Больше чем фантаст

Они – не сверхчеловеки (каждого индивидуально можно было бы назвать «недочеловеком», если бы термин этот не был так ужасно скомпрометирован в XX веке). Просто это нечто большее, чем арифметическая сумма людей. Иначе говоря, модель человечества – не того, которое есть, но такого, каким оно, хотелось бы верить Старджону, когда-нибудь станет.

Если именно так понимать символический ряд романа, то совершенно неожиданные краски приобретает как будто незначительный, проходной диалог героев:

«— Спроси у Бэби, можешь ли ты на самом деле стать частью того, кого любишь?

– Он говорит – только в том случае, если способен полюбить себя самого.»

Снова любовь... Кажется, никуда Старджону от нее не деться.

В другом своем романе, пожалуй, самом шокирующем и спорном, – «Венера плюс икс» (1960) – писатель вновь возвращается к мысли об утопии, построенной на основе иной сексуальности.

Герой романа – наш современник, пилот самолета. Потерпев аварию и потеряв сознание, он очнулся в странном мире гермафродитов, построивших подлинно счастливое общество. Подобно героям всех литературных утопий, он выслушивает множество «лекций» и принимает участие во множестве «экскурсий». Воспитанный на научной фантастике, экс-пилот легко свыкается с идеей машины времени, занесшей его в далекое земное будущее – Ледом (прочтите это слово сзаду наперед). А знакомство с великими литературными утопиями только укрепляет проснувшегося Спящего в мысли, что все идет как надо: он здесь гость, и дело заботливых хозяев просвещать относительного здешнего мироустройства...

Думаю, ту же «версию», не сговариваясь, выберет большинство читателей романа, в той же мере, что и герой, испорченных чтением фантастики. Не хочется лишать удовольствия тех, кто познакомится с романом в первый раз, поэтому не стану раскрывать его главную тайну. Лишь намекну: предложенное выше объяснение чудесного переноса нашего современника в загадочную утопию – всего лишь одна из множества ловушек, расставленных автором именно в расчете на доверчивого читателя...

К роману можно предъявить претензии, и критики сформулировали их множество. Вероятно, главная заключена в том, что это лишь в малой степени роман. Художественное произведение – с сюжетом, драматическим конфликтом, образами героев. Хотя Старджон и сообщил с вызовом, что «его главной целью было (а) написать пристойную книгу (б) о сексе», вышла книга в большей мере публицистическая, философский трактат, а не живой роман...

Да, Урсула Ле Гуин спустя без года десятилетие написала о «гермафродитах» несравнимо лучше и ярче (читатель, вероятно, уже догадался, что имеется в виду ее роман «Левая рука Тьмы») – и во всех отношениях художественнее! Но повторю еще раз: Старджон был первым. И если бы не его смелый, открывающий новые горизонты фантазии «блин» – как знать, пришла бы Ле Гуин в голову такая странная и необычная идея, или нет.

... Теперь, когда творчество писателя всецело принадлежит истории фантастики – ибо новых рассказов и романов Теодора Старджона мы уже никогда не дождемся (разве что какой-нибудь дотошный исследователь раскопает в его архиве нечто, не опубликованное при жизни!), – есть смысл оценить, что же из этого творчества в историю – не отошло. А по-прежнему живо, волнует и тревожит современного читателя.

Думаю, что прежде всего это его произведения – два романа, несколько десятков лучших рассказов – посвященне не звездам или их обитателям, а нам с вами. Посвященные любви. В смысле познания одним человеком другого; так сам писатель понимал любовь.

Сколько миллиардов раз жившие и ныне живущие на этой планете признавались в ней друг другу, сколько триллионов красивых и высокопарных, умных и наивных, искренних и лживых слов было в связи с этим произнесено! Поэтому мне хотелось бы закончить статью об одном из самых проницательных в этом вопросе специалистов цитатой. Его собственным признанием к нам – благодарным читателям.

«Я писал обо все том, что мне хотелось обнаружить, раскопать в людях, обо всем, что мне нужно было в них понять. Я писал о вас. Поэтому смею надеяться, что вы мне поверите:

Я люблю вас.»