Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: По следам подвига - Овидий Александрович Горчаков на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Овидий Горчаков

По следам подвига

Повесть о Вере Волошиной

— Так, в огне немецкой засады, на рассвете двадцать восьмого ноября сорок первого года расстались навсегда две подруги — Зоя Космодемьянская и Вера Волошина. Им не суждено было встретиться и узнать друг о друге. И товарищи и родные Веры много лет не знали, что произошло с Верой…

Умолк старый учитель, и в классе стало совсем тихо.

Не в первый раз слушают взволнованный рассказ о Вере Волошиной семиклассники московской 52-й восьмилетней школы-интерната — пионеры отряда имени партизана Лени Голикова. Второй год собирают они материалы о славной разведчице, обогащая школьный музей имени Веры Волошиной.

Когда эти ребята еще только пришли в школу, построенную на широкой новой улице в Ховрино, недалеко от станции метро «Речной вокзал», их старшие товарищи уже заинтересовались партизанкой Верой. Так что теперешним семиклассникам уже тогда имя Веры стало знакомым, близким, родным.

Столько же времени — целых семь лет, то есть полжизни, знают нынешние семиклассники и Михаила Георгиевича Гореминского, который всю свою трудовую жизнь — тридцать два года — преподавал русский язык и литературу, пока не вышел на пенсию.

Но и став пенсионером, Михаил Георгиевич не мог расстаться со своей школой, с ребятами, со школьным звонком и классным журналом, с первым уроком нового учебного года и последней отметкой в дневнике. Двенадцать лет назад он стал воспитателем и четыре года вел одних и тех же ребят — с 5-го по 8-й класс. Это был пионерский отряд имени первой разведчицы космоса Валентины Терешковой. В 8-м классе многие ребята стали комсомольцами. Старый учитель вспоминает о них с большим чувством, с нежностью заботливого наставника.

Он возил их по Волге, веря, что каждому нашему школьнику полезно в юные годы, когда сердце восприимчиво ко всему на свете, испить водицы из матери русских рек, прикоснуться душой к истоку России, ступить на священный берег Сталинграда.

Старый учитель сажал с ребятами деревья в «Аллее партизан Подмосковья», рыл лунки — почти такие, какие выкапывали партизаны, чтобы уложить в них взрывчатку и мины. 27 октября 1967 года ребята посадили в этой Аллее три молоденьких трехметровых деревца, посвятив одно памяти Зои Космодемьянской, другое — Веры Волошиной, третье — памяти их подруги по части Тани Бауэр. А рядом посадили другие липы — в честь и память других разведчиц Западного фронта: Лели Колесовой, Тамары Маханько, сестер Зои и Нины Суворовых, Зины Морозовой. Каждый год расцветает медоносным липовым цветом на фоне нового здания Московского университета Партизанская аллея. Пройдут годы, и на двадцать пять метров поднимутся ввысь пышные липы. И стоять они будут, как уверяют знатоки ботаники, целых четыреста лет. Таков срок их жизни.

Сажать и ухаживать за «партизанскими» липами помогали пионеры и комсомольцы 25-й школы-интерната, 201-й школы имени Зои и Шуры Космодемьянских и группа студентов Кооперативного института — так теперь называется институт, в котором училась Вера Волошина.

После войны случилось так, что факультет Института народного хозяйства имени Плеханова, на котором училась Вера, отошел к Кооперативному институту, и этот институт считает теперь Веру своей.

Кстати, знаете ли вы адрес Московского кооперативного института? Станция Перловская, улица Веры Волошиной, 12. Много ли у нас в стране высших учебных заведений на улицах, носящих имена недоучившихся студентов? Да, Вера не доучилась. Она так и осталась студенткой. Студенткой МКИ — Московского кооперативного института.

Со временем ребята отряда имени Валентины Терешковой окончили восьмой класс и ушли кто куда: одни — учиться дальше, другие — работать на московские заводы и фабрики. Старый учитель провожал их с радостью (как же: его воспитанники вступали в большую жизнь) и с печалью (все они были его сыновьями и дочерьми, и, уходя, его дети уносили с собой частицу его души).

А кто же будет ухаживать за липами Зои, Веры и Лели в «Аллее партизан Подмосковья»? Кто станет хозяином музея Веры Волошиной?

Эстафету всех хороших и добрых дел отряда имени Валентины Терешковой приняли подросшие ребята шестого класса — отряд имени партизана Лени Голикова.

Дважды ходил походом отряд Лени Голикова по следам Веры Волошиной — через Наро-Фоминский район на Прошково, Головково, Грибцово, Якшино, Подушкино, вдоль берегов Нары и Нарских прудов.

Веселой озорной гурьбой шли они по некогда заминированным полям, порой не замечая мелких ложбинок на месте прежних окопов и блиндажей, азартно искали стреляные ржавые гильзы, с замиранием сердца рассматривали пробитую давно остывшим осколком красноармейскую каску, обнажали головы перед солдатскими обелисками в деревнях. Ведь почти у каждого мальчишки и у каждой девчонки кто-то в семье — или дедушка, или дядя, или еще какой-нибудь родич — не вернулся с войны, пропал без вести или пал смертью храбрых. В такие минуты доверчиво раскрывается юная душа, такие минуты запоминаются, оставляют след до конца жизни. И, что еще важнее, явно или скрытно дают о себе знать, когда жизнь зовет к подвигу…

Кое у кого из пионеров отряда имени Лени Голикова на шее висела «Смена» или «Чайка», и юные фотографы часто щелкали фотоаппаратами там, где разведчики-крайновцы нажимали на спусковые крючки автоматов и винтовок. И потом снимки ходили по рукам, и каждый узнавал себя и снова вспоминал все этапы похода: ужин в лесу вокруг вечернего костра, час заката на притихшей Наре, шум ветра в вершинах сосен, которые видели, как шли бором «лесные призраки» — двенадцать парней и восемь девчат из отряда Крайнова — Проворова.

Лучшие фотографии висят сейчас на светлых стенах классной комнаты, напоминая во время контрольных, на уроках алгебры, ботаники, английского языка о прежних походах и зовя к новым походам по Подмосковью.

Мы идем школьным коридором, широким и шумным, залитым щедрым весенним солнцем. За окном белеют корпуса новостроек. А мы с Михаилом Георгиевичем помним, когда Ховрино было дачным Подмосковьем. Полчаса езды на электричке с Октябрьского вокзала, четвертая остановка, четырнадцатый километр. Москвичи приезжали сюда в санаторий «Ховрино» в усадьбе «бывших», как тогда говорили, Грачевых, снимали крестьянские избы под дачи на лето. В железнодорожном клубе показывали «Большой вальс» и «Если завтра война», дачники ловили на закате плотву в большом пруду села Ховрино. Михаил Георгиевич помнит даже, когда звонили колокола Головинского монастыря и в речке Лихоборке ловилась рыба.

Для меня это уже незапамятные времена. Зато я помню, что немцев остановили всего километрах в пяти отсюда. Их основные силы наши войска задержали еще в Крюкове, а в район Химок, выполняя приказ генерала Гепнера, прорвались мотоциклисты-разведчики 62-го саперного батальона 258-й дивизии вермахта. Батальон был укомплектован жителями городка Виттенберга. Виттенбержцев наголову разгромили наши красноармейцы и рабочие-ополченцы. Это было 2 декабря 1941 года, в сильную вьюгу.

Вот музей Веры Волошиной. Здесь бывают многочисленные экскурсии школьников и рабочей молодежи, нередко приходят делегации из-за рубежа. Книга отзывов полна благодарных, восторженных записей.

Интерес к Вере Волошиной в школе огромен. Это сказалось и в том, что пионерская дружина добилась присвоения ей имени Веры, и в той любви, с которой оформлен школьный музей, посвященный героине-разведчице. Справедливости ради надо сказать, что пионерам крепко помогли не только вожатые и воспитатели, но и шефы — художники из Высшей художественной школы имени Сурикова. Все графические работы в музее выполнены с профессиональным блеском.

Долго стоим перед портретом Веры. Светло-русые, с пепельно-золотистым отливом волосы, коротко остриженные, с косым пробором. Лицом немного похожа на артистку Зою Федорову, памятную всем по фильму «Подруги». Только в лице Веры, кроме девичьей нежности и мягкости, чувствовалась еще и воля и твердость.

«Знакомо ли тебе имя Веры Волошиной, — вопрошает плакат, — девушки, которая сражалась в партизанском отряде рядом с Зоей Космодемьянской? Она была старше Зои, но ее судьба и жизнь во многом похожа на жизнь Зои. Жила в Кемерове веселая, неугомонная девочка, обыкновенная, каких много. Хорошо училась, увлекалась спортом, ходила на лыжах, бегала на коньках и даже была чемпионкой города по прыжкам в высоту. Перед самой войной Вера поступила в московский институт, а с первых дней войны встала в отряды бойцов..»

«Вы, наверно, очень беспокоитесь обо мне, — писала она домой. — Ничего страшного нет. Я ездила по специальному заданию, как и все комсомольцы Москвы. Мы делали укрепления на трудфронте». Затем Вера ушла в партизанский отряд…

Отправляясь с группой партизан на очередное задание, Вера писала маме: «Я сейчас на фронте, мамочка, только не волнуйся, а потом смерть бывает только один раз». Это было последнее письмо партизанки…

Как шел поиск следов разведчицы Веры Волошиной?

Когда-нибудь будет написана история поиска, восстановившего подвиг Веры, а пока вот вкратце основные вехи этой истории.

Насколько мне известно, впервые о Вере Волошиной упомянул в печати журналист Евгений Савинов: 11 декабря 1957 года он опубликовал в «Литературной газете» статью о партизанском отряде Бориса Крайнова. Со слов боевых подруг Веры — Клавы Милорадовой, Лиды Булгиной, Али Ворониной, Наташи Самойлович и других — журналист рассказал о том, как отбилась Вера от отряда, надвое рассеченного пулеметным огнем. Крайновцы ничего не знали о ее дальнейшей судьбе, считали, что она погибла под подмосковной деревней Якшино, однако вспомнили, как сообщил Савинов, что она была родом из Кемерова, а в отряд пришла из московского института.

В начале февраля 1959 года в Ярославле вышла небольшая книжка Евгения Савинова «Зоины товарищи», добавившая новые подробности о Вере, о Борисе Крайнове и его друзьях-разведчиках. Как писали журналисты В. Рымашевский и А. Льдов в рецензии на эту книгу в газете «Советская Россия» от 24 февраля 1959 года, «до последнего времени считали, что товарищей Зои не осталось в живых…». Между тем как в то время, так и сейчас в Советском комитете ветеранов войны работали и работают активисты — ветераны, действует совет ветеранов части, объединяющий бывших разведчиков, среди которых имеются генералы, лауреаты, писатели, ученые.

Евгений Савинов поведал, опять же по рассказам наших однополчан, о подвигах Бориса Крайнова на Витебщине, близ латвийской границы, где его группа за лето 1942 года пустила под откос 12 железнодорожных эшелонов и подорвала 22 автомашины и несколько мостов, содействовала организации двух партизанских бригад. Родственники Бориса Крайнова рассказали журналисту, что он, как видно из похоронного извещения, погиб на фронте под Старой Руссой.

«Его могилу, — писала тогда „Советская Россия“, — отыскали ленинградские пионеры, и сейчас над ней стоит скромный памятник, сделанный руками ребят. Обидно, что ярославские организации не позаботились увековечить память героя».

Нет, Бориса Сергеевича Крайнова не забыли на родине. Из Ярославля мне пишут юные краеведы городской школы № 28. Они побывали на могиле Зоиного командира в Новгородской области, завязали дружбу со следопытами Ефремовской школы, шефствующими над могилой героя. Школьники-краеведы поддерживают связь с Александрой Васильевной, старенькой матерью Бориса, и его братом.

Эстафету поиска приняли в редакции кемеровской молодежной газеты «Комсомолец Кузбасса». Через адресное бюро и по объявлению в газете разыскали прежних Вериных подруг, одноклассников и учителей, а главное — мать Веры. Клавдия Лукьяновна Волошина, проработав медсестрой в городской детской консультации, к тому времени вышла по болезни на пенсию.

Сотрудник газеты «Комсомолец Кузбасса» В. Калачинский в 1958 году опубликовал в «Комсомольской правде» коротенькую, на две машинописных странички, заметку, в которой привел строки из последнего предсмертного письма Веры.

Тогда все еще считалось, что Вера Волошина погибла в схватке с гитлеровцами у деревни Якшино. Позднее выяснились подлинные обстоятельства ее трагической гибели. Журналисту Георгию Николаевичу Фролову принадлежит большая заслуга — это он разыскал могилу Веры, первым узнал, как она погибла.

Вот реликвии давних лет: фотография пятилетней Веры, Вера с матерью и отчимом, Вера с бабушкой и мамой. Вот о ком — о близких и родных ей людях — думала Вера в ту ночь перед броском через линию фронта на Наре. Думала и об отце, которого никогда не видела, — отец погиб в гражданскую войну. Всей душой привязалась Вера к отчиму, гордилась им как красным командиром, а он полюбил другую женщину, ушел, бросил семью. Что же, так бывает в жизни. Клавдия Лукьяновна, мать Веры, часто бывала в школе, побывала и в этом музее, но в последнее время она тяжело заболела, сказались годы и все пережитое.

В шестнадцать лет Вера Волошина вступила в комсомол. Судя по фотографии, она носила тогда две длинных пушистых на концах косы.

Росла Вера, и родной город рос у нее на глазах. Прежний заштатный Щегловск стал известным во всем Союзе городом Кемерово, одним из главных центров социалистического Кузбасса. Школа, в которой училась Вера, была лучшей в городе. В ней учились в основном дети рабочих коксохимического завода — самого первого крупного предприятия города. А кругом поднимались новые заводы; строилась большая ГРЭС, кипела, бурлила жизнь, приезжала отовсюду на стройки комсомольская молодежь.

Для становления Веры, для формирования ее характера и нравственного облика было очень важно, что она жила не в какой-нибудь тихой заводи, а в кипучем, строящемся, молодом рабочем городе. Гимнастика, лыжи, коньки — все ее увлекало. Читала она запоем, но без разбору, потому что все ей было интересно. Ей повезло в ранней юности с дружбой и товариществом, со школьными подругами. И с девичьей любовью повезло — одна она была у нее и на всю жизнь.

Искатели-следопыты дружины имени Веры Волошиной связались со многими школьными друзьями замечательной разведчицы, попросили рассказать их о том, какой была Вера в школе. В музее экспонируется несколько интересных писем, восстанавливающих облик юной Веры.

Вот что пишет, например, Верина подруга Татьяна Бочкарева из Кемерова: «С Верой я училась с третьего класса. Из всех девочек, с которыми я училась, Вера оставила самое лучшее впечатление о себе. С товарищами Вера вела себя просто, вежливо, не задавалась, хотя Вера выделялась всесторонним развитием, хорошо училась. У меня сохранилась фотография седьмого класса 1934 года, на которой мы сняты как ударницы учебы… Вера хорошо ходила на лыжах, каталась на коньках, за что ее не раз отмечали в школе. Она хорошо рисовала, была художественным оформителем школьного журнала… Вера была вожатой пионерского отряда, редактором газеты, членом литературного кружка. Мне это памятно потому, что я в 8-м, 9-м и 10-м классах неоднократно избиралась комсоргом. Вера была деловой, очень настойчивой девушкой. Она всегда была верна своему слову, даже в мелких вроде бы делах. Например, в одно время стало модным носить челку, и Вера, Зоя Иванова и я, сидя на уроке в 9-м классе, договорились постричь челку, но на следующий день только Вера пришла в школу с челкой! Она обрезала свои прекрасные косы. Все обступили ее, кто одобрял, кто ругал, называя ее „рыжей“, а Вера задорно улыбалась, синие глаза ее блестели… Порой Вера могла и пошалить, остроумным замечанием на уроке вызвать смех своих товарищей… Чаще всего это случалось на уроках Аркадия Васильевича Мироненко, учителя литературы в 9-м классе, нашего всеобщего любимца…»

В других письмах тоже запечатлены живые черточки Веры. Мы узнаем, что с юных лет Вера любила поэзию Пушкина, Лермонтова, Маяковского, тайком сама сочиняла стихи, отличалась жизнерадостностью, а порой и озорством, была преданным, стойким товарищем, другом, дружбой своей дарила сверстников щедро и безоглядно.

В 1937 году Вера училась в 10-м классе. В одном классе с ней учился парень, с которым Веру связывала не только дружба. Парня звали Юра Двужильный, и был он красив — ничего не скажешь. Хорошей парой были Вера и Юра. Они любили вместе ходить на лыжах в зачарованном сосновом бору, в тайге, вдоль берега Томи. В тайге жгли костер, пели песни. На войне Юрий Двужильный стал капитаном, командиром стрелкового батальона. Еще за финскую кампанию получил орден Красного Знамени. Боевой был командир. И один из тех, на кого равнялась Вера Волошина. Они обещали любить друг друга вечно. Но вечность отмерила их любви обидно малый срок. Юра пережил Веру всего на два с половиной года — пал смертью героя под Могилевом. Посмертно капитану Юрию Двужильному было присвоено звание Героя Советского Союза.

Казалось бы, эка важность — прыгнуть выше всех! Но Верин прыжок на городской эстафете сыграл громадную роль в ее жизни: после окончания десятилетки городской совет спортобщества «Химик» направил ее в Московский центральный ордена Ленина институт физической культуры!

Но в этом институте на улице Казакова Вере не суждено было долго учиться. Подвела ее глупейшая случайность: заболела гриппом, а грипп дал тяжелое осложнение на ноги и на сердце. Пришлось, потеряв год, перейти в другой вуз — в Плехановский институт, хотя профессия экономиста вначале вовсе не привлекала ее.

Однако пришлось заняться товароведением, статистикой, бухгалтерией, экономикой торговли. Впрочем, что бы Вера ни делала, она со своего неизбалованного детства привыкла делать хорошо. И наверняка из нее получился бы прекрасный экономист.

С болезнью сердца она никак не хотела мириться. Назло своей судьбе поступила она, мечтая походить на Раскову, Гризодубову или Полину Осипенко, в Московский аэроклуб имени Чкалова. Скорее всего, Вера поступила в аэроклуб и стала прыгать с парашютом потому, что и в аэроклуб пошел и с парашютом прыгал Юра — Юра Двужильный, парень, которого она любила. Прыгала она с парашютом в Тушине, училась летать на «У-2». Но ни аэроклуб, ни новый институт не суждено было ей окончить.

Надвигалась война. И Вера прекрасно это понимала и даже хотела, страстно хотела стать бойцом. Недаром училась она стрелять из винтовки, револьвера, пулемета «максим», не случайно стала водить мотоцикл.

Вера неплохо играла на гитаре, но больше любила петь «По долинам и по взгорьям», чем «Васильки» или «Ах, зачем эта ночь…».

Крепко подружилась она в институте с Ниной Цалит, ездила летом с подругой к ее родным в Завидово, а потом, весной 1941 года, добилась совместной поездки на производственную практику в Загорск.

История всегда интересовала Веру, и она не уставала бродить по древней Троице-Сергиевской лавре, превращенной в антирелигиозный музей, ходила даже смотреть «святые мощи» Сергия Радонежского. Говорят, они были вскрыты в 1919 году, когда родилась Вера, — и оказались лишь ворохом костей, тряпья и ваты. Подумать только! Лавра основана в 1337 году. Какая немыслимая старина! Лавра — замечательный культурный памятник средневековой России, к которой у Веры пробудила большой интерес книга «Князь Серебряный». А мученики и страстотерпцы Андрея Рублева? Нет, Загорск — просто чудо!..

В Кемерове, в этом устремленном в будущее городе-стройке, Вера прониклась любовью к советской нови, в Загорске же она подпала под влияние русской старины. Она и прежде любила романы об этой самой старине, но седую Русь по-настоящему полюбила именно в Загорске. Как было не забиться ее сердцу, когда она узнала, что в 1380 году в этот монастырь приезжал перед Куликовской битвой князь Дмитрий Донской! Какие страсти разгорались здесь, под этими древними шатрами, в борьбе за великокняжеский престол. Как было не ощутить трепет, узнав, что в белокаменном главном соборе монастыря крестил Василий III своего сына, который вырос и стал Иваном Грозным! А разве можно спокойно слушать рассказ о шестимесячной обороне крепости-монастыря посадскими людьми, которые сожгли дворы и укрылись за этими могучими стенами, за грозными бойницами от войск Лжедмитрия II! Из этих ворот текли дружины народного ополчения Кузьмы Минина и Пожарского, поклявшихся спасти родную Русь. Вот в этих хоромах укрывался юный Петр, гонимый ненавистью бояр и стрельцов.

Много, много надо знать, чтобы разобраться в вековом смешении эпох и стилей, прогуливаясь по монастырю. Упорно надо учиться читать, если хочешь, чтобы открылась тебе по-настоящему, вширь и вглубь, русская история. Только обнаженным сердцем можно почувствовать красоту рублевского иконостаса, рублевской росписи. Успенский собор. Величавый пятиглавый Никоновский придел, церковь Сошествия святого духа, церковь Зосимы и Савватия. Царские чертоги, пятиярусная колокольня — все это застывшая музыка, так похожая на музыку Мусоргского.

Потом, через каких-нибудь четыре месяца, когда с Мавзолея Ленина на всю страну прозвучал зажигательный призыв партии: «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!» — Вера, уже став разведчицей-партизанкой, не могла не вспомнить о своих думах в Загорске.

В роковой день 22 июня 1941 года она снова гуляла с Ниной по лавре. Нахлынуло на нее странное чувство — будто все дальше засасывает ее в глубь веков, будто послали ее во вражий стан восставшие крестьяне лазутчицей, и вот она идет по древним камням лавры, чтобы разведать силы дворян и церковников в этой мощной крепости. И вдруг… Именно в Троице-Сергиевской лавре узнали Вера и Нина, что началась война.

Отвечая на первый призыв ЦК комсомола, Вера в начале июля поехала с московскими студентами и школьниками копать окопы, противотанковые рвы на дальних подступах к столице.

Поезда со студентами и старшеклассниками долго добирались до места назначения, — ведь в первую очередь на запад бросали стрелковые дивизии второго эшелона Западного фронта. Студенты ехали в товарных вагонах с песнями и смехом, будто на прогулку. Немцы бомбили станции, но Вера под бомбежку не попала — пронесло. Дивизии второго эшелона, которые должны были занять построенные укрепления, были срочно переброшены на фронт. Немцы сообщали в листовках, что форсирован Днепр и 16 июля взят Смоленск, но никто среди студентов этому не хотел верить.

Всех девчат — вот обида какая! — отделили от ребят, разбили на роты, взводы, отделения, прямо как в армии. Но вместо винтовок раздали новенькие блестящие лопаты с длинными черенками. Каждой роте выделили участок, каждому землекопу — тоже. Ширина — полтора метра, длина — семь метров, глубина — три метра. Норма — девять кубометров в день. Мастер показал, как держать лопату, откуда начинать, как снимать дерн, куда выбрасывать землю. Работа подвигалась медленно. Через час-два невыносимо начинала болеть спина, градом лил пот, покалывало сердце, саднило намозоленные руки, но Вера упрямо продолжала копать, вплоть до пятиминутного «перекура». В обед раздали из котла полевой кухни по половнику пшенной каши в жестяных кружках. Многие девчата сбросили одежду, оставшись в трусиках и лифчиках. Загорать так загорать. К вечеру все обгорели до волдырей. У сибирячки Веры пунцово пламенел нос, горели алые плечи. Первый день на труд-фронте показался Вере самым длинным и тяжелым в ее жизни. Только к вечеру подкатил водовоз с бочкой воды. Потом — снова два долгих-долгих километра до полевой кухни. И снова — кружка жидкой пшенки. Кто-то из девчат разревелся. Вера с возмущением отвернулась от этих жалких слез. В тот вечер впервые не пели песен. В сараях, далеко от деревни, спали как убитые. А утром чуть свет опять за лопату. И так много-много недель подряд, безо всяких выходных, по двенадцать часов в сутки. Работа эта была бы невыносимой, не будь она добровольной, если бы комсомольцы-москвичи не понимали, как она нужна фронту, Москве.

В конце июля над окопами стали появляться «мессеры» и «юнкесы», и Вера увидела первую кровь, первых убитых и раненых. Всем сердцем прочувствовала она горе народное, когда потянулись мимо окопов на восток скорбные колонны беженцев из западных областей.

Особенно трудно приходилось на рубеже Ржев — Вязьма. Командовал строительством начальник инженерного управления фронта генерал-майор Невский. Вера только мельком видела этого генерала, когда он приезжал подбодрить молодежь. Ей не дано было знать, что в ноябре того же года генерал Невский, закончив большую минно-подрывную операцию, связанную с обороной Харькова, отдаст команду взорвать радиоминой генерала фон Брауна, коменданта и начальника гарнизона оккупированного гитлеровцами Харькова.

Несмотря на кровавые мозоли, Вера подавала пример подругам, вырабатывая норму и смеясь:

— Вот и первая профессия: землекоп!

В самые трудные часы вспоминали, как Павка Корчагин строил железную дорогу…

Первое серьезное столкновение с трудностями заставило приуныть кое-каких горе-романтиков, но не такова была Вера. Она не могла изменить самой себе. Да и что Юра подумал бы!

В начале сентября студентов-старшекурсников отозвали в Москву на учебу.

…В это время я был совсем близко от Веры — рыл окопы полного профиля и эскарпы близ Рославля. Немцы прорвали фронт. Начали операцию «Тайфун», рванулись снова на восток, и моя рота лишь с огромным трудом сумела погрузиться в последний эшелон на станции Снопоть, что в сорока километрах восточнее Рославля..

Вот почему так понятны, близки и дороги мне такие строки из письма Веры родным:

«Вы, наверное, очень беспокоились обо мне. Ничего страшного нет. Я ездила по специальному заданию, как и все комсомольцы Москвы. Мы строили укрепления. Теперь идешь по Москве и видишь плакат: „Что ты сделал для фронта?“ И чувствуешь удовлетворение, что что-то сделала…»

Для многих, для большинства из нас трудовой фронт явился прикосновением к подвигу. Рыть ловушки для вражеских танков по двенадцать часов в сутки под бомбами и пулеметным градом нам было не легче, чем Павке Корчагину и его друзьям прокладывать зимой в лесу железную дорогу, чтобы дать дрова городу. Но мы не считали свой труд подвигом. Другое дело — в Красной Армии. С какой завистью провожали мы глазами проходившие и проезжавшие на фронт маршевые колонны. Сколько в этих колоннах шагало безусых ребят в касках и шинелях, ребят, которые были всего на год, на два старше нас!

Вера была по-настоящему счастлива, вернувшись в Москву. Столицу трудно было узнать. Во все глаза смотрела Вера вокруг. Москва стала по-военному суровой, настороженной, готовой к обороне. Аэростаты воздушного заграждения в небе, зенитки на крышах больших домов, камуфлированные краской и ветками грузовики с красноармейцами И ополченцами на улицах. Вокруг города, оказывается, тоже строили пояс обороны. Витрины магазинов заколочены досками, обложены мешками с песком. Меньше стало на улицах детей — многие эвакуировались. Первым делом Вера поехала на Красную площадь и поразилась, увидев, что Мавзолей Ленина обшит для маскировки от воздушных налетов досками и брезентом и расписан под жилой дом. Золотые купола Кремля закрасили серой краской, исчезли рубиновые звезды, брусчатка Красной площади стала разноцветной — на ней были изображены крыши домов.

Выйдя на Кремлевскую набережную, Вера заметила, что и на самой реке построены макеты небольших домов, а на Театральной площади она едва узнала в первый момент Большой театр, увешанный по фасаду декорациями, за которыми скрылись и колонны и квадрига Аполлона. Вера с огромным интересом осмотрела два сбитых немецких самолета, выставленных перед театром, — «Юнкерс-88» и «Хейнкель-III». Черные кресты в желтых обводах на крыльях, косая свастика на хвосте.

Позднее она ездила с подругами в Парк Горького смотреть другие трофеи — вражеские самолеты, обезвреженные бомбы вплоть до тонны весом. В «Дорнье» залезли мальчишки. На столах за оградой валялась униформа немецких асов.

С 18 июля ввели карточки на продовольственные и промышленные товары.

Жилось несытно, но Вера стала донором. Кровь молодой сибирячки возвращала к жизни наших раненых фронтовиков.

Шестого сентября Гитлер объявил своей армии о начале наступления вермахта на Москву, а 7 сентября в филиале Большого ставили «Лебединое озеро». В столице открылся театральный сезон. Правда, театры, кино, рестораны работали только до 10.45 вечера. Комендантский час длился с полуночи до четырех утра. Работа теперь начиналась на полчаса раньше, а кончалась на три часа позже. По-военному строго и скупо Москва отметила столетие гибели Лермонтова. (Не везло Вериному любимому поэту — столетие его рождения пало на первый год первой мировой войны!)

Никто не отключал в комнатах черные тарелки репродукторов городской радиотрансляционной сети: ждали привычного объявления: «Граждане! Воздушная тревога!..» У двенадцати станций московского метро с вечера стояли очереди стариков, женщин с детьми. Тринадцатую станцию — «Кировскую» — отвели правительству, Генштабу и дипторпусу. Поезда кончали ходить в 20.00. Спали москвичи на перроне и на путях, принося с собой постели или газеты. Когда кончалась тревога и по радио передавали долгожданные слова диктора штаба ПВО, все эскалаторы работали только вверх. Театралы, застигнутые воздушным налетом во время спектакля, спешили в метро, а актеры в гриме и костюмах шли на крышу ловить «зажигалки». Даже звери в цирке и те привыкли к бомбежке. Одно время самолеты врага появлялись под грохот зениток регулярно между 22.00 и 22.15. Летели нахально тройками, но с них быстро сбили спесь. Все помнили подвиг Талалихина, первым таранившего немца в московском небе. А первый «юнкере» под Москвой сбил известный летчик-испытатель (ныне писатель) Марк Галлай.

Ездила Вера смотреть Театр Вахтангова, в который попала бомба весом в тонну, не меньше. Во всех окнах в радиусе десяти кварталов выбило стекла воздушной волной. Москвичи, не теряя юмора, усмехались, когда немецко-фашистские бомбы угодили в японское посольство и посольство союзницы Гитлера — королевской Болгарии.

Ходили автобусы, троллейбусы, трамваи, только водителями стали женщины. В киосках продавали осенние цветы. И Вера купила, конечно, букетик красных астр.

Что делать? Куда идти? Какой выбрать путь?

Вере и в голову не приходило, что она могла преспокойно уехать в Казахстан с институтом, который должны были эвакуировать в ноябре. Она и не думала о продолжении учебы. Не хотела идти и на номерной военный завод, куда пошли многие ее подруги-студентки. В армию женщин брали только на должности телефонисток, медсестер, санитарок. Учиться пойти на зенитчицу, радистку, летчицу? Нет, слишком долго будет тянуться учеба! Больше всего нравилось Вере читать в газетах и журналах о девушках-партизанках. Вот работа по ее характеру! Вот где настоящая романтика, прямая дорога к подвигу! Раз она прочитала заметку о деде Артеме, старейшем ополченце, шестидесятилетнем снайпере и пулеметчике, чей прадед прославился тоже в шестидесятилетнем возрасте как командир партизанского отряда села Бухлова, в девяноста километрах под Москвой, во время войны с Наполеоном. А уж если старик смог найти в себе силы, чтобы встать на защиту Родины, то неужели она, здоровая девушка, спортсменка, значкистка, станет отсиживаться в тылу?!

Придя с отказом из военкомата, Вера, погоревав, ехала в центр, пытаясь достать с рук билет на «Лебединое», Одетту-Одиллию танцевала Лепешинская.

Сводки становились все мрачнее. Газеты сообщили 21 сентября об оставлении Киева. А в октябре Вера уже не вспоминала о «Лебедином озере». Впрочем, в середине октября Большой театр эвакуировался в Куйбышев.

Москва тогда стала прифронтовым городом, переживала самые тревожные дни. У Веры словно сердце оборвалось, когда до нее дошли леденящие кровь слухи: фашисты прорвали нашу оборону на Можайском рубеже, войска Западного фронта оставили Можайск и Малоярославец. Посмотрела на карту и ужаснулась: враг в восьмидесяти километрах от столицы.

В воскресенье 19 октября Государственный Комитет Обороны объявил о введении осадного положения в Москве.

Нина Цалит хорошо помнит тот октябрьский день, когда она поехала вместе с Верой в МК комсомола. Их принял — сначала Нину, потом Веру — секретарь МК. Рядом с ним сидел майор Спрогис — командир войсковой части 9903 штаба Западного фронта. У Веры были все данные, чтобы быть принятой в эту разведывательно-партизанскую часть: прекрасная комсомольская характеристика, спортивные разряды, справки из аэроклуба, стрелкового и мотоциклетного кружков. К тому же красивая, рослая, крепкая, с таким лицом, что хоть плакат с него пиши, она производила самое лучшее впечатление. Разумеется, она скрыла, что больное сердце заставило ее уйти из физкультурного вуза.

Станция Жаворонки была одиннадцатой остановкой от Москвы. Тридцать седьмой километр. Поезд шел сюда час семь минут. Поселок на полтысячи домов принадлежал Звенигородскому району. Леса тогда окружали весь поселок. До Перхушкова, где стоял штаб фронта, было всего три-четыре километра. Новичков разместили в деревянном доме бывшего детсада, и что-то символическое было в том, что ребячьи игрушки перемешивались в комнатах с гранатами и патронами: ведь большинство разведчиков были очень молоды и стали воинами, разведчиками и диверсантами, не так уж давно расставшись с детством.

Первое задание Вера выполняла под Волоколамском, где ждали главного удара. Волоколамское шоссе было хорошо знакомо Вере, ведь на этом шоссе стоял дом, в котором помещалось студенческое общежитие Плехановского института. И вот враг рвался по Волоколамке в Москву!

Первое задание у разведчика всегда остается в памяти с особой яркостью. Линию фронта перешли где-то восточнее Калинина 21 октября. Группа была сформирована необычно — девять девушек, студенток из Москвы, и четверо парней из Ярославля.

Когда перешли линию фронта, пригодилось умение Веры хорошо ориентироваться в лесу. Поэтому вышли по карте точно на цель — к шоссе, которое надо было минировать. По нему днём двигались машины. Ночью поставили мины. Дождались рассвета и убедились, что, когда пошла автоколонна, мины сработали. Отошли подальше в лес, потом, дождавшись темноты, ушли из этого района.

Первое задание Верина группа выполнила полностью и не потеряла ни одного человека.

Израсходовав все боеприпасы и продукты за две недели, 6 ноября перешли обратно через фронт. Вера страшно обрадовалась, узнав, что они попали в расположение какого-то сибирского полка 30-й армии. Свои! И не только свои, а еще и земляки-сибиряки!

На следующий день, 7 ноября, потрясенные, узнали Вера и ее друзья о военном параде на Красной площади. Невозможно передать то чувство, с которым встретили эту весть молодые патриоты. В день великого праздника Геринг по приказу Гитлера бросил на Москву 250 бомбардировщиков из 8-го авиационного корпуса генерала Рихтгофена, племянника знаменитого барона Рихтгофена, первого аса кайзера. Генерал Рихтгофен позднее «прославился» жестокими бомбежками Севастополя и Сталинграда. В тот день к Москве не пробился ни один вражеский самолет.

А Гитлер гнал вперед свою грабь-армию: «Перед вами Москва! За два года войны все столицы континента склонялись перед вами. Вы промаршировали по улицам лучших городов. Вам осталась Москва… Москва — это конец войны. Москва — это отдых».

На второе задание Вера ехала мимо Серебряного бора, мимо Тушина. Знакомые места. В Серебряный бор Вера часто ездила в выходные дни, погулять, на лыжах походить, в Тушине прыгала с парашютом, летала на планере и «У-2». Парашютная школа помещалась в здании аэроклуба. Не раз бывала Вера тут на авиационных парадах, восхищалась фигурами высшего пилотажа. Из кабины самолета или спускаясь на парашюте видела железнодорожную платформу Тушино, старинный дом в усадьбе Братцево, окруженный густым парком, деревни Алешкино и Бутаково, станцию Химки…

Идут и идут войска. Едут на фронт не только на грузовиках, но и в московских такси и автобусах.



Поделиться книгой:

На главную
Назад