позаимствовал в бюро забытых вещей. Еще десятку стоили мне услуги парня, нанятого следить за каждым шагом Седого, жившего в отеле под именем Р.Сэтис.

В первую же ночь я заказал ужин на 12 ночи и съел его в темноте, наблюдая за деятельностью «нумизматов», которых видел в освещенные окна занимаемых ими двух этажей. Не могу сказать, что это было захватывающее зрелище. Мистер Заблун что-то вещал группе людей, а они слушали его с безразличием монументов. Входили и выходили какие-то мужчины, двигаясь неторопливо и с достоинством. Я не видел, чтобы нумизматы ели или пили, женщин тоже не наблюдалось. Не заметил я, признаться, и каких-либо занятий нумизматикой.

Через несколько часов бесплодных наблюдений я покинул пост, прошел в свой номер и лег в кровать. Перед сном я успел подумать, что вряд ли Заблун присвоил монету ряди золота. Уж очень странно он держался. Тут все сложнее.

А может быть, это моя фантазия, и монета вообще не имеет никакого-отношения к истории с моряком. Что если он был опасным преступником, а анонимные парни — агентами ЦРУ, которым приказали пристрелить его на месте. То, что они стреляли в меня, могло оказаться заурядной ошибкой.

Опять не сходится… Трудно представить, чтобы цэрэушники стреляли так отвратительно, как эти безликие. Мои размышления прервал телефонный звонок.

— Мэл, происходит что-то странное, — услышал я голос Сэла. — Эти твои

— как их, филателисты? — почему-то страшно переполошились. Твой приятель Седой выскочил через парадный подъезд пару минут назад и теперь орет на служащего гаража, чтобы тот немедленно вывел его машину. А она, черт возьми, стоит в самом низу, на четвертом уровне.

— Я спускаюсь, — крикнул я. — Достань мне машину — любую!!! Причем прежде, чем Седой получит свою.

Шесть минут спустя (если верить моей «Омеге») я уже устраивался на сиденье приземистого автомобиля, который подогнал Сэл.

— Ради всех святых, верни потом машину, — молил Сэл. По лицу его стекали капли дождя. — Я позаимствовал ее у нефтяного короля, что остановился в центральном корпусе.

— Можешь доложить, что я украл ее, — сказал я на прощание, вручая Сэлу еще пятьдесят долларов.

Турбины ровно загудели, как только я прикоснулся к стартеру, под черным квадратным капотом таилась страшная сила. Я вывел машину из укрытия, понаблюдал, как Седой вместе с тремя другими «нумизматами» садится в свой тяжелый темно-бордовый «Моноджаг», и дал им отъехать на добрую сотню ярдов. Только после этого я осторожно двинулся за ними.

Этот город, старый добрый Майами, я знал когда-то очень хорошо, но то было давно. Ураганы и наводнения оставили страшные следы. Однако большая часть города — та, где расположены знаменитые роскошные двухсотэтажные отели, магазины с умопомрачительными ценами, особняки богачей в центре ухоженных лужаек, словом, престижный район к северу от Рио — все это уцелело.

Я мчался по Флаглеру, под многочисленными виадуками шоссе 509, соединяющего разные штаты, ни на минуту не упуская из виду «Моноджаг». Мы свернули к западу, в район массивных бетонных складов и пищевых фабрик. Теперь я вел свое авто медленно, почти что полз со скоростью десять миль в час. Темно-бордовая машина впереди меня остановилась. Я прижался к обочине и тоже затормозил. Из «Моноджага» проворно выскочили двое, их фигуры отбросили длинные, нелепые тени — рядом светил уличный фонарь. Не заметив моей машины, они вернулись к началу переулка и углубились в него. Водитель снова завел авто, довольно быстро достиг следующего угла и свернул налево, потом еще раз налево. Хлопнули дверцы машины. «Моноджаг» я настиг уже пешком. Он стоял с открытой дверью. Рядом находились двое: один из них был, видимо, Седой, официально — мистер Сэтис. Пройдя пару шагов, они моментально скрылись, словно прошли сквозь стену.

Немного поразмыслив, я догадался, что они с другого конца заходят в тот переулок, где исчезли первые двое. Понятно, кого-то окружают.

Но они учли не все. Там, где я оставил «свое» авто, между солидными фасадами домов спряталась узкая щель. Я не был уверен, но очень надеялся, что эта щель пересекает переулок, куда вошли «нумизматы». А если так, то «кролик», за которым они охотятся, найдет ее. Недолго думая, я нырнул в щель навстречу кому бы то ни было.