Помоги проекту - поделись книгой:
В эту секунду раздался стук в дверь.
– Войдите! – отрывисто рявкнул епископ, сочась недовольством. «Как назло! Только сосредоточился, и вот, отрывают!» – рассерженно подумал он.
В кабинет вошел сияющий Ульрих и с поклоном протянул на подносе письмо.
– То, чего вы так ждали, ваше преосвященство! Из ящика на площади, – торопливо пояснил он, видя недовольную гримасу на лице хозяина.
– Да чего ты там возишься, давай его сюда! – Епископ хищно схватил конверт, покрутил его в руках, осмотрел со всех сторон и даже обнюхал, два раза внимательно прочел крупные печатные буквы на лицевой стороне и только после этого взломал сургучовую печать и принялся за чтение, бормоча себе под нос: – Писал мужчина, вероятно, средних лет. Из местных. Изрядно нервничал, судя по дрожащей руке… – Закончив чтение, весьма приободрившийся и повеселевший епископ нараспев продекламировал: – Вот грешница, которая забыла иглу, челнок и прялку, ворожа, варила травы, куколок лепила… – Он протянул письмо Ульриху и начал давать инструкции: – Читай. Узнай, кто живет в этом доме. Собери подробные сведения. С арестом и обыском торопиться не будем, нам нужен гарантированный результат. А потому официальный ход делу я дам лишь тогда, когда у нас будет два свидетеля. А потому твое главное задание – ищи свидетелей.
Ульрих сосредоточенно кивал, это ремесло было ему близко и хорошо знакомо.
Собрав заседание Комитета ведьм, Ульрих тщательно выспросил все, что им известно об обитателях третьего дома на Дубовой улице. После этого он стал примерять роль свидетеля на членов комитета. Но, учитывая, что этот процесс должен был стать первым в череде многих, их стоило приберечь для последующих дел. Потому он решил поискать свидетеля проверенным способом – в городском каземате в здании ратуши. Напутствуя его, епископ Нидер отдельно отметил, что канон Accusatus licat дозволяет это.
Удача улыбнулась Ульриху в лице Турчина – душегуба, беглого янычара с бандой башибузуков, орудовавшего на юге дунайского тракта, вблизи самой границы. Посул бессрочной ссылки на рудники вместо поездки на свидание с палачом в имперскую столицу освежил ему память. Он тут же вспомнил, что много раз слышал от своих жертв, а потом и от других злодеев в каземате, что в Карловитце обитает страшная ведьма, она в трепете держит весь город и окрестности, а как-то раз он собственным единственным глазом видал, как та ведьма верхом на бревне кружила над городом и разбрасывала щепотки порошка из толченых костей мертвецов и жаб, отчего, по ее замыслу, должен был погибнуть урожай, а поля покрыться червями, сусликами и змеями. Как он потом слышал от разных людей, чьих имен он, впрочем, не может припомнить, порошок этот ведьме вручил сам нечистый на шабаше в ознаменование их союза, о чем она этим самым людям сама говорила, угрожая.
Узнав эту новость и пролистав протокол допроса турчина, заверенный двумя понятыми и оформленный по всем правилам нотариусом, епископ Нидер удовлетворенно кивнул и выпроводил Ульриха из кабинета с напутствием:
– Работай дальше, сын мой, ты на верном пути.
Спустя еще несколько дней Ульрих с радостным воплем «Я нашел второго свидетеля!» бесцеремонно ввалился к епископу. Иоганн Нидер поднял склоненную над бумагами голову и с нескрываемым любопытством и азартом поинтересовался:
– И кто же это?
– Склочная соседка. Фридой ее кличут, – торопливо начал Ульрих. – Я просмотрел все отчеты приходского священника отца Франтишека об исповедях всех жителей Дубовой улицы нашей веры и нашел, что сия Фрида неоднократно поминала нашу ведьму, каясь в своей неприязни к ней. Я уже переговорил с этой Фридой, и она согласна рассказать всю правду!
Епископ, откинувшись в кресле, мерно покачивал головой.
– Однако есть одно условие у нее… – Ульрих замялся.
– Условие? – вскинул брови епископ.
– Дело в том, что у ведьмы есть огород, – принялся за объяснение Ульрих, – и он как раз примыкает к ограде этой Фриды…
– Скажи ей, что после выступления на суде она получит законное право передвинуть ограду, – нетерпеливо взмахнул рукой епископ.
Ульрих сосредоточенно кивнул.
– А сейчас закладывай лошадей и скачи в Петроварадин за солдатами городской стражи, да по дороге прихвати опытного инквизитора из тамошнего доминиканского монастыря, а я пока улажу формальности с этим неотесанным бургомистром и городским судьей. Сразу же по возвращении вы обыщете дом ведьмы и возьмете ее под арест. – Епископ Нидер в предвкушении потер ладони. – Вот еще что… – Епископ извлек из ящика стола мешочек с солью и воском на кожаном шнурке и повесил его на шею Ульриху. – Это убережет тебя от ее чар. Не волнуйся, это дозволено, – быстро прибавил он, заметив смущение на лице верного помощника. – И смотри не дай ей прикоснуться к тебе! – Закончив с напутствием, он приобнял Ульриха, развернул, взяв за плечи, и легонько толкнул в спину: – Все, иди.
Трактир «Голова вепря», спрятавшийся в извилистых проулках за ратушей, полупуст. Еще пару месяцев назад здесь было не протолкнуться, а теперь едва ли десяток посетителей протирали штаны за большим общим столом. В углу засели заядлые завсегдатаи, коротавшие за кружкой кислого ячменного пива часы, свободные от работы. Трубочист Яков и фонарщик Йохан. Один уже закончил работу на сегодня, а второй еще и не начинал, время зажигать фонари на городских улицах пока не пришло.
– Совсем старый Юрген забыл нас, – пробормотал фонарщик, сдувая пену с кружки и поглядывая на пустующий грубый, но основательно сколоченный табурет.
– Теперь только по ночам шастает с этими своими полоумными, ведьм ловит, – с издевкой буркнул в ответ трубочист, отхлебнув кислого пойла, и, скривившись, грохнул деревянной кружкой о стол, – и меня ведь к ним в компанию хотел заманить, подумай-ка! А то у меня дел других лет!
Йохан смерил старого друга долгим взглядом и, понизив голос, наставительно произнес:
– Ты бы поостерегся, старина. Юрген нос по ветру держит, и лучше с ним не ссориться, да и вообще поменьше имя его трепать. Целее будешь. Он у нас старик жуть какой злопамятный, сам знаешь. Сдается мне, что пришли в наш городишко новые времена и новые порядки. Теперь уже не наш добродушный толстяк бургомистр здесь решает, кому мазать масло на хлеб, а кому корки сухие глодать. Власть переехала в здание напротив. – Он кивнул в сторону окна, где сквозь давно не мытые стекла смутно проступал, возвышаясь над покрытыми мхом черепичными крышами, шпиль собора.
Почесав в затылке, Яков почти прошептал в ответ:
– Верно говоришь, дружище. – Трубочист еще ниже склонился к столу. – Все верно, да и эти наши речи излишние. – Он указал глазами на угрюмого старика с бельмом на глазу в черном, покрытом маслянистыми пятнами кафтане, который, казалось, дремал в углу напротив. Перед ним стоял стакан простой колодезной воды. С первого взгляда его можно было и не заметить среди теней, щедро населявших едва освещенный пыльный угол. Он сидел без движения, его веки были прикрыты. Выдавали его лишь несоразмерно большие уши, покрытые мелкими вьющимися волосиками, которые мелко-мелко подрагивали, живя своей собственной, самостоятельной жизнью. – Который день уж здесь сидит, хотя раньше сюда и носа не казал. Да и кто в «Голове вепря» воду простую хлебает? – Яков криво усмехнулся щербатым ртом.
– Да-а, – протянул Йохан, смахнув мозолистой ладонью пивную пену с пушистых рыжих усов, – теперь лучше пить в тишине…
На следующий день, когда сумерки окутали город, в тисовую, никогда не знавшую замка дверь домика на Дубовой улице настойчиво и нетерпеливо постучали.
– Кто это там барабанит? – приветливо спросила Ангелина, направляясь к двери, хотя ответ ей был хорошо известен. Сунчицу она еще с рассветом специально отослала в Стражилово под предлогом отнести лукошко гостинцев – разных пирожков с начинкой и варенья из лесной ягоды – семье тамошнего здухача Лазаревича да остаться погостить там на пару дней. Записку с объяснениями она положила на самое донышко корзинки втайне от Сунчицы.
– Открывай, ведьма! – Визгливый голос раздался из-за двери, в которую незваные гости колотили все сильнее, не догадываясь потянуть ручку на себя.
Ангелина толкнула дверь, и в домик мгновенно набилось человек десять, возмущенно гомоня и размахивая руками. Они производили страшный шум и распространяли запах несвежего белья и немытых тел, который перебивал даже ароматы трав, сушившихся пучками под потолком.
– Держите ведьму крепче, не то удерет! – пронзительно закричал обрюзгший монах-инквизитор в серо-бурой сутане, специально вызванный из доминиканского монастыря под Петроварадином.
Сам он сразу же бросился к печной заслонке, которую с силой захлопнул, перекрыв дымоход наглухо. Бабушку тут же схватили под руки два дюжих молодца в камзолах городской стражи. В середине комнаты озирался Ульрих, раздавая отрывистые лающие команды сопровождавшим его судебным приставам и чиновникам магистрата. Они принялись выгребать все шкафы, сундуки, полки, сваливая их содержимое прямо на пол. Ульрих прикрыл глаза и втянул ноздрями воздух.
– Здесь явно пахнет колдовством, – проговорил он раздельно, подражая интонациям епископа Нидера.
– Это букет из садовых ромашек и луговых фиалок да чай со свежей мятой в котелке. – Бабушка окатила его волной презрения.
– А это еще что? – прогнусавил монах, двумя пальцами выудив из-под подушки Пухатика – плюшевого мишку Сунчицы, и принялся крутить его перед глазами. – Теперь не отвертишься, ведьма! Колдовское чучело для наведения порчи! – Он торжествовал. – А вот и костяные иглы, очевидно заговоренные, которыми ты его колола! – Монах выудил иголку из клубка ниток. Выхватив из-за пояса небольшой нож, он вонзил его в Пухатика и распорол его брюшко.
Лицо бабушки исказила гримаса боли.
– Что, корчит тебя, ведьма? – злорадно протянул он и принялся вытаскивать из мишки конский волос, которым тот был набит. – Чьи это волосы? Кого ты хотела сжить со свету?
– Это конский волос, брат Звонимир, – подсказал Ульрих.
– Ах так! – бросил тот раздраженно и, помолчав, решительно заявил: – Пристав, пиши!
За столом устроился судейский чиновник, запаливший принесенный с собой сальный огарок свечи и приготовивший загодя бумагу, перья и чернила.
– У ведьмы изъята колдовская кукла, набитая волосом, тайком выдернутым ею на конюшне его преосвященства епископа Иоганна Нидера. Ведьма не отрицает своего намерения сгубить епископа через порчу его лошадей… – Достав с полки восковые свечи, он покрутил их в руках и продолжил диктовать: – Также были найдены заговоренные черным заклятием восковые свечи, предназначенные для изготовления фигурки его преосвященства с последующим вселением в него злых духов посредством…
Писарь пыхтел до раннего утра, измочалив все перья и исписав все листы бумаги. Но результат был впечатляющим – толстая пачка покрытых кляксами листов протокола, каждый из которых заверили своими подписями инквизитор-доминиканец, представитель магистрата, понятые, нотариус и остальные набившиеся в домик представители властей, светских и церковных.
В подземном каземате, расположенном под зданием ратуши, царила плесень и сырость, а по углам юрко шуровали крысы. Туда и водворили бабушку Ангелину. Обрюзгший доминиканец развернул лист бумаги, свернутый свитком, и, стараясь не касаться покрытых влагой стен и не наступать в лужи протухшей воды на полу, зачитал:
– Ангелина Бранкович, также называемая Драговичанка, у следствия имеются различные улики, изобличающие тебя в преступлениях колдовства. Их достаточно, чтобы подвергнуть тебя допросу под пытками. Поэтому мы объявляем и постановляем, что ты должна быть пытаема сегодня же в два часа после полудня.
Бабушка выслушала это молча, повернувшись спиной к решетке, отделяющей темницу от коридора.
Не видя никакой реакции, монах прошипел:
– Ты слышала, ведьма? Тебя будут пытать!
Бабушка равнодушно пожала плечами и, не оборачиваясь, ответила:
– Другого я от вас и не ожидала.
Доминиканец усмехнулся, снял с крюка кожаный фартук и, повязывая его, монотонным, внушающим ужас голосом принялся декламировать давно заученный текст:
– Я буду пытать тебя до тех пор, пока ты не похудеешь и не станешь прозрачной. Не думай, ведьма, что я буду пытать тебя день, неделю, месяц. Нет, я буду пытать тебя все время, пока ты жива. И если ты будешь упорствовать, ты будешь замучена насмерть и тогда все-таки будешь сожжена.
Ангелина вновь пожала плечами и тихо произнесла:
– Делай свое дело. Хватит слов.
Пронизывающий ветер гулял над Дунаем. Старый бревенчатый пирс с двумя десятками рыбацких лодок таял в дымке тумана и был практически неразличим с берега. На краю пирса, обдаваемый брызгами разгулявшихся на реке бурунов, стоял Ульрих, кутаясь в долгополый плащ с низко надвинутым на лицо капюшоном. Он прохаживался туда и обратно, а рядом с ним угодливо семенил Юрген Похоронщик.
– Вот вам на первое время. – Ульрих сунул в руку Похоронщика тощий кожаный кошель с позвякивающими серебряными талерами. – Когда покажете себя, будет больше.
Юрген мелко закивал и поспешно упрятал монеты в глубокий карман кафтана цвета воронова крыла.
– Вот я и говорю, ваша милость. Дочь бакалейщика страдает падучей. – Он тараторил и угодливо исподволь заглядывал в глаза Ульриха, ничто в нем не выдавало того властного старика, что наводил трепет на большинство карловчан. – А в прошлом году он месяц продержал ее привязанной ремнями к кровати, когда она на разные голоса вещала на иноземных языках, стращая родных будущими карами и понося их на все лады за их тайные грехи, о которых никто и знать-то не мог, кроме самого…
– Все это интересно, Юрген, но потом, – прервал его Ульрих. – Сейчас ваша цель – ведьма Драговичанка. Уже скоро суд, и я хочу, чтобы твои люди не подвели. Запомни, зал суда и площадь во время казни – на вас. Народ должен негодовать. Начинайте заранее. Распустите слухи, сплетни… Вот. – Ульрих достал из-за пазухи тетрадь в кожаном переплете, туго перетянутую лентой, и протянул похоронщику. – Тут я кое-что выписал, изучи. Это вы должны распространить среди жителей города и окрестностей. Не подведите меня. Я поручился за вас перед епископом.
Через три дня Ульрих положил перед епископом Нидером протокол допроса под пытками Ангелины Бранкович. Вот что было в нем сказано:
Епископ хмыкнул и, свернув протокол, коротко бросил:
– Кто палач?
Ульрих быстро ответил:
– Брат Звонимир из Петроварадинского доминиканского монастыря. Опытный инквизитор.
– Опытный? – Епископ вперил сузившиеся зрачки на вмиг притихшего Ульриха. – В чем опытный? В составлении протоколов? Если он слабой женщине не может открыть рот, то можно подумать, что он недостаточно изучил это ремесло и плохо владеет своим искусством. – Он встал из-за стола. – Отошли его обратно. Я сам поговорю с ней.
Стремительной походкой епископ Нидер двинулся в сторону ратуши, чуть позади семенил верный Ульрих.
Уже на лестнице, ведущей в каземат, Ульрих шепнул хозяину:
– А еще у нее нет слез.
– Это лишь указывает на ее колдовской дар, – чуть повернув голову, наставительно пояснил епископ.
Остановившись перед решеткой темницы Ангелины, епископ Нидер смерил ее взглядом, моментально приметив осунувшееся лицо, спекшиеся, истрескавшиеся губы, спутанные, разом поседевшие волосы, но особое внимание он уделил глазам. Он знал, как должны выглядеть потухшие глаза сломленного человека, у Ангелины же они светились ровным светом превосходства над всем окружающим.
– Ангелина Бранкович, веришь ли ты в то, что существуют ведьмы?
– Нет. – Голос ее странно хрипел, а губы она разлепила с большим трудом.
Приметив это, епископ махнул Ульриху, и тот сразу же поднес деревянную кружку с чистой прозрачной водой к прутьям решетки и протиснул ее вовнутрь, поставив на пол. Ангелина помедлила, с подозрением поглядев на воду, потом с достоинством взяла кружку в руки, понюхала воду и, будто убедившись в чем-то, коротко кивнула, после чего неторопливо отхлебнула.
– Напейся вволю, – голос епископа был милостив, – однако твое неверие в существование ведьм – это уже высшая ересь, и ты уже виновна. Почему ты отрицаешь, что ты ведьма?
Ангелина, маленькими глотками осушив кружку, поставила ее на пол и, взглянув прямо в глаза епископу, коротко ответила:
– Потому что это неправда.
Епископ Нидер громко рассмеялся. Ульрих даже
вздрогнул – никогда раньше ему не приходилось слышать смех своего хозяина. Епископ достал из-под сутаны маленькую записную книжку, в которую последние дни записывал все, что Ульрих и члены Комитета ведьм могли сообщить ему об Ангелине Бранкович.
– А куда делась твоя внучка? Ее, кажется, зовут Сунчица, да? Это правда, что она помогала тебе в твоем ремесле? Брат Звонимир очень хочет с ней познакомиться… – Он сделал паузу. – Но я пока еще не решил, позволить ли ему это…
Ангелина вздрогнула, ее лицо посерело, а глаза потемнели и задрожали от гнева.
– Вы не посмеете…
Епископ Нидер приблизил лицо к решетке и тихо, одними губами, по-змеиному прошипел:
– В Сигедине я сжег на костре пятилетнюю ведьму. Уверен, другие ведьмы на шабаше тебе об этом рассказывали.
Через час в кабинете судьи, расположенном в том же здании городской ратуши рядом с комнатами магистрата, собрались сам судья, два члена городской стражи, нотариус. Двоих понятых из числа членов Комитета ведьм спешно привел Ульрих. На низкой скамеечке между двумя стражниками сидела поникшая Ангелина, напротив нее за массивным столом восседал, с прямой как струна спиной, епископ Нидер, сбоку с листами для протокола примостился все тот же секретарь. В углу в кресле сидел тучный бургомистр, поминутно бросавший тревожные, но полные сожаления взгляды на Ангелину. Согласно имперским законам, он также должен был быть включен в состав коллегии суда. Оглядев всех собравшихся и решив, что пора начинать, епископ Нидер высокопарно произнес:
– Ангелина Бранкович, прозываемая Драговичанкой, ответь мне: верно ли, что ты продала свою бессмертную душу демону по имени Асмодей и поступила к нему в услужение, вредя людям и сживая их со свету?
– …
– Ну же! Я жду! – Он бросил свирепый взгляд на вмиг постаревшую и согнувшуюся Ангелину.
– Да… – сорвался с ее губ едва слышный шепот.
– Громче! – хлестнул епископ.
– Да! Да! – Голос ее срывался, из глаз потекли слезы, и она прикрыла их ладонями.
– Вот видишь, – он был одновременно милостив и высокомерен, – признание облегчило твою душу, ты даже вновь обрела возможность плакать. Пиши, – обернулся он к чиновнику с пером в руке, замершим над протоколом, – Ангелина Бранкович показала, что вступила в связь с демоном Асмодеем… – На секунду епископ раскрыл лежащий перед ним фолиант in quatro, на обложке которого красовалось заглавие «О личинах демонов» и имя автора – Делакруа, пробежал страницу глазами и продолжил диктовку монотонным голосом: – Коий явился к ней в образе древнего змея и изъяснил, что именно он соблазнил прародительницу Еву. Он научил Ангелину Бранкович делаться невидимой и поведал ей, что ему подчиняется семьдесят два легиона бесов, а сам он в адской иерархии подчиняется королю Амоймону. Также он поведал, что сам он сын Каина и демонической блудницы Ноамы. Он – супруг младшей Лилит, которая от головы до пупка подобна прекрасной жене, а от пупка до земли – огонь пылающий. Этот демон блуда, князь инкубата и суккубата признался сей ведьме в том, что это именно он повинен в массовой одержимости монахинь из Лудуна и Лувье. Он же разжигает в людях ярость и подстрекает к мятежам и волнениям против законной власти, он, Асмодей, олицетворяет неистовый огонь – адское пламя и бунт… – Епископ на секунду прервался и, обернувшись к Ангелине, елейным голосом спросил: – Госпожа Бранкович, я верно передаю вашу мысль?
Сникшая женщина, сейчас больше похожая на тряпичную куклу, обреченно кивнула.
Епископ Нидер удовлетворенно улыбнулся уголками рта и потер ладони:
– Ну что ж, тогда продолжим…
Поделиться книгой: